ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Я давно уже уверился в том, что этим городом, этой страной да и всем этим миром управляют не те люди. От правительства до крупнейших финансовых институтов, от полиции до пэров — все, кто контролирует наши жизни, без исключения тупы, продажны, алчны и незаслуженно богаты. Насколько б лучше все обстояло, окажись правителями мира сего не знатоки банковского баланса, избирательных урн, офшорного учета, а выбранные из рядов простых обывателей честные, добрые, стойкие рядовые граждане.
В ходе нашего повествования мы уже нашли несколько подобных жемчужин. Например, миссис Гроссмит, Сомнамбулист, Мина — бородатая девушка. К их списку мы смело можем добавить еще одну кандидатуру: мисс Джиллмен, милую мудрую женщину из Хайгейта.
По прибытии мистера Муна с Сомнамбулистом в ее дом хозяйка и великан понравились друг другу с первого взгляда. Вероятно, оба ощутили родство душ в силу одинаковой привычки кротко взирать на мир.
Правда, Сомнамбулист поначалу испытал большее смущение — ему пришлось справляться с постоянным желанием почесать голову. Отчасти в силу искренней растерянности, отчасти из-за невыносимого зуда кожи под париком. Он, однако, немного успокоился, подметив смущение мисс Джиллмен, не уступавшее его собственному. И, как часто бывает в подобных случаях, единственным человеком, верно оценившим происходящее, оказался Эдвард Мун.
— Мисс Джиллмен,— поинтересовался он в процессе чаепития,— вам не знакомо это?
Иллюзионист подал ей тоненькую черную книжечку, подаренную ему в Ньюгейте Вараввой. Экземпляр «Лирических баллад».
Старушка открыла обложку и прочла посвящение.
— Это же моя книга! — воскликнула она с удивлением.— Знаете, я думала, что уже навсегда потеряла ее!
— А посвящение... оно было написано вашему отцу?
— Как вы нашли ее?
— По наследству досталась,— без запинки солгал мистер Мун. — Думаю, последний владелец купил ее на аукционе.
— Правда? Должна признаться, я и не знала, что вы такой любитель поэзии. Конечно, ваша репутация опережает вас, но... но это очень неожиданно.
— Я недавно стал интересоваться ею. Мне порекомендовал один старый друг.
— Боюсь, я не понимаю, как смогу вам помочь. К сожалению, мой отец уже покинул нас. Он помог бы вам куда больше, чем я.
— Просто расскажите все, что знаете. Расскажите о Колридже.
— Это было так давно,— задумчиво проговорила мисс Джиллмен.
— Как я вас понимаю. — Мистер Мун шлепнул по руке Сомнамбулиста, потянувшегося за очередным стаканом молока.— Вы последняя из тех, кто имел честь знать поэта лично.
Мисс Джиллмен слабо улыбнулась.
— Мне кажется, есть кое-какая разница. Когда он умер, я была совсем девочкой. Вы знаете, что он похоронен рядом с нашим маленьким церковным кладбищем? Мистер Колридж был хорошим человеком, несмотря ни на что.
— Как я понимаю, он жил тут, у вас?
— О да, он много лет жил наверху. С радостью покажу вам его комнату. Мой отец заботился о нем до самой его смерти, и хотя ему за это платили что-то вроде жалованья, но я уверена, делал он это из любви к поэту. Мистер Колридж был почти членом нашей семьи. Второй дедушка, если хотите. Он тогда уже почти совсем перестал писать. Лучшие его стихи были уже давно сочинены. Ну и, как вы, наверное, знаете, он пристрастился к этому мерзкому опиуму. Его увлечение было причиной больших страданий для всех нас.
Мисс Джиллмен говорила почти целый час, радостно делясь воспоминаниями о замечательном человеке, которого помнила с детства. Она рассказала им, как, брошенный женой и ребенком, пытавшийся бежать от несчастной любви, покинутый друзьями и почитателями, поэт пришел в Хайгейт и остался здесь как жилец и пациент в доме Джиллменов, где он надеялся найти исцеление и избавиться от своего приртрастия. Жильцом и пациентом он остался до конца жизни.
Мистер Мун вежливо слушал, а Сомнамбулист быстренько покончил с оставшимся печеньем, и время потекло в потоке анекдотов и воспоминаний. Великану казалось, они сидели словно в стеклянном пузыре, отделенные от внешнего мира и внимающие мисс Джиллмен. Затем он ощутил, как чужой рассказ вдруг непонятным образом стал вплетаться в его собственную историю.
— Был еще и мальчик, конечно же,— продолжила старушка.— В самом конце.
Мистер Мун поднял взгляд.
— Расскажите мне о нем.
— Он был подмастерьем, совсем ребенком, лет десяти. Обычно приносил наверх лекарства для старика. Предписания, как он сам это называл. Нам никогда не хотелось вслух называть это лекарствами.
Эдвард попросил продолжать, понимая важность ее рассказа.
— Он был рассыльным, этот мальчик. Вот так он в первый раз у нас и появился. Но Колридж очень привязался к нему. Брал его на прогулки, читал стихи. У нашей семьи был домик в Рамсгейте, где мы проводили выходные. Насколько я помню, он однажды приходил к нам туда. Они вместе играли на берегу. С собственным сыном у мистера Колриджа отношения никогда не ладились, и Нэд стал ему вроде замены. Он так обычно и говорил: Нэд мой наследник. Мой преемник.
— Нэд?
— Так его звали.
— А фамилия у него была? Мисс Джиллмен допила чай.
— Лав,— сказала она.— Нэд Лав. Нэд Любовь. Мистер Мун и Сомнамбулист переглянулись, раскрыв рты.
— О,— произнесла хозяйка,— это что-то значит для вас?
Вежливо отвергнув новую порцию чая, печенья и ностальгии, они вскоре распрощались с мисс Джиллмен. Прежде чем уйти, Эдвард вручил ей книжечку.
— Думаю, она ваша.
— Вы уверены? Она может много стоить.
— Я не испытываю нужды. Прошу вас, возьмите ее. Джиллмен с сомнением посмотрела на иллюзиониста.
— Я обижусь, если вы не примете ее. Старушка взяла книжечку и благословила гостей на
прощание.
Несмотря на бесчисленные недостатки, мистер Мун время от времени демонстрировал способность к проявлению доброй натуры, порой выглядывавшей из-под панциря мизантропии подобно лучику солнца из-под облаков.
Они покинули коттедж мисс Джиллмен и прошли около полумили до Хайгейтского кладбища. Осоловевший после череды завтраков Сомнамбулист все время зевал и постоянно спрашивал о цели их путешествия. Эдвард не отвечал, шагая вперед с упорством марафонца, приближающегося к концу дистанции и жаждущего финиша.
Они добрались до церкви и двинулись по высокой некошеной кладбищенской траве среди крестов, камней и плит, покосившихся словно от подземного толчка. Здесь не царило ощущение покоя, заслуженного тихого сна. В воздухе висело скорее зловещее чувство заброшенности. Они остановились у незаметной могилы. Надпись гласила:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ СЭМЮЭЛ ТЕЙЛОР КОЛРИДЖ
1772-1834
Из глубин к Тебе взываю
Сомнамбулист потупил голову в странном почтении, словно, столько услышав о человеке, который лежал в земле у его ног, он ощутил скорбь от его смерти.
Мистер Мун не выказывал подобных сантиментов.
— Смотри,— прошептал он, садясь на корточки перед могильной плитой.
Иллюзионист легонько потянул траву, что росла на ней. Дерн легко отходил, ровными кусками, а земля под ним оказалась недавно перекопанной.
Сомнамбулист ощутил беспокойство третий раз за день.
ВАНДАЛЫ
с надеждой предположил он.
— Слишком аккуратно. Слишком хитроумно. Пока великан смотрел на землю, разнообразные страшные версии сами собой стали возникать у него в мозгу.
Мистер Мун поднялся на ноги.
— Хуже, чем я думал. Надо торопиться. У меня четкое ощущение, что время истекает.
Они покинули кладбище, оставив в покое мертвых, и вернулись в мир живых.
«Эдвард!
Шлю тебе очередное послание из львиного логова.
Мой второй день в "Любовь, Любовь, Любовь и Любовь" оказался в точности таким же, что и первый. Восемь часов нудной канцелярской работы, жалкие полчаса на ланч и вечер, проведенный в подземной общей комнате отдыха в молитвах, за слушанием стихов в исполнении моих коллег и против воли сыгранной партией в преферанс. Чтобы написать эти слова, мне пришлось ускользнуть в мою общую спальную. Моя подруга Любовь 893 согласилась (если спросят) соврать, будто я приболела. Я лишь до определенного предела могу выносить благочестивость этих людей.
Теперь обо мне. В конце моего рабочего дня ко мне подошел мой непосредственный начальник, пухлый лысенький человек по имени Любовь 487. После небольшого разговора по поводу того, как я устроилась, он сказал мне, что со мной пожелал поговорить лично председатель совета директоров. Похоже, это считается великой честью, и за ужином на меня многие бросали завистливые взгляды.
Похоже, что председатель (или Любовь 1, как его называют старшие) — затворник. Мало кто из моих коллег хоть когда-нибудь встречался с этим человеком (конечно, это мужчина, даже "Любовь" не обладает столь уж передовыми взглядами). Наша краткая встреча назначена на послезавтра. Как только вернусь, все тебе расскажу.
Я снова передаю это письмо через 893. Мне пообещали, что я смогу покинуть здание в конце недели, так что, возможно, тогда я и пошлю тебе более подробную весточку.
Атмосфера кажется гораздо более напряженной, чем прежде. Эти люди чего-то ждут, и, что бы оно там ни было, я начинаю подозревать, одна только "Любовь" этому событию и обрадуется.
Напишу еще, как только смогу. Мой сердечный поклон Сомнамбулисту.
Шарлотта».
Мистер Скимпол спускался в штаб-квартиру Директората в заведомо дурном настроении. Из-за лифта. Тот упорно отказывался работать, вследствие чего пришлось воспользоваться лестницей и ковылять пешком. Несмотря на все усилия скрыть симптомы отравления, они делались все острее и неумолимее. С пересохшим горлом, постоянно задыхающийся и еле держащийся на ногах, он был вынужден, словно какой-то старый пьянчуга, всецело сосредоточиваться на передвижении по прямой. Можно усмотреть некую насмешку судьбы в том, что человеку, всю жизнь исповедовавшему скромный и умеренный образ жизни, предстояло закончить дни, внешне походя на хронического алкоголика. Печально, что ни говори. Лучше уж мне воздержаться от столь грубых и прямолинейных сравнений.
Во время утреннего туалета альбинос обнаружил на себе пять свежих ярко-красных язв, рассыпавшихся по нижней части тела и покрывших гениталии зудящей, шелушащейся сыпью. Что еще хуже, приступы сделались более частыми и сильными. Теперь ему приходилось в преддверии очередного из них срочно покидать помещение. Скрываться от чужих глаз до того, как боль начинала безжалостно терзать внутренности.
Однако нынешним утром он явился в Директорат не один. С ним пришел его сын. Тяжелые костыли мальчика брякали по ступенькам, словно древние кости, когда он одолевал лестницу и шел через помещение к круглому столу. Вдвоем они составляли жалкую пару, похожие не то на беглецов из богадельни, не то на калек, выброшенных на улицу не в меру жестокосердным содержателем работного дома.
Дэдлок, прибывший на службу чуть раньше, уже занял обычное рабочее место, но рядом с ним расположился какой-то чужак. Высокий, щегольски одетый джентльмен с приятным лицом прямо-таки излучал благоразумие и хороший вкус. Устроившись напротив них, Скимпол ощутил себя еще более тщедушным и ничтожным, нежели когда бы то ни было. Он достал из кармана платок, вытер лоб и глубоко вздохнул, решив не казаться слабым. Альбинос даже успел проговорить «доброе утро», когда приступ жестокого кашля согнул его пополам.
Дэдлок, не веря глазам своим, уставился на мальчика.
— Это кто?
Скимпол попытался улыбнуться, однако при виде каменного лица коллеги улыбка его угасла сама собой.
— Ты знаком с моим сыном? — поинтересовался он как можно беспечнее. Мальчик попытался было что-то сказать, но вслед за отцом зашелся жалким свистящим кашлем.
— Ваш сын? — Незнакомец словно впервые услышал их.— Ваш сын?! — повторил он, вероятно желая удостовериться, правильно ли произнес слово в первый раз.— Вы всерьез утверждаете, что привели его сюда? Меньше трех десятков человек знают о существовании этого места, а вы приводите сюда ребенка? Слушайте, мы что тут, в игрушки играем?
— Простите,— заикаясь, ответил Скимпол.— Просто хотел побыть сегодня с ним.
— Боюсь, тебе придется отправить его домой.— Голос Дэдлока звучал куда мягче и спокойнее по сравнению с чужаком.
Альбинос еле сдерживал слезы.
— Я не могу. Он должен быть со мной. Он не должен идти домой один. Я уверен, что за нами следили. Да, мы оторвались от них, но это уже не в первый раз. Абсолютно точно не в первый раз.— Скимпол с безумием в глазах повернулся к Дэдлоку.— Кто бы они ни были, они пустили собак по нашему следу.
— Отошлите ребенка домой. Или я прикажу его убрать.— Мужчина с приятным лицом щелкнул пальцами, и четверо поддельных китайцев послушно материализовались посреди комнаты.
Дэдлок попытался снять воцарившуюся напряженность. Он указал на незнакомца.
— Это мистер Тротмен.
— Я из министерства,— мрачно пояснил джентльмен. По-видимому, с его точки зрения, слово «министерство» объясняло все самым исчерпывающим образом.
Скимпол выглядел непривычно испуганным.
— Вижу. Чем можем быть полезны?
— Директорат недавно попал в сферу моей компетенции...— Он деликатно замолчал.— Грядут перемены.
— Перемены?
— Уберите ребенка,— потребовал Тротмен.— Тогда и поговорим.
— Иди наверх,— шепнул альбинос на ухо сыну.— Жди меня там.
Мальчик кивнул и на нетвердых ногах заковылял прочь из помещения, мужественно, без чей-либо помощи поднимаясь по крутой лестнице. Всю его короткую жизнь Скимпол не переставал гордиться храбростью сына.
— Садитесь,— предложил Тротмен, едва ребенок удалился.— Разговор будет недолгим.
Альбинос покорно устроился на стуле.
— Не буду ходить вокруг да около, — сказал джентльмен из министерства.— Я человек простой.— Судяпо дорогому костюму, да и общему виду господина, ведущего далеко не безбедное существование, заявление его следовало считать наглой ложью.— Я жду от своих подчиненных откровенности и намерен отплатить им тем же.
Дэдлок и Скимпол кивнули с фальшиво-благодарным видом.
— Директорат стал обузой. Ваши методы нетрадиционны, ваши агенты бесчисленны, ваша безопасность смехотворно слаба. Слаттери не должен был и на выстрел приблизиться к этому месту.
Дэдлок попытался возразить, но Тротмен жестом оборвал его.
— Позвольте мне закончить. В свою очередь вы получите слово.— Он прокашлялся, собираясь продолжить.— Я сомневаюсь в необходимости всей этой драмы плаща и шпаги. Прятаться под мясной лавкой в Лайм-хаусе! Все эти ваши агенты бегают вокруг в маскарадных костюмах.— Он поцокал языком, негодуя на чрезмерную пышность и театральность.— Уверен: если бы вся эта сценическая атрибутика не стала для ваших людей обязательной, Слаттери никогда бы не пробрался так далеко. Буду честен, джентльмены, среди моих коллег бытует мнение, что Директоратом руководят люди, склонные тратить время впустую и также слишком любящие переодеваться.
— Могу ли я...— начал Дэдлок.
— Нет,— отрезал Тротмен.— Вы знаете официальную процедуру представления ваших мнений, и я думаю, вам пора научиться прибегать к ней. Вы действовали вне закона слишком долго. Я в курсе, что мой предшественник питал к вам некоторую сентиментальную привязанность. Будьте уверены, я такой слабости не подвержен.
— И что вы будете делать? — спокойно поинтересовался Скимпол.
— Директорат будет распущен. Данный приказ вступает в силу с настоящего момента. Если когда-нибудь возникнет необходимость снова задействовать его ресурсы, можете не сомневаться, вы будете работать под началом другого управления.— Тротмен заговорил уже мягче.— Не волнуйтесь, джентльмены. Вам назначена пенсия. Вы оба будете обеспечены в достаточной мере. И позвольте мне быть до конца честным, мистер Скимпол, вы выглядите не слишком хорошо. На человека в вашем состоянии нельзя наваливать слишком много ответственности. Подозреваю, что отставка пойдет вам лишь на пользу.
— Разве вы не читали наших отчетов? — возразил альбинос.— Нам осталось всего два дня, прежде чем город подвергнется нападению.
Тротмен смерил его уничтожающим взглядом.
— Думаю, вы слишком преувеличиваете значение грядущего кризиса. Я не встречал сколь-нибудь серьезных свидетельств в пользу существования заговора. Лично у меня нет ни одного, кроме ваших утверждений. И я нахожу ваши отчеты безосновательно паникерскими, а также серьезно сомневаюсь в ваших методах добывания информации. Меня поражает, что государственная служба могла полагаться на слова ясновидицы! Да мы в таком случае просто обязаны выразить благодарность Комитету бдительности!
— Это произойдет,— насупился Скимпол.— Инносенти была права.
Тротмен хмыкнул.
— Сомневаюсь, что нам следует тревожиться из-за туманных угроз какой-то столовращательницы. На мой взгляд, в Америке миссис Бэгшоу будет куда лучше. По ту сторону Атлантики живут доверчивые люди. Несомненно, она произведет фурор.— Джентльмен встал.— Хотя и приятно было с вами поболтать, но мне пора идти. У меня сегодня утром еще три встречи.
Дэдлок подался вперед.
— Прошу...
Тротмен отмахнулся от него.
— Если желаете подать жалобу, можете поговорить с моим секретарем. Благодарю за внимание. Мой отдел вскоре свяжется с вами. Хорошего дня.
Он неторопливым шагом покинул помещение, тихо насвистывая под нос какую-то мелодию — а человек из министерства относился к категории людей, склонных очень много свистеть, — и прикидываясь, будто не замечает произведенного им опустошения. Дэдлок, чего с ним прежде еще не бывало, на какое-то время просто лишился дара речи.
— Неслыханно,— вымолвил он наконец.— Неужели они это сделали?!
Скимпол хранил подозрительное спокойствие.
— Глупо, — изрек он шепотом. — Этот Тротмен оставил город без защиты.
— Мы будем жаловаться. Поговорим с его начальством. Дойдем до самого верха!
Голос альбиноса казался далеким и приглушенным.
— Ничего не выйдет. С ним надо разделаться немедленно. Я знаю людей, которые могут это сделать. Очень неофициально... и с элементами риска.
— Кто? — жадно спросил Дэдлок.
— Ты знаешь их имена. Тут я их называть не буду. Человек со шрамом медленно опустился в кресло, внезапно побледнев. Румянец сошел с его щек.
— Ты серьезно?
— Боюсь, что да.
— Ты не представляешь, чего они могут натворить. Скимпол подался вперед.
— Я не могу допустить, чтобы все наше дело было уничтожено. Это единственное, что осталось сделать, чтобы жизнь моя не пошла прахом.
— Что-то ты мрачен, старина. Альбинос, шатаясь, поднялся на ноги.
— Мне пора идти. Сын ждет. Предоставь это дело мне.
Дэдлок отпустил его, даже не пытаясь остановить, хотя и подозревал, какие именно меры задумал предпринять его коллега. Он щелкнул пальцами. Один из поддельных китайцев возник рядом с ним.
— Ты все слышал? Он поклонился.
— Да, сэла.
— Хорошо. Принеси мне бутылку бренди.— Дэдлок осклабился.— И два стакана.
Едва Скимпол успел ступить на лестницу, как его скрутил приступ. Он схватился за перила и согнулся пополам, прижав ладонь к животу и прикусив язык, чтобы не закричать. Только бы Дэдлок не вышел вслед за ним и не увидел его в таком состоянии! Как только самая жестокая боль отступила, он поднялся в лавку наверху. Сын весело болтал с хозяином, совершенно не подозревая о событиях, произошедших внизу.
— Спасибо.— Альбинос протиснулся к мальчику.— Спасибо, что присмотрели за моим сыном.
— Мне это доставило невыразимое удовольствие. Скимпол повел было ребенка к двери, как вдруг обернулся.
— Слушайте, а я даже и не знаю, как вас зовут. Китаец усмехнулся.
— Нет, сэр, не знаете.
Он назвал какое-то односложное имя, начинающееся на «В». Альбинос, конечно же, сразу забыл его, но хотя бы теперь никто не мог заявить, будто он не спрашивал.
На улице они попытались подозвать кеб. Несколько свободных проехали мимо, не желая брать гротескный груз. Лишь третий или четвертый по счету экипаж остановился перед ними.
— Куда мы едем? — спросил мальчик, когда они сели.
— В одно особое место, под землей.
— А как оно называется?
— Я нарушу правила, если назову его.
— О.— Вид у сына сделался разочарованный, но даже в столь нежном возрасте он уже начал постигать азы конспирации.
Скимпол ласково взъерошил ему волосы, решив рассказать. На тайны времени не осталось.
— МыедемвАрхив,— прошепталон.— Это место называется Архивом.
Мистер Крибб сидел за столиком в кафе и смотрел на сидевшего напротив Эдварда Муна.
— Рад видеть вас,— произнес он.— Последний раз, когда мы встречались, вы были не столь дружелюбны.
— Нам надо торопиться. Сомнамбулист не знает, что я здесь.
— А он будет против?
— У него... это звучит смешно... Он вроде бы ненавидит вас...
— Правда? А вы не знаете почему?
— Понятия не имею.
— Ну, ладно.
— Послушайте, вы таскаете меня по Лондону, дразните намеками и загадками. Мне кажется, вам просто нравится неожиданно возникать в моей жизни и мучить меня осколками правды. Зачем? С какой целью? Тогда в доках вы намеренно привели меня к Луду, я уверен.
— Да? — Крибб выглядел искренне удивленным. Он почесал левую руку, перевязанную, словно после недавней травмы.— Скорее, приведу. Вы забыли, что ваше прошлое — мое будущее? — Он усмехнулся.— И так далее...
— И что же это было? Шутка? Вы смеетесь надо мной? Крибб поцокал языком.
— Понятия не имею. Спрашивать надо вовремя.
— У меня такое ощущение, что я бреду во мраке и завели меня туда именно вы.
— Да ладно. Это вовсе ни к чему.
Мистер Мун фыркнул, и Крибб наконец попытался все объяснить.
— Может, вы и правы. Может, я и должен вам рассказать.— Он вздохнул.— Я видел будущее, Эдвард. Я не путешествовал туда, я жил там. Простите, но я не знаю, как изложить так, чтобы вы поняли... Посмотрим вот с какой стороны. Ваша хронология ясна и предсказуема. За понедельником идет вторник, за средой четверг. Но не для меня. Я живу в обратном порядке. Я просыпаюсь утром в среду, а вчера был четверг. Моя жизнь постоянно ускользает, я отрываюсь от нее. С моей точки зрения, мы встретимся еще два раза. В следующий раз я уже не буду собой, а через раз едва узнаю вас. Я попрощаюсь с вами в день нашей встречи.
— Смешно.
— Но вы знаете, что это правда.
— Но тогда вы знаете, что с нами случится? Со мной, Сомнамбулистом, Лондоном.
— Знаю, но не могу сказать.
— Почему?
— Есть правила, которых мне нельзя нарушать. Мое положение привилегированно, и я не стану им рисковать, хотя чрезвычайно уважаю вас и восхищаюсь вашими методами.
— Вы говорите откровенно?
— Верьте или нет, я никогда нарочно туману не напускаю. Для вас я всегда стараюсь сделать все как можно лучше.
— Была ли права Инносенти? Если так, то осталось всего два дня.
— Хорошо. Наверное, лучше нам оставить взаимные упреки на другой раз. Зачем я здесь?
— Мне нужна ваша помощь.
— Я так и думал.
— Есть один человек, которого мне надо найти. Он последнее звено в выкованной мной цепочке.
— Имя? — спросил Крибб так, словно уже знал ответ.
— Лав.— Мистер Мун пристально взглянул на собеседника.— Нэд Лав.
— Ага,— удовлетворенно сказал Крибб.
— Ага? — в бешенстве повторил Эдвард.— Что еще за «ага»? Вы знаете его?
— Я могу сказать вам только то, что вы совсем близко к разгадке. Очень близко. Но большего сказать не могу.
— Но вы можете найти его? Сейчас он уже старик.
— Если он где-то в городе, то да, можете положиться на меня. Как только найду его, дам вам знать.
— Прекрасно.
— Тогда я пошел.— Уродец встал.
— Томас... Он обернулся.
— Прошу вас, скажите, чем все это закончится.
— Мне очень жаль,— улыбнулся Крибб.— Выпоня-тия не имеете, насколько это сложно для меня.
Оплатив счет, мистер Мун отправился домой с тревогой в душе и жаждой разгадки. Это дело, пусть и уникальное, слишком долго висело на нем. Следовало поскорее с ним заканчивать.
«Э.!
Прости, что это письмо будет короче прежних. Любовь 893 из моей комнаты перевели и вместо нее поселили другую женщину. Она куда старше и работает здесь давно. Ее номер — 101. Это карга с угловатым лицом, которая сразу же меня невзлюбила, похоже, вознамерилась стать мне не столько соседкой, сколько тюремщицей. Почему 893 так быстро переселили, я наверняка не знао, но кое-какие подозрения у меня все же имеются.
За мной постоянно наблюдают и больше не разрешают отсутствовать на вечерних молитвенных собраниях. Мне все больше кажется, что я тут заключенная, которую со;еди по камере не любят и не уважают. Стоит ли говорить, что я плохо сплю, мой сон прерывист и видения тревожны.
Утром меня вызывают к председателю. Этот титул здесь гроизносят шепотом и самым почтительнейшим тоном.Он царек и божок своего маленького королевства.
Он Любовь 1, альфа среди людей компании. Протолюбовь. Сдается, что существует заранее предписанный предел численности штата компании — тысяча человек, квота, которую надо полностью выбрать. Сейчас число почти достигнуто, и, как только будет найден Любовь 1000, эти люди сразу же приступят к выполнению своего плана, что бы они там ни затевали.
Я не в силах даже объяснить, насколько серьезно они настроены. Порой мне кажется, будто со всеми своими стишками и молитвами это совершенно безобидный народец, энтузиасты, которым просто нравятся тайны и заговоры, существующие только в их воспаленных мозгах. Но я все больше и больше ощущаю, что здесь становится опасно, а мои коллеги готовят что-то страшное, что-то разрушительное, что-то немыслимое для города. Что бы ни привело тебя к решению внедрить меня сюда (я по-прежнему отказываюсь признать, что в этом какую-то роль сыграла шарлатанка Бэгшоу), ты прав, послушавшись своего инстинкта.
Сегодня работа у меня неинтересная, как всегда, но мне удалось наткнуться на важную маленькую заметку. Разбираясь с особенно нудной папкой документов, я нашла запись о трансакциях компании. До недавнего времени "Любовь, Любовь, Любовь и Любовь" скупала огромное количество собственности под землей. По большей части это заброшенные участки канализационной системы и туннели, которые больше не использует подземка. Не сомневаюсь, что это наведет тебя на определенные мысли, хотя истинный смысл от меня пока ускользает.
Я постараюсь раскопать больше, но отныне мне придется вести себя очень осторожно. Я под пристальным наблюдением и не могу гарантировать собственной безопасности, если меня раскроют. Когда я смогу уйти? Я ощущаю себя какой-то непонятной героиней дешевого романа, которая сдуру лезет в самое пекло.
Но мне надо идти. Время, которое я могу провести наедине с собой, кончилось. Моя тюремщица возвращается.
Ш.»
