Глава 31

Майкл выходил из спальни только в туалет, и всякий раз ему трудно было на это решиться. Прежде чем выйти, он должен был убедиться, что сиделка на своем посту. Потом он стремительно заскакивал в туалет, до которого было всего четыре шага, делал то, что ему требовалось, и торопливо возвращался.

Больше всего он боялся, что Роуан умрет, пока он справляет нужду. Умрет, пока он моет руки. Умрет, пока он говорит по телефону.

Его руки по-прежнему были мокрыми — он не стал задерживаться, чтобы их вытереть. Майкл опустился в старое глубокое кресло и окинул взглядом комнату. На выцветших обоях бессчетное количество раз повторялся один и тот же рисунок: плакучая ива, склоненная над ручьем. Им с Роуан эти старые обои внушали какое-то благоговейное чувство. Даже во время ремонта они не решились их заменить. Так же как и облупившуюся панель над камином. Все остальные вещи, окружавшие высокую старинную кровать с кружевным покрывалом, были новыми и удобными.

Роуан лежала, как и прежде, совершенно неподвижно. Отблески света играли в ее широко открытых безжизненных глазах.

Был вечер, около восьми часов. Сегодня ей вновь сделали множество всяческих «грамм» — так он называл все эти бесконечные медицинские исследования: электроэнцефалограмму, электрокардиограмму и так далее, и тому подобное. Сердце ее билось слабо, как и в тот день, когда ее нашли. Мозг был почти полностью мертв. И все же в нем сохранилось несколько действующих участков, которые заставляли работать внутренние органы. Ее нежное, тонкое лицо с изящно очерченными скулами немного порозовело. Благодаря внутривенному введению жидкостей кожа уже не казалась такой сухой. Исчезли морщины под глазами, и руки, вытянутые вдоль тела, выглядели более естественно. Мона сказала, что она совсем не похожа на прежнюю Роуан. И все же это Роуан.

Пусть ей представляется, что она гуляет в прекрасной солнечной долине, молился Майкл про себя. Пусть она никогда не узнает, что с ней произошло. Пусть ее никогда не коснутся наши тревоги. Пусть наши заботливые руки всегда будут оберегать ее.

Специально для Майкла в спальню принесли удобное, мягкое кресло. Оно стояло в углу, между кроватью и дверью в ванную комнату. Справа на комоде стояла пепельница, лежали сигареты и пистолет, который ему вручила Мона, большой тяжелый « магнум ». Раньше он принадлежал Гиффорд. Два дня назад Райен привез его из Дестина.

— Держи его у себя, — заявила Мона. — Если этот сукин сын посмеет сюда явиться, ты его пристрелишь.

— Спасибо, — кивнул Майкл. Именно такой пистолет он всегда мечтал иметь. «Грубый предмет», пользуясь выражением из поэмы Джулиена. «Грубый предмет», при помощи которого он сумеет разнести башку ублюдку, сотворившему с Роуан такое.

Бывали моменты, когда долгие беседы, которые он вел с Джули-еном в мансарде, казались Майклу более реальными, чем то, что происходило вокруг. Он не пытался рассказывать об этих встречах никому, кроме Моны. К сожалению, ему никак не удавалось пообщаться с Эроном. Неблаговидная роль, которую, возможно, сыграла в происходящих событиях Таламаска, привела Эрона в такую ярость, что он целыми днями пропадал неизвестно где. Судя по всему, он проверял свои подозрения и находил им подтверждение. Правда, он выбрал время, чтобы в ризнице Кафедрального собора торопливо обвенчаться с Беатрис, но Майкл не мог присутствовать на этой церемонии.

— Мэйфейры, живущие в центральной части города, всегда вступают в брак в Кафедральном соборе, — пояснила Мона, узнав об этом событии.

Сейчас Мона спала на кровати, прежде принадлежавшей ему и Роуан. Наверное, стремительное превращение из бедной родственницы в королеву, владелицу замка, далось бедной девочке нелегко, с сочувствием подумал Майкл.

Но семья не тратила время на то, чтобы помочь Моне обрести уверенность в новой роли. Пока никто не видел в этом необходимости. Никогда еще Мэйфейры не переживали такого тревожного и напряженного периода. За последние полгода случилось больше тяжелых событий, чем за всю многолетнюю историю семьи, включая революцию на Сан-Доминго, что разразилась в самом начале восемнадцатого столетия. И Мэйфейры намеревались окончательно решить вопрос о наследии, прежде чем кое-кто из родственников попытается оспорить незыблемые законы легата. Прежде чем среди различных родственных группировок вспыхнет междоусобица. К тому же Мона была ребенком, которого все они знали с пеленок и которого искренне любили. И все они, естественно, полагали, что смогут беспрепятственно руководить этим ребенком, направлять его поступки по собственному усмотрению.

Майкл улыбнулся, вспомнив это откровенное признание, нечаянно сорвавшееся с губ Пирса.

— Значит, семья собирается управлять Моной? — с усмешкой спросил у него Майкл.

Они стояли в холле, у дверей спальни, где лежала Роуан, и у Майкла вовсе не было желания тратить время на подобные разговоры. Он должен был охранять Роуан. Следить, как грудь ее едва заметно вздымается при дыхании, — а оно казалось удивительно ровным. И Роуан прекрасно обходилась без всяких аппаратов.

— Да, ведь руководство очень важно, — заявил Пирс. — По-моему, Мона — наиболее правильный выбор. У каждого из нас есть множество причин желать, чтобы преемницей наследия стала именно она. Конечно, девочка будет носиться с разными бредовыми идеями. Без этого наверняка не обойдется. И все же Мона очень умна и психически совершенно здорова, а это главное.

Вот как. Оказывается, психическое здоровье — это определяющее качество для наследницы легата. Это наталкивает на мысль, что среди членов семьи Мэйфейр было немало законченных психов. Возможно, это правда.

— Папа хочет, чтобы ты знал: этот дом твой, и он останется твоим до конца жизни, — продолжал Пирс. — Это дом Роуан. И если вдруг произойдет чудо… Я имею в виду, если вдруг…

— Я понимаю, о чем ты.

— Тогда все будет по-прежнему. Право распоряжаться легатом вернется к Роуан. А Мона будет признана наследницей. Даже если бы Роуан пребывала сейчас в полном сознании, вопрос о преемнице все равно необходимо решить. Ведь все те годы, которые Дейрдре провела в своем знаменитом кресле-качалке, мы знали: придет время — и ее преемницей станет Роуан Мэйфейр из Калифорнии. То же самое происходило и когда была жива Карлотта. Мы не могли заставить ее помогать нам. На этот раз мы будем действовать более разумно и решительно. Прости, Майкл, я понимаю, сейчас тебе подобные разговоры кажутся дикими…

— Вовсе нет, — перебил Майкл. — Просто я должен вернуться в спальню. Когда я оставляю Роуан надолго, мне становится не по себе.

— И все-таки тебе следует отдохнуть. Человек не может обходиться без сна.

— А я сплю вполне достаточно, сынок. Сплю прямо там, в кресле. Так что со мной все в порядке. Сейчас я сплю даже лучше, чем раньше, когда я не мог обойтись без снотворного. А теперь я время от времени буквально проваливаюсь в глубокий сон. И при этом держу ее за руку.

«И все время думаю: „Роуан, какого черта ты меня оставила? — мысленно добавил он. — Какого черта ты прогнала меня на Рождество? Почему ты мне не доверяла? И почему Эрон не послал подальше законы и уставы своей драгоценной Таламаски и не явился сюда раньше?“ Нет, эти упреки несправедливы, — остановил себя Майкл. — Ведь Эрон все объяснил. Рассказал, что ему было категорически приказано не вмешиваться в это дело. Тем не менее он чувствовал себя виноватым. Чувствовал себя безвольным и бессильным».

— Майкл, я горько виню себя за то, что там, в Оук-Хейвен, отделался от вас под удобным предлогом, — сказал ему Эрон. — Если бы только я не позволил вам вернуться домой в одиночестве! Мне следовало доверять голосу своей интуиции. Господи Боже, как часто человек оказывается перед подобным выбором.

Членство Эрона в Таламаске теперь, по всей вероятности, стоит под сомнением. Слава Богу, он любит Беатрис и она любит его. Иначе какая бы участь ожидала старика, выброшенного из ордена. Впрочем, этот восточный красавец с угольно-черными глазами и смуглой золотистой кожей совсем не походит на старика.

Майкл утомленно закрыл глаза.

Кажется, сиделка снова принялась делать Роуан электрокардиограмму. Он слышал, как она возится, слышал отрывистые сигналы, издаваемые аппаратом. Как он ненавидел все эти медицинские штуковины, в окружении которых ему пришлось так долго лежать в кардиологическом отделении.

А теперь во власть этих аппаратов попала Роуан. Роуан, которой стольких людей удалось вырвать из этой технико-медицинской осады, из этой юдоли слез.

Майкл не знал, что с ней произошло. Он знал лишь, что страдания ее невыразимы. И, глядя на ее недвижное тело, принес клятву. Как только этого ублюдка найдут, он его убьет. Никто его не остановит. Он убьет эту тварь во что бы то ни стало. Никакие соображения юридического, морального или религиозного порядка, никакие интересы семьи не заставят его отказаться от своего намерения. Он убьет этого мерзавца. Он должен это сделать. Именно об этом говорил ему Джулиен. Он обещал, что у Майкла будет еще один шанс.

И как только он убедится в том, что состояние Роуан стало стабильным, как только он сможет оставить ее, не изводясь при этом от тревоги, он сам отправится на поиски.

Этому ублюдку не удалось совокупиться с собственными дочерьми… Мэйфейрскими ведьмами. Тогда он предпринял попытку оплодотворения женщин, имевших дополнительные хромосомы… однако нечеловеческий эмбрион незамедлительно убивал их. Интересно, как он распознавал свои жертвы — неужели по запаху? Или, может быть, он видит то, что скрыто от остальных взоров? Так или иначе, при вскрытии Гиффорд, Алисии, Эдит и обеих женщин из Хьюстона были обнаружены серьезные внутренние повреждения, вызванные патологической беременностью.

Не исключено, что следующую жертву негодяй выберет наугад. Как знать…

Вполне вероятно, в самом скором времени они получат известие о новой волне необъяснимых смертей. Мысль эта заставила Майкла содрогнуться от ужаса. Он представил себе заголовки газет, кричащие о некоей неизвестной до сих пор болезни. Болезни, которая косит женщин в Далласе, или в Оклахома-Сити, или в Нью-Йорке. Представил это высоченное, стройное и голубоглазое существо, объятия которого столь гибельны для женщин. Всякий раз его смертоносная сперма оплодотворяет яйцеклетку и эмбрион начинает расти с невероятной скоростью, убивая свою мать.

Все это он, Майкл, знает благодаря исследованиям, проведенным докторами. Ему известно также, что и сам он имеет дополнительные хромосомы, хотя и неактивные, равно как такими же хромосомами обладает и Мона. А еще этой особенностью наделены Пейдж Мэйфейр из Нью-Йорка, Старуха Эвелин, Джеральд и Райен.

До сих пор, насколько известно Майклу, наличие подобного отклонения не доставляло Мэйфейрам ни малейших неприятностей. Разумеется, подчас пресловутые дополнительные хромосомы служили предметом бурных внутрисемейных обсуждений. Майкл помнит, какие споры поднялись вокруг возможного замужества Клэнси и Пирса — у них обоих тоже имелся дополнительный комплект.

А что натворил он сам? Как он только посмел коснуться Моны? Это проклятое отклонение есть у них обоих. Но имеет ли это значение? Что позволило Лэшеру появиться на свет — эти самые дополнительные хромосомы или же способность его души проникнуть в чужое тело и завладеть им? Так или иначе, Майкл не имел никакого права отвечать на призыв Моны. Впрочем, все это в прошлом. Как только он увидел Роуан, лежавшую на каталке, все, что было между ним и Моной, отошло на задний план. Развлечений в его жизни было более чем достаточно. И теперь он готов до конца дней своих сидеть в этом кресле. Лишь бы Роуан была рядом.

Кстати, доктора утверждали, что пресловутая генетическая особенность вовсе не является веским основанием для беспокойства. По крайней мере, согласно заверениям медиков, Клэнси и Пирс могли смело довериться природе. Ведь у сестер Пирса никакого добавочного хромосомного набора нет. У них есть дополнительные гены, но это совсем не одно и то же. Райен и Гиффорд, обладая этими дополнительными генами, однако же не произвели на свет уродов. В свое время Майкл не испытывал недостатка в любовницах. И если бы несколько лет назад одна из них, вопреки его желанию, не сделала аборт, у него, вероятно, был бы теперь вполне нормальный ребенок.

Исследование генетических данных Дейрдре также показало, что она не обладала добавочным набором хромосом. Тем не менее она дала жизнь ребенку, наделенному этой особенностью. Так, может, тем, кому выпала подобная участь, лучше не искушать судьбу?

«Эта тварь появилась на свет на Рождество, — рассуждал про себя Майкл. — Но все же нельзя сказать, что его породили мы с Роуан. Мы всего лишь зачали плод, которым он завладел, вырвав его из рук Божьих. Однако, находясь в чреве Роуан, плод не убил ее, не разрушил ее организм. Лишь выйдя на волю, он проявил свою чудовищную сущность».

Да, Лэшер вырвал их дитя из рук Божьих. Как странно, что он, Майкл, сейчас вдруг вспомнил о Боге. Впрочем, чем дольше он живет в этом доме, чем дольше он живет в Новом Орлеане, тем крепче становится его убеждение в том, что он останется здесь навсегда. И мысль о Боге приходит ему в голову все чаще.

И все же генетический материал пока только обнаружен. Небольшая группа докторов, которым семья щедро платит, бьется над разрешением этой тайны. Они трудятся круглые сутки, работают и сейчас.

В отличие от Фланагана и Ларкина с этими докторами ничего не должно случиться. Приняты все возможные меры безопасности. Лишь Райену и Лорен известны их имена, лишь эти двое знают, где находится лаборатория. На этот раз Таламаске ничего не сообщат. Эрон перестал доверять Таламаске. Он подозревает, что именно орден — источник самой грозной, самой насущной опасности.

— Эрон, не надо так переживать, — не далее как сегодня днем сказал ему Майкл. — Обоих докторов мог убить Лэшер. Это ведь очевидно. Он готов уничтожить всякого, кто располагает сведениями о нем.

— Лэшер действует в одиночку, Майкл, — возразил Эрон. — Он не способен находиться в нескольких местах одновременно. Прошу вас, поверьте мне. Таламаски следует опасаться. Люди моего склада не склонны к поспешным и необоснованным суждениям. Особенно если речь идет об организации, которой они хранили верность всю свою жизнь.

Майкл не стал его разубеждать. Но доводы, приведенные Эро-ном, отнюдь не казались ему неопровержимыми. С другой стороны, ему необходимо было кое о чем рассказать Эрону! Если бы только они остались наедине. Но выбрать удобный момент никак не удавалось. И сегодня утром рядом с Эроном постоянно торчал Юрий, этот питомец цыганского табора, и неутомимый и вездесущий Райен вместе со своей копией — сыном Пирсом.

Майкл взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Сегодня вечером Эрон женился на Беатрис, и его ожидает первая брачная ночь. Майкл потянулся в кресле, размышляя, удобно ли позвонить Эрону прямо сейчас. Конечно, в таком возрасте молодоженам не приходится рассчитывать на медовый месяц. Сейчас им не до этого. И все же они вступили в брак и отныне проживают под одной крышей на законных основаниях. Вся семья счастлива. В этом Майкл имел возможность убедиться, вдоволь наслушавшись радостных восклицаний. Как обычно, визиты бесчисленных родственников не прекращались весь день.

Конечно же, ему следует послать Эрону письмо. Как он раньше об этом не подумал! Ему нужно помнить обо всем, быть готовым к любому повороту событий, не позволять предательской слабости одержать над ним верх, замутить его рассудок. Сейчас он должен быть сильным.

Майкл повернулся и тихонько выдвинул верхний ящик комода. Пистолет лежал на своем месте. Прекрасная вещь. Неплохо было бы сейчас отправиться в тир и пострелять. Это занятие очень успокаивает нервы. Мона утверждает, что обожает палить по мишеням. Как и он сам. Мона и Гиффорд даже специально ездили в Гретну, в какой-то крутой тир, где надо надевать наушники и защитные очки и где стреляют по бумажным мишеням, стоя в отдельной бетонной кабинке.

Надо же, рядом с пистолетом лежит блокнот, который он сам положил туда несколько месяцев назад. И превосходная ручка с тонким пером.

Майкл взял блокнот и ручку, так же осторожно задвинул ящик и принялся писать, поудобнее устроив блокнот на коленях.

Ниже я привожу маленькую поэму, которую услышал отДжули-ена. Ему это стихотворение более семидесяти лет назад рассказала Эвелин — в ту пору, как вы понимаете, еще вовсе не «старуха». Если у нее и сохранились какие-либо воспоминания по этому поводу, сейчас я не имею возможности в этом убедиться. К тому же, насколько я знаю, она больше ни с кем не желает разговаривать. Возможно, вам стоит попробовать вступить с ней в контакт. Вот эти стихи. Я слышал их один лишь раз, но они прочно запечатлелись в моей памяти.

Майкл внимательно перечел написанное. Жуткий почерк. Да, надо признать, пишет он как курица лапой. Но все же разобрать можно. Майкл подчеркнул слова «чужой», «наука» и «алхимик».

Потом он приписал:

Майкл сложил вырванный из блокнота листок пополам и сунул его в карман.

Подобное поручение он может доверить только Пирсу или Джеральду. Кто-нибудь из них должен появиться здесь до полуночи. А может, стоит попросить отнести письмо Гамильтона, который сейчас дремлет в одной из спален? Гамильтон очень даже неплохой парень.

Майкл сунул в карман ручку и, протянув левую руку, сжал пальцы Роуан. Внезапно он ощутил, как тело ее вздрогнуло. Майкл испуганно вскинул голову.

— Это всего лишь рефлекс, мистер Карри, — пояснила сиделка. — Такое происходит с ней довольно часто. Если бы она была подключена к аппаратам, на мониторе сейчас появились бы волнистые линии. Но это ровным счетом ничего не означает.

Майкл вновь откинулся на спинку кресла, не выпуская руки Роуан. Несмотря на слова сиделки, рука эта уже не казалась ему такой безвольной и безжизненной, как прежде. Он перевел взгляд на лицо Роуан. Похоже, голова ее слегка изменила положение на подушке: чуть сдвинулась влево. А может, он ошибается? Или сиделка из каких-то соображений сама подвинула ее голову. Или все это не более чем игра воображения?

Тут пальцы Роуан вновь напряглись в его руке.

— С ней что-то происходит, — сказал Майкл, поднимаясь с кресла. — Включите лампу.

— Ничего с ней не происходит, — невозмутимо возразила сиделка. — Зря вы только себя изводите.

И все же она неслышными шагами подошла к кровати и приложила пальцы к правому запястью Роуан. Потом, достав из кармана крошечный фонарик, направила луч прямо в открытые глаза больной.

И молча отошла, покачивая головой.

Майкл вновь опустился в кресло.

«Все хорошо, дорогая, — мысленно твердил он. — Все будет хорошо. Я непременно отыщу этого подонка. Я непременно убью его. Я сотру его с лица земли. Я сам положу конец его недолгой жизни во плоти. Да, я сделаю это. Ничто мне не помешает. Ничто и никто».

Он поцеловал открытую ладонь Роуан. На этот раз мягкие пальцы не ответили ему ни малейшим движением. Он вновь коснулся губами влажной кожи и опустил руку Роуан на одеяло.

Возможно, сейчас ей вовсе не хочется, чтобы он к ней прикасался. Возможно, ее раздражает колеблющееся пламя свечей, раздражает присутствие сиделок. Но она не может пожаловаться, не может ничего попросить, не может вымолвить ни единого слова. Как тяжело думать об этом.

— Я люблю тебя, дорогая, — вполголоса произнес Майкл. — Я тебя люблю.

Часы пробили одиннадцать. Как все это странно. Время то тащится томительно медленно, то мчится стремглав. Лишь дыхание Роуан всегда остается спокойным и ровным.

Майкл откинулся на спинку кресла и опустил отяжелевшие веки.

Он очнулся от дремы уже после полуночи. Взглянул на часы, потом осторожно перевел взгляд на Роуан. Он не мог определить, произошли ли с ней какие-либо перемены. Сиделка по своему обыкновению что-то писала, устроившись за маленьким столиком красного дерева. В дальнем конце комнаты удобно расположился в кресле Гамильтон. Он читал при свете маленького карманного фонарика.

Майклу показалось, что глаза Роуан… Но если сказать об этом сиделке, она снова ему не поверит. И все же…

Снаружи, на галерее, стоял охранник. Его широкая спина маячила как раз перед окном.

Тут Майкл заметил, что в комнате есть кто-то еще. Юрий, черноволосый цыган с раскосыми глазами. Поймав взгляд Майкла, он широко улыбнулся. В какое-то мгновение Майклу стало не по себе. Но выражение лица Юрия было самым что ни на есть доброжелательным. Даже блаженным. Порой он казался человеком не от мира сего, чем напоминал Эрона.

Майкл встал и сделал Юрию знак выйти в коридор.

— Меня прислал Эрон, — сообщил Юрий, беззвучно прикрыв за собой дверь спальни. — Он просил передать вам, что он женат и счастлив. А еще он просил вас не забывать о том, что он вам рассказал. Не пускать в дом ни одного из тех, кто имеет отношение к ордену Таламаска. Ни под каким предлогом. Вам следует предупредить об этом всех прочих родственников. Вот и все, что я должен был вам сообщить. Вы не забудете поговорить с остальными членами семьи?

— Да, конечно. Я передам им предостережения Эрона.

Вернувшись в спальню, Майкл сделал несколько нерешительных шагов в сторону сиделки. Она догадалась, чего он хочет. Он хочет, чтобы она снова посмотрела, не изменилось ли состояние Роуан. Проверила ее пульс.

Сиделка быстро подошла к кровати, нащупала пульс больной, потом подняла равнодушный взгляд на Майкла.

— Все по-прежнему.

— Вы уверены?

— Да, мистер Карри, — едва заметно пожав плечами, проронила сиделка.

— Мне надо отлучиться на несколько минут, — сказал Майкл. Он снова вышел в коридор, где ждал Юрий. Они спустились по лестнице. Майкл шел первым. Голова у него слегка кружилась. Наверное, надо поесть, подумал он. Надо время от времени заставлять себя принимать пищу. Потом он вспомнил, что сегодня кто-то принес ему поднос с обедом. Так что он сыт. И должен чувствовать себя превосходно.

Майкл вышел на крыльцо и окликнул охранника, стоявшего у ворот. Через несколько мгновений к нему подошли пять человек в униформе. Юрий отдал им распоряжение не пускать в дом никого из агентов ордена Таламаска. За исключением самого Юрия. И, разумеется, Эрона Лайтнера. Юрий даже предъявил охранникам свой паспорт.

— Эрона вы наверняка знаете, — добавил он. Охранники закивали головами, подтверждая, что все поняли.

— Мы не пускаем в дом никого, кого не знаем в лицо, — сообщил один из них. — Что касается сиделок, у нас есть список.

Майкл проводил Юрия до ворот. Прохладный воздух освежил его, прогнал остатки дремоты.

— Кстати, я прошел мимо охранников без всяких затруднений, хотя они видели меня в первый раз, — заметил Юрий. — Не хочу навлекать на этих парней неприятности, но все же им следует быть бдительнее. Почаще напоминайте им об этом. У меня они даже имени не спросили.

— Да-да, разумеется, — рассеянно кивнул Майкл.

Подняв голову, он взглянул на окно хозяйской спальни. Различил неровные отблески свечей за плотно задернутыми шторами. Потом перевел взгляд ниже, на окно той комнаты, что находилась рядом с библиотекой. Именно через это окно ублюдку едва не удалось проникнуть в дом.

— Надеюсь, что ты близко. Надеюсь, ты придешь, — едва слышно прошептал он, обращаясь к Лэшеру, своему старому знакомому.

— Пистолет, который вам дала Мона, сейчас с вами? — неожиданно спросил Юрий.

— Он наверху. А откуда вы узнали, что Мона дала мне пистолет?

— Она сама мне сказала. Всегда носите пистолет с собой. Положите его в карман. У вас есть веские причины для того, чтобы иметь при себе оружие.

Юрий указал на крупную человеческую фигуру, маячившую на другой стороне Честнат-стрит, на фоне каменной стены.

— Этот тип из Таламаски, — сообщил он.

— Юрий, неужели вы с Эроном и правда уверены, что ваши бывшие товарищи опасны? — пожал плечами Майкл. — Да, они ведут нечестную игру, в этом я сам убедился. Помощи от них ждать не приходится. Но считать, что во имя своих интересов они способны совершить убийство? По-моему, это слишком. Я понимаю, с вами поступили несправедливо и сейчас вы раздражены, обижены на орден. Но это еще не повод обвинять его членов во всех смертных грехах. Юрий, я самостоятельно изучал материалы, связанные с Таламаской. И тем же самым занимался Райен Мэйфейр, еще до того, как мы с Роуан поженились. И нам обоим удалось выяснить, что члены ордена в большинстве своем библиофилы, лингвисты, специалисты по средним векам, а также простые клерки. Короче говоря, самый безобидный народ.

— Безобидный народ? Не слишком подходящее определение. Вы сами его придумали?

— Не знаю… Не помню… Кажется, я однажды употребил его в ходе довольно жаркого спора с Эроном. Так или иначе, я убежден в том, что опасаться нам следует вовсе не Таламаски. Если говорить серьезно, единственный, от кого сейчас исходит реальная угроза, это Лэшер. Единственный, кого нам следует искать, это тоже он. — Майкл сунул руку в карман. — Да, чуть не забыл. Пожалуйста, Юрий, передайте это письмо Эрону. Я записал здесь одно стихотворение. Можете прочитать, если хотите. Сочинил стихи, как вы понимаете, вовсе не я. Юрий, записка непременно должна попасть к Эрону. Это очень важно. Конечно, сегодня его вряд ли следует беспокоить. Но, надеюсь, вы увидитесь с ним в самом скором времени. То, о чем говорится в этом поэтическом пророчестве, противоречит моим собственным словам. Но Эрону следует об этом знать. Возможно, за стихотворными строчками он увидит смысл, который я не в состоянии постичь. Для меня эти стихи не более чем загадочный набор рифмованных слов.

— Конечно, я передам ему вашу записку при первой возможности. Думаю, что мы с Эроном увидимся уже через час. А вы помните про пистолет. Обязательно положите его в карман. Видите того типа? Его зовут Клемент Норган. Ни в коем случае не вступайте с ним в контакт. И не позволяйте ему входить в дом.

— А может, мне лучше просто подойти к нему и спросить, какого черта он здесь торчит?

— Ни в коем случае. Не давайте ему повода завязать с вами разговор. Просто присматривайте за ним, вот и все.

— Во всем, что вы говорите, так и чувствуется дух Таламаски, — усмехнулся Майкл. — Ваши слова напоминают католические постулаты: «Не поддавайся на уговоры дьявола», «Не вступай в общение с духом зла».

Юрий пожал плечами, на губах его мелькнула усмешка. Он вперился взглядом в далекий силуэт Клемента Норгана. Майкл едва различал маячившую у стены фигуру. Когда-то он хорошо видел в темноте, но в последнее время зрение стало его подводить. Однако он видел, что у стены стоит мужчина крепкого сложения. И в голову ему пришло, что где-нибудь поблизости в этой мягкой, благоуханной темноте вполне может притаиться и Лэшер, замерев в ожидании.

Но чего он ждет?

— Что вы намерены теперь делать, Юрий? — спросил Майкл. — Эрон сказал, вас обоих вышибли из ордена.

— Пока не знаю, — протянул Юрий. Лицо его неожиданно расплылось в довольной улыбке. — Знаете, у меня сейчас такое приятное чувство. Я понял, что могу делать… все, что захочу. Могу заняться чем-нибудь совершенно новым. Раньше я ни о чем таком и думать не думал. — Тут лицо его помрачнело. — Но у меня есть цель, — тихо добавил он.

— Цель? И в чем она заключается?

— Выяснить, почему орден Таламаска оказался замешанным… в столь неблаговидные дела… Узнать… кто именно тогда принял решение. Да-да, я знаю, что вы хотите сейчас сказать. Конечно, мне известно обо всех этих… правительственных органах. Центральном управлении и так далее. Сегодня я был в доме Моны Мэйфейр, работал с ее компьютером. Пытался проникнуть в информационные файлы Обители. Но все они заблокированы. Представляете, для того чтобы лишить меня допуска, они за короткое время сумели изменить множество паролей. Возможно, так делается всякий раз, когда изгоняют кого-нибудь из членов ордена. Но на моей памяти такое происходит впервые. Честно говоря, сейчас я пребываю в некоторой растерянности.

Майкл понимающе кивнул. В отличие от Юрия, для него самого все было просто и ясно. Он собирался убить этого ублюдка, только и всего. Но говорить об этом не стоило.

— Юрий, пожалуйста, передайте Эрону: я очень сожалею, что не мог присутствовать на его свадьбе. Мне бы очень хотелось быть рядом с ним и Беатрис в такой радостный день, — сказал он.

— Да, конечно. Он все понимает. Еще раз прошу вас, соблюдайте осторожность. Не теряйте бдительности. Смотрите в оба и слушайте. Помните, у вас не один враг, а два.

Предупредив Майкла в последний раз, Юрий резко повернулся и двинулся прочь. Майкл видел, как он, сделав несколько широких шагов, пересек Честнат-стрит и, украдкой бросив взгляд на Норгана, торопливо пошел по Первой улице.

Майкл поднялся по ступенькам крыльца.

— Видите парня на той стороне улицы? — обратился он к охраннику, стоявшему у дверей. — Глаз с него не спускайте.

— Насчет этого типа можете не беспокоиться, — сообщил охранник. — Это частный детектив, которого наняла семья.

— Вы уверены?

— Конечно. Он показал нам свое удостоверение.

— Думаю, все это липа, — возразил Майкл. — Юрий его хорошо знает. Этот парень вовсе не детектив. Кто-нибудь из членов семьи говорил вам, что нанял его и попросил торчать напротив дома?

— Нет, — растерянно пробормотал охранник. — Он показал мне свое удостоверение, вот и все. Вы правы. Райен или Пирс Мэйфейры должны были нас предупредить.

— Несомненно.

Майкл уже собирался сказать: « Позовите-ка его сюда ». Или выйти за ворота, подойти к человеку, по-прежнему стоявшему у стены, и спросить, что тому надо. Потом он вспомнил предостережение Юрия, предостережение, звучавшее как религиозная заповедь: «Не вступайте с ним в разговоры».

— А вы знакомы с охранниками, которые должны вас сменить? — спросил Майкл. — Знаете, как их зовут, как они выглядят?

— Да-да. Я их всех хорошо знаю. И тех, кто придет завтра в три часа дня, и тех, кто сменит их в полночь. Помню всех по именам. Знаете, наверное, мне стоит подойти к тому типу и выяснить, зачем он здесь ошивается. С вашего разрешения, я с ним разберусь. Он, сволочь такая, обманул меня. Сказал, что его наняли сами Мэйфейры.

— Нет, разбираться с ним не надо. Пока только следите за ним. Может быть, его и в самом деле нанял Райен. Так или иначе, не сводите с него глаз. Если появится еще кто-нибудь незнакомый, дайте мне знать. И никого не пускайте в дом.

— Слушаюсь, сэр.

Майкл вошел в дом, захлопнув за собой тяжелую дверь. На мгновение он прислонился к ней спиной, вглядываясь в узкий коридор, кончавшийся высокой дверью, над которой сохранились остатки старинной фрески.

«Что нас всех ожидает, Джулиен? — беззвучно спросил Майкл. — И что он сейчас замышляет? »

Завтра семья опять соберется в столовой, чтобы попытаться найти ответ на эти насущные вопросы. Если это существо не даст о себе знать в ближайшее время, что им делать? Каковы их обязательства по отношению к остальным членам семьи? И как найти выход из сложившейся нелегкой ситуации?

— Мы имеем дело с обстоятельствами совершенно особого порядка, — заявил недавно Райен. — И дело юристов решать, как именно нам действовать. Этот человек похитил Роуан, нанес ей моральный и физический ущерб. И должен ответить за это по всей строгости закона.

Вспомнив это заявление, Майкл невольно усмехнулся. Он начал медленный подъем по высокой крутой лестнице. Не надо считать ступеньки, приказал он себе. Не думай о том, что тебе тяжело. Не обращай внимания на то, что голова у тебя кружится, а в груди что-то болезненно сжимается.

Конечно, было бы очень забавно заставить этого ублюдка «отвечать по всей строгости закона» и при этом не сделать семейные секреты публичным достоянием. Что ж, наверное, вполне возможно обвинить Лэшера в сатанизме, приписать ему членство в какой-нибудь агрессивной и жестокой оккультной секте.

Майкл вновь вспомнил о духе, точнее, о «том человеке», которого он видел в Рождество возле яслей, о существе, которое смотрело на него из сада. Вспомнил его сияющий торжеством взгляд.

« Лэшер, скажи, что испытывает дух, в конце концов обретший плоть? Дух, которого безрезультатно ищет такое множество людей? Дух, который некогда обладал несравненным могуществом, а теперь, во плоти, затерялся в этом мире точно иголка в стоге сена? Кстати, используя современные технические изобретения, отыскать иголку в стоге сена не составляет труда. Нет, Лэшер, скорее, ты походишь на семейный изумруд, который затерялся в шкатулке с драгоценностями. И тебя отнюдь не сложно схватить, поймать, задержать. Иными словами, поступить с тобой вовсе не столь почтительно, как в те давние дни, когда ты был демоном и дьяволом Джулиена».

Майкл на цыпочках вошел в спальню. За время его отсутствия там ничего не изменилось. Гамильтон по-прежнему читал, сидя в кресле. Сиделка возилась с какими-то диаграммами. Свечи распространяли сладкий дурманящий запах воска, и тень статуи Пресвятой Девы колебалась в их неровном сиянии. Блики света играли на лице Роуан, делая его обманчиво живым и подвижным.

Майкл уже собирался устроиться на своем привычном месте, когда слух его уловил какой-то шум в коридоре. Наверное, вторая сиделка пришла, решил он. И все же шум насторожил его. Он вышел в коридор, чтобы увидеть, какова его причина.

В первое мгновение ошарашенный Майкл никак не мог понять, что за видение перед ним возникло. В коридоре стояла рослая седая женщина во фланелевом халате. Ввалившиеся щеки, блестящие глаза, высокий морщинистый лоб. Длинные седые волосы свободно рассыпались по плечам. Из-под халата виднелись босые ступни. Неприятное ощущение в груди, которое давно уже испытывал Майкл, мгновенно превратилось в настоящую боль.

— Я Сесилия, — спокойно и снисходительно разрешила его недоумение женщина. — Наверняка в таком виде я показалась вам несколько странной. Некоторые из нас, Мэйфейров, до ужаса напоминают привидения. Если вы не возражаете, я пойду посижу с Роуан. Я только что отлично выспалась. Проспала не меньше восьми часов. Почему бы вам тоже не прилечь?

Майкл молча покачал головой. Он чувствовал себя полным идиотом и до сих пор не мог оправиться от испуга. Оставалось надеяться, что Сесилия не слишком обиделась, заметив его потрясенный взгляд.

Он вернулся на свой пост.

«Роуан, моя Роуан…»

— А что это за пятно у нее на рубашке? — спросил он сиделку.

— Наверное, я пролила немного воды, — ответила та, прикладывая салфетку к влажному пятну на груди Роуан. — Когда обтирала ей лицо и смачивала губы. Может, мне стоит прямо сейчас сделать ей массаж? Размять руки и ноги, чтобы они не затекали.

— Да, конечно. Делайте все, что нужно. Делайте, даже если вам это надоест. И если вы заметите хотя бы малейшие признаки…

— Разумеется, я сразу вам сообщу.

Майкл опустился в кресло и закрыл глаза. Мягкая волна дремы подхватила его. Джулиен что-то рассказывал ему, но он не мог понять, что именно. Образ Мари-Клодетт, старой ведьмы с шестью пальцами, возник перед его глазами. Шесть пальцев на левой руке. У Роуан изумительно красивые руки. Красивые и сильные. Руки хирурга.

Что было бы, прислушайся она в свое время к просьбе Карлотты Мэйфейр? Как развивались бы события, поступи она так, как хотела ее мать? Что было бы, если бы она не вернулась домой?

Майкл резко стряхнул с себя дрему. Сиделка, бережно приподняв правую ногу Роуан, втирала в кожу лосьон. Кожа Роуан показалась Майклу невероятно тонкой и прозрачной.

— Это защитит ее кожу от пересыхания, — пояснила сиделка. — Необходимо втирать лосьон регулярно. Напоминайте об этом другим сиделкам. Я сделала запись в карте. Но вы все равно проследите за этим.

— Обязательно, — откликнулся Майкл.

— Наверняка она была очень красивой женщиной, — сокрушенно покачивая головой, заметила сиделка.

— Она и есть красивая женщина, — возразил Майкл.

В голосе его не было ни обиды, ни возмущения. Он просто констатировал истину.