Глава 60
Кругом грохотали копыта — впереди, сзади, везде. Скрежетали доспехи, от людей разило потом. Некоторые открыто плакали. Другие кричали — в восторге, в безумии гнева, в возбуждении. Кони толкали друг друга, грохоча копытами по твердой земле. Мы неслись с холма вниз, чтобы наброситься на свою жертву, как стая голодных волков на овец, сгрудившихся в загоне.
Нашим преимуществом стало неожиданное появление. Вражеские пехотинцы с длинными пиками, делавшими их колонны похожими на ощетинившихся ежей, еще находились на марше.
Пятьдесят ярдов, сорок, тридцать…
Они оборачивались с криками ужаса, пытались занять оборону.
Но мы уже налетели на них.
Однако их командир отдал какой-то приказ, и последний ряд пехотинцев, приступил к его исполнению.
Вместо того чтобы броситься на помощь товарищам, пехотинцы последнего ряда воткнули пики в землю. Мы уже не могли остановить лошадей, а ведь пики торчали в земле острием кверху, и эти острия были нацелены на конские животы.
Когда мы налетели на них, я пережил ужасное потрясение.
Лошади мычали, ревели, вопили, а копья и пики разрывали их животы и вонзались в желудки. Этот жуткий звериный рев, должно быть, был подобен воплям грешников в аду. Нашим лошадям не приходилось испытывать подобного кошмара.
Они привыкли мирно гулять и пастись на феррарских полях, привыкли к тому, чтобы их всячески холили и лелеяли. Они привыкли доверять нам. Какое же гнусное предательство совершили мы по отношению к ним, ввергнув их в эту бойню, учиненную человеком! Их ужас и дикое помешательство вынести было невозможно.
Люди прижимались к их шеям и мордам, падая под ударами кавалерийских клинков. Когда мой собственный клинок соприкоснулся с костью, рука неприятно задрожала по всей длине. Какой-то высоченный детина двинул на меня свою пику и зацепил мои поводья специально прикрепленным к ней крюком. Потянув за поводья, он заставил мою лошадь опустить морду и тут же выхватил длинный кинжал. Я уже чувствовал его дыхание. Жаркое дыхание на морозе.
У меня в руке тоже был меч. Но одно дело рубить направо и налево на полном скаку и не различая противника, и совсем другое дело — теперь, когда передо мною был человек. Человек, который дышит и живет, и я вижу его глаза, сверкающие за прорезями шлема с забралом.
Этот человек был на фреске, изображавшей битву под Ангьяри.
Так же как и я.
Знамя ослепляет меня. Передо мной — знаменосец, изображенный на стене зала Совета во Флоренции. Его лицо искажено усилием, направленным на то, чтобы удержать знамя.
Лицо, искореженное страданием.
В то же мгновение я понял, почему маэстро написал этот образ именно так. Я понял его символику, его смысл.
Швейцарский солдат схватил меня за горло и поднял кинжал.
Вдруг лошадь подо мной зашаталась и что-то захрустело.
Меня больше не держали за горло.
Это Паоло врезался своим конем в моего, чтобы враг ослабил хватку.
Затем Паоло с размаху опустил меч.
Швейцарец вскрикнул, и кровь хлынула из его горла.
А Паоло продолжал наносить рубящие удары — по груди, руке, шее. Кровь хлестала во все стороны.
— Ко мне, Маттео, ко мне! — кричал Паоло. — Держись рядом со мной, и я защищу тебя!
Он направил коня в самую гущу сражения. Подобрав поводья, я устремился за ним.
Нам удалось пробиться.
Но тут я услышал звук трубы — это был трубач Шарля. Я поскакал на звук.
— Отходим! — крикнул Шарль и махнул мечом в направлении холма, с которого мы спустились.
— Сигнал к отступлению! — крикнул я Паоло.
— Нет, мы должны наступать! — проорал Паоло в ответ.
— Мы должны подчиняться приказу!
— Они бегут!
— Давай же! — Я схватил его за поводья.
— Он попытался вырваться.
— Но так мы растеряем все преимущество!
— Мы не знаем, что происходит в других местах сражения!
— Его руки были скользкими от крови. Я посмотрел на свои — они были такими же.
— Отступаем! Немедленно! — кричал я.
Он сердито вырвал поводья, но все же последовал за мной прочь с поля боя.
Между тем некоторые из его солдат спешились и теперь торопливо срывали с убитых кокарды и кольца.
— Назад! По коням! — орал на них Паоло.
— А как же трофеи? Как же мы без трофеев?
Один из самых грубых наших солдат зарычал на Паоло:
— Без добычи отсюда не уйду!
— Паоло пнул его сапогом:
— На коня! Живо! Это приказываю я, Паоло дель Орте!
Солдат поднял брошенную пику.
Я подъехал к нему с другой стороны:
— Добыча будет разделена поровну. Но для тех, кто промешкает с отступлением, ее вообще уже не будет!
Я направил коня с поля боя. За мной потянулись те, кому удалось пережить эту битву.
На вершине холма мы увидели Шарля и подъехали к нему.
— С победой! — помахал ему Паоло. — С победой!
Но Шарль не улыбался. К нему подскакал другой французский офицер, и они о чем-то посовещались. Примчался один гонец, потом другой.
— Мы отступаем, — объявил Шарль.
— Что? Я не собираюсь отступать! — не смог сдержаться Паоло.
— Отступаем немедленно, — отрезал французский офицер тоном, прекращавшим любые дискуссии.
— Но мы выиграли сегодняшнее сражение! — возмутился Паоло. — Мы должны развить преимущество!
Офицер что-то резко сказал Шарлю.
— Вражеская артиллерия пробила брешь в крепостной стене, — бросил нам Шарль. — Пока мы тут болтаем, папские армии входят в город.
Мы потерпели поражение.
— Но мы выиграли этот бой! — настаивал Паоло. — Мы стольких порубили там, внизу! А те, что уцелели, разбежались!
— Мы выиграли этот бой!
Шарль пожал плечами:
— Возможно, гонфалоньер папских армий решил пожертвовать этими людьми для того, чтобы одержать общую победу.
— Но мы не можем удирать, поджав хвост, как побитые псы!
— Собери своих людей и следуй за мной, — холодно возразил Шарль.
— А наши мертвые? Наши раненые?
— Они лежат там, где пали, — сказал Шарль. И резко добавил: — Так всегда на войне.
Он поехал прочь, но Паоло последовал за ним, протестуя.
Шарль натянул поводья.
— Послушай меня! — прошипел он, обращаясь к Паоло. — Это война. Не шуточное сражение, не рыцарский турнир, где кого-то порой сбрасывают с лошади для развлечения дам. Это война! Я говорил тебе об этом за обеденным столом в Кестре.
— Война — это кровавое и гнусное дело.
От страстности, с которой Шарль произнес эти слова, Паоло оторопел.
— А теперь собери своих людей — тех, кто остался, — и следуй за мной! — крикнул Шарль и пустил коня галопом.
Паоло с несчастным видом смотрел ему вслед. Кое-как построив отряд, мы начали отступление.
Впоследствии стало известно, что еще до того, как основная масса его солдат устремилась в пробитую в стене брешь, Папа Юлий приказал приставить к пролому лестницу и с помощью слуг поднялся по ней, чтобы лично провозгласить победу.
Девятнадцатого января 1511 года осада была окончена.
Мирандола сдалась.
