Глава 39
Домой я возвращался в глубокой задумчивости. Чтобы избегнуть утреннего столпотворения на улицах, я направил коня вдоль северной городской стены. Народу здесь почти не было, и это приятное ощущение покоя не смогло испортить даже то обстоятельство, что мне пришлось проехать мимо вонючего Хаундсдича, куда, невзирая на строгие предупреждения Городского совета, лондонский люд продолжал сбрасывать дохлых собак и лошадей.
Я думал про Адама. Как просто забыть, что сумасшедшие тоже когда-то были обычными людьми! Иссохшее лицо Адама раньше привлекало своей красотой, а сам он, как описывал его отец, был веселым и беззаботным парнем. Такой юноша непременно должен был попасть в круг внимания других прихожан, которые решили, что его нужно воспитывать, приучать к дисциплине, и принялись запугивать мальчишку геенной огненной. И вот что из этого вышло. Я задумался также и об Эллен, о ее трагической истории и о том, какой она могла бы быть, не случись с ней этого несчастья.
К Канцлер-лейн я подъехал с северной стороны. В этот час на улице царило оживление. Погруженный в свои мысли, я совсем не следил за дорогой, целиком положившись на свою славную лошадку, но внезапно меня вывел из задумчивости пронзительный крик:
— Эй, ты там! Гляди, куда едешь!
Я резко натянул поводья и увидел прямо перед мордой лошади уличного торговца, толкавшего трехколесную тачку с разной дребеденью. На нем было некое подобие плаща из какой-то драной мешковины, полы которого волочились по грязи. Немытое лицо обрамляли густые седые волосы и всклокоченная борода.
— Ты меня едва не переехал! — пробормотал он через плечо, удаляясь с мостовой. — Если попортил мой товар — заплатишь!
Я успокаивающе похлопал Бытие по крупу. Инцидент взбудоражил животное. А когда обернулся, коробейник уже успел дойти до Холборна. Вскоре я миновал ворота Линкольнс-Инн и подъехал к дому. Времени было всего полчетвертого.
Поднимаясь к себе в комнату, чтобы переодеться с дороги, я думал о том, что, по крайней мере, одна часть загадки разгадана. Я узнал, что юноша, посещавший дом Ярингтона, на протяжении последних недель был накрепко заперт в Бедламе. В центре подозрений вновь оказывался Годдард. Но зачем тогда он сообщил нам свой адрес?
Я взял Новый Завет и открыл его на Откровении Иоанна Богослова.
«Седьмой Ангел вылил чашу свою на воздух: и из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: совершилось! И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. Такое землетрясение! Так великое!»
Я задумчиво откинулся в кресле. До последнего времени каждое убийство представляло собой имитацию, жестокую пародию тех кар, которые обрушивают семь ангелов Апокалипсиса на погрязшее в грехе человечество. Тело несчастного Локли убийца использовал, чтобы перекрыть водопровод и имитировать тем самым пересыхание Евфрата после излияния шестой чаши гнева. Но Барак был прав, задавая вопрос: как этот безумец собирается имитировать землетрясение?
Я потянулся, чтобы положить Писание на стол, но промахнулся, и оно упало на пол, непроизвольно открывшись на предшествующих Апокалипсису страницах. Мое внимание привлек абзац. Это было первое послание апостола Павла к коринфянам.
«Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви — то я ничто».
Мне подумалось: а читал ли убийца эти слова? Если да, то они явно не произвели на него впечатления. Они противоречили его злобной потребности в насилии, и он, вероятнее всего, даже не обратил на них внимания. Я закрыл книгу, сокрушенно размышляя над тем, что сотворили люди со своим Богом.
Спустившись вниз, я застал в гостиной Тамазин. Она ставила в вазу букет каких-то первоцветов. На лице ее было выражение задумчивой печали, однако, увидев меня, женщина улыбнулась.
— Я подумала, что так будет красивее, — словно оправдываясь, проговорила она. — Я срезала цветы в саду. Вы не против?
— Конечно же нет. Цветы будут напоминать нам о том, что на дворе весна. Где Джек?
— Отправился в Линкольнс-Инн, чтобы посмотреть, как там в одиночку справляется Скелли.
— Мне самому следовало бы сходить туда.
Помешкав в нерешительности, я все же заговорил:
— Послушай, Тамазин, мы уже почти у цели. Нам удалось установить дом, где находится тот, кто стоит за всем этим. Это неподалеку от Барнета. Сэр Томас Сеймур отправил туда своих людей, чтобы они схватили его. Возможно, сегодня вечером нам придется отправиться вслед за ними.
— Вы поймали убийцу? — напрямик спросила Тамазин.
— У нас практически не осталось сомнений в том, кто это такой.
— Значит, Джеку снова придется пуститься в опасные похождения?
— Поверь, Тамазин, ему самому ненавистно все это.
— Вы правы, — согласилась женщина. — Он боится того чудовища, за которым вы охотитесь.
Она в отчаянии развела руками.
— А я ничем не могу утешить его. Когда я пытаюсь поговорить с ним об этом, он обвиняет меня в том, что я ругаюсь или ворчу. — Она устало вздохнула. — И то же самое повторяется от раза к разу. Поневоле сравнишь себя с ослом, который ходит по кругу, вращая мельничный жернов.
— Тамазин…
Она жестом остановила меня.
— Не надо, сэр. Я знаю, вы хотите как лучше, и благодарна вам за это. Но я дошла до предела. Не могу больше.
Она сделала формальный книксен и вышла из гостиной.
Не находя себе покоя, я решил сходить в Линкольнс-Инн и навестить Дороти. Если Билкнэпу полегчало, возможно, мне удастся призвать мерзавца к совести и уговорить его убраться восвояси. Однако когда я пришел туда, Маргарет сказала мне, что Дороти отлучилась, чтобы с кем-то расплатиться.
— Хорошо, что она снова способна заниматься делами, — сказала горничная.
— Да, — согласился я. — Как мой собрат по адвокатскому цеху, мастер Билкнэп?
— Он извел нас своими жалобами и нытьем. Можно подумать, что он здесь хозяин, а я его служанка!
— Могу ли я увидеть его?
— Сейчас узнаю.
Маргарет вошла в комнату и через несколько секунд выскочила как ошпаренная, с красным от ярости лицом.
— Он заявляет, что не желает вас видеть, сэр! Дескать, плохо себя чувствует. Вы уж простите меня, сэр, но без хозяйки я не могу…
— Разумеется. Видеть его — невелика радость, — сказал я, думая: «Стыдно ли Билкнэпу за то, что он снабдил Фелдэя сведениями обо мне?»
Вряд ли, решил я. Кстати, мерзавец до сих пор не знал о том, что Фелдэя больше нет в живых.
— Ты передашь хозяйке, что я очень сожалею из-за того, что этот склочник Билкнэп до сих пор находится в вашем доме? — спросил я.
— Обязательно передам, сэр.
Я ушел. Выйдя из дома, я впервые почти за месяц остановился и посмотрел на фонтан посередине двора. Вода мирно плескалась в большущей каменной чаше. Откуда же убийце стало известно о том, что Роджер когда-то принадлежал к протестантским радикалистам? Глядя на струи воды, я почувствовал, как в моем мозгу шевельнулось какое-то смутное воспоминание. Что-то такое, что я услышал от Тимоти в доме Ярингтона. Но что же именно? Я мысленно проклинал свой уставший мозг, но от этого было мало проку.
Придя в контору, я выяснил, что Барак только что ушел. Пришлось снова отправляться домой. Я нашел Джека в гостиной. Он, как обычно, ел хлеб с сыром.
— Спасибо, что присмотрел за текущей работой, — поблагодарил я.
— Ну как, получилось у вас поговорить со старым… гм, с доктором Малтоном?
— Его там не оказалось.
— Есть хотите?
— Нет, я не голоден.
Я посмотрел на своего помощника тяжелым взглядом.
— Мне кажется, тебе следует подняться в свою комнату и поговорить с Тамазин. Она в ужасном настроении.
Барак со вздохом кивнул, встал из-за стола и направился к двери. Возле порога он обернулся и сказал:
— Кстати, Орр сообщил, что ему намозолил глаза какой-то уличный торговец, который постоянно ошивается на Канцлер-лейн. В последние два дня он несколько раз стучался в наши двери, пытаясь продать свои финтифлюшки, причем требовал, чтобы к нему вышла одна из женщин, живущих в доме.
— Подожди! Затвори-ка дверь.
Я был пронзен внезапной догадкой.
— Этот торговец… Он такой оборванный и с седой бородой?
— Ага, он самый. Он здесь уже несколько дней отирается.
— И таскает свою поклажу в трехколесной тачке?
— Не думаете же вы… — растерянно заговорил Барак, потом умолк и продолжил совсем другим тоном: — Но он старик! И к тому же половина лондонских коробейников таскаются с трехколесными тележками!
— Но ведь это прекрасный способ следить за нами, следуя по пятам и оставаясь незамеченным! Не это ли он делал, Барак? Неужели это он?
— Он в Хартфордшире.
— Убийца всего лишь пытается приковать наше внимание к Хартфордширу, завлечь нас туда. Позови Орра! А сам выйди на улицу и погляди, не видно ли этого торговца. И если он там, постарайся, чтобы он тебя не заметил.
Барак с сомнением посмотрел на меня, но, пожав плечами, пошел исполнять приказание. Через минуту вошел Орр.
— Что продавал торговец? — спросил я его.
— Да так, обычную ерунду. Грошовые украшения, гребни, кухонная утварь…
— Уличные торгаши обычно не стучатся в те двери, от которых однажды получили отворот.
— Он спрашивал домоправительницу. Возможно, надеялся уговорить Тамазин или Джоан купить что-нибудь из его барахла. Причем, когда я открывал ему дверь, он смотрел мимо меня, в глубь дома.
Вернулся запыхавшийся Барак.
— Он идет по Канцлер-лейн от Олдгейта! Он будет здесь уже через минуту!
Мой помощник нахмурился.
— Вы правы, тут есть что-то странное. Он толкает свою тележку по улице, не останавливаясь перед домами и не предлагая свой товар прохожим.
— Возможно, это и есть убийца, — тихо проговорил я. — Оборванный торговец, слоняющийся повсюду, один из тех, кого мы не хотим замечать… Разве придумаешь личину лучше, чтобы слоняться, оставаясь незамеченным, следить за людьми и подслушивать их разговоры!
— Но ведь он старик! — воскликнул Орр.
— Я в этом не уверен, — возразил Барак. — У него походка молодого человека. И разве вы забыли, как всего несколько дней назад, на Пальмовое воскресенье, люди переодевались в старых пророков и привязывали фальшивые бороды?
— Господи, неужели мы сейчас все-таки схватим его? — выдохнул Орр.
— Мы справимся с тобой вдвоем? — спросил у него Барак.
— Думаю, да, — кивнул Орр. — Похоже, он не вооружен.
— Тогда — вперед! — приказал Барак. — Нужно торопиться, иначе он пройдет мимо нашего дома и растворится в толпе на Флит-стрит.
— Я иду с вами, — сказал я, поднявшись из-за стола и говоря с гораздо большей смелостью, чем ощущал в себе. — И если, когда мы его схватим, он окажется дьяволом с рогами и взлетит над Холборном, я признаю, что Харснет был прав.
— Я схожу за шпагой. А ваша — у вас в комнате?
— Да, — ответил я.
Моя шпага лежала в комнате уже много лет. Адвокаты в Англии не носили оружия.
— Мой клинок на кухне, — проговорил Орр и вышел.
На лице его была гримаса ожесточенной решимости.
Я огляделся. Все здесь: мой знак принадлежности к адвокатской гильдии, стоявший на высоком шкафу; фреска на стене с изображением охотничьей сцены… Все это было так дорого мне! Эта комната являлась средоточием всей моей жизни.
Стиснув зубы, я пошел в свою спальню за шпагой. Выйдя на лестничную клетку и вкладывая клинок в ножны, я едва не столкнулся с Бараком, вышедшим из своей комнаты.
— Я спешу, женщина! — крикнул он через плечо. — Он почти у нас в руках!
С этими словами он скатился по лестнице. Из комнаты выскочила Тамазин. Ее лицо было перекошено от злости и отчаяния. Она схватила меня за рукав.
— Скажите мне во имя всего святого, что происходит? Хоть кто-нибудь может мне что-то объяснить?
— Мы думаем, что убийца находится возле нашего дома и замаскировался под уличного торговца, — сказал я. — Мы не имеем права упустить этот шанс и обязаны идти.
Я сбежал вниз и выскочил из дома. Барак и Орр уже находились снаружи. Последним, что я успел увидеть, была Джоан, стоявшая на пороге кухни, и двое мальчишек, вцепившихся в ее юбки.
Солнце висело низко, и дом отбрасывал длинную тень на Канцлер-лейн. Подойдя к воротам, я увидел того самого коробейника. Он только что миновал мой дом, толкая перед собой тележку по улице, слегка уходившей под уклон. Мы трое, путаясь друг у друга под ногами, бросились вдогонку. Адвокаты и клерки, проходившие мимо, останавливались и в изумлении таращились на эту сцену. С каким-то злорадным удовольствием я заметил, как ком грязи, вылетевший из-под чьего-то башмака, смачно чмокнулся в плащ казначея Роуленда, прижимавшегося к стене, чтобы избежать столкновения.
— Если этот тип окажется обычным торговцем, у нас будет глупый вид, — на бегу заметил Орр.
У меня не хватило дыхания для ответа.
Услышав топот, оборванец оглянулся на ходу. Барак был прав: он двигался чересчур проворно для старика, да и голубые глаза светились слишком ярко на грязном лице. Увидев погоню, он оттолкнул свою тележку и пустился наутек.
Барак одним мощным прыжком настиг его и схватил за ворот. Любой другой человек повалился бы на землю, но этот не только устоял, но еще и схватил Барака за запястье, не позволив ему дотянуться до шпаги. Орр ухватил лжеторговца за седую бороду. Та с треском оторвалась и повисла сбоку, обнажив красный шрам на щеке мужчины. Не обратив на это внимания, он заехал коленом в промежность Бараку, и тот, задохнувшись, сложился пополам. Лжеторговец подскочил к своей тележке, сунул руку в ворох разнообразной дряни, которой та была набита, и в ту же секунду в его руках оказалась большая шпага. Он встал спиной к тележке и принял оборонительную позицию.
Мы с Орром кружили вокруг неприятеля, направив на него острия клинков. Только сейчас я краем глаза заметил, что вокруг нас успела собраться толпа зевак, наблюдавших это бесплатное представление с безопасного расстояния.
Я всматривался в лицо «торговца». Густая шевелюра — без сомнения, парик — съехала ему на самые брови, кровь из ранки, возникшей на щеке после того, как оторвали фальшивую бороду, стекала на его обноски. Вот только цвет длинного носа был какой-то не такой! И вот тут я понял: нос был такой же фальшивкой, как и борода, а «грязь» на лице являлась искусно наложенным театральным гримом! Только голубые глаза, в которых плескалась ненависть, были настоящими.
«Торговец» сделал резкий выпад клинком в мою сторону. Благодаря скорее счастливому случаю, а не умению фехтовать, я парировал его. Тут же рядом со мной возник Барак с побелевшим от боли лицом. Он бросился вперед, желая вцепиться в ту руку «коробейника», в которой была зажата шпага, но внезапно прозвучал крик:
— Приказываю прекратить драку!
Это вопил казначей Роуленд — так, словно мы были стайкой не в меру разгулявшихся юнцов. Буквально на секунду крик этого старого дурака отвлек нас, и, воспользовавшись шансом, лжеторговец ткнул в Барака шпагой, ранив его в предплечье и заставив выронить оружие. Затем он метнулся к толпе, выбрав в качестве мишени студента-законника, спешившегося с лошади, чтобы поглазеть на драку. Негодяй полоснул юношу по щеке острием клинка и, когда парень с криком ухватился за лицо, выпустив из рук поводья, вскочил в седло, хлестнул лошадь и ускакал по Канцлер-лейн в направлении Холборна.
Несчастный студент кричал, держась за щеку, Барак сыпал проклятиями, зажимая рану на руке. Я хотел было отобрать лошадь у кого-нибудь из зевак и пуститься в погоню, но понял, что это ничего не даст, поскольку преступник уже далеко. Устало я оглядел место побоища.
Барак отделался всего лишь царапиной, а вот рана бедного студента была серьезной. Теперь ему до конца жизни придется ходить со шрамом поперек щеки и носа. Чудо еще, что лезвие не задело глаза! Казначей Роуленд велел отвести раненого в Линкольнс-Инн, а потом повернулся ко мне. Он был в ярости и требовал объяснений, почему мы напали на торговца. Услышав, что этим «торговцем» был человек, убивший Роджера Эллиарда, казначей ошеломленно заткнулся.
Толпа медленно рассосалась, лишь мы трое — я, Барак и Орр — остались стоять возле тележки мнимого коробейника. Мы обыскали ее, но не нашли ничего, кроме грошовой бижутерии, щеток для обметания пыли, каких-то тряпок и уксуса для чистки серебра.
— Тележка довольно большая, — рассудительно отметил Барак. — В ней вполне хватит места, чтобы спрятать тело.
Он взял одну из тряпок и перевязал ею кровоточащую руку.
— Вот таким образом он и следил за нами и подслушивал наши разговоры, — откликнулся я. — Правда, я не помню, чтобы замечал седобородого «торговца» в толпе, но предполагаю, что у него могли иметься и другие обличья.
— Как по-вашему, сэр, это был Годдард? — спросил Орр.
— Разве тут разберешь? Фальшивый нос, парик, искусственная борода…
— Я не заметил на его носу бородавки, — сказал Барак. — Если она такая большая, как про нее говорят, ее невозможно спрятать даже под фальшивым носом.
— Зачем он приперся? — недоумевал Орр. — Что ему здесь понадобилось?
— Возможно, решил разнюхать, что и как. А может, решил снова попугать нас или даже сделать что-нибудь с нашими женщинами.
Подумав несколько секунд, я стал вытаскивать со дна тележки склянки с уксусом для чистки серебра, откупоривать их и выливать содержимое прямо в тележку. Содержимое седьмой зашипело и стало разъедать дерево.
— Витриол. Снова витриол! Вот почему он стучался в дом. Он собирался облить этой пакостью Джоан или Тамазин!
Мы медленным шагом возвращались домой, оставив тележку там, где она была. Этот предмет уже не мог сказать нам ничего нового. Фальшивую бороду я бросил туда же.
На пороге нас ждала Джоан. Она и без того выглядела испуганной, а увидев кровоточащую руку Барака, едва не хлопнулась в обморок.
— Что случилось? — дрожащим голосом прошептала она.
— Там был человек, который избил Тамазин, а потом ранил меня, — пояснил я и, посмотрев в ее встревоженное лицо, добавил: — Но его больше нет, он сбежал.
Мне была мучительна сама мысль о том, что могло бы произойти, открой ему дверь Тамазин или Джоан.
— С вами все в порядке? Где мальчики?
— Я велела им оставаться в конюшне.
Я устало кивнул.
— Они уже могут выйти оттуда. Орр, спасибо за помощь!
Он склонил голову и пошел вслед за Джоан на кухню. Барак прислонился спиной к дверной перекладине. Лицо его было белее полотна.
— Я бы достал его, если бы не этот идиот Роуленд! — с яростью выдавил он сквозь сжатые зубы.
— Наверняка достал бы.
— Я не могу рассказать Тамми про витриол. Не могу, хоть убейте. — Он тяжело вздохнул. — Значит, она не может выходить за порог, пока все это не закончится.
— Почему это я не смогу выйти из дому? — послышался голос с балюстрады второго этажа.
Мы подняли глаза и увидели стоявшую наверху лестницы Тамазин. Она, видимо, слышала последние слова Барака. Заметив раненую руку своего мужа, Тамазин гневно выкрикнула:
— А теперь-то какого дьявола с тобой случилось?!
Я впервые услышал, чтобы эта милая женщина сквернословила.
— Там, на улице, был убийца. Нам почти удалось словить его, но он сумел смыться. А рана… Да это, собственно, и не рана. А так, царапина. Согрей воды, чтобы я мог промыть ее.
— Но почему ты сказал, что я не смогу выйти за порог?
— Потому что он все еще может быть где-то поблизости.
— Он был «где-то поблизости» на протяжении последних трех недель. Вы в конце концов объясните мне, что происходит?
— Думаю, ты должен рассказать ей все, — едва слышно прошептал я Бараку. — Она сильная и вынесет это.
— Нет, я не могу, — также шепотом ответил он. — Не могу сказать ей, что такая штука могла случиться с ней только потому, что она является моей женой.
Он вздохнул, едва не подавившись этим вздохом.
— Что это ты там бормочешь? — спросила сверху Тамазин.
— Делай, что я говорю, женщина, и не задавай вопросов! — громко прорычал Барак и стал взбираться по ступеням, держась за раненую руку.
Жена посторонилась, позволяя ему пройти. На его лице была смесь злости и тревоги. Барак вошел в комнату, Тамазин — следом за ним. Дверь шумно захлопнулась.
На дворе снова зарядил ливень и принялся щедро поливать окна своими уже успевшими опостылеть мне струями.
Перед тем как лечь спать, я стоял у окна и, глядя на дождь, думал, починили ли сливные ворота в водопроводе Чартерхауса. Вдруг мои раздумья прервал стук в дверь. Я открыл. На пороге стоял Барак.
— Какие-то новости от Харснета? — спросил я.
— Нет.
Правый рукав его рубашки был закатан, а на предплечье наложена чистая повязка. Над этой свежей раной виднелись другие шрамы, следы, оставшиеся от прежних рукопашных. Вид Джека был очень усталым.
— Можно мне войти? — спросил он. — Я хочу поговорить с вами.
Я кивнул. Барак вошел в спальню и уселся на мою кровать. Некоторое время он молчал, потом тряхнул головой и сказал:
— Она злится из-за того, что я запретил ей выходить из дому и при этом не объясняю почему.
— Тебе следовало рассказать ей про витриол.
Он снова упрямо качнул головой.
— Не могу! Ну не могу я рассказывать ей про все эти ужасы! Да и сам я… Как представлю себе, что он плеснет ей в лицо этой дрянью…
Барак умолк, но на глазах у него выступили слезы.
— Ну же, дружище! — ободряюще проговорил я, взяв его за локоть. — Ведь ты же знаешь, какая она сильная! Ведь именно за это ты полюбил ее в Йорке. Помнишь?
— Но теперь я ее муж. И обязан защищать ее, и должен быть способен сделать это.
Помолчав, он добавил:
— Я должен подарить ей ребенка.
Барак снова умолк. Собравшись с силами, он продолжил:
— Я знаю: когда дитя, только что покинувшее чрево матери, умирает, в его смерти принято обвинять именно мать. Но все так смешалось… Я не знаю, что и думать. Может, я тоже виноват? Но я стремился лишь к одному: обеспечивать ее, делать ее жизнь безопасной, создать ей семью! В конце концов, моей целью было не допустить, чтобы канул в Лету мой род, моя древняя еврейская фамилия. И ничего из этого у меня не получилось…
Он уперся невидящим взглядом в дверь.
— Я люблю ее! Лишь одному богу известно, как я ее люблю! Я не испытывал таких чувств ни к одной из женщин, а их у меня было с избытком!
— Возможно, в этом-то и состоит проблема, — как можно мягче сказал я. — Ты создал для себя идеальную картину того, каким должен быть брак. А теперь, когда он подвергается испытаниям, ты пошатнулся. В этом нет ни твоей вины, ни вины Тамазин. Если бы только еще вы могли разговаривать об этом открыто и доброжелательно!
Барак посмотрел на меня долгим взглядом.
— Для одинокого сыча вы обладаете удивительно обширными познаниями в области семейной жизни.
— Чужую беду просто разглядеть со стороны. Ошибку противоположного рода я допустил с Дороти. Я сказал ей слишком много и слишком скоро.
— А я-то думаю, что там у вас происходит.
— Ничего не происходит. И если ты кому-то заикнешься об этом хоть словом, то вылетишь из Линкольнс-Инн быстрей ошпаренной вороны, — шутливо пригрозил я, желая снять напряжение.
Барак понимающе улыбнулся и кивнул.
— Кстати, о воронах, — заговорил он. — Не кажется ли вам, что в лице Билкнэпа у вас появился конкурент? Может, он вовсе и не болен, а просто пытается вызвать по отношению к себе женскую жалость?
— Билкнэп заинтересуется женщиной лишь в том случае, если она сделана из чистого золота и ее можно взвесить и распилить на кусочки.
Мы посмеялись.
Барак, снова став серьезным, спросил:
— Вы сумеете наладить отношения со старым мавром?
— Не знаю, но буду стараться. Точно так же, как ты с Тамазин.
— Я должен возвращаться к ней, — со вздохом сказал он и встал, а потом добавил: — Спасибо.
— Джек, помнишь, в Йорке ты рассказывал мне, как разрывался между своей прежней — разгульной и полной приключений — жизнью и желанием остепениться? Ты выбрал последнее и свил гнездышко с Тамазин. Ты сделал свой выбор, перестал быть одиночкой и решил делить жизнь с другим человеком. Ты всегда был смелым и должен найти в себе решимость, чтобы открыться ей.
Барак задержался у двери.
— Тут нужна храбрость совсем иного рода, — невесело усмехнулся он. — Очень немногие имеют два этих вида смелости в необходимой пропорции.
Посланец из дворца Ламбет появился, когда все мы уже улеглись, готовясь ко сну. Я еще не спал и, лежа в кровати, прислушивался к приглушенным голосам, доносившимся из комнаты Барака и Тамазин. Они снова ругались. Перепалка прекратилась, только когда снизу донесся тяжелый стук в дверь.
Нам с Бараком было приказано незамедлительно явиться к архиепископу Кранмеру.
Мы торопливо оделись, взнуздали лошадей и поехали по темным улицам города к причалу Уайтхолла, где нас ждала длинная лодка, чтобы перевезти нас на другой берег Темзы. Дождь прекратился, и лунный свет посеребрил пустынную водную гладь.
Нас повели к кабинету Кранмера. Когда мы подходили к дверям, с противоположного конца коридора появился незнакомый мне чиновник, сопровождавший Харснета. По виду коронера несложно было понять, что его тоже выдернули из постели.
Архиепископ сидел за своим письменным столом. Лицо его носило следы крайней напряженности и усталости, под глазами набрякли серые мешки. Лорда Хартфорда не было, но зато сэр Томас Сеймур в своем очередном павлиньем наряде стоял у стены, скрестив на груди руки. Весь его вид выражал нетерпение.
Я рассказал им о стычке с лжеторговцем.
— Вы не смогли определить его личность? — спросил Харснет после того, как я закончил.
— Нет, он был умело замаскирован.
— У Годдарда на носу была большая бородавка, — напомнил Кранмер.
— Я ее не увидел, но она могла скрываться под фальшивым носом.
Некоторое время Кранмер пребывал в молчаливой задумчивости, а затем повернулся к сэру Томасу.
— Расскажите им про новости из Хартфордшира, — велел он.
— Я отыскал Кайнсворт без особого труда. Это маленькая деревенька, расположенная всего в миле от Тоттериджа. Глава магистрата знает все про семейство Годдарда. Оно обитало в особняке, стоящем на окраине, и в свое время являлось довольно состоятельным. Но отец Годдарда был беспробудным пьяницей и потерял все, что имел. К тому моменту, когда тридцать лет назад отец умер, земли Годдардов уже были распроданы. Сам Годдард и его мать ютились в доме. По-видимому, она была женщиной достойного воспитания и стыдилась того, что с ними произошло. Повзрослев, Годдард отправился в Вестминстерское аббатство, чтобы стать монахом. Старуха, его мать, жила в доме затворницей, пока не умерла три месяца назад, после чего он и унаследовал особняк.
— Как раз в это время Годдард съехал с лондонской квартиры, — протянул я. — Вот, значит, где он находился.
Я сделал глубокий вдох.
— Сейчас он там?
— Судя по всему, он то появляется, то исчезает. Вчера его видели едущим по дороге в Лондон. Мы ждали его возвращения целый день, но только после полуночи из трубы дома показался дым.
— Значит, он там, — подытожил Кранмер.
— Учитывая расклад времени, он вполне мог быть тем самым «торговцем», — предположил я. — Мы схлестнулись с ним, когда уже вечерело.
— Да.
— Так давайте же схватим его! — Голос сэра Томаса звенел от возбуждения.
— Не торопитесь, — унял его пыл архиепископ Кранмер. — Что еще говорят о нем соседи?
— Говорят, что он недружелюбен и не желает иметь никаких дел с местными жителями. В деревню он не ходит, а припасы ему отправляют на дом. Кстати, дом, глядишь, вот-вот рухнет.
— Значит, деньги у него все же есть? — спросил Харснет.
— Кое-какие водятся.
Я невольно подумал о бедняках, приходивших к Годдарду, чтобы продать свои зубы.
— Вы видели дом? — осведомился Кранмер.
— Я рассмотрел его из укрытия. Это было просто, поскольку он окружен деревьями. Настоящий особняк, который когда-то, несомненно, выглядел весьма солидно, но со временем одряхлел и пришел в упадок. Все ставни закрыты. Дом окружает запущенный разросшийся сад, а дальше начинаются леса. А вот еще одна любопытная деталь.
Сеймур помолчал, собираясь с мыслями.
— После смерти матери Годдард разогнал нескольких ее старых приживалок. В деревне это вызвало волну возмущения.
— Итак, в настоящее время он находится в особняке совершенно один? — уточнил я.
— Да. Я оставил у дома своего человека для скрытного наблюдения, а сам со слугой поспешил сюда.
— Этот глава магистрата… — заговорил Харснет. — Ему можно доверять?
— Думаю, да. Он производит впечатление здравомыслящего человека.
— Вы не сообщили ему о том, что сюда вовлечен я? — резко спросил Кранмер.
— Нет, милорд. Я сказал лишь, что это государственное дело величайшей секретности.
Кранмер удовлетворенно кивнул, после чего обернулся к Харснету.
— Сэр Томас предлагает сейчас же послать туда вооруженный отряд и взять дом штурмом.
— Так давайте сделаем это. — Харснет горько усмехнулся. — Неудивительно, что мои поиски в Лондоне и соседних графствах ничего не дали. Стоило мне раскинуть сети чуть дальше, и…
— Не казните себя, вы сделали все, что могли, — утешил коронера Кранмер.
Он повернулся к сэру Томасу.
— Сколько людей вы можете предоставить?
— Дюжину, милорд, — уверенно ответил тот.
Я видел, что ему льстит находиться в центре внимания.
— Под командованием моего слуги Рассела. Молодые, сильные, спортивные мужчины. Я люблю, чтобы меня окружали такие, — с самодовольной улыбкой добавил Сеймур.
— Что вы намереваетесь сообщить им?
— Лишь то, что королевский двор охотится на опасного преступника и они должны нам помочь поймать его.
Кранмер обвел взглядом присутствующих.
— Думаю, именно так нам и следует поступить, — сказал он. — Положите этому конец сегодня же.
— После той записки, — заговорил я, — именно этого он от нас и ожидает. Все это как-то связано с убийством седьмой жертвы.
— Я знаю, — тихо ответил Кранмер. — Но что нам остается, кроме как ворваться в его логово с оружием в руках?
Мне нечего было сказать.
— Мэтью, я хочу, чтобы вы отправились с отрядом сэра Томаса, — продолжал архиепископ. — Все говорит о том, что в представлении убийцы вы как-то связаны с его, гм, миссией. После нападения на вас лжеторговца это стало еще более очевидным.
Он посмотрел на меня колючим взглядом, вероятно ожидая возражений, но я лишь покорно ответил:
— Да, ваша милость.
Архиепископ обратился к Сеймуру:
— Отнеситесь к этому серьезно, Томас. Это не охота на оленя и не спортивные состязания. Если что-то пойдет не так и король узнает, чем мы занимались за его спиной, туго придется не только мне. Смирите на время свою страсть к приключениям. И запомните: если Годдард будет пойман, он ни в коем случае не должен предстать перед судом. Дело будет закрыто — тайно и без шума.
Сэр Томас вспыхнул, но кивнул.
— Я понимаю, насколько все это важно, милорд, — надменно ответил он.
— Вот и хорошо. И спасибо вам за помощь, которую вы оказывали нам вплоть до сегодняшнего дня. А теперь поведайте, что происходит в Чартерхаусе?
— Мои люди вытащили тело Локли, но сливные ворота все равно не открываются. Их что-то держит. Мой брат собирается отправить туда инженера, чтобы тот выяснил, в чем проблема.
— А я допросил нищих, — стал рассказывать Харснет. — По их словам, пару недель назад в заброшенной часовне, где они нашли приют, появился какой-то незнакомец. Он вынюхивал все, что только можно, относительно Чартерхауса и таверны, но сам туда не заходил. Это был, — коронер бросил на меня многозначительный взгляд, — старик с грязным лицом, густыми седыми волосами и бородой. Остальным нищим он не понравился. Я думаю, они почувствовали, что он не тот, кем пытается казаться.
Сеймур рассмеялся.
— Нет, этот человек — истинный гений! Королю следовало бы принять его на службу в качестве шпиона.
— Его хитрость идет от дьявола, — буркнул Харснет.
— Разве это когда-нибудь имело значение?
Кранмер перевел взгляд на Барака, который молча стоял у двери.
— Я хочу, чтобы вы помогли сэру Томасу организовать его людей в вооруженный отряд, — сказал архиепископ. — Вы служили лорду Кромвелю и поэтому имеете опыт в делах подобного рода.
— Да, милорд, — поклонился Барак.
Вероятнее всего, архиепископ хотел, чтобы Барак проконтролировал действия сэра Томаса: чтобы тот организовал все наилучшим образом, не говоря при этом ничего лишнего. Судя по тяжелому взгляду, которым сэр Томас наградил Барака, аристократ подумал о том же.
Архиепископ встал из-за стола.
— Я буду молиться о том, чтобы вам удалось положить конец этому кошмару, — сказал он.
В прощальном взгляде, который бросил на меня Кранмер, я увидел нескрываемое сочувствие. Что ж, подумалось мне, я сам встал на эту тропу в то утро, когда нашел бедного Роджера.
Идя по коридору, мы с Харснетом шагали нога в ногу.
— Неужели скоро все это закончится, Мэтью? — тихо спросил он.
— Не знаю.
— Мне понятна ваша осторожность. У меня у самого такое чувство, будто мы суем голову в зубы дьявола.
— С нами будет много людей.
— Я не доверяю Сеймуру. Он авантюрист.
— Да, авантюрист, но в этом деле он доказал, что умеет быть полезным. Сказывается его военный опыт.
— Возможно.
Некоторое время Харснет молчал, а потом сказал:
— Сегодня днем я видел, как леди Кэтрин Парр въезжает в свой дом на Чартерхаус-сквер в окружении челяди и приживалок. Ей принадлежат обширные владения на севере, но она предпочитает оставаться здесь. Может быть, из-за того, что она все еще обдумывает предложение короля?
— Без разрешения короля ее отсюда все равно не отпустили бы. Она здесь словно в западне.
— Она обязана выйти замуж за короля, — с неожиданной страстностью проговорил Харснет. — Хотя бы ради того, чтобы выжила реформа. А мы обязаны остановить Годдарда. Любыми средствами.
На причале нас ждал сэр Томас, на воде покачивалась лодка с тремя гребцами, ее корму освещали факелы.
— Я сейчас отправляюсь домой, чтобы забрать людей и коней.
Он стоял, уперев руки в бока, словно актер, и своей позой напомнил мне короля. Я пожал плечами.
