Глава 16

Я возвращался в Линкольнс-Инн. Солнце грело лицо, ветер впервые в этом году был не пронизывающим и холодным, а теплым и ласковым. Я всегда любил весну, особенно когда она наступала после такой лютой зимы, какой была эта, но из-за жути, окружавшей меня со всех сторон, яркий солнечный день казался насмешкой. Я твердил себе, что не должен сгибаться под тяжестью того, что навалилось на мои плечи.

Я мысленно вернулся к Гаю, размышляя о том, почему страшная история Жиля де Реца так потрясла его. Подумал о Пирсе и странном ощущении, что Гай почему-то боится своего ученика. Мне было понятно: Гай хочет сделать мальчика своим преемником, даже последователем, но меня не отпускало чувство, что мальчишка манипулирует Гаем так же, как избалованный ребенок по собственному усмотрению вертит слабовольными родителями.

Я въехал через ворота на территорию Линкольнс-Инн, спешился и передал поводья Бытия конюху. Первым делом я отправился к Дороти, но Маргарет, открывшая мне дверь, сообщила, что хозяйка ушла проследить за подготовкой похорон Роджера, а сопровождает ее старый Элиас. Я попросил Маргарет, чтобы после их возвращения Элиас сообщил мне об этом, сказав, что буду находиться либо у себя в конторе, либо в библиотеке.

Возвращаясь от Дороти, я завернул в библиотеку Линкольнс-Инн. Назавтра в суде прошений должны были состояться слушания, поэтому работы у меня было хоть отбавляй, но прежде хотелось выяснить кое-что, не имеющее отношения к моей адвокатской практике.

Как обычно по воскресеньям, на Гейт-хаус-корт было тихо и безлюдно. Я заметил фигуру в черном, направлявшуюся ко мне. Это был Билкнэп, и шел он из своей конторы. Когда мой извечный неприятель подошел ближе, я увидел, что выглядит он хуже, чем когда бы то ни было. Глаза покраснели, лицо было мертвенно-бледным, а на щеках горел лихорадочный румянец. Несмотря на то что он прошел всего несколько метров, Билкнэп задыхался, как если бы пробежал добрую милю.

— Как поживаете, Билкнэп?

Я испытывал жалость к этому негодяю, хотя бы потому, что его лечил высокомерный дурак доктор Арчер.

— Вы разрушили мой бизнес, — прошипел он, и жалость как рукой сняло.

— Что?

— Вы отказались помочь мне, когда я не подал вовремя документы в суд. Вы знали, что я болен, но все равно не захотели поддержать своего товарища по цеху. И вот я потерял лучшего клиента. Сэр Джеффри Колсвин надеялся получить прибыль от того земельного участка, а теперь он расскажет всем землевладельцам о том, что на меня нельзя положиться.

— Да что вы такое несете! — раздраженно воскликнул я. — Сами виноваты, сами и выпутывайтесь. Бред какой-то!

— Я заработал блестящую репутацию, помогая клиентам избавляться от недобросовестных арендаторов и коттеров — тех, на кого работаете вы, — отбросов общества, похитителей чужой земли, неудачников. Сейчас, когда я проиграл дело, сэр Джеффри…

— У меня нет времени выслушивать всю эту чушь, — оборвал я.

Его больное и в то же время злобное лицо не вызывало у меня ничего, кроме отвращения.

— Вы пожалеете о том, как поступили со мной, Шардлейк!

Билкнэпа трясло — то ли от злости, то ли от болезни.

— На сей раз вы зашли слишком далеко. Вы еще локти себе будете кусать, уж я об этом позабочусь.

— Билкнэп, вы говорите как исполнитель роли демона в дурной мистерии.

Я обошел адвоката и двинулся к библиотеке, сразу же выбросив из головы его глупые угрозы.

— Погодите, мастер горбун! — крикнул он мне вслед. — Вы у меня попляшете!

В библиотеке, как обычно, царила тишина. Барристеры с сосредоточенными внимательными лицами листали книги по юриспруденции, а студенты с растерянными физиономиями искали в справочниках интересующие их судебные прецеденты. Юридическая литература была систематизирована по годам выхода. Книг, вышедших в течение прошлого века, было меньше всего. После прихода в жизнь книгопечатания юридических книг выходило все больше, но те из них, что появились начиная с середины прошлого века, были немногочисленны и написаны от руки. Наконец я нашел то, что искал, — справочник за 1461 год. Фолиант был древним и потрепанным, кожаный переплет покрыт пятнами и в некоторых местах порван. Я отнес его в дальний, почти пустой конец читального зала, положил на стол и зажег свечи.

Отчет об интересующем меня деле был длинным и подробным, будто того, кто его составлял, как некогда моих соучеников-студентов, неудержимо влекли к себе чудовищно подробные описания распотрошенных тел. Описываемые события действительно происходили в Норидже, летом 1461 года. Преступления были совершены в течение предыдущих пяти лет. Молодого человека по имени Пол Стродир арестовали, допрашивали и осудили за убийства девяти молодых женщин. Шесть из них были проститутками, а трех остальных называли «добропорядочными молодыми женщинами». Читая между строк, я понял, что именно смерть этих «респектабельных женщин» взбудоражила город, поднялся немыслимый переполох, в результате которого кузина Стродира донесла властям о том, что в ночь последнего убийства видела своего родственника с головы до ног перепачканного кровью. После вынесения обвинительного вердикта преступник признался в содеянном, но тут же обрушился с яростной филиппикой на то зло, которое представляет собой проституция, и заявил, что истребить падших женщин ему повелел Господь Бог.

Несколько вещей удивили меня. Во-первых, Стродир, обычный батрак, в отличие от Жиля де Реца не обладал ни могуществом, ни влиянием. Не имелось также никаких свидетельств того, что он был безумен. Знавшие его люди говорили, что это жизнерадостный и дружелюбный молодой человек, работавший на местных фермах. Помимо этого, никаких других деталей, связанных с личностью Стродира, мне почерпнуть не удалось. Его приговорили к повешению, и если он и сказал что-нибудь, стоя на эшафоте, об этом в отчете не упоминалось.

Я положил книгу на стол и задумался. Значит, Гай прав: случаи бессмысленных на первый взгляд серийных убийств бывали и раньше. Но заурядная личность Стродира и то, что он никому не показался странным, только подчеркивало трудность задачи, стоявшей перед нами. Нам предстояло найти убийцу, а отыскать одного-единственного человека в таком городе, как Лондон, по сравнению с которым Норидж — просто деревня, задача почти непосильная. Я снова вспомнил о ребенке-убийце, с которым мне пришлось столкнуться несколько лет назад, и подумал: а не вырос бы из него новый Жиль де Рец или Стродир, останься он жив? Впрочем, знать этого мне было не дано.

Вернувшись в контору, я некоторое время работал. Затем дверь с грохотом открылась, и от неожиданности я даже подпрыгнул на стуле. На пороге появился Барак. Он выглядел усталым и пропах потом, но при этом довольно улыбался.

— Я нашел адреса, — сообщил он. — И узнал кое-какие новости.

Я бросил на стол перо.

— В воскресенье?

— Этим утром. Отправился в суд. Там было полным-полно клерков, пытавшихся разобраться в неразберихе, которая воцарилась в архиве в связи с реорганизацией. Я уговорил их показать мне вестминстерские записи, отыскал нужные нам адреса, а заодно и ведомости по выплатам пенсий.

— Молодец, — похвалил я помощника, несмотря на то что на душе скребли кошки.

Он предпочел работать в воскресенье, хотя мог бы провести этот день дома, рядом с Тамазин.

Барак уселся напротив меня.

— Сам врачеватель не забирал свою пенсию с декабря. Последний раз его видели незадолго до убийства коттера. Его зовут Ланселот Годдард.

— Ты узнал его адрес?

— Да, это улица бедноты, рядом со Стильярдом. Я побывал там…

— Надеюсь, ты не попытался сам встретиться с ним?

— Конечно нет, — нетерпеливо ответил Барак. — Я только расспросил соседей. Им известно, что он бывший монах и снимает здесь дом с тех пор, как три года назад закрыли Вестминстерское аббатство. Годдард держался особняком, но с лавочниками и подобной публикой был накоротке. В январе он уехал, сказав, что унаследовал от матери дом. Тогда я сунулся в тот дом, где жил Годдард, но он оказался заколочен. Я пошел к домовладельцу, на соседнюю улицу. Тот сказал, что монах был хорошим жильцом: тихим и всегда платил вовремя. Домовладелец подтвердил историю про наследство, сообщив, что жилец пришел к нему, предупредил о своем отъезде и оставил арендную плату за месяц.

— Как выглядит этот Годдард?

— Мужчина лет под сорок, с высокими скулами и большой бородавкой на носу. Высокий, хорошо сложенный, темноволосый.

— А что с его помощниками?

— Их адреса я тоже раздобыл. Один, Кантрелл, до сих пор обитает в Вестминстере, другой — неподалеку от старого дома престарелых. Он живет в таверне под названием «Зеленый человек».

Я вздернул брови.

— В таверне?

— Вроде бы да. Это Локли, послушник.

Я кивнул. Не будучи монахом, он не получал пенсии и поэтому не мог позволить себе достойного жилья, но все же монастырь и таверна — это как небо и земля!

— Что, по-вашему, могло случиться с Годдардом? Очень странно, что он исчез именно в январе. Не кажется ли вам…

— Что он убийца? Не гони коней, Джек, его отъезду вполне может быть иное объяснение.

Я пристально посмотрел на помощника.

— Он может оказаться новой жертвой.

Барак потряс головой.

— Нет, все выглядит так, что он уехал по собственной воле, но нового адреса никому не оставил.

— Мне необходимо отправить записку Харснету, — сказал я и добавил: — Ты хорошо потрудился. Я сообщу ему об этом.

Барак откинулся на стуле.

— Мне нужно было найти что-нибудь… — Он замялся. — Сделать что-нибудь…

— Что-нибудь конкретное? Среди этого необъяснимого ужаса?

Мой помощник кивнул.

— Тебе это удалось.

Я заглянул в его лицо — усталое, но все еще возбужденное, и решил, что не стану рассказывать ему про изыскания Гая и мои собственные. Пока не стану.

— Теперь тебе следует пойти домой. По твоему виду понятно, что на сегодня с тебя достаточно.

— Да. — У него сделался виноватый вид. — Я обещал Тамазин вернуться к ужину, так что я, пожалуй, пойду.

После его ухода я печально покачал головой. Если бы мне было столько лет, сколько ему, и у меня была бы такая жена, как Тамазин, я не стал бы торчать по воскресеньям в пыльных судебных архивах, донимая клерков. Затем мысли вернулись к Вестминстерскому аббатству. Насколько я помнил, это был один из последних закрытых монастырей. Король не хотел, чтобы здания были разрушены, поскольку там покоились его батюшка и другие августейшие предшественники. Он просто совершил невозможное, превратив аббатство в собор. Бывший аббат превратился в настоятеля. Было известно, что он один из агентов Кромвеля, которые, находясь внутри монастырской среды, делали все для закрытия монастырей. Его назначение породило волну саркастических насмешек.

Я написал пространную записку Харснету, отнес ее в сторожку привратника и приказал немедленно доставить адресату. Прохожих на Канцлер-лейн можно было сосчитать по пальцам, и я невольно вспомнил чувство, уже несколько раз посещавшее меня сегодня. Чувство, что за мной следят. Идя обратно, я увидел старого Элиаса, торопливо направляющегося в мою сторону. Дороти вернулась. Мы со стариком пошли в обратном направлении, через Гейт-хаус-корт, мимо фонтана, к Дороти. Я пытался выбросить из головы мысли о Стродире и обо всех остальных убийцах, но, учитывая тот факт, что жертвой одного из таких чудовищ являлся Роджер, это было непросто.

Дверь снова открыла горничная Маргарет. Дороти, одетая в черное, сидела на своем обычном месте, перед камином, над которым висел деревянный фриз. Вдова вышивала цветочками какое-то платье, и я порадовался тому, что она хоть чем-то заняла себя. Дороти подняла на меня глаза, улыбнулась, и я еще больше обрадовался, увидев, что щеки ее немного порозовели.

— Как ты? — мягко спросил я.

— Жизнь продолжается. Часы по-прежнему отсчитывают время, даже при том, что Роджера больше нет.

— Да, это так.

— Завтра приезжает Сэмюель, а похороны Роджера я назначила на вторник. — Она посмотрела на меня. — Это будет ровно неделя со дня его смерти.

— Я знаю.

— Я стараюсь все время чем-то заниматься. Сейчас вот вышиваю, как видишь. И еще я велела приготовить роскошный ужин. Хочу отблагодарить тебя за все, что ты сделал.

— К сожалению, я делаю недостаточно, Дороти. Занятость не позволяет мне взять дела Роджера, но Бартлетт принес мне список адвокатов, которые могли бы это сделать. Это все честные, порядочные люди.

— Хорошо, деньги мне не помешают. Сегодня проведать меня заходил казначей. Он высказал соболезнования, но при этом намекнул, что они собираются принять в корпорацию нового члена, которому понадобятся эти комнаты.

— У тебя хватит денег, чтобы снять дом? Если нет, то я…

Дороти подняла руку.

— Нет, спасибо, Мэтью, но Роджер был бережливым человеком, и сэкономленных им средств вполне хватит для того, чтобы я жила достаточно комфортно. Я, правда, пока не решила, куда переехать. Сэмюель зовет меня вернуться в Бристоль.

— Значит, ты уедешь?

При этой мысли мое сердце болезненно сжалось.

— Не знаю, — поколебавшись, ответила она. — У тебя есть какие-нибудь новости?

— Кое-какой прогресс есть, но, боюсь, это все, что я могу сказать.

— Ты еще не узнал, почему убили Роджера?

Ее голос упал до шепота.

— Нет. Но, Дороти… — Я помолчал, думая, что сказать. — Теперь мы знаем, что этот человек убил троих, причем убийства напоминали некий страшный ритуал. И пока он находится на свободе, я думаю… тебе не стоит выходить из дома одной.

— Значит, ты считаешь, что мне может грозить опасность, — тихим голосом констатировала она.

— Нет, просто… так будет лучше. Спокойнее.

Несколько секунд Дороти пристально смотрела в мои глаза, потом кивнула, а меня вновь захлестнула волна злости на того, кто сотворил все это с Роджером и с ней.

Вошел слуга с большим подносом, на котором стояли блюдо с мясом и плошки с различными сладко пахнущими соусами. Мы с Дороти сели за стол.

— Ну вот, — проговорила она, — седло барашка. Я рада, что Великий пост наконец-то закончился. Я слышала, власти арестовывают мясников, которые в постные дни продавали мясо.

— Да.

— Я сегодня не ходила в церковь. Должна признаться, не могу найти в своем сердце ничего, кроме обиды на Бога, который допустил, чтобы с таким хорошим человеком, как Роджер, поступили столь ужасным образом.

Она перевела взгляд на меня.

— Ты считаешь, что это грех?

— Вовсе нет, я тебя понимаю, — вздохнул я. — Хотя можно было бы возразить, что нет вины Бога в том, что одно из его творений использует свободу выбора, чтобы совершать отвратительные поступки.

Дороти улыбнулась, но улыбка получилась злой.

— Логичный ответ, — сказала она. — Но логика имеет мало общего с тем, что я сейчас чувствую. Возможно, мне полегчало бы, если бы я смогла молиться, но я сейчас слишком зла.

Она нахмурилась.

— Может быть, со временем…

— Да, когда ты почувствуешь, что готова.

Я лицемерил, поскольку и сам в последнее время молился очень редко, но мне хотелось хоть как-то утешить ее.

— Ты такой чуткий, Мэтью!

Некоторое время мы ужинали в молчании, наслаждаясь вкусной едой. Затем Дороти вытерла губы салфеткой и бросила на меня неуверенный взгляд.

— Я хотела обсудить с тобой кое-что, но не решаюсь. Ты и так столько для меня делаешь…

— Я готов делать все, что в моих силах.

— Я думала об идее Роджера открыть больницу для бедных. Он только начал претворять ее в жизнь, когда его забрали у меня, но, пока был жив, успел составить список жертвователей. Не мог бы ты принять у него эстафету? Он бы так этого хотел! Это стало бы для него лучшим памятником.

— Я сделаю это, Дороти, но не сейчас. Сначала я должен закончить расследование его смерти.

— Я вижу, что ты устал, и понимаю, что не должна давить на тебя. Но если бы его мечта осуществилась, я чувствовала бы, что он все еще жив.

— Подходящий мемориал, — улыбнулся я. — Мы могли бы назвать ее больницей имени Роджера Эллиарда.

— Да. — Дороти покачала головой. — Я сижу и смотрю на этот фриз, на животных, выглядывающих из-за ветвей. Знаешь, мы с Роджером дали каждому из них имя. Оленя зовут Питер, зайца — Пол, коня — Саймон.

— Здорово!

— Нужно бы как следует отремонтировать угол фриза. Если я уеду в Бристоль, непременно возьму его с собой. В этих комнатах так много напоминает о Роджере.

Внезапно ее плечи поникли, она опустила голову и принялась тихонько всхлипывать. Я встал, обошел стол и приблизился к ней. Поколебавшись несколько мгновений, я положил ладони ей на плечи и ласково проговорил:

— Будет, Дороти. Успокойся.

В голове мелькнула мысль о том, что я впервые прикоснулся к Дороти, совершил то, чего хотел больше всего на свете на протяжении почти всей своей жизни.

Она взяла мою руку и улыбнулась сквозь слезы.

— Ты такой добрый, Мэтью. Что бы я делала без тебя!

Ее слова и прикосновение пробудили в моей душе целую бурю чувств. Я с трудом сдерживался, чтобы не обнять ее и не осыпать поцелуями. Что-то, вероятно, отразилось у меня на лице, поскольку Дороти отпустила мою руку, и я отступил назад.

— Я сама не своя, — тихо сказала она. — Я вдруг почувствовала страшную усталость. Сегодня у меня выдался хлопотный день. Ты не будешь возражать, если я пойду спать?

— Конечно нет.

— Я обещаю быть осторожной.

— Хорошо. Осторожность не бывает лишней, особенно в нынешних обстоятельствах.

— Приходи на обед после похорон. Сэмюель уже будет здесь. Ты, поди, не видел его с тех пор, как он был ребенком?

— Я непременно приду. — У меня вдруг почти отнялся язык. — Я… Мне… пора идти.

— Хорошо, Мэтью. — Дороти вытерла лицо. — Ну, вот и все, я в порядке. И все же мне пока трудно собраться.

Она посмотрела на меня серьезным взглядом.

— Мне нужно время.

Выйдя из дома, я прислонился к каменной стене и стоял, тяжело дыша. Только теперь я понял, что скрывал от самого себя. Осознание того, что Дороти снова одинока, распалило в душе былой огонь. Я вспомнил ее плечи и теплые руки, держащие мою ладонь. А потом — мертвого Роджера, лежащего на снегу.

— Прости меня, Господи! — прошептал я.

И тут я увидел фигуру, стоящую у дверей моей конторы, в данный момент пустой и запертой. Это была женщина, маленькая и хрупкая. Приглядевшись внимательнее, я был потрясен, узнав в ней Тамазин. Путаясь в мантии, я побежал через двор. Она стояла, прислонившись к двери. С ужасом я увидел, что ее лицо распухло и покрыто кровоподтеками, один глаз почти закрылся, одежда порвана, а чепец съехал на сторону. Она смотрела на меня, дрожа всем телом.

— Тамазин, — сбивчиво забормотал я. — Какой ужас! Кто это с вами сделал? Неужели…

На ужасную долю секунды я подумал, что это дело рук Барака.

— Я ищу Джека, — неразборчиво проговорила она опухшими губами. — Он вернулся домой, мы поссорились, и он снова ушел. Мне все время чудилось, что снаружи кто-то есть и будто подглядывает. Я слышала чье-то дыхание за дверью. Мне нужно было уходить. Я хотела зайти к вам и проверить, нет ли здесь Джека. И всю дорогу мне тоже казалось, будто за мной кто-то следит.

— Тамазин…

Она подняла на меня глаза, в которых плескался неподдельный ужас.

— Когда я уже собиралась свернуть сюда, кто-то схватил меня, затащил за угол и принялся избивать…

Ее голос надломился. Она тяжело дышала, но не плакала.

— Кто? — с ожесточением спросил я. — Кто это был?

— У него был странный, необычный голос. Он сказал, что знает, что вы с Джеком охотитесь за ним, но вы не сможете помешать ему выполнить его миссию. Мастер Шардлейк, он знает, как зовут и вас, и Джека. Он знает, где мы живем. Кто этот человек?