Глава 14
Мы немедленно отправились вдоль берега Темзы во дворец Ламбет, настегивая лошадей. Прохожие шарахались в стороны, пытаясь увернуться от грязи, летевшей из-под копыт наших скакунов. Когда мы достигли цели, я тут же потребовал вызвать секретаря Кранмера. Морис появился почти сразу. Маленький бледный человечек, одетый в черное, он смотрел на нас с сомнением во взгляде. Я представился, сообщил, что имею срочные известия, и он торопливо ушел, оставив нас в Большом холле. Вернувшись через несколько минут, он приглушенным голосом сообщил, что архиепископ послал в Уайтхолл за другими, имеющими отношение к делу. Мы прошли в небольшую уютную комнату, где нам предстояло дожидаться прибытия всех участников грядущей встречи.
— Одна просьба, если позволите, — обратился я к секретарю архиепископа. — Не могли бы вы принести мне Новый Завет на английском языке?
— Я распоряжусь, чтобы ваша просьба была выполнена, — ответил он и с полупоклоном удалился.
— Вы уверены в своей версии? — спросил Барак, когда дверь закрылась. — Она звучит фантастически. Даже не знаю, что скажут на это Кранмер и остальные.
— Ты же читал отрывки из главы. Они говорят сами за себя.
— Но там говорится не о единичных убийствах, а о тысячах людей, погибших от каждой чаши.
— Мне видится в нынешних убийствах какой-то дьявольский, извращенный символизм…
Я замолчал, поскольку в комнату вошел слуга с экземпляром Нового Завета. Положив Священное Писание на стол, я открыл его на Книге Откровения. Барак заглядывал мне через плечо. Не требовалось большого ума, чтобы понять: если я прочитал или истолковал что-то не так, прием, который окажут мне могущественные люди, направляющиеся сюда сейчас из Уайтхолла, будет далеко не дружественным.
— Эта книга представляется мне полной бессмыслицей, — сказал Барак. — В ней по-разному говорится об одном и том же. Это различные версии того, каким будет конец света: ангелы, войны, чаши. В ней нет…
— Связного повествования? Верно. Это самая загадочная книга Нового Завета.
— Хотя текст, конечно, мощный. Он будто сам отпечатывается в мозгу.
Барак прочитал:
— «И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его». Зверь — это дьявол?
— Да, но некоторые утверждают, что это Римско-католическая церковь. Толкований Книги Откровения столько же, сколько и толкователей, и каждый из них уверен, что прав только он. В большинстве своем они необразованные фанатики. Из-за этой книги в мире происходят большие волнения.
— Вы хорошо знаете свою Библию, — заметил Барак, с любопытством посмотрев на меня.
— Книгу Откровения — нет, но Библию в целом — да.
Я грустно улыбнулся.
— С ранней юности и лет до тридцати я был преданным сторонником реформ.
— Вы сказали, что Эразм и Лютер сомневались в подлинности Откровения. Почему?
— В нынешней Библии мы имеем только четыре Евангелия, а в древние времена их существовало множество, плюс несчетное число Апокалипсисов, в которых описывалось, каким именно будет конец света. Но древние ученые, определявшие, какой именно из христианских текстов был вдохновлен непосредственно Богом, отвергли все Апокалипсисы, кроме одного, автором которого, по их убеждению, был апостол Иоанн. Однако Эразм и Лютер сомневались в этом, потому что этот текст разительно отличался от всего остального Нового Завета обилием жестокости и насилия, тем, что в нем Иисус предстает безжалостным судией, который вершит суд от имени Бога и «имеет ключи ада и смерти».
— Теперь их держит кто-то другой, — сказал Барак.
Он надул щеки и покачал головой. Ему никогда прежде не приходилось сталкиваться с чем-то столь ужасным, и происходящее потрясло его до глубины души. Как, впрочем, и меня, но мне сейчас было не до переживаний: нужно рассказать Кранмеру и другим о моем открытии.
Мы оба повернули головы к двери, когда она открылась и на пороге появился секретарь Кранмера.
— Его милость сейчас примет вас, мастер Шардлейк, — сказал он, поклонившись. — Но только вас одного. Ваш спутник должен остаться здесь.
Кранмер сидел за своим столом, лорд Хартфорд, Томас Сеймур и коронер Харснет стояли рядом с ним. Сегодня Томас Сеймур был в красном шелковом дублете, через прорези на рукавах которого просвечивала ярко-желтая подкладка. Его брат был одет куда менее броско, во все коричневое. В устремленных на меня взглядах мужчин читалось нетерпеливое ожидание.
— Что вам удалось обнаружить, Мэтью? — спокойно спросил архиепископ.
Я набрал в легкие воздуха.
— Милорд, у меня есть основания полагать, что я знаю, почему были убиты доктор Гарней и мой друг. И еще один человек, третий, которого убили в декабре.
Кранмер подался вперед.
— Третий?
В его голосе прозвучал испуг.
— Да. И, если я прав, нам следует ожидать еще четырех смертей.
Лорд Хартфорд нахмурился и буравил меня взглядом.
— Давайте, выкладывайте свою сказочку, — пренебрежительным тоном проговорил сэр Томас.
Как можно более подробно я рассказал о смерти Тапхольма и о том, как, размышляя о ней, я обнаружил связь с Книгой Откровения. Мои собеседники слушали в полном молчании. Взглянув на книжные полки Кранмера, я сказал:
— Если вы заглянете в шестнадцатую главу Откровения, милорд…
— Книгу Откровения я знаю наизусть, Мэтью.
Он снова умолк и напряженно думал.
Томас Сеймур засмеялся, и его громогласный смех заставил Кранмера испуганно моргнуть.
— Никогда не слышал подобных баек. Горбатый адвокат слишком много читает, и от этого, видно, повредился в уме.
Лорд Хартфорд зло посмотрел на брата.
— Не забывай, где ты находишься, Томас, и следи за своим языком!
Кранмер, казалось, погрузился в глубокое раздумье, вертя пальцами серебряное распятие, висевшее у него на груди. Когда он наконец выпрямился в кресле и обвел нас взглядом, его выразительные глаза были полны печали.
— Боюсь, Мэтью может оказаться прав. Эти смерти, даже последовательность, в которой они произошли, в точности совпадают с тем, что написано в шестнадцатой главе Книги Откровения. И в наше время, когда любой недоучка считает себя знатоком Священного Писания, да, действительно мог найтись достаточно злобный и безумный человек, который решил, что на него возложена миссия выполнить пророчество. Потому что Откровение на самом деле является пророчеством того, что должно произойти.
Архиепископ издал вздох, прозвучавший стоном.
Я посмотрел на него. Неужели мы снова говорим об одержимом человеке, оказавшемся во власти дьявола?
Хартфорд снял с полки Писание и стал читать, а затем медленно кивнул.
— Он прав, милорд. Эти убийства во всех подробностях соответствуют описаниям событий, наступавших после того, как очередной ангел выливал свою чашу гнева. Это не может быть простым совпадением. Однако это может хоть немного утешить нас.
— Утешить? Каким образом? — с недоумением спросил Кранмер.
— Цель убийцы — осуществить пророчество, значит, тот факт, что второй жертвой стал врач лорда Латимера, наверняка не играет роли.
Он посмотрел на архиепископа.
— Действия убийцы не направлены на то, чтобы помешать новому браку короля.
Кранмер согласно кивнул.
— Да, в этом есть логика. Но король, узнай он об этом, все равно напугается сверх всякой меры.
Он перевел взгляд на Харснета.
— Генрих тоже может решить, что убийца одержим дьяволом, и навсегда отвратить свой взор от леди Латимер.
Архиепископ грустно улыбнулся.
— Он такой суеверный! Я годами пытался отучить его от этой склонности, но безуспешно.
— А так ли уж будет не прав его величество, предположив, что действия убийцы продиктованы нечистым?
Острый взгляд Харснета поочередно перепрыгивал с одного собеседника на другого.
— Подумайте о том, сколь богохульственно действует злодей, с какой хитростью он спланировал и осуществил три этих убийства, превратив их в публичные представления, подумайте о поистине нечеловеческой силе, позволившей ему переносить тела на большие расстояния.
— Убийство крестьянина тоже было задумано как представление, — вставил я, — но в его совершении обвинили женщину.
— Разве это не указывает на одержимого? — задал вопрос Харснет.
— Почему вы все так любите разглагольствовать?! — раздраженно воскликнул Томас Сеймур. — Нужно ловить этого человека, а не чесать попусту языками, строя догадки относительно того, почему он поступил так, а не иначе. Мы узнаем это, лишь когда он окажется у нас в руках.
В этом я не мог не согласиться с Сеймуром и поэтому сказал:
— Сэр Томас прав, милорд. Поймать убийцу — вот наша главная задача.
— Не стану спорить. Чем же вы займетесь теперь, Мэтью?
— Необходимо выяснить, имел ли Тапхольм общих знакомых с Роджером и доктором…
— Чушь, приятель! — прорычал сэр Томас. — Он был коттером, то есть никем, а остальные двое были знатными людьми.
— И Тапхольм, и Роджер в свое время придерживались радикальных реформаторских взглядов и, хотя по-разному, впоследствии отошли от них. Относится ли то же и к доктору Гарнею?
— Да, — ответил архиепископ, — он когда-то был настроен весьма радикально, но не так давно… разочаровался в своих прежних убеждениях.
Кранмер долго молчал, нахмурив лоб, а потом посмотрел на меня.
— Вы полагаете, что убийца намеренно выискивает людей, которые когда-то придерживались радикальных взглядов, но по той или иной причине изменили им?
— Боюсь, что именно так. И есть только одно место, где могут встречаться радикалы, принадлежащие ко всем сословиям. Церковь.
— Трое погибших жили в разных концах города, — задумчиво проговорил Кранмер. — У них не могла быть одна и та же приходская церковь.
— Иногда радикалы ходят не в церкви своих приходов, — заметил Хартфорд. — Они посещают частные молитвенные собрания и группы по изучению Библии. И почему бы им этого не делать, — с внезапно проснувшейся яростью продолжал он, — когда за свои убеждения они подвергаются гонениям и вынуждены чуть ли не уходить в подполье?!
— Вы полагаете, все это делает кто-то из набожных прихожан? — спросил Кранмер, глядя мне в глаза.
— Не обязательно, но тот человек наверняка хорошо знает реформаторов.
Архиепископ Кранмер закрыл лицо ладонями. В кабинете воцарилась мертвая тишина. Хартфорд и Харснет обменялись смущенными взглядами. Я понимал, что архиепископ очутился в очень непростой ситуации. Он, как в тисках, оказался зажат между собственными реформаторскими убеждениями и опасностью, которую представлял радикализм для всего дела реформ. Хартфорд сразу понял это, а вот Харснет пока был поглощен охватившими его эмоциями. Сэру Томасу было вообще на все наплевать.
Наконец Кранмер опустил руки и выпрямился в своем высоком кресле. Его лицо приобрело жесткие очертания. Он устремил взгляд на меня.
— Мэтью, опасность, грозящая мне и всем остальным в этой комнате, растет с каждым часом. Некоторые до сих пор подвергаются допросам, будучи обвиненными в ереси, хотя еретиками не являются. Продолжаются аресты мясников, а теперь очередь дошла до книготорговцев. Граф Сюррей брошен в тюрьму Флит за нарушение Великого поста, и вскоре вы убедитесь в том, что все это лишь прелюдия к широкомасштабной кампании против реформаторов. Они уже подвергаются травле, их плакаты срывают.
— Да, милорд.
Хартфорд согласно кивнул.
— Мы ходим по лезвию бритвы.
— Можете ли вы представить, каким подарком стало бы для Боннера и Гардинера узнать о том, что кто-то в Лондоне убивает радикалов, отказавшихся от прежних убеждений? Это чудовищное богохульство подольет масла в огонь объявленной ими войны.
— На месте убийства Тапхольма я нашел любопытный предмет, — сказал я, достал из кармана оловянный знак и положил его на стол перед Кранмером.
Лорд Хартфорд наклонился, чтобы получше рассмотреть предмет.
— Знак пилигрима, — констатировал он. — Значит, его владелец посещал усыпальницу Эдуарда Исповедника в Вестминстере. Я видел много таких знаков на плащах людей, прежде чем доступ к усыпальницам был закрыт.
— Он не мог принадлежать Тапхольму, если тот исповедовал реформаторские взгляды, — проговорил Харснет.
— И его женщине тоже, — добавил Томас Сеймур. — Никогда не слышал, чтобы саутуоркские шлюхи носили подобные вещи.
Кранмер взял знак и повертел его в толстых пальцах.
— Значит, его обронил убийца. Возможно, знак сорвали с его плаща во время борьбы, когда он пытался связать этого несчастного коттера.
— Погодите, — вмешался Харснет, — знаки пилигрима люди нынче открыто не носят, чтобы не быть заподозренными в симпатиях к папистам.
— Да, это было бы неосмотрительно, — согласился я.
— Не исключено, что он обронил его намеренно, — предположил лорд Хартфорд.
— Да, милорд, такое возможно, — кивнул я, — но тут может быть и другая связь со старой религией.
Я набрал в грудь воздуха.
— Чтобы сломить сопротивление по крайней мере двух жертв, был использован двейл, а по словам моего друга доктора Малтона, единственным местом, где в последние годы применялся этот наркотик, являются больницы бенедиктинских монастырей. Милорд, я хотел просить вашего разрешения просмотреть архивы суда по делам секуляризации с целью выяснить, что сталось с монастырскими больницами Лондона.
Кранмер резко подался вперед.
— Вы полагаете, разгадка кроется там? — нетерпеливо спросил он. — По-вашему, это может быть бывший монах? Спятивший, озлобленный папист, убивающий тех, кто прежде принадлежал к радикальным реформаторам…
— Но ведь именно радикалы, а не паписты заявляют, что им известны все тайны Откровения.
Сэр Томас снова удивил меня своей восприимчивостью.
— Можно предположить, что цель убийств — злобно высмеять эти самые взгляды, — сказал Кранмер. — У папистской церкви есть собственные исследователи Книги Откровения, как, например, Иоаким Фиорийский.
Лицо архиепископа осветилось радостью при мысли о том, что убийца может оказаться не радикальным реформатором, а папистом. Он расправил плечи и по очереди посмотрел на каждого из нас.
— Мастер Харснет, я хочу, чтобы вы провели расследование и выяснили, был ли коттер каким-либо образом связан с двумя другими жертвами, особенно на почве религиозных убеждений. Мэтью, просмотрите архивы суда по делам секуляризации. Эдвард, — он повернулся к Хартфорду, — вы близки к королю, и я поручаю именно вам сделать все, чтобы ни слова об этом деле не достигло его ушей.
Хартфорд кивнул.
— А я? — спросил Томас Сеймур.
— А ты, Томас, держи рот на замке, — ответил ему брат.
Сеймур покраснел, а Хартфорд повернулся к Кранмеру.
— Итак, сейчас мы расследуем то, что уже произошло. А как быть с тем, что еще должно произойти? Если адвокат прав, а я полагаю, что так оно и есть, вскоре будет совершено четвертое убийство.
Он открыл Новый Завет и прочитал вслух:
— «Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем. И жег людей сильный зной, и они хулили имя Бога, имеющего власть над сими язвами, и не вразумились, чтобы воздать Ему славу».
— Что же нам делать? — тихо проговорил Кранмер. — Когда и где это произойдет?
— Жертвой может стать любой, — заметил я. — И такой праведник, как Роджер, и закоренелый грешник вроде коттера. А уж где и когда убийца нанесет удар, предсказать и вовсе невозможно.
— Значит, остановить его мы не в силах?
— Только если поймаем. И мне кажется, нового удара не придется ждать долго.
— Почему? — спросил Харснет.
— Труп Тапхольма нашли в январе, доктор Гарней умер в феврале, а Роджер — через три недели после этого, неделю назад. Было бы логичным предположить, что новое убийство будет совершено примерно через две недели.
— А что там с оставшимися тремя чашами? — поинтересовался Томас Сеймур. — Что выльется из них?
Кранмер тяжело вздохнул.
— Излитие пятой чаши убьет грешников тьмой и великой болью. Это может означать что угодно. Шестая чаша высушит воду в Евфрате, и я не представляю, что можно сделать, чтобы изобразить нечто подобное. Наконец, когда седьмой ангел выльет свою чашу, произойдут молнии, громы и великое землетрясение.
— Милорд, — заговорил я, — у меня к вам есть еще одна просьба. Если вы выполните ее, это облегчит нам задачу.
— Слушаю вас, Мэтью.
— Это касается доктора Малтона. Именно он сказал мне, что старые монастырские врачеватели применяли двейл. Он может много знать о них, даже если не знаком с ними лично. Я хотел бы просить вас оказать ему доверие и позволить привлечь к расследованию. Он уже здорово помог нам с этим двейлом.
— Он ведь бывший монах? — резко спросил Харснет.
— Да, но Мэтью говорит, что на него можно положиться.
Кранмер посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.
— Хорошо, я согласен. Можете рассказать ему все, Мэтью.
Хартфорд посмотрел на меня с сомнением, Харснет тоже, но архиепископ кивнул.
Некоторое время в кабинете царило молчание. Все думали о том, какие новые ужасы могут ожидать нас впереди. А потом сэр Томас рассмеялся.
— Боже праведный, этому убийце на самом деле понадобится дьявольская сила, чтобы устроить землетрясение!
— Меня тошнит от ваших шуток, Томас! — с неожиданной горячностью набросился на него Кранмер. — Мы все знаем — или, по крайней мере, должны знать, — что в этом деле и впрямь может быть замешан дьявол, который использует все свои силы. Но мы обязаны расследовать преступления, руководствуясь здравым смыслом.
— Ты забываешь о том, что присутствовать здесь тебе позволено лишь потому, что ты мой брат, — добавил лорд Хартфорд. — А твои прежние отношения с Кэтрин Парр, на состояние которой ты мечтаешь наложить лапу, похоже, канули в Лету. С моей стороны было ошибкой привлекать тебя к этому делу.
Он сокрушенно покачал головой.
— Глупой ошибкой.
На мгновение лицо Томаса Сеймура исказила гримаса бешенства, а затем он, словно провинившийся ребенок, отвернулся и стал глядеть в окно. Кранмер вновь обратился к нам.
— Каждый из вас знает, что должен делать, — подвел он итог. — Вот и займитесь этим без промедления.
Архиепископ кивнул, давая знать, что все свободны.
Когда мы вышли в коридор, лорд Хартфорд и его брат, не говоря друг другу ни слова, пошли в противоположных направлениях, а Харснет остался стоять со мной. Чуть дальше по коридору на скамье сидел Барак. Он подошел и молча встал рядом.
— Похоже, нам и дальше придется действовать сообща, — проговорил Харснет. — Вы молодец, что догадались протянуть ниточку между убийством коттера и Книгой Откровения. Хотя я молюсь о том, чтобы это было не так.
— Мысль о том, что подобное возможно, действительно пугает.
— Прошу прощения, если я был излишне резок. Вы правы, нам необходимо подходить к расследованию с трезвым, холодным умом. Но стоит мне подумать, что кто-то, изучавший Библию, может совершать столь чудовищные вещи…
Он умолк и в отчаянии помотал головой.
— Тут все чудовищно, я никогда не слышал ни о чем подобном.
— Я тоже.
Коронер пристально посмотрел на меня.
— Мне кажется, мы должны еще раз как следует подумать о том, что это может быть за человек.
— Вы имеете в виду, не одержим ли он дьяволом, который заставляет его делать все это? Нет, сэр, я склонен думать, что это скорее душевнобольной, которого сумасшествие довело до невиданного прежде фанатизма.
Я говорил вежливо, но твердо. Из головы у меня не выходил Адам Кайт, ползающий по полу больничной палаты Бедлама. Как правильно сказал Гай, безумие может принимать самые разные формы.
— Вы думаете, что, возможно, он убивает людей, отказавшихся от библейского понимания религии?
На лице Харснета было написано возбуждение.
— Думаю, что исключать этого нельзя. Полагаю, что он может оказаться вконец спятившим религиозным фанатиком.
— Но разве может сумасшедший планировать столь изощренные убийства и безукоризненно осуществлять их? На это способен лишь дьявол. Если же вы правы, то это величайшее богохульство.
— Должен признаться, сэр, я понятия не имею, с кем или с чем именно мы имеем дело, но уверен в одном: строить всяческие предположения сейчас не имеет смысла.
Харснет склонил голову. Я видел, что он не желает затевать спор, поскольку хочет сохранить со мной хорошие отношения. Поэтому я сменил тему.
— Мне показалось, что между Томасом Сеймуром и его братом не все гладко.
Харснет кивнул.
— Лорд Хартфорд — умный, выдающийся человек. В иных обстоятельствах он мог бы стать великим религиозным реформатором и излечить многие социальные язвы. Его единственная слабость заключается в сильной привязанности к семье, а держать в узде такого субъекта, как Томас Сеймур, нелегко.
— Да уж, — откликнулся я, подумав, что истинно сильный человек не позволил бы своим слабостям помыкать собой.
— Надеюсь, вы поставите меня в известность о том, что вам удастся обнаружить в судебных архивах? Записку с пометкой, что она срочно требует внимания с моей стороны, мне передадут незамедлительно.
— Безусловно, в случае чего я незамедлительно дам вам знать.
— А если я пошлю гонца, сможет ли он отыскать вас в вашей конторе?
— Либо там, либо дома. Я живу рядом с Линкольнс-Инн, на Канцлер-лейн.
— В таком случае вскоре у нас снова появится возможность побеседовать.
Харснет кивнул Бараку, поклонился мне и ушел. Я посмотрел на своего помощника. Его лицо было мертвенно-бледным.
— Он прав, — сказал Барак. — Это чудовищно.
Тут и меня пробрал ужас. Какими кошмарными оказались смерти Тапхольма, Роджера и доктора Гарнея! Все трое были убиты с маниакальной расчетливостью и методичностью.
— Безумные пророки бывали и раньше, — неуверенно проговорил я.
— Книга Откровения напугала меня, — признался Барак. — Она такая…
Он замялся, подыскивая подходящее слово.
— Безжалостная. Как этот убийца.
— Харснет считает, что он одержим. А что думаешь ты?
— Я не могу себе представить, что он такое.
— Что касается меня, то я знаю только одно: я найду убийцу своего друга. Пойдем. Мы отправляемся в Вестминстер, в суд по делам секуляризации.
Я обнял Барака за плечи и повел наружу, шагая с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Но это было необходимо мне самому, потому что тот, за кем мы охотились, вне всякого сомнения, являлся чудовищем в человеческом обличье.
