Граница штата Мэн

Наши дни

Люк сворачивает с шоссе на ухабистую грунтовую дорогу и медленно ведет универсал по колдобинам. Добравшись до поворота, он останавливает машину чуть поодаль от подъездной дороги, но двигатель оставляет включенным. За облетевшими деревьями прекрасно виден пропускной пункт на канадско–американской границе. Очень похоже на собранную из деталей детского конструктора композицию: множество будочек и платформ, занятых грузовыми и легковыми машинами. Над ними — синеватое облако выхлопных газов.

— Вот куда мы направляемся, — говорит Люк, указывая за ветровое стекло.

— Серьезный объект, — говорит Ланни. — Я думала, мы проедем через какой–нибудь заброшенный пограничный пункт — два охранника и бладхаунд. Ну, посветят в машину фонариком, и все.

— Вы уверены, что хотите пройти через все это? Есть и другие способы попасть в Канаду.

Люк говорит это, хотя и не уверен, что ему стоит еще больше подстрекать Ланни к нарушению закона.

Ланни смотрит на Люка таким взглядом, который проникает ему прямо в сердце. Так ребенок посмотрел бы на отца в поисках сочувствия и помощи.

— Ну нет, вы меня уже так далеко увезли. Перевезите меня через границу. Я вам доверяю.

Они едут к пропускному пункту. Нервы у Люка начинают сдавать. Автомобилей не так уж много, бывает и больше, но все же придется не меньше часа просидеть в машине. Такая перспектива не радует. Полиция уже могла объявить их в розыск. Беглая, подозреваемая в убийстве, и врач, который помог ей бежать… Люк чуть было не съезжает с полосы, но вовремя спохватывается. Его руки, сжимающие руль, дрожат.

Ланни тревожно смотрит на него:

— С вами все нормально?

— Так долго… — бормочет Люк. Его лоб покрывается испариной, хотя снаружи морозный зимний день.

— Ничего страшного, — ласково произносит Ланни.

Неожиданно около будки, расположенной в конце соседнего ряда, зажигается зеленый свет. Люк круто поворачивает руль и жмет на газ. Он подрезает машины, мирно едущие вперед. Женщина–водитель крутит пальцем у виска, но Люку все равно. Он резко тормозит перед сотрудником пограничной службы.

— Торопимся? — ворчит пограничник, скрывая интерес за невозмутимостью, и протягивает руку за документами. — Обычно мы берем следующего по очереди, когда открываем новую полосу.

— Простите, — бормочет Люк. — Я не знал…

— В следующий раз знайте, договорились? — дружелюбно произносит пограничник, не глядя на Люка. Он изучает его водительские права и паспорт Ланни. Пограничник — мужчина средних лет, в темно–синей форме. По карманам его пухлого жилета рассованы рация, ручки и еще куча всяких разностей. В руках он держит клипборд и электронное устройство — похоже, это какой–то сканер. Его напарница, молодая женщина, обходит машину по периметру, держа в руке длинный шест с зеркальцем на конце. Видимо, проверяет, не прикреплена ли к днищу универсала бомба. Люк наблюдает за женщиной, глядя в боковое зеркало. У него снова разыгрываются нервы.

И тут у него мелькает мысль: если у него спросят техпаспорт, быть беде. Машина зарегистрирована не на его имя. «Это не ваша машина?» — спросит пограничник.

«Люди каждый день одалживают друг у друга машины, — пытается успокоить себя Люк. — Нет тут никакого криминала».

«Придется прогнать через базу данных, чтобы убедиться, что машина не угнана…»

«Не проси показать техпаспорт, не проси показать техпаспорт!» — мысленно твердит Люк. Он словно бы направляет эту мантру на пограничника, прогоняет от него мысль о техпаспорте. Если фамилия и имя Люка каким–то образом фигурируют в базе данных — типа «разыскивается для допроса», тогда с мыслью о побеге можно попрощаться. Люку не по себе. Ведь у него никогда, ни разу в жизни не было неприятностей с законом — даже в детстве. Он совершенно не умеет обманывать никаких чиновников. Он боится покраснеть, вспотеть, выказать излишнее волнение, и…

— Так вы врач? — спрашивает стоящий около машины пограничник.

Люк едва заметно вздрагивает:

— Да. Хирург.

«Глупость какая, — ругает он сам себя. — Ему все равно, какая у тебя специализация». Неизвестно почему в нем вспыхивает тщеславие медика. Так потребовал бы к себе внимания уставший капризный ребенок.

— Зачем направляетесь в Канаду?

Люк не успевает ответить. Через него к окошку тянется Ланни, чтобы ее увидел пограничник:

— На самом деле он оказывает мне услугу. Я у него гостила, и мне пора перекочевать к другим родственникам. Я могла бы на автобусе поехать, но он решил меня сам отвезти. Я отказывалась, но он уговорил. Я еду к двоюродному брату.

— О? И где же обитает ваш двоюродный брат? — интересуется пограничник.

— В Лак–Бене, — небрежно отвечает Ланни. — Точнее, он нас встретит в Лак–Бене, а живет он ближе к Квебеку.

Она знает название ближайшего городка. Это потрясает Люка. Просто чудо какое–то. Он немного расслабляется.

Пограничник входит в будку. Через исцарапанное оргстекло Люк видит его. Пограничник склоняется к терминалу. Можно не сомневаться, просматривает базу данных. Люк не отрывает глаз от будки. Он заставляет себя смотреть на пограничника, борясь с искушением надавить на педаль газа. На его пути нет ничего, что его остановило бы — ни полосатого шлагбаума, ни зубчатой полосы под колесами, готовой проткнуть шины.

Внезапно пограничник возникает около окошка и протягивает Люку паспорт и водительские права.

— Поезжайте… и приятного вам пребывания в Канаде, — говорит он и жестом велит им проезжать, после чего подзывает к себе следующего по очереди.

Люк не дышит до тех пор, пока пункт пересечения границы не исчезает в зеркальце заднего вида.

— Чего вы так испугались? — смеется Ланни, оглядываясь через плечо. — Мы же не террористы, мы не перевозим через границу никаких там контрабандных сигарет. Мы просто милые американские граждане, едущие в Канаду пообедать.

— Вот уж ничего подобного, — бормочет Люк, но тоже облегченно смеется. — Простите. Я ко всем этим шпионским штучкам не привык.

— Это вы меня извините. Я не хотела смеяться. Да, я понимаю, что вы в таких делах не мастак. Но справились отлично.

Она сжимает руку Люка.

Они останавливаются в мотеле на окраине городка Лак–Бен. Местечко совсем непримечательное, ничего особенного. Люк ждет в машине, а Ланни отправляется в офис. Он видит, как она болтает с пожилым джентльменом за стойкой. Тот не торопится, ему явно приятно поговорить с красивой молодой женщиной — как знать, может быть, сегодня такого шанса больше не будет. Ланни возвращается в машину, и они едут к номеру, окна которого выходят на лесополосу и дальний край ближайшей бейсбольной площадки. Их машина — единственная на автостоянке.

Войдя в номер, Ланни развивает бурную деятельность. Она распаковывает чемодан, заходит в ванную комнату, жалуется на качество полотенец. Люк садится на кровать. Он вдруг ощущает страшную усталость, ему срочно нужно прилечь. Он ложится поверх полиэстерового покрывала и смотрит в потолок. У него все плывет перед глазами. Он словно бы кружится на карусели.

— В чем дело?

Ланни садится рядом с ним на краешек кровати и трогает его лоб.

— Устал, наверное. После ночной смены я обычно приезжаю домой и сразу ложусь спать.

— Ну так поспите.

Ланни снимает с Люка туфли, не развязывая шнурки.

— Нет, мне надо вернуться. Мы всего в получасе езды от границы, — возражает Люк, но он не в силах пошевелиться. — Я должен вернуть машину…

— Глупости. К тому же это только вызовет подозрения на пропускном пункте, если вы мгновенно развернетесь и полетите домой.

Она укрывает Люка одеялом, роется в чемодане и вытаскивает герметичный пакет, набитый самыми роскошными соцветиями конопли, какие Люк когда–либо видел. За пару минут сворачивает толстую самокрутку, раскуривает ее и делает долгую, жадную затяжку. Зажмуривается, выдыхает дым и довольно расслабляется. Люк думает о том, как было бы хорошо всегда видеть такое выражение лица у этой женщины.

Ланни протягивает ему самокрутку. После секундной растерянности Люк берет ее, подносит к губам, втягивает дым в легкие и задерживает дыхание. Он чувствует, как наркотик распространяется по лобным долям мозга, как притупляется слух. Господи Иисусе, какая мощная трава!

Он кашляет и возвращает косячок Ланни:

— Давно я себе такого не позволял. Откуда у вас эта дурь?

— Купила. В Сент–Эндрю.

Ее ответ пугает и удивляет Люка. Оказывается, прямо у него под носом существуют неведомые миры. Хорошо, что он ничего не знал про марихуану, когда они пересекали границу. Тогда бы он еще сильнее психовал.

— И часто вы себе это позволяете? — спрашивает Люк, кивком указывая на косячок.

— Я бы без нее не выжила. Вы просто не представляете, сколько воспоминаний у меня в голове. Жизнь за жизнью… и столько всего, о чем сожалеешь… и столько всего, что сделали другие люди… Всякое такое, от чего никак не уйдешь… без этого. — Она опускает глаза и смотрит на сигарету в своей руке. — Бывают времена, когда мне хочется отключиться… лет эдак на десять. Заснуть, чтобы все прекратилось. Но дурные воспоминания стереть невозможно. Не так трудно совершать дурные поступки. Гораздо труднее жить с тем, что ты натворил.

— Вроде того мужчины в морге…

Ланни прижимает палец к губам Люка, чтобы он больше не говорил ни слова. «Еще будет время поговорить об этом, — думает Люк. — На самом деле, у нее впереди бездна времени, чтобы понять то непоправимое, что она сотворила со своей единственной любовью. Эта мысль будет звучать в ее голове каждую минуту каждого дня. На всем свете не хватит травы, чтобы заглушить эту мысль. Ад на земле».

В сравнении с этим его проступки кажутся мизерными. Однако он протягивает руку за косяком.

— Я поеду обратно, — говорит он так, словно обязан убедить в этом Ланни. — Вот только вздремну немного и поеду. Мне обязательно надо вернуться… у меня там столько дел… Машина Питера…

— Конечно, — кивает Ланни.

Когда Люк просыпается, в номере мотеля сумрачно. Солнце садится, но свет не горит. Люк лежит неподвижно, не шевелится и пытается собраться с мыслями. Сначала голова у него будто ватная. Он никак не может вспомнить, где находится и почему все здесь ему незнакомо. Ему жарко под одеялом, он вспотел. Он чувствует себя так, словно его похитили, увезли куда–то с повязкой на глазах, вывели из машины и втолкнули в номер мотеля. Он понятия не имел, где находится.

Мало–помалу его зрение проясняется. За столом на одном из грубых деревянных стульев сидит Ланни и смотрит в окно. Она абсолютно неподвижна.

— Эй, — произносит Люк, чтобы дать ей понять, что он проснулся.

Она оборачивается, едва заметно улыбаясь.

— Вам лучше? Сейчас принесу вам воды. — Она встает со стула и торопливо проходит к кухонному блоку. — Вода только водопроводная. Я налила немного и поставила в холодильник, чтобы остыла.

— Долго я проспал?

Люк тянется за стаканом. Стакан приятно холодит ладонь. Люку хочется прижать его ко лбу. Лоб у него пылает.

— Четыре часа. Или пять.

— О господи. Мне лучше как можно скорее трогаться. Меня будут искать, если уже не ищут.

Он отбрасывает одеяло и садится на край кровати.

— Куда торопиться? Вы сказали, что дома вас никто не ждет, — говорит Ланни. — Кроме того, вы неважно выглядите. Видимо, травка для вас оказалась слишком крепкой. Возможно, вам стоит еще немного полежать.

Ланни снимает свой ноутбук с обшарпанного комода и подходит к кровати:

— Пока вы спали, я загрузила снимки с фотоаппарата. Подумала, что вам захочется посмотреть на него. То есть вы его видели, вы видели его труп, но все равно вам, наверное, интересно…

Слушая Ланни, Люк морщится. Ему неприятно, что она напоминает ему о мертвом теле в морге, о связи этого человека с Ланни, но все же он берет у нее ноутбук. В сумраке фотографии кажутся особенно яркими. Да, это тот самый мужчина, тело которого он видел в морге, но на снимках он совсем другой. Живой, прекрасный, невредимый. Его глаза, его лицо наэлектризованы, полны жизни.

И он так красив, что Люка охватывает странная печаль. Первый снимок, по всей видимости, сделан в машине. Стекло в дверце опущено. Длинные волосы Джонатана развеваются на ветру. В уголках его глаз залегли смешливые морщинки. Он улыбается женщине, которая его фотографирует. Наверное, Ланни сказала ему что–то смешное. На следующем снимке он лежит в кровати — наверное, это кровать в номере мотеля Данрэтти. Его волосы разметались по белой подушке, глаза закрыты, длинные ресницы лежат на нижних веках, на скулах розовеет чудесный румянец. Над краем кремово–белой простыни видна шея и чуть выступающая ключица.

Проходит минута. Люк просматривает снимок за снимком и постепенно понимает, что дело не только в красоте черт лица этого мужчины. Что–то удивительное кроется в выражении его лица, в том, как сочетается радость в его глазах с улыбкой на его губах. Он счастлив быть рядом с той, что держит фотоаппарат и делает снимки.

У Люка ком подступает к горлу. Он резко подвигает ноутбук к Ланни. Он больше не хочет смотреть.

— Я понимаю, — кивает она. У нее тоже перехватило дыхание, она вот–вот расплачется. — Мне нестерпимо думать о том, что его нет, что он ушел навсегда. Его отсутствие — словно дыра у меня в груди. То чувство, которое я носила в себе двести лет, отнято у меня, вырвано с корнями. Не знаю, как буду жить дальше. Вот почему я прошу вас… пожалуйста, побудьте со мной еще немного. Я не могу оставаться одна. Я с ума сойду.

Она ставит ноутбук на пол и тянется к руке Люка. Ее рука такая маленькая и теплая. Ладонь влажная, но Люк не может понять, у него или у нее.

— Я просто не знаю, как вас благодарить за то, что вы сделали для меня, — говорит Ланни, глядя на него пронзительным взглядом, который проникает внутрь Люка, и ему кажется, что она видит его насквозь. — Я… Мне никогда… Я хочу сказать, что никто никогда не был так добр ко мне. Никто так не рисковал ради меня.

Неожиданно ее губы прикасаются к его губам. Люк закрывает глаза. Он целиком отдается мягкой влажности ее губ. Он падает на кровать, увлекая за собой почти невесомую Ланни. Его сердце рвется надвое. Он в ужасе от того, что делает, но именно этого ему хотелось с самого первого мгновения, как только он ее увидел. Он не вернется в Сент–Эндрю — по крайней мере, не сразу. Он последует за ней. Как он может уйти? Он так нужен ей. У него такое чувство, что в его грудь вонзился крюк, но ему не больно. Он легко, без напряжения идет за Ланни. Он не может сопротивляться. Он прыгает со скалы в черную воду, не видя, что ждет его в глубине, но знает, что ничто на свете не остановит его.