Утром Адера увидела Маргарита. Вид его был ужасен. Он обделался, его одежда пропиталась кровью насквозь и не отлипала от пола. Служанке пришлось отмачивать тряпье в теплой воде. Только так ей удалось размочить кровь.

Несколько дней Адер пролежал без сознания на соломенной лежанке, а когда очнулся, увидел, что вся его кожа покрыта громадными кровоподтеками — черными и лиловыми. Краешки синяков едва–едва начали желтеть и зеленеть. Кожа была горячая, к ней было больно прикасаться. Но все же Маргарите каким–то образом удалось вымыть Адера и надеть на него чистую полотняную ночную рубаху.

Адер то приходил в себя, то погружался в забытье. Бессвязные мысли метались в его голове. В самые кошмарные из сумеречных минут полусознания ему казалось, что к нему кто–то прикасается, что кто–то проводит пальцами по его щекам и губам. В другие моменты ему чудилось, что его переворачивают на живот и задирают рубаху. Последнее было более или менее объяснимо: Маргарита его обмывала, потому что он не мог подняться и сходить на горшок. У Адера не было сил ни шевелиться, ни сопротивляться.

Первым из чувств к нему вернулось обоняние, но запахи Адер ощущал, как ни странно, ртом — как привкус на языке. У крови был привкус железа, у говяжьего жира — привкус кислоты. Однажды его глаза открылись. Через несколько мгновений он увидел все, что его окружало, более или менее четко и убедился в том, что не ослеп. Однако при этом он гораздо острее ощутил боль. Ныла грудь, урчало в животе, каждый вдох отдавался болью в переломанных ребрах. С болью вернулся голос. Он попытался сбросить одеяло и встать.

К нему бросилась Маргарита. Она пощупала лоб Адера, по очереди согнула его руки и ноги, чтобы проверить, не сломаны ли кости и сможет ли он передвигаться самостоятельно. Какой прок от работника, который лишился руки или ноги?

Она накормила Адера горячей похлебкой, а потом до вечера занималась своими делами, не обращая на него никакого внимания. Адеру оставалось одно: смотреть в потолок и отмечать течение времени по тому, как квадратик солнечного света перемещается по стене. Он лежал и считал часы до темноты, когда проснется старик. Его пробуждения Адер ждал со страхом. «Уж лучше мне было умереть в ту ночь, — думал он, — чем очнуться, будучи совершенно беспомощным. Долго ли я буду выздоравливать? На что я буду годен, когда кости срастутся? Может, стану горбуном или хромым калекой?» Но на лице вроде бы не осталось ни шишек, ни шрамов. Голову Адера старик пощадил. Если бы он ударил кочергой по голове, то раскроил бы ему череп.

Квадрат солнечного света угас, и, стало быть, день закончился. Адер знал, что вот–вот придет старик. Он решил притвориться спящим. Маргарита тоже почувствовала, что лекарь скоро поднимется из своего подземелья, и стала спешно готовиться ко сну. Старик поднялся по лестнице и не дал Маргарите лечь. Он схватил ее за руку, указал на ложе Адера и вопросительно посмотрел на служанку. Но Маргарита видела, как Адер закрыл глаза и притворился спящим, поэтому она только покачала головой, улеглась на солому и укрылась одеялом.

Старик подошел к лежанке Адера и низко наклонился. Юноша старался дышать как можно ровнее и тише и не дрожать. Он ждал — что будет делать лекарь. Долго ждать не пришлось. Холодная костлявая рука прикоснулась к щеке Адера, затем — к кадыку, потом скользнула по груди и легла на плоский живот. Старик едва прикасался к покрытой синяками коже, но Адер всеми силами сдерживался, чтобы не корчиться от боли.

Рука лекаря поползла ниже. Адер едва не вскрикнул. Старик принялся гладить его мужское достоинство. Но это продолжалось недолго. Лекарь убрал руку, отвернулся, выпрямился и быстро ушел за дверь, в ночную тьму.

От ужаса Адер едва не вскочил на ноги, несмотря на свое плачевное состояние. Ему хотелось бежать, но он не мог. Ни руки, ни ноги его не слушались. Старик был значительно сильнее, нежели казался; Адер и в полном здравии не смог бы устоять против него, а уж сейчас — тем более. Он даже ползти по комнате не мог, чтобы найти оружие для обороны. В полном отчаянии Адер осознал, что ничем не может себе помочь, что ему придется терпеть все, что только лекарь пожелает с ним сделать.

Он коротал дни, вспоминая обо всей работе, которую делал для лекаря, обо всех эликсирах и мазях, которые готовил под руководством старика. Не было ли хоть чего–нибудь, хоть какого–то снадобья, которым он смог бы защитить себя? Такие мысли были безнадежны, хотя и освежали воспоминания Адера о составных частях этих могучих зелий, о пропорциях, запахах, густоте. Но он до сих пор не знал, для чего они предназначены — кроме одного варева, даровавшего человеку невидимость.

Адеру удалось обманывать старика еще два дня, а потом тот догадался, что сознание к его подмастерью вернулось. Лекарь стал проверять его руки, ноги и суставы так, как это делала Маргарита, и приготовил эликсир, Который вливал в глотку Адера. Именно эликсир выдавал истинное состояние Адера. Питье было горькое и жгучее. Юноша морщился и содрогался всем телом.

— Надеюсь, ты хорошо усвоил урок, — проворчал старик, шагая вокруг стола. — Хоть что–то хорошее вышло из твоего предательства. Урок такой: ты никогда не сможешь убежать от меня. Я всегда найду тебя, куда бы ты ни направился. Я не знаю, что такое «далеко», что такое «глубоко». Так что от меня нельзя укрыться нигде, как бы ты ни старался. В следующий раз, когда ты попытаешься уклониться от работы, за которую я уплатил, или попробуешь украсть что–то из того, что принадлежит мне, давешние побои покажутся тебе самым легким наказанием. Если я хотя бы почую, что ты меня ослушался, я прикую тебя цепью к стене этой башни, и ты больше никогда не увидишь света дня, понял?

Адер устремил на старика взгляд, полный ненависти, но тот даже глазом не моргнул.

Через несколько недель юноша смог вставать с лежанки и немного ходить по комнате, опираясь на палку. Всякий раз, когда он пробовал поднять руки, у него хрустели и болели ребра, поэтому Маргарите он услужить не мог, но по вечерам, как прежде, немного помогал лекарю. Правда, какие бы то ни было разговоры между ними прекратились. Старик только выкрикивал приказания, а Адер, исполнив их, старался скрыться с глаз.

Через пару месяцев, постоянно получая порции едкого эликсира, Адер набрался сил. Он уже мог приносить воду и колоть дрова. Мог пробежать небольшое расстояние и не сомневался, что одолел бы поездку верхом, представься ему такая возможность. Порой, собирая в лесу травы, Адер подходил к склону холма, смотрел на широкую зеленую долину и вновь думал о бегстве. Он страстно мечтал освободиться от старика, но все же… Стоило Адеру задуматься о наказании, ему сразу становилось тошно, и он возвращался в башню, порой доходя до мысли о самоубийстве.

— Завтра ты должен пойти в деревню и найти девочку. Она должна быть девственна. Расспрашивать никого нельзя, нельзя привлекать к себе внимание. Просто найди это дитя, вернись и скажи мне, где она живет.

Горло Адера сжалось от страха:

— Но как мне узнать, что девочка непорченая? Неужто я должен сам…

— Тут и думать нечего. Найди маленькую девочку. Уж я сам во всем смогу убедиться, — ледяным тоном проговорил старик.

Больше он ничего не стал объяснять, да Адер и не нуждался в объяснениях. Он знал, что в лекаре есть что–то дьявольское, и все же не мог отказаться выполнять его приказы. Обычно походы в деревню его радовали. Ему нравилось хоть ненадолго окунуться в атмосферу шумной семейной жизни — и пусть эти люди были ему чужими. Но на этот раз Адер пошел в деревню с тяжелым сердцем. Он постарался не подходить к домам ближе, чем нужно, но деревня была маленькая, и его здесь знали. Стоило ему заметить играющих детей или тех, кто помогал родителям дома или в огороде, их сразу же загоняли в дом, а на Адера смотрели угрожающе.

Боясь того, как поведет себя лекарь, услышав эти вести, Адер отправился к башне незнакомой дорогой — в надежде, что это принесет ему удачу. Тропа вывела юношу на поляну, где, к его изумлению, стояли несколько фургонов, очень похожих на те, в которых жили и путешествовали его родственники. Неподалеку от деревни остановился цыганский табор. Сердце Адера наполнилось надеждой. Может быть, родители решили разыскать его? Он стал ходить по табору, но не увидел ни одного знакомого лица. Правда, в таборе хватало детей самого разного возраста. Были тут и краснощекие мальчишки, и миловидные девочки. Адер и сам был цыганом, поэтому на него здесь особо не глазели, хоть он и был незнаком этим людям.

«Могу ли я совершить такое святотатство?» — мысленно спрашивал он себя. С часто бьющимся сердцем Адер переводил взгляд с одного лица на другое. Он был готов бежать, охваченный ненавистью к самому себе. Как он только мог выбрать ребенка, который попадет в руки этого чудовища? И вдруг ему встретилась девочка, очень похожая на его возлюбленную Катарину в то время, когда он ее впервые увидел. Такая же сливочно–белая кожа, те же пронзительные темные глаза, та же обезоруживающая улыбка. Казалось, судьба совершила выбор вместо Адера. Победил инстинкт самосохранения.

Лекаря вести порадовали. Он велел Адеру в этот же вечер, как только стемнеет, отправиться в табор и, когда все уснут, украсть девочку и принести к нему.

— Все справедливо, не так ли? — каркающе рассмеялся старик. Возможно, он решил, что после его слов Адеру будет легче выполнить приказ. — Твои сородичи отреклись от тебя, они отдали тебя мне, даже не задумываясь. Теперь у тебя есть возможность отомстить.

Но Адера слова старика не убедили. Он сердито спросил:

— Зачем вам нужна эта девочка? Что вы с ней сделаете?

— Не твое дело. Исполняй приказ, — буркнул старик. — Ты только–только начал выздоравливать, верно? Не хотелось бы снова ломать тебе кости.

«Хоть бы Бог мне помог», — с тоской подумал Адер, но решил, что молитвы бесполезны. У него были все причины верить, что и он, и несчастная девочка обречены и ничто не спасет ни ее, ни его.

Поздно вечером Адер отправился в табор, стал ходить от фургона к фургону и заглядывать в окошки и за ширмы. Наконец он нашел девочку. Она спала на одеяле, свернувшись калачиком, как котенок. Затаив дыхание, Адер бесшумно открыл дверцу и схватил ребенка. Отчасти ему хотелось, чтобы девочка закричала — и пусть бы его тогда поймали. Но девочка крепко спала у него на руках — как заколдованная.

Адер побежал к лесу, не слыша звуков погони. Никто не стал его преследовать, не проснулись и родители девочки. Только позже ребенок начал ворочаться и хныкать. Адер не знал, как быть. Он лишь прижал девочку крепче к своей груди, надеясь успокоить ее. Ему очень хотелось быть смелее и нарушить зловещий приказ старика, но он ничего не мог поделать. Он бежал через лес напролом и горько плакал.

И все же, когда до башни было совсем недалеко, Адера вдруг охватила отчаянная отвага. Он понял, что не может тупо выполнять желания лекаря, чем бы это ему самому ни грозило. Его ноги словно бы сами остановились. Еще несколько шагов — и он повернул обратно. К тому времени, как он добрался до опушки леса, девочка проснулась, но вела себя тихо, не плакала. Адер опустил ее на землю и встал перед ней на колени.

— Возвращайся к папе и маме, — сказал он девочке. — Скажи им, чтобы они как можно скорее уходили отсюда. Здесь вам грозит большая беда, если твои родители не послушают этого предупреждения.

Девочка потянулась к щеке Адера, прикоснулась к блестящей дорожке его слез.

— А как мне им сказать — кто нас предупредил?

— Как меня зовут, значения не имеет, — сказал Адер. Он понимал, что даже если цыгане будут знать его имя и пожелают найти его и наказать за проникновение в табор и кражу ребенка, это уже будет неважно. К этому времени он будет мертв.

Стоя на коленях в траве, Адер проводил взглядом девочку, бегущую к фургонам. Как он жалел о том, что сам убежать не может. Ему так хотелось со всех ног помчаться к лесу, бежать, бежать и бежать куда глаза глядят, но он знал, что это бесполезно. С таким же успехом можно было просто вернуться в башню колдуна и получить наказание.

Когда Адер открыл дверь башни и вошел, старик сидел за столом. Легкое волнение в его взгляде быстро сменилось привычным укором и недовольством.

Лекарь поднялся из–за стола. Он вдруг стал высоким, как могучее дерево:

— Ты подвел меня, как я вижу. Не скажу, чтобы это меня удивило.

— Быть может, я ваш раб, но в убийцу вам меня не превратить. Я не стану этого делать!

— Ты все еще слаб. Как же ты слаб… И труслив. Мне надо, чтобы ты стал сильнее. Если бы я считал, что ты на это не способен, я бы убил тебя нынче же ночью. Однако пока я не уверен… поэтому сегодня я тебя не убью, а только накажу. — С этими словами старик с такой силой ударил своего слугу по лицу, что Адер рухнул на пол и лишился чувств. А когда он очнулся, старик приподнял его голову и поднес к его губам кубок. — Выпей это.

— Что это? Яд? Вот так вы меня убьете?

— Я сказал: сегодня я тебя убивать не стану. Но это не значит, что у меня на уме нет кое–чего другого. Выпей это, — повторил старик, жестоко сверкая глазами. Адер всмотрелся внутрь кубка. — Выпей, и не почувствуешь боли.

Честно говоря, в этот момент Адер предпочел бы яд, поэтому залпом выпил предложенный стариком напиток. Очень скоро его охватило странное чувство. Оно не было похоже на головокружение и ступор, возникавшие после приема целительного эликсира. Сначала он ощутил покалывание в руках и ногах, а потом вдруг его тело обмякло, дыхание замедлилось. Покалывание добралось до основания черепа. Адер едва соображал, но что–то подсказывало ему, что старик задумал какую–то пакость.

Лекарь стоял рядом со своим слугой и смотрел на него холодным, неприятным взглядом. Адер почувствовал, что его поднимают и несут. Он слышал и чувствовал телом шаги старика. Ниже, ниже, еще ниже — в подпол, где он ни разу не бывал, в покои лекаря. Тело Адера сковал ужас. В подземелье было сыро и душно. Это была настоящая темница. По углам шуршали крысы. Старик бросил Адера на свою постель — вонючий матрас из заплесневелой овчины. Адеру хотелось уползти прочь, но тело его не слушалось.

Старик забрался на кровать и принялся раздевать своего пленника. Он стащил с Адера рубаху, расстегнул ремень.

— Сегодня, — процедил старик сквозь зубы, — ты преступил последний порог дозволенного. С этой ночи не останется ничего, что бы я не заставил тебя сделать. Поэтому ты отдашься мне. — Он грубо сорвал с Адера штаны.

Адер зажмурился. Это было так унизительно… Потом он почти ничего не мог вспомнить — наркотическое зелье окончательно лишило его сознания. Единственное, что осталось в памяти, так это слова старика о том, что он прекрасно знал об их забавах с Маргаритой и что теперь этому конец. Он не желал, чтобы Адер тратил свои силы на эту потаскушку.