Он еще и двух суток в изоляторе не провел, а уже выглядел так, будто тюрьма за долгий срок вытянула из него все жизненные соки. Лохматый, небритый, взгляд воспаленный, щеки впалые.

– Да не трогал я Кривичева!.. – сказал Сипачев, с презрением глядя на Плошникова. – Нашли крайнего!..

– И за Кривичевым ты не следил?

– Не следил.

– А Валентина Дмитриевна сказала, что следил.

– Это Катя попросила… – нахмурился обвиняемый.

– Зачем она просила?

– Хотела знать, как он там без нее…

– Катя замуж за него хотела, потому и следила. Тебе-то какой в этом интерес?.. Или был интерес?

– Вы ничего не докажете! – Опустив голову, Сипачев исподлобья зыркнул на Плошникова.

– Думаешь, если ты избавился от Кати, мы ничего не узнаем?

– От кого я избавился?! – встрепенулся Вадим.

– Она видела, как ты пытался убить Кривичева, и ты убрал ее как опасного свидетеля.

– Бред!

– Где же тогда Катя?

– Я откуда знаю? Сам ее искал!

– Может, Кривичева ее похитила?

– Может, и похитила.

– Зачем?

– А затем!.. Кто-то же пытался убить Кривичева в Катином доме!

– Виктория Кривичева, например!

– Я не знаю… Кто-то же следил за ее мужем.

– Кто за ним следил?

– Да ездила за ним машина…

– Какая машина?

– «Хонда». «Хонда Аккорд» темно-серого цвета.

– Номера?

– Грязные номера были. Очень грязные.

– Понятно, – усмехнулся Плошников.

– Не верите?

– А с чего я буду тебе верить? Вьешься как змей на сковородке.

– Как уж, – буркнул Сипачев.

– Вот я и говорю, что ты как тот змей, который не может ужалить…

– Но темно-серая «Хонда» правда была…

– Мог бы поближе подъехать, глядишь, и рассмотрел бы номер.

– А зачем? Мы же не полиция… Мы просто перестали за Кривичевым ездить.

– Перестали. Двадцать первого февраля съездили и перестали.

– Нет, двадцать первого февраля мы за ним не ездили.

– Почему?

– Говорю же, там и без нас за ним следили… Ну, могли следить…

– Так следили или могли следить?

– Точно не знаю… – вздохнул Сипачев. – Знаю только, что Катя позвонила Кривичеву. Она думала, я не слышу. «Не бросай меня, не надо!» – спародировал он девушку. – Аж тошно стало!.. Поссорились мы с ней…

– А говорил, по городу катались.

– Катались… Ехали и молчали…

– Помирились?

– Ну, в какой-то степени…

– Где помирились? У нее дома?

– Да не были мы там.

– Почему? Ключи у Кати были?

– Запасные ключи. Она слово себе дала не появляться в этом доме, пока Кривичев не вернет ей основные ключи.

– А Кривичев и поехал к ней домой. На улицу Фрунзе. Там он и мог вернуть ей ключи.

– Мы не знали, куда он поехал…

– Как вы узнали, что Кривичев попал в больницу?

– Катя ему позвонила. Он обещал в институт к ней подъехать, а сам не подъехал. Она позвонила…

– И попросила тебя отвезти ее в больницу?

– Попросила.

– А из больницы вы куда поехали?

– В институт. У нее четвертая пара начиналась… На четвертые пары мало кто ходит, но Катя ко всему серьезно относилась… Ко всему, кроме меня…

– А почему относилась? Вы ее уже похоронили?

– Я похоронил?! – встрепенулся Сипачев.

– Эх, Вадик, Вадик. Вляпался ты в историю, – с осуждением, но вместе с тем и сочувственно покачал головой Плошников. – Наломал ты дров. Даже не знаю, что тебе посоветовать… Кривичев, Майорова… Тут пожизненным пахнет… И чистосердечное признание – как мертвому припарки. Двадцать лет строгого режима – такая же вечность… Но лучше признаться.

– Как же вы меня все достали!.. – зажмурив глаза, простонал Сипачев.

– Значит, на четвертую пару Катя пошла? Пошла и пропала? – уныло спросил Плошников. Он понимал, что Сипачев ему врет, но беседу нужно было довести до конца.

– Думаешь, я ее не искал? Искал. У Тайки спрашивал, она сказала, что Катя домой пошла.

– У Тайки? – все так же тускло уточнил Юра.

– Это ее подружка по институту… Они вместе из института шли, а потом Катя в магазин зашла. А Тайка дальше пошла… Магазин мебельный, а Тайка себе этого позволить не может, – немного подумав, уже другим тоном добавил Сипачев.

– Что не может позволить?

– Катя могла себе все купить, Кривичев бы оплатил… Тайка ей завидует…

– Так, может, это Тайка ее похитила? – хмыкнул Плошников.

– Я с тобой серьезно, а ты гнобишь… – надулся Сипачев.

– Серьезно, говоришь… Если серьезно, зачем она в мебельный зашла? Диван хотела купить?

– Почему диван?

– Старый-то в крови был…

– В крови?.. Она тогда этого не знала.

– Ну-ну…

– Не верите вы мне. – Сипачев шумно вздохнул и уронил голову на грудь.

Плошников задал ему еще несколько вопросов, но ни на один не получил ответа. Сипачев снова замкнулся в себе.

Денек сегодня выдался морозным, солнечным, а освещение в холле мебельного магазина было неважным, и глазам нужно было привыкнуть к сумраку. Потому Плошников поздно среагировал, пытаясь посторониться, но не успел – задел охранника, развернув того вокруг своей оси.

– Эй! – возмущенно протянул парень.

– Извини!

Юра мог послать его на три буквы, поскольку тот сам был виноват, но решил не обострять ситуацию. Сделал добро. А получил зло: охранник догнал его и ударил дубинкой по плечу. Такого Юра никак не ожидал.

Рука повисла плетью, но старший лейтенант ударил охранника ногой – в пах. И добавил здоровой рукой. А когда парень упал, отбитая рука обрела чувствительность. Юра и на живот охранника перевернул, и руки ему за спину заломил.

Увидев наручники, охранник заистерил.

– Ты что, из полиции?

– Все там будем, – усмехнулся Плошников.

– Мне туда нельзя!

– Там и выясним, почему нельзя, – защелкнув браслеты, сказал Юра.

– Да меня уволят отсюда! Куда я потом пойду?

– В зону пойдешь. За нападение на сотрудника полиции! – Плошников поднялся, оторвал парня от пола, поставил на ноги.

– Не надо в зону!.. Все что хочешь для тебя сделаю, брат!

– Ну, в братья набиваться не надо. Это к тамбовским волкам, на зоне их много…

– Прости, брат! Я больше не буду! – Парень умоляюще смотрел на Плошникова.

– И все, что хочу, сделаешь? – Юра заинтригованно повел бровью.

– Все что скажешь!

– И стучать будешь?

– Ну, если надо…

– Как зовут?

– Марат.

– Плохо себя ведешь, Марат! – Плошников резко развернул парня к себе спиной, расстегнул наручники.

– Да злой был…

– На кого?

– На весь мир!

– Бывает. Только в руках себя держать надо… Что-то с народом у вас здесь негусто, – заметил Юра.

Сколько времени он здесь, а в магазин еще никто не зашел. И не вышел. И сотрудники магазина не проявили участия. Администратор мог бы выйти, узнать, что за переполох на входе.

А магазин немаленький – три больших зала. И сантехника, и мебель – мягкая, корпусная, кухни.

– В будни не очень ходят. По выходным больше.

– Меньше народу – больше кислороду. И запоминать легче.

– Кого запоминать?

– Народ. – Плошников достал фотографию Кати. – Как тебе такой народ?

– Ничего! – расплылся в улыбке парень.

– Помнишь такую?

– Да, была…

– Когда?

– Ну, была. Ходила тут, – Марат показал на стеклянную дверь, за которой виднелись диваны, кресла.

– Диван выбирала?

– Не знаю… Я здесь стоял…

– Давно видел?

– На прошлой неделе…

– Долго в магазине была?

– Да так, походила чуть-чуть…

– Красивая?

Юра вспомнил охранника из винно-водочного магазина, тот за Гаевой на улицу из теплого помещения вышел – настолько увлекся. Вышел и кое-что увидел.

– Красивая!

– Понравилась?

– А зачем ты спрашиваешь?

– Может, ты видел, куда она пошла?

– Нет, не видел…

– И камера у вас тухлая… Ладно, еще пригодишься, – Плошников повернулся к охраннику спиной.

Он заметил видеокамеру на входе, но не придал ей значения.

– Почему камера тухлая? – возмутился тот.

– На перезапись работает…

– И что? Запись тридцать дней хранится, можно посмотреть…

– Тридцать дней? Это хорошо…

С просмотром камеры вопросов не возникло. Марат вернул время на неделю назад, на вторник двадцать первого февраля, и увидел Катю.

– Вот она!

Девушка, на которую он показывал, была в куртке и белой шапочке, камера смотрела на нее сверху и в спину, и как он узнал в ней Катю, не понятно. И не факт, что это была она.

– Точно она?

– Ну я же помню…

Девушка шла по тротуару вдоль магазина, еще мгновение, и она исчезнет из виду. Но вот она остановилась, с кем-то заговорила.

Человек, который преградил ей путь, в камеру не попадал, но видна была часть машины, в которую после короткого разговора с неизвестным села девушка. Без принуждения села, поспешно, как будто случилось что-то.

А машина непростая. «Хонда Аккорд» темно-серого цвета. Именно о такой говорил Сипачев.

Человек, который разговаривал с девушкой, тоже засветился, но Юра увидел его со спины, когда тот садился за руль. Можно сказать, промелькнул перед глазами. Впрочем, изображение можно было остановить. И приблизить. Именно это и сделал Плошников.

Он увеличил машину и смог прочитать номера, которые вовсе не были забрызганы грязью, как утверждал Сипачев.

– Думаю, ты не ошибся, – сказал Плошников, поощрительно хлопнув охранника по плечу.

– Это ты думаешь! А я в этом уверен! – а он хлопнул себя по груди.

– Медаль тебе не обещаю, но спасибо – получай.

Юра скопировал запись и отправился в управление. Нужно было и Табачного в известность поставить, и владельца машины пробить.

Прокопов Алексей Борисович, восемьдесят второго года рождения, место регистрации – город Междуреченск, улица Пролетарская, дом шестьдесят восемь. Именно к этому дому и подъехал Юра в компании с Мишей Старостиным.

Дом одноэтажный, из силикатного кирпича на высоком фундаменте. Постройка давняя, но крыша новая – из мягкой черепицы. Забор штакетный, вокруг него кусты – без листьев и снежной бахромы. Через такую ограду двор просматривался до самого крыльца. К дому был подведен газ, из трубы к небу тянулся чахлый дымок. Собаки Плошников не видел и лая не слышал, но это не значило, что ее нет. Впрочем, он и не собирался вторгаться на частную территорию без ведома хозяев. Все должно быть строго по закону.

– Ну что, пошли?

Плошников открыл дверь, высунулся из машины. В этот момент на порог дома вышел человек в распахнутой дубленке, надетой поверх футболки.

Юра узнал в нем Волошина и нырнул обратно за руль.

– Стой! – Плошников едва успел удержать выходящего из машины Старостина.

– Ты чего? – недоуменно спросил Миша.

– Волошин! – яростно зашептал Юра.

Старостин вернулся в машину, а Волошин, даже не глянув в их сторону, направился в глубь двора. Дом выглядел неплохо, но удобства на улице. Верней, в огороде.

– Вот, значит, где он скрывается! – потирая руки, ликующе улыбнулся Плошников.

– Брать его надо!

– А если собака?.. А если у него ствол?

– Ну, детей бояться – по бабам не ходить.

– А что мы ему предъявим?

– Как что? Он же сознался, что на Кривичева напал.

– Да, когда тот в пальто был… И сейчас ту же пургу гнать будет. И на следственном эксперименте нас нарочно запутает… Тут надо тоньше!

Плошников достал из кармана телефон, связался с Табачным.

– Товарищ майор, мы Волошина нашли. Он у Прокопова скрывается.

– Очень интересно.

– Похоже, Сипачев правду говорил. «Хонда» действительно следила за Кривичевым. И в «Хонде» был Волошин. Вместе с Прокоповым.

– У него же вроде «Камри» – вспомнил Табачный.

– Значит, друга попросил.

– И Майорову, получается, он с другом увез… Зачем ему это? Абракадабра какая-то.

– Я бы последил за домом.

– Зачем?

Плошников и сам не мог толком объяснить, зачем нужна слежка, но чутье подсказывало, что так нужно.

– Хотелось бы посмотреть, с кем он общается.

– С Прокоповым он общается. С ним он и за Кривичевым следил. С ним и Катю похитил…

– Если похитил… Может, Катя с ним и сейчас. Может, они вместе живут.

– Вот это мы и выясним… Брать их надо.

– Мы их возьмем. А Катя заложницей окажется. А если проследим за домом… – Плошников замолчал, увидев, как Волошин поднимается на крыльцо. – Волошин до ветру сходил. И Катя может сходить…

– Хочешь посмотреть, как это будет? – усмехнулся Табачный.

– Да нет. Если она сама пойдет, значит, не заложница. А если не заложница, то она с Волошиным заодно. Против Кривичева. А Сипачев ни при чем…

– Что-то как-то сложно все у тебя.

– Почему сложно?

– Да потому что и без сортира будет ясно, в заложницах Майорова или нет… Что-то, я смотрю, ты сопли распустил, парень. Жди, я сейчас подъеду! – резко оборвал разговор Табачный.

В трубке послышались короткие гудки. Плошников насупленно глянул на Старостина, как будто тот был виноват в том, что майор не согласился с его, Плошникова, предложением. А может, и виноват? Это Миша сказал, что Волошина нужно брать, может, потому Юра и подумал о слежке. Наперекор ему подумал…

– Ты готов? – спросил Плошников.

– К чему?

– Предстать перед правосудием. За незаконное вторжение в жилище.

– Да нам не привыкать, – Старостин вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор.

В его глазах светился молодецкий азарт. Ни страха, ни упрека.

– Вот и я о том же! – Плошников тоже расчехлил табельное оружие.

Оперативники стремительно вышли из машины, рванули к соседнему дому, прижались к забору и вдоль него двинулись к цели. Собака залаяла, когда они уже подошли к воротам. Лопоухая дворняга бросилась к ним, но цепь натянулась и укротила собачью прыть.

Первым через забор перепрыгнул Плошников, за ним – Старостин. Собака с лаем бросалась на них, но достать не могла.

Дверь была закрыта изнутри, но Юру это не могло остановить. Он должен был вернуть доверие своего начальника и ради этого готов был пойти на противоправные действия. Правда, дверь вышибал Старостин. Он и телом покрупней, и удар у него посильней.

Дверь распахнулась, опера ворвались в дом. Но еще в прихожей Плошников уловил свежее дыхание сквозняка. Или дом просто проветривался, или окно в комнате открыли, чтобы через него сбежать. Одно из двух. И Юра очень не хотел, чтобы случилось второе.

Увы, окно в комнате распахнули не просто так. На полу трепетала занавеска, придавленная разбитым цветочным горшком, а на подоконнике красовался отпечаток ноги. Видимо, прежде чем запрыгнуть на подоконник, Волошин угодил ногой во влажную землю.

– Твою мать!

В эту же землю ступил и Плошников. Он вскочил на подоконник, выпрыгнул на улицу и побежал по следу, который оставил Волошин.

Все-таки заметил его этот тип. Заметил, как ни в чем не бывало вернулся в дом, оделся и сбежал. Но еще возможно его догнать…