11

Уже на следующий день Лиси получила прямое подтверждение тому, что ее идея понравилась детям. Во время обеда Китти заговорщическим тоном сообщила Лиси, что после обеда они с Брэдом будут ждать ее в детской, чтобы обсудить кое-какие дела…

Джеймс недоуменно посмотрел на детей и вопросительно – на Лиси. Но Лиси лишь загадочно улыбнулась – посмотрите, мол, чего я добилась всего за один вечер. Элен и Вики, пораженные не меньше, чем Джеймс, переглянулись.

Свод требований и свобод, которые дети предложили для обсуждения, назывался «Неаспоримый даговор» – название предложил Брэд, а писала его Китти – и не содержал почти ничего такого, против чего возражала бы Лиси. Некоторые пункты, например, «каждый вечер Брэд и Китти едят читыре канфеты», «Лиз не заперает нас в туалете», «мы лажимся спать, когда хатим и Брэд умываеться раз в два дня» Лиси пришлось оспаривать. Во-первых, она клятвенно пообещала не прибегать к «туалету» как к наказанию, во-вторых, требуемое количество конфет снизилось до двух, в-третьих, сон и умывание после долгих споров были строго регламентированы, но Лиси пришлось пообещать, что каждый вечер дети будут слушать свои любимые сказки в ее исполнении. В-четвертых, Лиси, указав на все сделанные Китти ошибки, сказала, что начинающая актриса просто обязана свободно владеть языком, не только устно, но и письменно, и предложила девочке частные уроки, то есть занятия с самой Лиси по часу в день. Китти, устыдившись своей безграмотности и мудро рассудив, что «женщине из общества» не пристало так скверно писать, согласилась. Так что Лиси была полностью удовлетворена.

– Ну что же, мисс Китти, признание собственных ошибок – уже достоинство, – улыбнулась Лиси девочке. – Вы можете собой гордиться. Кстати, когда-то я неплохо декламировала стихи, так что могу помочь вам как начинающей актрисе на этом поприще. Представьте, как обрадуются ваши родные, когда вы прочтете им, к примеру, басню Лафонтена или процитируете Байрона. А уж каким уважением вы будете пользоваться у сверстников…

Такая перспектива пришлась Китти по душе. Судя по восторженному лицу девочки и блеску в ее глазах, она уже представляла себя на сцене, в нарядном платье, декламирующую какой-нибудь «взрослый» стих.

Осталось только подписать «Неаспоримый даговор» у самого Джеймса Ричтона. Лиси поправила заголовок, и честная троица направилась в кабинет «юриста».

Открыв дверь, Джеймс не без удивления обнаружил на пороге Лиси и детей.

– Снова проблемы? – удрученно оглядел он своих отпрысков. – Вы опять донимали Лиз?

– Нет, что вы, Джеймс, – поспешила возразить Лиси. – Они ведут себя как взрослые люди. Мы тут составили кое-какую бумагу и просим вас как главу семьи прочитать и подписать ее.

Лиси протянула ему «Неоспоримый договор».

Правая бровь, утопавшая под длинной челкой, поползла вверх.

– Что это? – испуганно спросил он у Лиси.

– Ничего страшного. Прочитайте и все поймете.

Джеймс уселся за стол и, судорожно вцепившись в бумажку руками, принялся читать. Вопреки его опасениям, все действительно было не так страшно. Лиси, хотя он уже не просил ее об этом, пыталась наладить отношения с детьми. И делала это на редкость дипломатично, чего Джеймс от нее совершенно не ожидал. Не раздумывая, он поставил под «Договором» свою размашистую подпись.

– Дети, – торжественно изрек Джеймс. – Договор, а тем более подписанный договор, – серьезная вещь. Нарушение его влечет за собой немало проблем. Я надеюсь, вы пошли на этот шаг сознательно, как по-настоящему взрослые люди. Я горжусь вами.

– Спасибо, папа, – Китти сделала ударение на последнем слоге (так как считала французский язык очень изящным) и присела перед отцом в глубоком реверансе. – Мы постараемся оправдать твое доверие.

– Очень постараемся, па, – добавил Брэд.

Лиси победоносно улыбнулась. Джеймс улыбнулся ей в ответ. Она заметила, что в его взгляде сквозит восхищение. Значит, ей все-таки удалось поразить его. Сейчас его лицо казалось ей почти симпатичным, и все же этому немолодому уже мужчине следовало лучше следить за собой. Стричься хотя бы изредка, носить более современные костюмы, иногда наведываться к маникюрше. Если бы он был ее мужчиной, Лиси непременно им занялась бы. Видимо, его женщина не уделяла ему никакого внимания. А зря – при большом желании его можно было превратить в красавца… Интересно, какой была его жена? Судя по тому, что говорили Вики и Элен, редкая красавица и не менее редкая стерва…

Лиси хотела было уйти, но, взглянув на детей, она почувствовала, что те еще не вполне удовлетворены. Им хотелось какого-то поощрения за то, что они впервые в жизни сделали серьезный взрослый шаг. И это поощрение им хотелось получить от отца. Лиси подумала, что в ее силах помочь Китти и Брэду. К тому же ей самой хотелось небольшого праздника.

– Послушайте, Джеймс… – начала она. – Вы, конечно, рассердитесь, что мы отрываем вас от работы, но, мне кажется, такое дело нужно отметить. Подозреваю, Китти и Брэд с удовольствием сходили бы в кафе и поели мороженого. Как вы считаете, мисс Китти? – повернулась Лиси к девочке.

У Китти снова заблестели глаза, а на лице Брэда заиграла улыбка. Лиси заметила, что мальчик редко улыбается. Оранжевый цвет, который он так любил носить, совершенно не сочетался с его серьезным, вечно чем-то озабоченным лицом.

Джеймс хотел было сказать о недочитанной работе Стива Моргана, которая лежала у него на столе, но, увидев лица детей, понял, что работу придется отложить.

– Конечно, идем, – ответил он Лиси.

Она обрадовалась не меньше детей, и от ее улыбки у Джеймса внутри словно зазвенели маленькие колокольчики. Он вдруг увидел, что на улице светит яркое весеннее солнце, услышал, что за окном поют птицы, и впервые за несколько лет обрадовался наступлению весны.

– Конечно, – повторил он, – подождите меня, я только переоденусь.

– И я! – в один голос воскликнули Китти и Лиси.

Все засмеялись. И Джеймс почувствовал себя почти счастливым.

Китти – маленькая модница – придя в кафе, первым делом побежала в дамскую комнату «припудрить носик», что означало покрутиться в новом розовом платьице перед зеркалом. Платьице было и вправду миленькое – атласное, обшитое пайетками, с маленькими розочками, разбросанными по пышной юбке. А ее брат взял на себя ответственность разыскать запропавшего официанта и сделать заказ, против чего Джеймс, жаждавший остаться с Лиси наедине, не возражал.

– Как вам удалось так преобразить моих детей? – задал он вопрос, который не давал ему покоя уже целый час.

Лиси кокетливо пожала худенькими плечами. Свитер с широким горлом моментально съехал с левого плеча, обнажив тонкую светящуюся кожу. Джеймс тут же залюбовался ею, а Лиси подумала о том, что она, оказывается, кокетка.

– Даже не знаю, – улыбнулась она Джеймсу, изо всех сил пытавшемуся отвести глаза от ее плечика. – Просто я подумала… они так хотят казаться взрослыми… и надо им в этом помочь. Хотя… на самом деле, Джеймс, они просто хотели внимания… Вначале я подумала, что у них его слишком много, а потом поняла, что его, наоборот, мало.

– Да будет вам, Лиз, – усомнился Джеймс. – Конечно, я не могу просиживать в их комнате часами, но Элен и Вики…

– Элен и Вики, – оборвала его Лиси, – вы уж извините меня, Джеймс… Они просто балуют детей. Исполнение капризов и внимание – совершенно разные вещи. Ни Элен, ни Вики, ни вы сами – никто не пытался вникнуть в их проблемы и истинные желания. А они есть…

– И какие же?

– Очень простые. Они хотят проводить больше времени с вами, Джеймс. А вы, насколько я могу судить, вечно заняты. Вас либо нет, либо вы сидите со своими бумажками… Кстати, кем вы работаете? – поинтересовалась Лиси.

– Я – энтомолог, – стараясь не глядеть в голубые глаза Лиси, ответил Джеймс.

В некоторые моменты ему казалось, что никакого розыгрыша не было. Что Лиси и вправду няня его детей, потерявшая память. Эта спасительная «вторая реальность», по всей видимости, помогала ему справиться с угрызениями совести. Но когда ее туман рассеивался, Джеймс понимал, что все это не так, что Лиси – обманутая им женщина и что разоблачение рано или поздно наступит. И вот тогда становилось невозможным глядеть в эти чистые аквамариновые глаза и лгать… Интересно, Лиси чувствует, что он врет? Или она думает, что попросту смущает его своими взглядами?

– Энтомолог… – задумчиво произнесла Лиси. – Кажется, я слышала об этой профессии. – Джеймс замер и даже почувствовал, как тело его наливается свинцовым холодом разоблачения. – Но совершенно не помню, что…

– Специалист по бабочкам, – облегченно выдохнул Джеймс.

– Как это мило, наверное, заниматься бабочками… Они такие красивые…

– Как вы, – вылетело у Джеймса.

– Вы считаете? – кокетливо улыбнулась Лиси.

– Я уверен, – пробормотал Джеймс и увидел своего спасителя Брэда, который чуть ли не за руку вел с собой официанта.

Почти сразу за братом прибежала Китти, и беседа о внешности Лиси, к великой радости Джеймса, сошла на нет.

Так Джеймс не чувствовал себя уже давно. Нельзя сказать, чтобы он не считал Элен, Вики и детей семьей. Но это была какая-то неполная семья, ему всегда кого-то не хватало. Этим кем-то была Мэйси, чей уход глубоко его ранил. А теперь это пустое место, этот вакуум в его душе заполнила Лиси. Которая в любой момент могла узнать правду и исчезнуть из его жизни… Джеймс всегда считал себя сильным человеком, который живет, руководствуясь разумом. Но почему-то при виде Лиси разум куда-то девался. Джеймс глупел, в этом Вики была права. Глупый влюбленный Джеймс, причем влюбленный безответно – что может быть хуже?

На обратном пути Лиси, севшая рядом с ним, случайно задела его локтем. И Джеймс почувствовал себя подростком, впервые ощутившим прикосновение женщины. Ему показалось, он даже покраснел. Заметила ли это Лиси?

– Где вы были?

– Мы так волновались!

– Ну надо было хоть предупредить! – расспросы и упреки посыпались на Джеймса прямо с порога.

Выражения лиц Вики и Элен не предвещали ничего хорошего. Но, увидев радостные лица детей, которые наперебой принялись рассказывать о том, как чудесно они посидели в кафе, женщины сменили гнев на милость.

У Джеймса отлегло от сердца. Слава богу, Вики и Элен так любят детей, что за хорошее отношение к ним готовы простить кого угодно за что угодно… За ужином Вики, вопреки своему обыкновению, не подпускала шпилек Лиси. Зато она много говорила о Билли Шейне, который зашел к Лиси, но, не застав ее дома, прогулялся по саду с Вики.

– Замечательный парень! – восхищалась им Вики. – Такой умный, такой понимающий… Лиз, тебе очень повезло с другом.

– Я знаю, – улыбнулась Лиси. – Мне тоже понравился Билли. Жаль, что я его совсем не помню…

– Вы уже говорили с врачом? – вмешалась Элен.

Лиси кивнула.

– Да, он сказал, что шансы есть. Только нужно работать… Он дал мне пару тестов. Я ответила на все вопросы. Завтра он зайдет, и мы продолжим…

– Ты помнишь о своем обещании? – поинтересовалась у нее Китти.

– Да, конечно. Прямо завтра и начнем.

– Что начнете? – полюбопытствовала Вики.

– Это пока секрет, – загадочно улыбнулась Китти.

Джеймсу показалось, или в улыбке дочери промелькнуло что-то родственное с улыбкой Лиси? Наверное, он просто слишком много думает об этой девушке…

Ночью Джеймс никак не мог уснуть. Он то и дело просыпался. Ему снилась то Джейн, умоляющая его о помощи, то Лиси с искаженным от гнева лицом. В половине первого Джеймс не выдержал и решил спуститься, чтобы поискать снотворное.

Из кухни доносились шорохи, и Джеймс, заподозрив, что кто-то из детей пробрался тайком полакомиться сладким, решил взять виновника с поличным. Но вместо сладкоежки Брэда, падкого на такого рода выходки, Джеймс увидел Лиси. Она даже не заметила, как он вошел, – вся была погружена в свои мысли. На столе перед ней стоял чайник со свежезаваренным чаем, а в ее руке дымилась сигарета.

– Вы курите? – удивленно спросил Джеймс.

Лиси вздрогнула и обернулась. Первым ее порывом было затушить сигарету, но Джеймс опередил ее:

– Не нужно, мне это не мешает. Я и сам курю. Иногда, когда совсем невмоготу.

– Я купила их сегодня, в кафе. Увидела и почувствовала, что мне страшно хочется курить, – призналась Лиси.

– Я вас понимаю, – кивнул Джеймс, присаживаясь за стол напротив Лиси. – Не каждый теряет память…

– Да… Иногда мне бывает так страшно… Причем я сама не знаю, чего именно боюсь. То ли того, что никогда не вспомню, какой я была раньше, то ли того, что вспомню то, что не хочу вспоминать… Я знаю, что это неправильно. Это только все усложняет. Доктор сказал, мне нужно перестать бояться. Чем больше я боюсь, тем труднее вспомнить… – Лиси осеклась. – Извините, что вмешиваю вас в свои проблемы. Вы не должны быть психоаналитиком для своей домработницы…

– Ну что вы, Лиз, – покачал головой Джеймс. – Я вас… то есть я для вас не просто работодатель… Я ваш друг.

– Вы очень добрый. И совсем не эгоист, – улыбнулась Лиси. – Мне кажется, я никогда в своей жизни не встречала таких людей, как вы.

Встречали, Лиси, хотелось ответить Джеймсу. Вы просто не умели их ценить. Вот Билли Шейн, он же тоже души в вас не чает. И что вы ему дали? Ничего, Лиси, совершенно ничего…

Но как он ни пытался заставить себя реально смотреть на эту девушку, ему это не удавалось. Ни рассказы Джейн, ни Билли Шейн, которым, похоже, ни на шутку увлеклась Вики, ни та идиотская ситуация, в которой все они оказались, – ничто не могло заставить его считать Лиси той вертихвосткой, какой он считал ее раньше, до встречи с ней.

– Наверное, пора спать? – спросила Лиси, очевидно приняв его молчание за желание уйти.

– Спать? – очнулся Джеймс. – Да, конечно, пора. Иначе я просплю занятия, а мои студенты будут стоять на голове, пока я не появлюсь в аудитории… Иногда они ведут себя как дети.

– Все мы иногда ведем себя как дети… – поднимаясь из-за стола, изрекла Лиси. Ее рука скользнула по столу и задела пепельницу. Пепельница – шар, что-то среднее между яблоком и грушей, – перевернулась и покатилась к краю стола. Джеймс и Лиси оба кинулись ловить ее, но, увы, пепельница, издав металлическое «ой!», упала на кафельный пол.

Вместо пепельницы Джеймс почему-то поймал пальцы Лиси, а Лиси – пальцы Джеймса. Их пальцы, неожиданно нашедшие друг друга, переплелись, лица сблизились, а губы слились в поцелуе. Джеймс обнаружил, что губы Лиси удивительно мягкие и податливые, язык – нежный, трепещущий. Что вся она – проснувшийся ранним утром цветок, раскрывающий свои лепестки и тянущийся к первым лучам солнца.

Лиси казалось, что кафельный пол уходит у нее из-под ног, что все закружилось, завертелось вокруг, превратилось в чудесную карусель. Но она не сразу закрыла глаза – ей хотелось увидеть лицо Джеймса, и оно показалось ей таким милым и даже детским, каким она ни разу его не видела. А потом, когда наслаждение окутало ее взгляд призрачной пеленой, она прикрыла веки и полностью отдалась этому поцелую, неожиданному и нежному, как дуновение весеннего ветерка.

В этот миг Джеймс окончательно забыл о том, кто такая Лиси Старк. А Лиси не могла ничего забыть, потому что забыла все гораздо раньше…

Утром им с Джеймсом так и не удалось поговорить по душам, потому что за детьми в этот раз решила заехать Элен.

– У меня такое чудесное настроение! – улыбаясь, сообщила она Джеймсу. – Мне ужасно захотелось сделать что-нибудь хорошее, и я решила отвезти моих крошек в школу.

«Крошки» были явно настроены пойти с Лиси, обращавшейся с ними, как со взрослыми, но это нимало не печалило Элен, которой сегодня ничто не могло испортить настроения.

Джеймс впервые в жизни досадовал на несвоевременный приезд бабушки. Все утро у него было какое-то мучительное предчувствие: ему казалось, что если он не поговорит с Лиси сейчас, до своего отъезда, ему не удастся сделать этого никогда. Она тоже ждала этого разговора, это Джеймс видел по ее лицу, сияющему и встревоженному одновременно.

Она любит меня! – колотилось в висках у Джеймса. И я люблю ее! Надо только сказать ей об этом!

Но Элен, как назло, не торопилась уходить. Ей хотелось выпить чаю, к которому она привезла печенье, хотелось поболтать со всеми, включая Лиси, с которой она сегодня была особенно любезна. Как ни старался Джеймс намекнуть Элен на то, что неплохо бы уже и ехать, ему это не удавалось. Элен вышла одновременно с ним и хлопнула дверцей машины только тогда, когда помахала рукой своему любимому внуку.

Всю дорогу Джеймс изводил себя мыслью о том, что настроение Лиси может измениться до вечера, что их ночной поцелуй она сочтет мимолетной вспышкой страсти, что всю его нежность истолкует как попытку немолодого мужчины самоутвердиться за счет молоденькой красотки. Эти мысли не давали ему покоя до того момента, как он поднялся на крыльцо университета, где наткнулся на декана Смизи, злого, как три тысячи чертей, которым надоел их неоплачиваемый труд и отвратительные условия этого самого труда.

– Мистер Ричтон! – набросился на Джеймса декан. – Может быть, вы мне скажете, что, черт побери, происходит в нашем университете?!

– Я? – остолбенел Джеймс. После прекрасных глаз Лиси Старк злющие глаза декана выглядели особенно впечатляюще. – Что случилось, мистер Смизи?

– А то, что вы, душка моя, окончательно распустили своих студентов! Вы и мисс Кампин, не премину заметить! Ей повезло больше – она в отпуске! А вот вы мне ответите за все эти безобразия!

– За какие безобразия, декан?! – не выдержал Джеймс. – Вы хоть бы сказали, в чем меня обвиняете!

– Нет уж, я лучше покажу! Пойдемте со мной!

Джеймс повиновался, размышляя про себя, что могло вызвать столь сильную грозу в погожий весенний день. Декан провел его в свой кабинет и ткнул пальцем в изображение на компьютере.

Джеймс пригляделся: на экране красовался портрет, точнее, карикатура декана – кто-то с неплохим чувством юмора изобразил его в виде Винни-Пуха с печально известным «черным списком» в руках. На красной футболке Пуха красовалась надпись, которую Джеймс толком не успел прочитать, что-то вроде «Наш университет – самый демократичный университет в Америке». Если бы так пошутили с самим Джеймсом, он бы не стал возмущаться, напротив, прислушался бы к «мнению общественности». Но старик Смизи, вообще-то очаровательный старикан, имел одну неприятную особенность: он на дух не переносил критики в свой адрес и замечаний по поводу неправильной политики, которую вел в отношении университета.

– Мистер Смизи, не так уж все и страшно, – попытался успокоить декана Джеймс. – Вас же не изобразили в виде Годзиллы… Это всего лишь симпатичный Винни-Пух…

– Вы с мисс Кампин как будто сговорились! – захлебнулся возмущением декан. – Когда в нашем университете появились эти омерзительные рисунки, она тоже говорила: «Ничего страшного, мистер Смизи, ничего страшного!». А теперь – вот это! Прикажете мне и дальше терпеть эти издевательства?! Мало того, и вы, и мисс Кампин знаете, кто учинил все эти безобразия! Знаете, но покрываете наглеца! В общем так, мистер Ричтон! Или вы находите мне того, кто это сделал, и я исключаю этого студента из университета, или вы уволены!

Джеймсу подобная перспектива, разумеется, была не очень-то по душе. Кое-как уговорив декана не горячиться с исключением и увольнением, Джеймс клятвенно пообещал, что подобные рисунки больше не осквернят священный монитор.

Мало-мальски успокоив Смизи, Джеймс побежал разыскивать Стива Моргана, на бегу размышляя о том, что только последний негодяй мог за любовными делами забыть о подруге, с которой черт знает что происходит в эту минуту. А ведь она так и не позвонила! – думал Джеймс, залетая в аудиторию, где в этот момент сидел виновник деканова гнева. А я даже не удосужился спросить, как можно ее найти!

Стив Морган уже по лицу Джеймса догадался, что его ждет большая порка, если не что-нибудь похуже. Попытки слиться с партой ни к чему не привели. Джеймс прекрасно знал излюбленные места Стива, поэтому сразу вычислил, где сидит его горе-студент.

– А ну-ка, мистер Морган, вылезайте из своего убежища! – прогрохотал на всю аудиторию Джеймс. – У нас с вами будет очень сложный разговор!

И пока Стив Морган, внутренне дребезжа, выбирался из-за спин однокурсников, Джеймс думал о том, что, может быть, ему стоит поблагодарить Стива за то, что он позволил ему хотя бы на час позабыть о Лиси.

Забирать детей из школы Лиси отправилась в самом что ни на есть радужном настроении. Она то и дело мысленно возвращалась ко вчерашнему поцелую и к Джеймсу, чьи утренние взгляды ясно дали ей понять: она так же небезразлична ему, как и он ей.

Откуда берется любовь? – размышляла Лиси дорогой. Еще позавчера я не могла думать об этом человеке без злости, а сегодня уже влюблена в него… Как так получилось, что в одночасье этот человек стал для меня самым дорогим, самым нежным, самым любимым?

Прохожие, замечая улыбку на ее красивом лице, оборачивались вслед Лиси. Но она не замечала их, как не замечала ничего, что встречалось на ее пути. Она видела только ослепительное солнце, которым вдруг стал для нее Джеймс. И это солнце, эта внезапно вспыхнувшая любовь освещала для нее все вокруг. Но это волшебное одиночество, одиночество влюбленности, согревало ее недолго. До нее вдруг явственно донеслись голоса, которые звали ее, и не просто звали, а настойчиво требовали, чтобы она обернулась.

– Лиси, Лиси Старк!

– Где?!

– Да вот же она, неужели ты не видишь! Лиси! Подожди, Лиси! Лисичка, это же я, Фредди!

Лиси вздрогнула и обернулась. Перед ней действительно стоял Фредди и ее подруга Кэтлин. Нет, перед ней стояли не ее бывший любовник и подруга. Перед ней стояло ее прошлое! Лиси как током ударило. Она смотрела в эти взволнованные радостные лица и понимала, кто она. Она вовсе не Лиз Уитон, она – Лиси Старк… И все, что происходило с ней в доме Джеймса Ричтона, было…

– Господи, Лиси, дорогая! – Кэтлин кинулась обнимать подругу, но Лиси не могла ответить ей взаимными объятиями. – Мы так мучались, так волновались… И я, и Фредди. Правда, Фредди?

– Да, – кивнул Фредди, с лица которого начала сползать радостная улыбка. По выражению лица Лиси он догадался, что она не так уж и рада видеть его и Кэтлин. Что-то в ней переменилось, она уже не была той прежней, кокетливой, легкомысленной Лиси, которую все знали.

Вскоре это почувствовала и Кэтлин.

– Лисичка, да что же это с тобой?! Ты стоишь, как каменный истукан? Ты что, не рада нас видеть?

– Как вы здесь оказались? – Лиси попыталась натянуть на лицо улыбку, но это получилось у нее из рук вон плохо.

– Билли сказал мне, что еще рано тебя навещать, и строго-настрого запретил мне приезжать, – затараторила Кэтлин. – Но мне так хотелось знать, что с тобой, а Фредди так умолял, что…

– А что сказал тебе Билли? – поинтересовалась Лиси, до которой потихоньку дошло, что в этой чудовищной лжи участвовал ее близкий друг.

– Билли сказал, что ты больна и теперь находишься у друзей в Вудлоу.

– Кэтлин, я когда-нибудь говорила, что у меня есть друзья в Вудлоу?

– Нет, – покачала головой Кэтлин. – Билли сказал, ты у друзей Джейн. Сказал, что они знают хорошего доктора…

– Значит, вот что сказал Билли… – пробормотала Лиси, чувствуя, что ее терпению приходит конец. – Кэтлин, – попросила она подругу, – ты могла бы… во всяком случае, пока… не говорить, что видела меня?

Кэтлин растерянно кивнула головой, все еще не понимая, почему Лиси не обрадовалась их появлению да еще и злится на Билли.

– Надеюсь, я могу тебе доверять… Спасибо, что приехали навестить меня, ребята. И тебе спасибо, Фредди. – Лиси легонько пожала ему руку, но он едва ответил на ее пожатие. – Вы простите меня, мне нужно идти… к доктору… Мы увидимся… Я сама позвоню…

Кэтлин и Фредди стояли посреди улицы в полном недоумении.

– Что с ней? – наконец выдавила из себя Кэтлин. – Я ее такой никогда не видела…

– Я тоже, – кивнул Фредди. – Но, честно говоря, Кэтлин… Знаешь, меня как будто озарило…

– В каком смысле? – недоверчиво покосилась на него Кэтлин.

– Я посмотрел на нее и понял… понял, что никогда ее не любил…

Кэтлин показалось, что огромная чугунная гиря, лежащая в невидимом мешке за ее спиной, рухнула на асфальт.

– Неужели это правда, Фредди?

– Самая правдивая правда из всех правд, которые я когда-нибудь говорил… – Фредди повернулся к Кэтлин.

Ее лицо, подсвеченное весенним солнцем и нежной улыбкой, показалось ему очень красивым. Какая же она милая! – улыбнулся про себя Фредди.

Лиси забрала детей и всю дорогу до дома Ричтонов молила Бога, чтобы там никого не оказалось. Китти и Брэд болтали, не умолкая, наперебой рассказывая о том, как прошел их день. Лиси заставляла себя улыбаться, кивать и даже отвечать на вопросы, но все это давалось ей с невероятным трудом. В душе образовалась огромная черная пустота, которая могла заполнить собой самый большой лунный кратер.

Джеймс лгал ей, это было яснее ясного. Но зачем? С какой целью? И почему этому невесть откуда взявшемуся человеку помогал Билли Шейн, ее лучший друг? Что это? Месть за многолетнее равнодушие с ее стороны? За этот чертов выпускной, на который она предпочла пойти с другим? Неужели Билли такой мстительный? Или он думал, что Лиси, потеряв память, начнет относиться к нему по-другому? И откуда он мог знать, что она ее потеряет? Какой-то чудовищный заговор…

Больше всего Лиси сочувствовала детям, которые только-только привыкли к ней и которым ей предстояло сказать, что она уходит от них навсегда, как когда-то ушла их мать…

К облегчению Лиси, дома никого не оказалось. Она покормила детей остатками вчерашнего ужина и отправила делать уроки.

– Мне нужно уехать, – объяснила она. – На какое-то время…

– Уехать? – насторожилась Китти. – Надолго?

Лиси не хотела врать, но чувствовала, что, если скажет правду, детей придется успокаивать, на что у нее совершенно не было времени.

– Нет. Не очень надолго. Я скоро вернусь, – вымучила улыбку она.

– Мы будем тебя ждать, – сказал Брэд и доверчиво прижался к ней своим пушистым оранжевым свитером.

– Возвращайся скорее, – попросила Китти.

Лиси стоило титанических усилий сдержать подступившие к горлу рыдания, одеться и выйти из дома, чтобы никогда больше не увидеть ни Джеймса, ни детей.