8

У Памелы Уитон — в девичестве Суэйзи — было не так уж и много недостатков. Однако один из них повлиял на ее жизнь гораздо сильнее, чем все остальные вместе взятые: она никогда не была уверена в себе.

В детские годы сверстники Пэм частенько дразнили ее пышкой, пончиком, колобком, толстухой — в общем, всеми теми нелестными прозвищами, которые обычно дают не в меру упитанным детям. Добродушная бабушка Пэм твердила внучке «не слушай их, девочка» и продолжала кормить ее вкуснейшими домашними булочками с корицей, от которых, увы, объемы тела Пэм и не думали уменьшаться.

В старшей школе, устав от насмешек одноклассников и невнимания тех мальчишек, которых Пэм так хотелось заинтересовать, девочка твердо решила сесть на диету. Но мать, придававшая этим попыткам дочери так же мало значения, как и тому факту, что девочка уже повзрослела, лишь хихикала над своим неуклюжим творением, очевидно считая, что Пэм тоже должна относиться к своей внешности с юмором.

С юмором у Пэм были не очень-то хорошие отношения, поэтому долгое время, вплоть до своего поступления в университет, она вела затворнический образ жизни и почти ни с кем не общалась, кроме родителей, которые, как это часто бывает, хотели, чтобы их чадо сделало все то, чего они не смогли добиться в жизни. То есть чтобы была умнее, успешнее, удачливее и красивее их самих.

Новый ритм жизни, захлестнувший Пэм в университете, напряженная учеба и постоянные волнения — все это не замедлило сказаться на ее внешности, причем, как ни странно, наилучшим образом. Стрелка весов с ненавистных семидесяти опустилась до пятидесяти четырех, и Пэм была несказанно счастлива, когда обнаружила, что может позволить себе одежду на несколько размеров меньше.

В новом весе Пэм чувствовала себя гораздо более уверенной, и ей казалось, что она начала забывать о своем «толстушечьем» прошлом и школьной репутации пожирательницы пончиков. У Пэм появились поклонники, но, увы, она, тогда еще не слишком разбиравшаяся в мужчинах, влюбилась не в того парня.

Джек учился на третьем курсе и отличался довольно вздорным характером, чрезмерными требованиями к окружающим, в том числе и к самой Пэм, но самым главным его недостатком было, пожалуй, то, что большую часть времени он проводил не в самом университете, а в кафе, располагавшемся неподалеку от учебного заведения.

Пэм с самого начала не очень-то нравилось, что Джек предпочитает ее компании бутылочку-другую пива или чего-нибудь покрепче, однако, довольная уже тем, что у нее наконец-то появился собственный парень, закрывала на это глаза.

Поскольку Джек был первым ее мужчиной, Пэм решила, что любит его без памяти. Джек, у которого всегда были проблемы с женщинами, тоже решил, что влюблен в нее. Очень скоро эта пара сыграла свадьбу, и жизнь Пэм превратилась в настоящий кошмар.

Поначалу Джек даже предпринимал попытки остепениться. Его вытурили из университета, но ему удалось найти себе неплохую работу, благодаря которой они с Пэм смогли позволить себе снять квартиру. Но очень скоро работа ему наскучила, а старые привычки поманили с новой силой.

Оставив съемную квартиру, Пэм и Джек переехали к ее матери, но этот переезд только ухудшил и без того тяжелое житье Пэм. Мать, оставшаяся в одиночестве после развода с мужем, отцом Пэм, постоянно пилила дочь за неудачный выбор, а Джеку пеняла на то, что он не может обеспечить ее дочери достойную жизнь. Муж тоже не отставал от матери: чтобы не чувствовать себя никудышным, Джек, зная о комплексах Пэм, постоянно твердил, что она толстеет, дурна собой и он сделал ей большое одолжение, женившись на ней.

Несколько лет Пэм металась между двух огней. Ей страшно было расстаться с Джеком: ведь тогда ей снова пришлось бы остаться в полном одиночестве. Порой, ожидая возвращения своего дорогого супруга с очередной работы и пытаясь представить, в каком состоянии он вернется домой, Пэм подолгу плакала от боли и унижения.

Так продолжалось до тех пор, пока она не закончила университет и не подыскала скромное местечко редактора в малоизвестной газете, посвященной туризму. К тому времени благодаря постоянным стрессам она умудрилась сбросить еще семь килограммов и превратилась в настоящую красавицу с кошачьими глазами и длинными волосами.

Памела не только ловила на себе восхищенные мужские взгляды — она чувствовала, что эти взгляды не оставляют ее равнодушной. Джек уходил из ее сердца, но пока еще не замечал этого, а Пэм потихоньку распускалась, как бутон прекрасного цветка, словно проживая заново свою вторую юность.

Именно в редакции газеты Пэм впервые увидела Брэда Уитона. Молодой человек не был красавцем, но его глаза цвета молочного шоколада, глубокий и ласковый взгляд, открытая теплая улыбка, сразу же привлекли ее внимание.

Он был вежлив, весел, умен, остроумен и нравился всем без исключения. Он сразу же начал ухаживать за Пэм, а та и сама не заметила, как с головой окунулась в новый роман.

Поначалу Пэм думала, что сможет вовремя остановиться, но очень скоро поняла, что чувства, которые она испытывает к Брэду, вовсе не похожи, ни на дружескую привязанность, ни на то, что когда-то было у нее с Джеком.

Пэм казалось, что теперь она знает себе цену, но это была иллюзия. Скорее Пэм поняла, что теперь она красавица и может позволить себе выбирать сама, а не ждать, пока кто-то обратит внимание на девочку «со скамейки запасных». Брэд был ласковым, нежным, чутким, и Пэм всем сердцем полюбила его, несмотря на то, что ей было жаль Джека, который как раз потерял очередную работу из-за своего пристрастия к спиртному.

Осталось лишь узнать, что думает по этому поводу сам Брэд.

Он, как выяснилось, не только разделял чувства Пэм, но и обещал всяческую поддержку в том случае, если она твердо решит расстаться с мужем. Пэм не стала откладывать в долгий ящик разговор с Джеком, и за жутким скандалом, который муж, в очередной раз, напившись, устроил почти уже бывшей жене, последовало расставание.

Пэм полагала, что это расставание станет началом нового и светлого периода в ее жизни, но ошиблась. Хотя Брэд относился к любимой с нежностью и трепетом, все же он был не так прост, как ей показалось с самого начала.

Еще во время их первых свиданий Пэм насторожило то, с какой легкостью Брэд флиртует при ней с другими, даже мало знакомыми женщинами. Заметив, что она ревнует, Брэд бросил фразу, которую Пэм вспоминала в течение всех долгих лет их брака:

— Люди по своей сути свободные существа, а несвобода делает их несчастными.

Как выяснилось, под свободой Брэд имел в виду свободные отношения. Пэм, уже не собиравшаяся с прежней поспешностью выходить замуж, хотела понять, насколько далеко распространяются убеждения Брэда. Она свободно флиртовала с его друзьями, свободно раздавала свои телефоны незнакомцам, свободно отвечала на их звонки и принимала приглашения на свидания. И делала все это под носом у Брэда, не ожидавшего, что Пэм так быстро усвоит его уроки.

Очень скоро такая свобода стала ее последователю поперек горла. Терпение Брэда лопнуло, и он заявил Пэм, что разочаровался в своей теории, поскольку понял, что не готов делить любимую женщину с кем-то еще.

Пэм улыбнулась про себя, а затем в ее жизни стали происходить те самые чудеса, о которых она всегда мечтала. Брэд дарил ей цветы, ухаживал за ней с пылкостью восемнадцатилетнего юнца, устраивал потрясающие ужины, водил ее в кино и в театр.

Пэм наконец получила то, чего была лишена все эти годы, — внимание, понимание, восхищение. Она была счастлива, безоговорочно счастлива, она была любима и любила сама. Но временами, оставшись наедине со своими мыслями, Пэм испытывала какое-то странное беспокойство, страх, что все это лишь сон, что рано или поздно он закончится и тогда страшная толстушка Пэм снова останется в одиночестве, а разочаровавшийся в ней любимый вернется к своей свободной жизни.

Через год они с Брэдом поженились, и Пэм, по-прежнему окруженная заботой и лаской, почувствовала, что беспокойство отступило.

Она ушла из газеты и стала писать статьи для журнала, посвященного косметике и эфирным маслам. Брэд, тоже сменивший работу, тем временем продвигался по карьерной лестнице и очень скоро занял должность главного редактора в популярном журнале для автомобилистов.

Он все чаще задерживался на работе, а Пэм, полностью и не без оснований доверявшая ему, беспокоилась лишь из-за того, что он уделяет ей не так много внимания, как это было в самом начале их брака.

В один из скучных вечеров Пэм пригласила к себе давнюю подругу, с которой в последний раз виделась на своей свадьбе.

— Что-то ты сдала, дорогая, — с порога заявила ей та. — Поправилась и выглядишь старше. Неудивительно, что твой муж так долго торчит на работе. Смотри, как бы он не нашел себе кого-нибудь покрасивее и помоложе.

Эти слова, брошенные скучной женщиной, самым интересным событием в жизни которой была та самая свадьба Уитонов, всколыхнули все то, о чем Пэм старалась забыть.

Как она могла допустить возвращение толстухи Пэм?! Она стареет, дурнеет?! Ни в коем случае нельзя позволить себе так распускаться! Иначе Брэд и в самом деле может заинтересоваться кем-нибудь покрасивее и помоложе! Конечно, он от нее ничего не скрывает! Но станет ли ей легче от этого, если он влюбится?!

Пэм крепко взялась за себя, и уже через полгода из зеркала на нее смотрела молодая красивая женщина — предмет мечтаний любого мужчины. Пэм не жалела времени и сил для того, чтобы не дать старости и полноте ни единого шанса. Друзья Брэда завидовали тому, что у него такая красивая жена, но сам Брэд… по-прежнему сидел на работе до последнего звонка.

Впрочем, Пэм трудно было пожаловаться на его невнимание. Он всегда говорил ей комплименты и был неизменно нежен. А после того, как она снова сбросила вес, сказал, что ей не нужно сидеть ради него на мучительных диетах.

С лишними килограммами или без них он будет любить ее одинаково сильно, ведь самое главное для него — ее мягкость и чуткость.

Но чуткости и мягкости в похудевшей Пэм становилось все меньше. Надвигалась неумолимая старость — на носу было тридцатипятилетие, и одно лишь слово «юбилей» приводило молодую женщину в бешенство.

На свой день рождения, к огромному удивлению Брэда, — Пэм всегда любила гостей и шумные веселые посиделки, — она не позвала ни одного гостя. Вместо пышного празднества Пэм устроила мужу романтический ужин и танцевала перед ним недавно разученный и тщательно отрепетированный танец живота.

Короткая сорочка из черного шифона приятно облегала тело. Пэм приглушила свет и слегка зажмурила ярко подведенные глаза, чтобы казаться похожей на кошку.

Брэд, которого Памела усадила на подушку, как какого-нибудь восточного принца, смотрел на свою жену с удивлением и восхищением. Она и в самом деле была великолепна: изысканное черное белье, украшенное блестящими пайетками, звенящие браслеты на изящных запястьях, струящийся шелк волос, в которые Пэм вплела красивую золотую ленту.

С каждой минутой она, и без того желанная, казалась ему еще желаннее и прекраснее. Он любовался тем, как ее кожа мерцает в свете свечей, как ступают по ковру ее изящные длинные ступни. Но больше всего Брэда восхищал тот страстный огонь, что вырывался из-под полуопущенных ресниц, та сила, с которой эта восхитительная женщина хотела его…

Не в силах больше сдерживаться, Брэд поднялся с подушек, рванулся к Пэм и сжал ее в объятиях. Ответом ему были не менее горячие объятия, после которых оба утонули в ласках и поцелуях…

Когда все закончилось, Брэд открыл специально припасенную бутылку шампанского и налил шипучий напиток в бокал жены. Пэм поняла, что все сделала правильно. Она гордилась собой и на какое-то время почувствовала, что уже привычное беспокойство отступило.

— За тебя, — прошептал Брэд, которому не хотелось нарушать интимную атмосферу, с такой тщательностью созданную его женой.

— И за тебя, — улыбнулась ему Пэм, но в тот же момент услышала звонок, раздавшийся из кармана небрежно брошенного Брэдом в кресло пиджака.

Звонок в такое время? Улыбка мгновенно сползла с лица Пэм, а внезапное блаженство уступило место прежнему беспокойству.

— Сейчас… — Брэд достал из кармана мобильный и на глазах у Пэм принялся обсуждать в половине первого ночи очередной выпуск журнала.

Если бы просто обсуждать… Пэм смотрела на мужа, и ее кошачьи глаза наливались злостью. Она даже не слышала, о чем говорил Брэд, зато прекрасно видела, как улыбались эти предательские губы, как подрагивал кончик этого предательского носа, как блестели эти предательские глаза цвета молочного шоколада.

Когда Брэд закончил говорить по телефону, Пэм запустила бокалом в сервант, который стоял напротив кресла. Хрустальный бокал разбился вдребезги, серванту, к счастью, не досталось.

— Ты что? — изумленно уставился на жену Брэд.

— А ты не понимаешь?! — вскинулась Пэм на мужа.

— Нет, — искренне ответил он.

— Кто это был?

— Да так, с работы.

— «Да так» позволяет себе звонить женатому мужчине посреди ночи?! Этому «да так» ты улыбаешься, словно тебе сказали: «чи-из»?! И из-за «да так» ты торчишь на своей работе, пока все с нее не уйдут?!

— Ты что, Пэм? — уже с испугом покосился на жену Брэд. — Я ведь здесь, с тобой.

— Только потому, что у меня день рождения?! Старухе стукнуло тридцать пять, придется с ней посидеть, чтобы не ныла?!

— Пэм, ты с ума сошла? — Брэд схватил жену за плечи и притянул к себе, но она упорно вырывалась. — Какая же ты старуха? Ты молодая, красивая, восхитительная женщина. Ну что ты там себе напридумывала?

— Напридумывала? — немного успокоившись, мрачно переспросила Пэм. — Что это за девица?

— Люси Бейкер. Дизайнер из моего журнала. Номер горит, вот она и позвонила, чтобы кое-что уточнить.

— И надо было обязательно улыбаться в трубку?

— Она же меня не видела, Пэм.

— А ты хотел, чтобы увидела?

— Не говори глупостей, Пэм.

— Она молода?

— Пэм, ради бога… Наверное, ей около двадцати пяти, а вообще-то мне совершенно плевать, сколько ей лет.

— Она тебе нравится? — Пэм уже не могла остановиться.

— Да, но только как человек, — честно ответил Брэд. — Хорошая талантливая девочка. С ней интересно поговорить.

— Ну и говори со своей девочкой! — крикнула Пэм, вырвалась из его объятий и ушла на кухню, прихватив с собой бутылку шампанского.

Брэд конечно же бросился утешать жену, но безнадежно испорченный вечер это не спасло. А ведь это был вечер ее дня рождения.

Хорошенькая дизайнерша Люси Бейкер, которую, кстати говоря, Пэм так ни разу и не увидела, с того самого дня стала предметом постоянных и неусыпных ее размышлений. Брэд говорил, что она молода — значит, именно молодость влечет его к Люси. Брэд говорил, что с ней ему интересно — значит, она, Пэм, недостаточно привлекает его, раз с Люси Бейкер ему интереснее. Брэд снова задерживается на работе, объясняя жене, что у него горит очередной выпуск, — значит, где-то рядом с ним смеется хорошенькая Люси Бейкер, а горит у него вовсе не выпуск очередного номера, а кое-что другое…

Частенько Пэм высказывала свои соображения на этот счет самому Брэду, который не знал, куда деваться от ее придирок.

Через полтора года мучений — их трудно объяснить уверенному в себе человеку, которого не пугает перспектива состариться и не преследует страх быть брошенным, — Пэм после долгих раздумий решила хотя бы на время оттянуть необратимый процесс старения и сделать подтяжку лица. Так, по крайней мере она еще хотя бы пару лет сможет конкурировать с ненавистной Люси Бейкер.

Памела Уитон позвонила в лайтшроубскую клинику и, узнав приблизительную цену дорогостоящей операции, рассказала о своем решении Брэду. Ее скромный гонорар в журнале, где она по-прежнему строчила статьи о косметике, не мог покрыть расходов на операцию, поэтому она надеялась, что муж поможет ей стать красивее.

Ее гениальный план, который должен был решить большинство семейных проблем, поверг Брэда в шок. И цена операции беспокоила его в последнюю очередь. Он столько раз говорил жене, что морщины и лишние килограммы, сочиненные Пэм, волнуют его в последнюю очередь, но жена с упорством шла к своему идеалу, который, по всей видимости, был недостижим.

Брэд попытался отговорить жену от этой затеи, но Пэм упрямо стояла на своем. Тогда Брэд согласился, но лишь с тем условием, что в Лайтшроубсе он поговорит с врачами, которые должны убедительно доказать ему безопасность операции. Пэм согласилась в надежде на то, что поездка в Лайтшроубс станет их вторым медовым месяцем.

Однако буквально через два дня после их приезда в Лайтшроубс, когда Брэд уже сдался и готов был позволить жене сделать то, о чем она беспрестанно твердила, позвонила Люси Бейкер, настойчиво потребовавшая от начальника, чтобы он вылетел из Лайтшроубса первым же рейсом. Пэм не стала вникать в подробности требования и закатила Брэду, собравшемуся купить обратный билет, такую сцену, что он наконец признался:

— Да, черт возьми! Я лечу, чтобы переспать с Люси Бейкер! Я люблю ее, Пэм! И обещаю тебе, что непременно пересплю с ней, как только доберусь до офиса! Прямо на рабочем столе!

Пэм расколотила вдребезги первое, что попалось ей под руку. Кажется, это был графин…

А потом…