11

В салоне красоты «Леонардо» обсуждали ту новость, о которой настоящим грехом было не посудачить местным домохозяйкам: к Диане Беллвуд, миссис Отвертке, вернулся муж, который, по слухам, бросил жену, не в силах терпеть ее скверный характер.

— Вы бы видели, какой он красавчик, — щебетала хорошенькая Ванда Бжески. — Густые волосы, карие глаза… Прямо глаз не отвести. Такой элегантный мужчина, с таким хорошим вкусом. Выбрал один из лучших костюмов в нашей «Моде»… Когда он зашел к нам с миссис Отверткой, я глазам своим не поверила. Мне даже в голову не могло прийти, что он ее муж. Я подумала, к ней приехал кто-то из родственников.

— Говоришь, выбрал лучший костюм? — полюбопытствовала Гарриет Тальбот. — Интересно, откуда у миссис Отвертки появились деньги? Хотя, конечно, с тех пор как она оставила муженька на хозяйстве, знай себе, разъезжает по работам.

— Вас послушать, мисс Тальбот, так ее работа — это развлечение, — тонким голоском возмутилась миссис Фэтчер. — Миссис Беллвуд всегда все тащила на себе. Хорошо, что ее муж одумался и решил помочь своей семье.

— Помочь? — хмыкнула Гарриет Тальбот. — Что это за мужчина, который сидит дома и готовит еду? Мужчины должны убивать мамонтов, а женщины их готовить. Вот это правильно. Так я считаю.

— Да уж, — разочарованно вздохнула Ванда Бжески. — А я-то подумала, что он хорошо зарабатывает.

— Зато он заботится о детях, — заступилась за Виктора миссис Фэтчер. — Вы видели их в последнее время? Мэгги такая нарядная, что глаз не оторвать. Дэн взялся за ум, его даже учителя хвалят. Думаете, дело не в том, что вернулся их отец?

— Не знаю, в чем тут дело, — недовольно отозвалась мисс Тальбот, — но в последнее время Лайтфорд перестало лихорадить от их проделок. Говорят, этот Виктор подсыпает детям в еду какие-то таблетки. От этого они и становятся спокойные и управляемые, почти как зомби. А еще говорят, что сам этот Виктор — псих. Ему даже доктора какого-то выписали.

— Побойся Бога, Гарриет, — укоризненно покосилась на старушку выплывшая в зал Оливия Митчелл. — Девчонке только начало везти, нет бы порадоваться… А что касается ее мужа, всем бы такого психа, который своими руками шьет одежду для дочери и готовит для всей семьи. И не мели чепуху насчет таблеток. Просто в доме наконец-то появился хороший мужик.

Если раньше Виктор рвался побеседовать с врачом, то теперь весь его энтузиазм сошел на нет. Он и сам не мог объяснить причину, по которой ему не хотелось вспоминать о том, что было в его прошлой жизни. Может быть, причина крылась в том, что Виктор боялся вспомнить нечто ужасное. А может, дело было в словах Дин, брошенных тем вечером, который окончательно и бесповоротно изменил их брак. Если она предполагала, что избавление от амнезии «все испортит», значит у нее были на то основания.

Может быть, она так разволновалась из-за того, что он вспомнит, что Мэгги и Дэн не его дети, но тогда Виктору казалась странной та настойчивость, которую Дин начала проявлять в вопросах его лечения. Но больше всего ему не хотелось вспоминать того человека, который постоянно пренебрегал своей женой, заставляя ее чувствовать себя совершенно одинокой.

Новость о том, что Виктор отказывается от бесед с психоаналитиком, Дин приняла в штыки. Ситуация кардинально поменялась — теперь жена начала настаивать на том, чтобы Виктор хотя бы попытался излечиться от амнезии.

— Ну сама подумай, зачем мне это, Дин? — пытался переубедить ее Виктор. — Чего хорошего я вспомню? Родители мои умерли, я — сирота. Специальности у меня не было, единственное, чем я занимался, — хозяйничал по дому и читал книжки… Ах, забыл — еще год, скорее всего, бродяжничал… Богатая жизнь, нечего сказать. Думаешь, об этом стоит вспоминать?

— А вдруг ты снова потеряешь память, если не станешь лечиться? — предположила Дин. — И потом, как можно жить, начисто забыв о своем прошлом? Это ведь часть твоей личности, Виктор, часть тебя самого… Нет, ты должен вспомнить, кто ты такой.

Виктор был уверен: жена убеждает его в том, чего ей самой совершенно не хочется. Это, безусловно, делало Дин честь, но зачем идти на такие жертвы? Но Дин была слишком упряма, чтобы ее переспорить, и Виктор сдался. Может быть, в чем-то она права: нельзя взять и выбросить на свалку годы своей, хоть и пустой, но все-таки жизни…

Ричард Бентон, немолодой мужчина с седой бородой и маленьких очках на носу, сразу напомнил Виктору фотографию какого-то знаменитого доктора, имени которого, впрочем, он так и не смог вспомнить. Бентона отличала невозмутимость, проявлявшаяся во всем: начиная с манеры говорить, заканчивая мимикой. Бентон мало чему удивлялся, но много спрашивал и был хорошим слушателем.

Виктора несколько смущало то, что док сидел за его спиной и приходилось общаться лишь со спокойным голосом, звучащим как бы из пустоты. Но такова, по всей видимости, была метода доктора.

Доку хотелось узнать побольше о страхах Виктора, тайных и явных. Бентон сказал, что именно страх мог стать причиной того, что Виктор потерял память.

— Возможно, в вашей жизни произошла какая-то драма или трагедия, из-за которой вы и лишились части своих воспоминаний. А может быть, произошли какие-то перемены, которые были для вас нежелательны, и вы сами запретили себе вспоминать о них.

— Хотите сказать, я сам сделал дырку в своей памяти? — удивился Виктор.

— Несознательно, разумеется, — спокойно заметил доктор. — Поверьте, такое часто случается. В глубине нашего подсознания сокрыты такие тайны, о которых подчас мы и догадываться не можем. Однако разгадка вашей амнезии может скрываться не в драмах и переменах. Ваше личное недовольство самим собой или своим образом жизни тоже могло повлечь за собой потерю памяти. Такие случаи — не исключение в нашей практике… Один священник, к примеру, потерял память и около года проработал в магазинчике канцелярских товаров, а потом вспомнил, кто он такой, пришел в ужас, но начисто позабыл о том, чем занимался целый год.

— Позабыл? — Виктор аж взвился на стуле. — Со мной тоже могло случиться что-нибудь в этом роде. А может, я два раза потерял память? Первый раз, когда ушел от семьи, а второй — когда в нее вернулся?

— M-да, я не исключаю подобного, — ответил Бентон. — Воспоминания о магазинчике канцелярских товаров возвращались к тому священнику лишь тогда, когда он пребывал в состоянии гипноза. Когда же он бодрствовал, то ничего не хотел вспоминать. Думаю, мистер Беллвуд, и вам понадобится пройти через эту процедуру, чтобы вернуть память.

— Гипноз? — поморщился Виктор. — Если честно, меня это пугает. А вдруг во время гипноза я вспомню, кем был, но забуду, кто я сейчас?

— Не беспокойтесь, мистер Беллвуд, гипноз не изменит вашу личность. Это сможете сделать только вы сами, если, конечно, захотите. Боюсь, гипноз — единственное решение, которое поможет вам восстановить пробелы в памяти. Однако я не могу гарантировать стопроцентного успеха.

— Я должен посоветоваться с женой, — помрачнев, сообщил доку Виктор. — Мне эта идея не очень-то нравится, да и миссис Беллвуд едва ли придет от нее в восторг.

— Конечно, мистер Беллвуд, посоветуйтесь. Только не забывайте о том, что память — это ваше достояние, а не лишний балласт, от которого можно избавиться без потерь.

— Хорошо, я приму это к сведению, — ответил Виктор.

Все это время он надеялся, что док быстро сдаст свои позиции и скажет, что у него, Виктора, нет никаких шансов вспомнить прошлое. Но хитроумный мистер Бентон все же измыслил применить гипноз — от одного этого слова по коже у Виктора забегали мурашки. Оставалась только одна надежда: Дин это не понравится и она оставит его ненужные воспоминания в покое.

Несмотря на наступившие холода, Дин чувствовала, что на душе у нее воцарилась весна. Впервые за много лет она почувствовала себя не просто женщиной, а женщиной, которую любят. Это чувство заставляло ее улыбаться всем, кого она встречала, это чувство позволило ей сбросить с себя иголки, которыми она пыталась защититься от всех, кто лез к ней в душу. Это чувство подарило ей столько радости, что она, казалось, оттаивала под жаркими лучами весеннего солнца.

Впрочем, весенняя погода не менее переменчива, чем осенняя, а потому наступали огни, когда небо над головой Дин окутывалось мрачными свинцовыми тучами и она впадала в отчаяние.

Причин для того было более чем достаточно. Мужчина, которого она успела полюбить, ничего не знал ни о своем, ни о ее прошлом, а следовательно, наслаждался счастьем в браке, построенном на весьма призрачном фундаменте. Собственно, и сам брак был полной фикцией, хотя в него свято верил не только Виктор, но и весь Лайтфорд, кроме, разумеется, тех, кто был посвящен в «страшную тайну» Дин Беллвуд.

Дин была вполне готова примириться с мыслью, что спит в одной постели с мужчиной, который на ней не женат, — если бы только это была самая большая проблема. Но жить в постоянной лжи, обманывать любимого человека, пусть и для его же блага, строить свои отношения на мифической истории о том, что Виктор когда-то ушел из семьи, а потом в нее вернулся, — вот это причиняло ей настоящие страдания.

Кроме того, Дин отдавала себе отчет в том, что в один прекрасный момент вся эта иллюзия счастливой жизни может рассыпаться в прах. Благодаря сеансам гипноза, предложенным доктором Бентоном, Виктор мог вспомнить обо всем, что с ним произошло.

Вряд ли ему придется по душе, что женщина, с которой он был едва знаком, навязала ему себя, своих детей, окружила, опутала его обманом, заставила жить чужой жизнью.

А что будет с детьми? Они-то, конечно, знали, что Виктор Гудроу вовсе не их отец, — но разве это что-то меняло? Дэн и Мэгги так привязались к этому человеку, что расставание с ним могло стать для них куда более болезненным, чем факт ухода их настоящего отца, случившийся много лет назад… Тем более что Виктор столько успел для них сделать.

И еще одна мысль не давала Дин покоя. Она старалась не задумываться о том, какие отношения были у Виктора с женщинами в той, прошлой жизни, о которой он забыл. У красивого, элегантного, обаятельного и, наконец, богатого мужчины наверняка должно было быть много поклонниц. Может, у него была невеста… или жена. Когда эти мысли всплывали в голове Дин, ее душу буквально обжигало холодом.

Если к нему вернется память, он конечно же вспомнит о той, которая все это время, возможно, оплакивала его гибель…

Что я натворила? — думала в такие минуты Дин. Можно смириться с тем, что я разбила сердце себе, но та, предполагаемая другая… Я заставила эту несчастную думать, что ее любимый умер, и — мало мне было этого — спровоцировала его на измену, когда он даже не подозревал, что кому-то изменяет…

Тучи над головой Дин сгущались, ясное весеннее небо наливалось свинцом, а сквозь угрюмые седые облака прорывались стальные вспышки молний. И в такие моменты Дин чувствовала себя еще более одинокой, чем та женщина, какой она была всего пару месяцев назад.

Иногда Виктор замечал, что на лице его жены появляется странное выражение. Его сложно было назвать озабоченным, скорее испуганным и встревоженным. Он думал о том, чего могла бояться Дин, и в конечном итоге пришел к выводу: она боится того, что он снова исчезнет, бросит ее, детей и в ее жизнь снова вернутся одиночество и пустота.

Виктор не знал, как убедить ее в обратном. Но был уверен, что должен проявить терпение. Может, на это уйдет много времени, но ему нужно постараться — ведь, в конце концов, по его вине в душе Дин поселились все эти страхи.

Кроме того, Виктор был убежден, что жене нужно отдохнуть. С его возвращением клиентов у Дин стало намного больше, и частенько она брала заказы даже по выходным, чем он был крайне недоволен. Да, их материальное положение стало несравнимо лучше, но Виктора не устраивало, что ради этого его жена вынуждена была работать без отдыха.

К тому же он тоже мог поучаствовать в том, чтобы приносить в дом определенный доход. На этот счет у Виктора появилась идея, которой он поделился пока лишь с одним человеком — бабулей Джесс, которая так часто ему помогала. Мисс Джесс не только поддержала идею Виктора, но и пообещала ему всестороннюю поддержку. Он решил обсудить свою идею с женой.

Настроение миссис Отвертке — Виктор долго смеялся, узнав о прозвище, которое его жене дали местные домохозяйки, — обыкновенно поднимала еда. Он решил приготовить что-нибудь особенное и запек в духовке мясной рулет с сыром, черносливом и грибами. В каком бы настроении Дин не вернулась с работы, она обязательно порадуется вкусному ужину. А потом можно будет воспользоваться благодушным настроением жены и рассказать ей о том, чем на самом деле ему хотелось бы заняться. В конце концов, глупо тратить время на сеансы с доком Бентоном, пока что добившимся от него лишь нескольких обрывочных воспоминаний.

— Это было бесподобно, — сказала Дин после ужина. В последнее время она не ограничивалась только словами: в ход шли нежные поцелуи, объятия, и Виктор даже шутил, что готов не вылезать из кухни, если Дин будет «расплачиваться» с ним за ужин таким образом. — По-моему, ты уже превзошел бабулю Джесс. Пора открывать поварские курсы — не находишь?

Виктор решил не откладывать разговор в долгий ящик.

— Дин, а что ты думаешь, если я тоже буду зарабатывать на жизнь?

— Готовишь ты отменно, но насчет поварских курсов я пошутила, — пробормотала Дин, ошарашенная его вопросом.

— Нет, я, конечно, не о курсах, — успокоил ее Виктор. — У меня есть другая задумка… Ты не слишком устала, чтобы выслушать?

— Нет, что ты, — поспешила разубедить его Дин, заинтригованная таким началом. — Мои уши в твоем распоряжении.

— Отлично. Только обещай, что сразу не набросишься с критикой.

— Обещаю, — кивнула Дин, поправив складки на коротеньком светло-голубом домашнем платье, в которое переодевалась после работы.

— Бабуля Джесс, как ты знаешь, организовала для меня бесплатный курс кройки и шитья, — начал Виктор. — Не буду себя нахваливать, но в этой области я уже добился довольно-таки ощутимых успехов. Во всяком случае, наши дети ходят в школу в вещах, которые сшиты мной, а их одноклассники умирают от зависти и наперебой расспрашивают, где были куплены «клевые шмотки». Кое-что из этих вещей я сшил не по журнальным, а по собственным выкройкам. Как думаешь, что если я займусь пошивом детской одежды? Не знаю пока, сколько я смогу за это выручить, но все-таки деньги нам не помешают. Я немного потешу свои амбиции, а ты сможешь меньше ездить по своим клиентам. Как думаешь, Дин?

Виктор взволнованно посмотрел на жену. Что она скажет? Наверное, посмеется над его идеей, решит, что шить одежду для подростков — глупое занятие… Но в глазах Дин не было ничего, похожего на насмешку. Эти пронзительно-голубые глаза смотрели на него с живейшим интересом.

— Как это мне не пришло в голову? — улыбнулась Дин. — Миссис Митчелл только на днях сказала мне, что наша дочь выглядит «прямо как девочка с обложки журнала». А миссис Фэтчер восхищалась костюмом Дэна, в котором тот пришел в школу на прошлой неделе… Вик, я знала, что у тебя большие способности, но не знала, что ты гений.

— Да брось, — не поверил своим ушам Виктор. — Ты ведь шутишь, Дин…

— С чего ты взял? Если бы мне не понравилась твоя задумка, я бы сразу сказала. Ты же меня знаешь. И потом, это и вправду здорово. Если к тебе пойдут клиенты, можно будет подумать и о магазинчике.

— Не загадывай…

— Я не загадываю. Я просто в тебя верю.

— Если бы ты знала, как мне не хватало этих слов, — благодарно улыбнулся Виктор. — Знаешь, а я почему-то был уверен, что ты меня высмеешь… И еще кое-что… Когда я обдумывал свою идею, у меня постоянно возникало чувство вины. Как у нашкодившего ребенка. Как будто я делаю что-то запретное… Понимаешь? — Дин отрицательно покачала головой. — Ну как если бы мне долго говорили, что этим заниматься стыдно или плохо.

— Теперь понимаю, — кивнула Дин. — Так я себя чувствовала поначалу, когда отец учил меня тому, что я умею сейчас. Мама была категорически против, кричала, что мне надо учиться готовить, чтобы кормить мужа, который будет меня содержать. Я тогда думала, что мне никогда не стать такой, какой хочет видеть меня мама. Но с папой было куда интереснее… Знаешь, тебе надо рассказать об этом доку Бентону. Думаю, он может объяснить, с чем связано твое чувство вины.

— Док Бентон… — нахмурился Виктор. — Ты думаешь, имеет смысл продолжать эти сеансы? По-моему, этот гипноз — чушь собачья. Какой смысл в том, что я сплю и вижу во сне какие-то картинки, которые мне ни о чем не говорят? Мало того, я ничего не могу вспомнить, когда просыпаюсь, поэтому док Бентон включает тот бред, что я нес в то время, как отключился, и мы битый час разглагольствуем о том, с чем у меня может ассоциироваться пустой дом и чайная чашка.

— Чайная чашка? — вздрогнув, переспросила Дин.

— Да, — кивнул Виктор, удивленный ее реакцией и страхом, который промелькнул в налившихся холодом голубых глазах. — Я что-то об этом рассказывал?

Дин покачала головой.

— Нет, просто ты… ты всегда любил дорогой чай и всякие чайные принадлежности. Правда на эту роскошь у нас почти никогда не было денег.

— Теперь понятно, почему я не могу пить то, что ты завариваешь, — улыбнулся Виктор. — Хотя я не понимаю, какую ценность представляет для меня это воспоминание.

— Может, оно связано с твоим детством? — предположила Дин.

— Док твердит мне то же самое. Говорит, что всякий раз, когда он погружает меня в спячку, я вижу себя ребенком. И никогда — взрослым.

— В этом определенно что-то есть.

— Ты говоришь, как док Бентон. Только у тебя нет соответствующей квалификации и я не плачу тебе за сеансы, — усмехнулся Виктор.

— Даже не думай, — догадавшись, куда он клонит, заявила Дин, — мы не будем отказываться от помощи доктора.

— Дин, может ты поприсутствуешь на паре сеансов? — предложил Виктор. Эта мысль уже давно его посещала. Наедине с незнакомым человеком он чувствовал себя неуютно, а в присутствии Дин ему будет спокойнее.

— Ну что за ребячество, Вик, — по-доброму улыбнулась она. — Можно подумать, ты маленький мальчик, который боится один зайти в кабинет врача.

— Хочешь, чтобы я начал канючить?

— Только не это, — засмеялась Дин. — Я несколько лет объясняла нашим детям, как это отвратительно… Ладно, я подумаю. Но пока не обещаю… К тому же док может сказать, что мое присутствие нежелательно.

— Спасибо и на этом, — перебил ее Виктор и придвинулся ближе к ней. — А как насчет того, чтобы доктор Беллвуд погрузил тебя в состояние гипноза? Хотя вряд ли ты сможешь что-то сказать… — Виктор осторожно подул на локон, обвившийся вокруг уха Дин. — Потому что доктор Беллвуд обещает тебе райское блаженство во время сеанса…

Дин зажмурила глаза, но Виктору не надо было видеть ее глаз, чтобы понять, что именно она чувствует в этот момент. Их желания, грезы, фантазии и чувства были такими похожими…

Он склонился над ее лицом, осторожно дотронулся губами до нежных век, ощутил шелковое прикосновение трепещущих, как крылья маленькой птицы, ресниц…

Целуя закрытые глаза своей любимой, Виктор поймал себя на мысли, что ничего подобного раньше не делал. Он никогда не целовал женщину с закрытыми глазами. И вообще никогда не целовал глаза любимой женщины. Может, конечно, это и ошибочное ощущение — ведь он так мало чего помнил. Но все же вряд ли можно было позабыть такое — так целуют только людей, которых любят по-настоящему. Не только страстно, но и нежно, не только телом, но и душой. Так никогда не станешь целовать человека, который лишь мелькнет в твоей жизни, не оставив и следа. Так можно целовать только ту, которую невозможно забыть. Никогда.