Глава 11
Второй урок откровения
Честно говоря, сегодня Питу было совсем не до свиданий.
Проваленная операция «Книга» и отвратительный эпизод с Маккормаком окончательно повергли его в уныние. Правда, он не без улыбки вспоминал, как отец двинул по роже этому мерзавцу. Удар получился мастерский. Наверное, все-таки не зря Пит послушал отца и записался в школу единоборств. Кто знает, вдруг когда-нибудь и он сможет постоять за себя и Руперта? И обойдется без телекинетических способностей Колючки…
Друзья, как могли, пытались его утешить. Колючка убеждала его в том, что все образуется само собой. Может быть, высшая сила для того и не дает ему найти книгу, чтобы он не вмешивался в ход событий, которые все равно произойдут? Руперт до того расхрабрился, что предложил им снова отправиться в дом Маккормака. На это Пит ответил резким «нет». Только чудо спасло их от разоблачения – они выскользнули из дома практически перед носом у хозяина…
Может, Колючка была права и стоило оставить все, как есть? Хоть его родители и жили в разных местах, он все равно чувствовал их внимание и заботу гораздо чаще, чем это было, когда они жили вместе… К тому же их желание развестись не зависело от дурацкой книги…
Но Пит не мог быть таким эгоистом. У мамы намечался показ новой коллекции, а у папы – встреча с крупным клиентом, который заказал рекламу туалетной воды. Справятся ли они с делами друг друга? И с той жизнью, которую вынуждены вести по его вине? Разве отцу легко быть женщиной, а матери – мужчиной?
Все эти вопросы заставляли Пита чувствовать себя виноватым, и он понимал, что только он может решить эту проблему. Воспользовавшись советом Колючки, он решил подождать немного, а потом, если ничего не изменится, пойти на поклон к госпоже Эльве. Пусть превращает его в червяка или в жабу. Он это заслужил. Лишь бы только она помогла его родителям!
Удрученный неприятностями, Пит подумал было написать Дженнифер и отменить встречу, перенести ее на другой, более радостный день. Но захочет ли она вообще с ним встречаться? Не обидится ли? С ее стороны – это милость, которую он должен принять с благодарностью… И потом, сколько он мечтал об этом свидании, сколько грезил им! Еще совсем недавно он не мог даже поверить в то, что Дженни удостоит его такого внимания…
И еще он все время думал о Колючке и Синди. Они прекрасно подходили друг другу: веселый паренек-мусорщик и безбашенная девчонка-оторва, готовая совершить любое безрассудство ради своих друзей… Эта мысль наполняла его душу ядом, заставляла тоскливо сжиматься сердце. Он и сам не понимал, что с ним происходит. Триш так неожиданно стала его подругой, а потом… Потом превратилась в самого близкого ему человека. Даже ближе родителей. И ближе Руперта…
На свидание он явился раньше срока и долго бродил туда-сюда вдоль обшарпанной деревянной скамейки. Прошло полчаса, а Дженнифер все не было. Может, она подшутила над ним? Поняла, что он влюблен, и захотела посмеяться? А он, как дурак, ждет ее уже полчаса. Да еще притащил браслет, подарок миссис Пирс. «Отдай его девочке, которая тебе нравится… Пусть она поймет, как тебе дорога…» Эти слова не выходили у него из головы… Дженнифер опаздывала. Вот уже на сорок минут.
Наконец она появилась. Сердце Пита подпрыгнуло: такой красивой он не видел эту девчонку еще никогда. На ней был короткий белый плащик и пышная юбка, голубой волной выплеснувшаяся из-под плаща. Волосы, прихваченные блестящими заколками, жидким золотом стекали по плечам. На ногах у нее были туфли на высоком каблуке. И без того не маленькая, она казалась в них еще выше. Пит даже испугался, что по сравнению с ней будет выглядеть совсем коротышкой.
Когда она подошла, он окончательно растерялся. Это все-таки не шутка. И не бред его больного воображения. Дженнифер Китс, самая красивая девчонка в классе, стоит рядом с ним, нарядная, одетая специально для него, Мышонка-Пита…
– Какая ты красивая… – робко произнес он. – Я никогда тебя такой не видел.
– Ничего подобного, – кокетливо улыбнулась Дженни. – Вообще-то я всегда красивая…
– Ну да, конечно, – промямлил Пит, осознав свою оплошность. – Ты самая красивая девочка в классе.
Дженнифер улыбнулась, довольная новой победой, и запросто взяла Пита под руку.
– Куда пойдем? – борясь со смущением, поинтересовался он. – Может, поедим хот-догов?
Дженни скривилась.
– Ну вот еще, буду я есть всякую гадость. Пригласи меня в кафе. Я, может быть, соглашусь…
Питу показалось, что она кого-то копирует. Дженни пыталась вести себя, как взрослая, вот только перебарщивала с жеманством.
– Пойдешь со мной в кафе? – подыграл он, желая сделать ей приятное.
– Ну что-о-о ж… – манерно протянула она. – Почему бы и нет?
Они зашли в небольшой кафетерий, расположенный рядом с парком. Пит заказал Дженни кофе с мороженым и пирожок с вишней, а себе – папины любимые пончики с клубничным джемом.
Дженни выбрала самый неуютный столик – в центре кафе – и присела за него с видом коронованной особы. Пит заметил, что ей нравится ловить взгляды сидящих вокруг людей и она всячески пытается привлечь их внимание. Его же, напротив, бесило это людное место и столик, который она выбрала. Он предпочел бы сесть около окна.
– Расскажи мне о себе, – предложил он, чтобы как-то начать разговор.
– Что значит: расскажи о себе? – недоуменно поинтересовалась Дженнифер.
– Что тебе нравится, чем ты увлекаешься, как ты любишь проводить выходные, – перечислил Пит. – Да все, что угодно. Мы же почти ничего друг о друге не знаем.
– Разве? – удивилась Дженни. – Но мы учимся в одном классе…
– Что с того? Я знаю о тебе только то, что ты – самая красивая девочка. А ты – только то, что меня вечно колотят Лиланд и Пэйн. Ну скажи хотя бы, почему ты решила со мной встретиться?
Дженни смутилась, и Пит с удивлением обнаружил, что она смущена гораздо сильнее, чем он сам.
– Ну… я… Ты нравишься Колючке, а мы с ней – соперницы, – торопливо объяснила она. – Разве я должна ей уступать?
– Чего-чего? – опешил от таких откровений Пит. – Во-первых, Триш – моя подруга. Во-вторых, у нее есть парень. В-третьих, никакие вы не соперницы. Вы настолько разные, что вас невозможно сравнивать. К тому же в классе ее не любит никто, кроме нас с Рупертом.
– Зато уважают, – серьезно заметила Дженни. – А это подрывает мою репутацию самой значительной девочки в классе.
– Что за бред? – расхохотался Пит. – Как ты можешь дергаться из-за таких нелепых вещей? – Он был уверен, что Колючка никогда не думает о подобных глупостях.
Дженни не на шутку обиделась.
– Ничего и не бред, – скривила она кукольное личико. – Это очень важно. Ты, Мышонок, видно слишком маленький, чтобы это понять.
– Наверное, – кивнул Пит, чтобы не злить ее еще больше. – Но, может, ты все-таки расскажешь о себе? – напомнил он.
– С удовольствием, – просияла Дженни.
Оказалось, что больше всего она любит говорить о себе. За полчаса, которые они просидели в кафе, Пит услышал подробный рассказ о том, как она ходит с матерью за покупками, как ей купили новый сотовый, как она любит красивую одежду, как ей нравится сидеть в кафе, как мальчишки ее боготворят, как Лиланд замучил ее ухаживанием, как ей нравятся пирожки с вишней… Она могла бы продолжать этот рассказ до бесконечности, если бы Пит ее не остановил:
– Ну а… что тебе нравится читать? Ты любишь стихи?
– Стихи… – Дженни равнодушно повела плечами. – Не знаю ничего глупее. Мама говорит, что стихи пишут только неудачники. Которым больше нечем заняться.
Прекрасно… – подумал Пит. А я и не догадывался, что Катулл, Петрарка и Данте – всего лишь кучка неудачников, у которых не было других дел… Кстати, и он тоже… Раз писал стихи, посвященные его горячему чувству к Дженнифер Китс.
Она продолжала трещать о своих пустяковых заботах, мелких интересах и скучных делах, но Пит почти не слушал ее. Ему казалось, если он пропустит этот длинный и бестолковый монолог, то ничего не потеряет. Терять было нечего – Дженнифер оказалась пустышкой, глупенькой самовлюбленной девочкой, которую в нем интересовало только то, что он якобы нравится ее воображаемой сопернице.
Пит чувствовал себя обманутым. Он так долго мечтал об этом свидании, что успел придумать много вариантов его развития, начиная с того, что он не понравится Дженнифер, заканчивая тем, что она отнесется к нему, как к другу. Но Пит не мог даже представить, что это ему не понравится Дженнифер.
Кое-как высидев в кафе еще четверть часа, Пит намекнул Дженни, что дома их ждут родители. Это ей не очень понравилось, но она смягчилась, когда Пит сказал, что проводит ее до дома.
Расплачиваясь за кофе и пирожки, Пит нащупал в кармане коробочку с браслетом. «Отдай его девочке, которая тебе нравится», – вновь вспомнились ему слова миссис Пирс. Но теперь-то он был уверен: Дженни вовсе не та девочка, которая ему нужна. И он не влюблен в нее так сильно, как думал раньше. Пожалуй, он вообще не влюблен в нее. Та Дженни, которая ему нравилась, была мечтой, сказкой. А эта – совсем другой девчонкой, не имеющей к мечте ни малейшего отношения.
И все же, чтобы не обидеть ее, он взял руку, которую она протянула. Они вышли из кафе и пошли по улице, ведущей вдоль парка.
Было уже темно, но в желтом свете фонарей Пит разглядел знакомую худенькую фигурку: навстречу им шла Колючка. Бог знает почему, но Пит почувствовал себя смущенным. Ему захотелось вырвать свою руку из влажной ладони Дженни, но та, как назло, вцепилась в него мертвой хваткой. Пит решил пренебречь приличиями и все-таки вырвал свою руку.
– Триш! – позвал он Колючку, но та прошла мимо, сделав вид, что не заметила ни его, ни Дженни. – Триш! – еще громче крикнул он, но она не отзывалась. – Колючка!
Невзирая на протесты Дженни, он бросился вдогонку за Триш, которая продолжала быстро идти, не оглядываясь назад.
– Триш! – Пит наконец догнал ее и тронул за плечо. – В чем дело? Бежишь как ошпаренная. Не здороваешься…
Она обернулась. Ежевичные глаза были темными и мрачными. Питу показалось, что она смотрит не на него, а на совершенно другого человека.
– Что с тобой, Триш? – Он легонько взял ее за локоть. – Что случилось?
Колючка оттолкнула его руку так резко, что Пит пошатнулся. Из кармана вылетела бархатная коробочка. Глухо стукнувшись об асфальт, она раскрылась. Пит бросился ее поднимать, но Триш успела увидеть, что в ней лежит браслет. Она холодно усмехнулась.
– Это для сладенькой Дженни? Что ж, Пит, желаю удачи.
Маленькие каблучки на фиолетовых сапожках зацокали по асфальту. Пит оторопело посмотрел вначале ей вслед, а потом – на браслет, тонкой змейкой обвившийся вокруг его пальцев. Он вдруг понял, что девчонка, которой он с радостью вручил бы браслет, это Триш. Но она вряд ли захочет принять от него подарок…
Билли Шейн посмотрел на Робина такими глазами, будто впервые его увидел. Стакан с пивом все еще стоял на столе нетронутым – Билли не смог сделать ни глотка.
В последнее время Робин словно задался целью всех удивлять, и Билли казалось, что он уже исчерпал свой лимит удивления. Но пересмотр концепции рекламного проекта был, пожалуй, круче всего, что случилось в последнее время. Робин изменил свою позицию на триста шестьдесят градусов: вместо того чтобы сделать акцент на мужчин, он сделал его на женщин.
– По-моему, твоя депрессия мешает тебе мыслить здраво, – наконец решился заметить Билли. – Или виновница – грудастая Брук? – Робин отрицательно покачал головой, и Билли сделал вид, что поверил. – Может, все-таки объяснишь мне, почему ты отказался от первоначальной идеи? «Донжуан» – аромат для мужчин. Отличный ролик: смуглый красавец соблазняет двух жарких итальянок. Отличный слоган: «„Донжуан“ – пополни свой список». Все, как надо. Что на тебя нашло?
Робин посмотрел на него так выразительно, что Билли Шейн почувствовал себя новичком в рекламном бизнесе.
– Видишь ли, Билли-Дилли… Все выходит слишком просто. Банально, я бы даже сказал. Классическое восприятие Дона Жуана как коллекционера женских тел… А я хочу завоевать этой рекламой не только мужчин, но и современных и, надо заметить, самостоятельных женщин. Как ты думаешь, Билли, они хотят быть в этом списке? Сдается мне, что нет. Поэтому я и предлагаю новый слоган и новый подход: «„Донжуан“ – подари любимой запах». Почему бы не представить Дона Жуана как человека, стремящегося доставить удовольствие не только себе, но и женщине, которая рядом с ним. По-моему, неплохая идея. И без этого дурацкого шовинистического налета, из-за которого, между прочим, нас могут забросать камнями феминистки…
– Мне плевать на феминисток, – обреченно вздохнул Билли Шейн, понимая, что упрямца Робина уже не переубедить. – Но я не представляю, что будет, когда мы покажем твой слащавый ролик заказчику. Она, он… Им явно не хватает изюминки – кого-то третьего.
– Опомнись, Билли. Времена свингеров и хиппи давно уже прошли. Свободная любовь не в моде. И, если уж на то пошло, наши теперешние ценности: семья и брак…
– Кто бы говорил, – усмехнулся Билли. – Сам-то ты сейчас живешь у Брук, тонкий ценитель брака…
– Оставь это. Скоро я съеду от Брук.
– Неужели? – Билли оживился. – Думаешь, Юта примет тебя обратно?
– Не знаю. Поживу в гостинице… Пока… пока она что-нибудь не решит.
– Ну хорошо, – сдался Билли. – Поступай, как знаешь. Надеюсь, что мы не упустим эту рыбку. В будущем их заказы нам бы весьма пригодились. Впрочем, кому я говорю? Ты и сам все знаешь. Надеюсь…
– Я знаю, Билли, знаю, – кивнул Робин. – На худой конец, мы можем показать клиенту два варианта концепции. Пусть выбирает, что ему больше нравится… – Карман его пиджака выплеснул приятную мелодию. Робин вытащил маленький телефон и кивнул Билли Шейну. – Извини, мне звонит Юта…
Надо же, подумал Билли, она еще и звонит этому паразиту… Оказывается, жена Робина – идеал супруги. Вот его жена уж точно не простила бы ему такого.
– Ах, наши задания… Ты уже не считаешь это безнадежным мероприятием? После работы? Ну что ж, я постараюсь заехать. Только задержусь немного. У меня кое-какие дела… Ничего особенного. Привет Питу. Впрочем, надеюсь передать его лично… Ночует у Руперта? Ах, делают уроки… Что ж, завтра заберу его из школы… До вечера…
– Как ты можешь быть таким спокойным?! – возмущенно посмотрел на друга Билли Шейн. – Говоришь с ней так, будто это не ты ушел к Брук Ширстон. Не ай-ай-ай, а, Робин Макаути?
– Будет тебе, Билли, – примирительно произнес Робин. – Если тебя это обрадует, мы ужинаем вместе…
– Вот как? – обрадовался Билли. – Дай-то бог, я снова увижу вас вдвоем. И все же Юта будет слишком великодушной, если простит такого гада, как ты.
Робин только загадочно улыбнулся в ответ. Видно, у него были такие козыри, о которых не знал Билли Шейн…
Юта подъехала к дому в половине десятого. Тяжелый разговор с Брук, поиск номера в гостинице – все это отняло у нее много нервов и времени. Юта чувствовала, что Брук, несмотря на явное нежелание ее отпускать, все же начала относиться к их союзу более критично. Действительно, зачем ей нужен мужчина, который пренебрегает ею в постели?
Юта смогла преодолеть неприязнь к любовнице мужа и постаралась объяснить свой уход так, чтобы не обидеть Брук. «Я не достоин тебя, Брук. Я не могу дать тебе того, чего ты хочешь. Но я уверен, что найдется мужчина, который сделает для тебя все, что в его силах. Ты будешь счастлива, не сомневайся. Главное, не позволяй распоряжаться собой, как вещью. Научись давать мужчине отпор. Поверь, это заведет его гораздо сильнее, чем покорность. Главное, не переборщи…» После этой речи Брук немного смягчилась, но все же провожала ее со слезами на глазах. «Не плачь, Брук. Просто верь, что все будет хорошо…»
Юта уехала от нее с тяжелым сердцем. Ей казалось, что она поступила скверно, использовав эту женщину, еще более несчастную и одинокую, чем Юта. Ведь у нее не было даже детей…
Все еще вспоминая неприятный разговор с Брук, Юта вошла в гостиную. По комнате витал аромат недавно приготовленного мяса. Юта вдыхала этот запах и оглядывалась вокруг так, словно не была здесь очень давно. Ее душа наполнилась сладким ощущением покоя. Дом, милый дом… Наверное, Вэнди прознала о ее приходе, точнее, о приходе Робина, и решила приготовить что-нибудь вкусненькое…
Юта очень удивилась, увидев Робина в элегантном платье и в хорошеньком фартучке из белых кружев. Мысль о том, что он оделся и готовил для нее, порадовала и в то же время насмешила ее. В честь ужина Робин нацепил каблуки, на которых так и не научился ходить. Походка косолапого мишки и образ элегантной женщины в роскошном фиолетовом платье не сочетались друг с другом. Юта не удержалась и прыснула.
– Тебе смешно? – обиженно поинтересовался Робин. – А я надеялся, ты оценишь жертвы, на которые я пошел, чтобы выглядеть изящно.
– Ну что ты… – посерьезнела Юта. – Конечно, я оценила. Ты выглядишь потрясно. Мне до тебя далеко. – Искусство делать комплименты мужчине до сих пор было ей не известно.
– Надеюсь, готовлю я не хуже, – улыбнулся польщенный Робин. – Присаживайся, я все принесу.
– А где миссис Пирс?
– Я с трудом уговорил Вэнди отдохнуть. Она так и набивалась мне в помощницы…
Юта не без удовольствия наблюдала за тем, как Робин крутился вокруг стола, проверяя, все ли приборы на месте и лежат правильно. В довершение всего он выключил свет и поставил свечи. А потом преподнес Юте цветы – пышный букет белоснежных лилий.
Она сидела, боясь пошевелиться, околдованная этим приемом. Ей казалось, сделай она хоть одно неловкое движение, все вокруг растает, как дым. Робин много говорил, но Юта с трудом разбирала слова. Она только вслушивалась в музыку этого знакомого и незнакомого голоса, вглядывалась в знакомые и незнакомые глаза и думала о том, что этот вечер напоминает сказку, одну из тех, что она когда-то читала на ночь сыну.
Робин сидел напротив нее, но то и дело старался коснуться ее рукой, то подливая вина в опустевший бокал, то подкладывая в тарелку кусочки ароматного мяса. Эти прикосновения будили в Юте совершенно новые ощущения. Ей казалось, с его ладоней вспархивают маленькие бабочки и садятся к ней на руки, нежно щекоча кожу своими прикосновениями. Но щекотно было и внутри – щемящее чувство нежности, радости и желания переполняло ее, и она чувствовала себя почти счастливой. И только слово «почти» добавляло горчинку в эти ощущения. Но, увы, сказка, выдуманная Робином, в любой момент могла захлопнуть двери. А Юта не хотела дожидаться этого момента…
Мясо оказалось изумительным, и Юта похвалила кулинарные способности Робина:
– Я и не думала, что ты так готовишь. То-то огорчится миссис Пирс, узнав, что у нее теперь есть конкурент.
– Ну, до миссис Пирс мне еще далеко, – смущенно улыбнулся Робин, краснея от похвалы. – Но я изо всех сил старался, чтобы получилось вкусно. Жаль, что Пит ушел к Руперту. Впрочем, не так уж и жаль… Мы с тобой – вдвоем. А это такой редкий случай…
– Кто виноват? – улыбнулась Юта.
Робин посмотрел на нее внимательно и серьезно. На его лице не было ни тени улыбки.
– После того, как я оказался в твоем теле, я многое передумал. И сейчас мне кажется, что основная часть вины лежит на мне. Но и ты кое в чем не права. Твоя холодность всегда ставила между нами барьер, стену. Я смотрел на эту стену и не мог понять, что это: средство защиты, попытка выжить в этом жестоком мире или равнодушие к окружающим тебя людям? Потом мне расхотелось копаться в твоей сущности, расхотелось разгадывать тебя… Я сдался. Мне не хватило сил, ведь я, как ты неоднократно говорила, – взрослый ребенок. А дети любят больше ломать, чем строить. Вот я и ломал все, что попадалось под руку: твое доверие, наш брак, нашу семью, свою жизнь. Ломал с той же легкостью, с какой в детстве потрошил игрушки своего младшего брата… – Он вздохнул, вспомнив о чем-то неприятном. Юта поняла, что это как-то связано с недавней фразой миссис Пи.
– Расскажи мне… – невольно вырвалось у нее, и в порыве сочувствия она потянулась к мужу.
– Да в общем, не о чем рассказывать… Мои родители были очень заняты, и у них вечно не хватало на меня времени. Правда, требования ко мне от этого не становились меньше. Они хотели, чтобы я был взрослым самостоятельным мальчиком, и мне ужасно не хватало возможности скакать, как ребенок, капризничать, как ребенок, и получать то, чего большинство детей добивалось так легко – слезами из-за порезанного пальчика. Но сколько бы я ни падал, сколько бы ни царапал руки, сколько бы шишек ни набивал, я всегда слышал только одно: «Ты уже взрослый мальчик, Пит. Нечего хныкать»…
А потом появился Бакстер, с которым носились так, как никогда – со мной. Естественно, я взревновал. И всячески старался досадить младшему брату. Особенно доставалось его плюшевым мишкам, которых так любил дарить ему отец…
Бакстер не разрешал мне играть с его игрушками, поэтому однажды я взял медвежонка Эдди, обожаемого моим братцем, и ножом вспорол ему брюхо. А потом изрезал всего медведя. Его клочки… – Робин сглотнул, и Юте показалось, что он вот-вот заплачет. – Его клочки валялись по всей комнате… Но самое ужасное заключалось в том, что я тоже любил этого медведя. Понимаешь?.. Для меня он был как живое существо, а я… Я изрезал его, искромсал в клочья… После этого отец потащил меня к психоаналитику… Мы были уже в здании… Подъехал лифт… И тут я понял, что не могу в него войти…
В семнадцать лет, поняв, что никогда не смогу удовлетворить требованиям родителей, я попытался покончить с собой, обвинив во всем моего удачливого братца. Я купил ему мишку, а в лапу сунул записку: «Надеюсь, теперь я получил прощение?». Потом я наглотался таблеток, но меня откачали. Отец заплатил за мое обучение в другом штате, и мы увиделись с ним только на нашей с тобой свадьбе. Дела у Бакстера идут хорошо. Но я никогда больше не хочу видеть его лицо, полное слезливого упрека. И поэтому во сне вместо его лица я вижу голову того несчастного медведя…
Юта, не отрываясь, смотрела в его глаза, в которых отражалось все, что он чувствовал, снова вернувшись в прошлое: горечь, обида, чувство вины, ненависть к самому себе, неприязнь к миру взрослых, так жестоко отвергнувших его…
Ее душу наполнили сочувствие и нежность. Ей захотелось обнять его, поцеловать, утешить, и Юта не стала сдерживать этот порыв. Она подошла к Робину и склонилась над ним, согбенным и подавленным. В его глазах застыли слезы, и она поспешила осушить их своими поцелуями.
Робин замер от ее прикосновений. Боль тут же ушла, уступив место радости и желанию. Он все еще не мог поверить в то, что Юта добровольно дарит ему свои поцелуи и ласки. Боясь пошевелиться, он сидел на стуле, как деревянная кукла. Робину казалось, что это – чудесный сон, и его пугало пробуждение. Он неподвижно наслаждался ее ласками, растворялся в прикосновениях ее рук, в легких, как крылья бабочки, касаниях ее губ, ее ресниц. Не осмеливаясь произнести ни слова, Робин закрыл влажные глаза и молча вкушал наслаждение, которое дарила ему Юта. А она продолжала гладить его по волосам, целовать его лицо, и делала это тоже молча, словно боясь спугнуть восхитительный момент близости. Наконец Робин осмелился прошептать:
– Как ты думаешь, это скверно, что я хочу тебя?
Даже с закрытыми глазами он почувствовал, что ее губы тронула улыбка.
– Не знаю, но чувствую то же самое, – прошептала она.
Значит, это не сон? Не открывая глаз, Робин одним движением привлек к себе Юту, и она оказалась на его коленях.
– Любимая…
Он целовал ее губы, и было уже не важно, что эти губы, руки, шея, плечи принадлежат не ей. Какой бы облик не приняла эта женщина, он все равно продолжал бы любить ее. Юта чувствовала то же самое. Закрыв глаза, она отдавалась поцелуям Робина и видела его лицо, опаленное огнем желания. С каждой секундой она хотела его все сильнее и сильнее. Наконец, до краев заполненная страстью, она прошептала:
– Может, поднимемся в спальню?
Робин кивнул. Он хотел подхватить ее на руки, но его собственное тело оказалось слишком тяжелым.
– Пожалуй, я дойду на своих двоих, – рассмеялась Юта. – Тебе теперь меня не унести.
– А жаль, мне бы так этого хотелось…
Они поднялись наверх, в спальню.
– Выключи свет, – предложила Юта. – Так будет лучше.
– Конечно, – кивнул Робин.
Назойливая лампа погасла, и они оказались во власти темноты и друг друга. Робин нежно погладил ее лицо, с трудом различимое в темноте. Она обняла его, прильнула к нему всем телом и подтолкнула к кровати, на которую они тотчас же упали.
Но Робину не хотелось торопить события. Ведь для него это было впервые, и он не знал, как можно заниматься любовью вот так, играя по чужим правилам. Ему хотелось доставить удовольствие Юте, но он все еще не знал, как это сделать, и чувствовал себя смущенным подростком, который толком ничего не умеет в постели. Юта оказалась увереннее. Она быстро сняла с него одежду и провела кончиком языка по оголенной груди. Робин застонал, предвкушая еще большее наслаждение. Но назойливая мысль о том, что он играет по чужим правилам, не выходила у него из головы. Он легонько отстранил Юту и шепотом спросил:
– Ты уверена, что мы сможем?
– Боишься быть женщиной? – серьезно спросила Юта.
– Не то чтобы боюсь… Скорее, я удивлен. Мне не по себе, наверное, это будет точнее. А тебе не страшно быть мужчиной?
– Мне тоже не по себе. Но я надеюсь, ты мне подскажешь?
В ее голосе было столько любви и понимания, что все страхи Робина рассеялись в одночасье. В конце концов, какая разница, в чьем он теле? И в чьем теле она? Самое главное, что они вместе и могут помочь друг другу… И потом, кому еще выпало счастье испытать наслаждение любви, будучи одновременно и мужчиной, и женщиной?..
Отбросив последние сомнения, Робин расстегнул пуговицы на ее пиджаке и начал медленно, осторожно снимать с нее одежду, не забывая покрывать поцелуями ее шею. Она глухо застонала, но Робин уже не слышал собственного голоса, он представлял себе ее голос – нежный, тонкий. Он представлял себе ее саму: худенькую, изящную, и касался ее кожи – бархатистой, как плод персика.
Наконец они раздели друг друга и оказались совершенно обнаженными. Юта продолжала ласкать языком его грудь, а ее рука тем временем устремилась вниз. Эта ласка была для Робина неожиданностью, но… приятной неожиданностью. Он не отстранил ее руки и полностью отдался во власть ее прикосновений, все ускорявших и ускорявших свой ритм.
– Еще, – шептал он срывавшимся голосом, – еще…
И наконец он почувствовал, как его захлестнула гигантская волна наслаждения, которого он никогда доселе не испытывал. Это было как цунами, как извержение вулкана, как смерч. Яркая вспышка кометы в бездонном бархатно-синем небе. Он бился в объятиях Юты, а она все еще целовала его шею, губы и плечи. Ослепленный внезапным откровением, Робин откинулся на подушки, пытаясь понять, что же все-таки с ним произошло. Через несколько секунд он позволил себе вынырнуть из загадочной бездны, в которую низвергли его ласки любимой, и прошептал:
– Господи, как это прекрасно…
Но Юта не собиралась останавливаться на достигнутом. Дав Робину несколько минут на отдых, она снова начала целовать и ласкать его тело. Он осыпал ее ответными поцелуями и подсказывал ей, как управлять своим новым телом. Она блестяще справилась с задачей – Робин почувствовал внутри себя что-то твердое и могучее. Вначале он немного испугался, но вскоре понял, что ему нравится эта игра.
Юта сбивалась с ритма, но ей очень быстро удалось подстроиться под ритм Робина. Она старалась делать это аккуратно и нежно, так, чтобы не причинить любимому боль. Но ему не было больно. Он вновь погрузился в пучину наслаждения, которого раньше никогда не испытывал.
Юта чувствовала, что Робин абсолютно доверился ей, и это наполняло ее гордостью. В этой новой для нее роли она чувствовала себя уверенно. Она вторглась в мир неведомых ощущений, но не позволяла себе раствориться в нем: ведь сначала ей нужно было доставить удовольствие любимому… Правда, контролировать себя оказалось нелегко, и вскоре Юта, вовлеченная в водоворот чего-то огромного и яркого, потеряла управление, как пилот в грозовую ночь. В тот миг ей казалось, что она и Робин настолько глубоко проникли друг в друга, что стали единым целым, которое невозможно разделить. Никому… То была одна душа и одно тело, озаренные вспышкой наслаждения и упоения друг другом.
Юта знала: что бы ни произошло в будущем, она никогда не пожалеет об этой ночи, полной невероятных открытий. Теперь она знала Робина с другой стороны, с той, что всегда была для нее закрыта. И, если раньше ей казалось, что этот мужчина – только самец, чуждый экспериментов и считающий, что женщине достаточно примитивных ласк и кратковременного мига близости, то теперь она была уверена – Робин способен дарить настоящее наслаждение…
После этой оглушительной близости оба долго лежали, соединенные объятиями, и молча слушали сбивчивое дыхание друг друга. Первым осмелился нарушить молчание Робин:
– А я и не знал, что бывает так хорошо… Я никогда не думал, что смогу обрадоваться тому, что я – женщина, – доверительно зашептал он Юте. – Ты научила меня получать удовольствие от того, чем я раньше пренебрегал. Мне даже понравилось выбирать одежду: платья, туфельки и все такое… Я даже духи себе купил. Кажется, «Трезор»…
– Я заметила. «Трезор» от «Ланком».
– Это – смешно?
– Нет, почему же, – успокоила его Юта. – Это – прекрасно. Мне кажется, мы никогда не понимали друг друга так хорошо, как сейчас. Удивительно, что для этого нужно было поменяться телами…
– Высший промысел, – усмехнулся Робин. – Может, кто-то послал нам это испытание, чтобы мы сохранили брак?
– Ты же знаешь, я не верю в такие вещи… Хотя… в последнее время я начала сомневаться. Может, и правда есть что-то выше нас, что управляет судьбами людей? Я не знаю… Я так запуталась, что уже ничего не знаю…
– Доверься мне. Я знаю, что нам нужно.
– И что же?
– Быть вместе.
Юта молчала, но ее дыхание участилось. Этот вопрос волновал ее, и она весь вечер пыталась о нем забыть. Напрасно Робин заговорил об этом сейчас. Хрупкая иллюзия выдуманного мирка, отрешенного от реальной действительности, мирка, где они могли быть только вдвоем, треснула и рассыпалась сверкающими осколками. На Юту вновь нахлынул страх. Страх, что эта призрачная сказка закончится, как только она вернется домой. Страх, что Робин изменился только на время, только из-за того, что он боится потерять ее. И стоит на горизонте появиться первым лучикам солнца, он снова уйдет искать порхающих бабочек, которых в изобилии поставляет ему жизнь.
– Я не уверена, – произнесла Юта. Она отодвинулась от Робина и юркнула под одеяло. Страх окатил ее холодом, как ведром ледяной воды.
– Что ж, твое право, – выдавил из себя Робин. – Твое право решать, нужен я тебе или нет…
Она зажмурила глаза, почувствовав, что к ним подступают предательские слезы. Ей хотелось крикнуть «нужен!», уткнуться в его грудь лицом и зарыдать. Но страх быть вновь отвергнутой не позволил ей поддаться эмоциям. Казалось, рассудок одержал победу. Или поражение?..
Ее душу вновь сковал холод. Холод одиночества…
