4
— Гермия! Герми!
До боли знакомый взволнованный мужской голос заставил ее открыть глаза. Надо сказать, это простое действие требовало больших усилий. Гермия все еще не понимала, где она: в аду, в раю или по-прежнему подвешена между небом и землей. Собственное тело казалось ей каким-то невесомым. Она почти не чувствовала ног и рук…
Над ней склонилось испуганное лицо Констанса. Увидев, что девушка открыла глаза, он просветлел.
— Ну, слава богу! — улыбнулся он Гермии. — А я уже начал бояться за твою жизнь…
У кошки девять жизней, — буркнула Гермия, пытаясь оторвать от земли ноющую спину. — Ты лучше объясни, что случилось и где мы находимся…
Она огляделась по сторонам. С неба на нее пялился огромный золотистый глаз солнца. На земле ее окружала экзотическая, но вовсе не буйная растительность. Парочка деревьев с высохшими листьями да несколько жидких пучков кустарников. Гермия вопросительно посмотрела на Констанса.
— Что случилось? — пожал он плечами. — Кто бы мне ответил на этот вопрос… Я вытолкнул тебя из самолета, а Поит продолжал ломаться, как невеста на выданье… Я собрался сам натянуть на него парашют, но тут кто-то толкнул меня, и я упал в люк…
— Поит?
— Нет, не Поит. Во-первых, Поит стоял передо мной, и я отлично видел, что он делает, а во-вторых, ты уж меня прости, но твой Пойти-Войти в тот момент мог только дрожать и бормотать, что он не станет прыгать…
Гермия приподнялась на локте и даже не почувствовала боли. Сейчас ее занимал гораздо более важный вопрос. Она пристально посмотрела на Констанса и спросила:
— Ты хочешь сказать, что Поит остался в самолете?
— Не знаю, Герми… Может быть, его вытолкнули так же, как меня. А может, и нет. В общем, все это очень и очень странно. Кроме нас в самолете находились только пилот и его помощник. Не знаю, что у них там произошло, но подозреваю, что меня вытолкнул именно пилот.
— Почему же тогда он не открывал кабину?
Сложный вопрос… Может, произошла поломка и они делали все возможное, чтобы спасти самолет. Тогда им было просто не до нас. Правда, в этом случае они обязаны были предупредить нас… Вся эта история, конечно же, очень странная.
— Да наплевать мне на странности! — вспылила Гермия. — В этом проклятом самолете остался мой жених!
Жених? Так значит, они еще не женаты… Нехорошо, конечно, так думать, но, может быть, и не так уж плохо, что Пойти-Войти остался в самолете… Разумеется, Констанс не хочет, чтобы с Пойти-Войти случилась серьезная неприятность, но отсутствие этого голубоглазого мямли ему очень даже на руку…
— Слушай, Герми… Думаю, что с твоим женихом ничего не случилось…
— Тебе легко говорить! Ты здесь, а он… — На глаза Гермии навернулись слезы.
Констанс тотчас же пожалел о мыслях, посетивших его минуту назад. Неужели она действительно любит этого Пойта? И что только она могла в нем найти?
— Мы найдем его, — твердо сказал Констанс. — Я тебе обещаю, найдем. А сейчас самое главное — взять себя в руки и попытаться отыскать хотя бы одного человека, который помог бы нам выбраться отсюда…
— Хорошо. — Гермия подавила подкатывающие к горлу рыдания и благодарно взглянула на Констанса. — Хорошо. Но где мы находимся? Это не Бали?
— Увы, — покачал головой Констанс. — Скорее всего, это Комодо или Ринка. На худой конец, Флорес. Но это вряд ли… Не переживай, я немного знаю Индонезию. Правда, здесь я бывал не так уж часто.
— Не знала, что ты работаешь гидом…
— А я не знал, что ты выходишь замуж… Зачем вы летели на Бали?
— Поит хотел, чтобы я отдохнула. Это было предсвадебным путешествием, — вздохнула Гермия. — Но свадьба, кажется, откладывается на неопределенный срок.
— Не раскисай. Нам нужно идти. Надеюсь, ты ничего не повредила, приземляясь?
— Не знаю. Кажется, я потеряла сознание, еще не успев приземлиться. Локоть немного болит…
— Попробуй встать. Давай, я тебе помогу.
Констанс поднялся с земли и помог Термин встать. Она поморщилась от боли. Ноги гудели, колени и руки были раскрашены ссадинами и царапинами. Складывалось впечатление, что парашют нес ее через ежевичные кусты. Элегантная юбка из черного крепдешина теперь напоминала нищенские лохмотья. Рукав когда-то белоснежной шелковой блузки был полностью оторван. Оставалось только оторвать второй — для симметрии, что Гермия тут же и сделала.
Должно быть, у нее сейчас ужасно жалкий вид. Едва ли теперь она привлекает Констанса как женщина… Гермия осеклась. Какая ей, собственно, разница, что думает о ней Констанс… Сейчас она должна думать о Пойте. Только о Пойте…
— Ну как? — участливо посмотрел на нее Констанс.
— До свадьбы заживет, — усмехнулась Гермия.
Шутка получилась грустная. Неизвестно, будет ли теперь свадьба. Поит пропал, и Гермия надеялась только на то, что им с Констансом удастся найти его живым…
— Смотри-ка, твоя сумочка… — Констанс поднял с земли запыленную черную сумку, по размеру больше напоминающую косметичку. — Я повесил ее тебе на шею, когда надевал на тебя парашют. Ремешок, правда, порвался… Но, думаю, сейчас это уже не имеет значения…
— Сумочка?! — оживилась Гермия. — Слава богу, что она здесь. — Она поймала удивленный взгляд Констанса и, засунув руку в сумку, начала объяснять: — В ней банковская карта, документы и… и… мобильный!
Гермия, ликуя, извлекла из сумочки маленький серебристый телефон. Но через несколько секунд ликование сменилось глубоким разочарованием: мобильный был смят, в нескольких местах были трещины, и, как Гермия ни пыталась жать на кнопки, он не заработал.
— Не отчаивайся, — попытался утешить ее Констанс. — Карточка и документы — это уже не так мало… Пойдем. Не хочется провести ночь под открытым небом.
Погрустневшая Гермия кивнула в знак согласия. В конце концов, эта сумочка могла вообще остаться в самолете… И тогда прощайте, документы и карточка…
* * *
От жары можно было сойти с ума. Но кроме жары были еще жажда и голод. Если бы Гермия знала, что она попадет не на жизнерадостный Бали с отелями и пляжами, а на какой-то заброшенный островок без признаков жизни, она непременно плотно позавтракала бы и пообедала. И вообще, скорее всего, никуда бы не полетела.
Поит всегда пытался распланировать жизнь от корки до корки, но сегодня, наверное, он понял, что это невозможно. Судьба преподнесла им жестокий урок…
Гермия шла рядом с молчаливым Констансом и краем глаза наблюдала за выражением его лица. Стальной взгляд устремлен вперед, казалось, он не упустит ни одой мелочи, ни одной детали. Как ей хотелось верить в то, что Констанс все-таки найдет дорогу и вскоре перед ними предстанет хотя бы одна человеческая душа… Ей становилось жутко при мысли о том, что здесь, вокруг них, нет никого. Кроме линялых деревьев, жидких кустов и животных, которые прячутся за этими кустами… О последних ей даже думать не хотелось. Гермия долго колебалась, спросить ли у Констанса, какова фауна предполагаемого острова, и наконец-то решилась.
— Послушай, Констанс… — робко начала она. — А кто обитает на этом острове… Ты хотя бы догадываешься?
Констанс посмотрел на нее с хитрым прищуром.
— А что, моя маленькая зануда уже начала бояться?
— Констанс! — обиженно надулась Гермия и отвернулась.
Кто бы мог подумать, что спустя год она снова услышит это обидное выражение? И кто бы мог подумать, что Констанс не забудет его… Несмотря на обиду, ее охватил какой-то боевой задор. Значит, он все еще не забыл о том, что было между ними. И их отношения — не такое уж далекое прошлое, как она себе представляла…
— Я тебе одно могу сказать, — продолжал Констанс, делая вид, что не замечает обиженного выражения на лице Гермии. — Где бы мы ни находились, на Комодо, на Ринке или на Флоресе, одно жуткое животное мы можем встретить…
— И какое же?
Гермия постаралась, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, но на самом деле у нее уже начали подгибаться колени. Не то чтобы она была трусихой, но… Человек, привыкший жить в цивилизованном мире небоскребов, пронзающих облака, едва ли может спокойно думать о хищниках, бродящих по дикому острову… На который этого человека неожиданно забросила воля случая…
— Ты никогда не слышала о комодском варане? — вкрадчиво начал Констанс.
Гермия отрицательно покачала головой.
— Собираться в Индонезию и не слышать о комодском варане! — не то искренне, не то притворно возмутился Констанс. — Сразу видно: эта женщина занимается бизнесом, еще раз бизнесом и ничем, кроме бизнеса…
— Ты мог бы обойтись без лирических отступлений? — холодно поинтересовалась Гермия. — По-моему, речь шла не обо мне, а о комодском варане…
Именно так, — кивнул Констанс. — Их еще называют «драконами острова Комодо». Забавные зверушки, хочу тебе сказать. Гигантские ящерицы, покрытые серыми наростами, гребнями. С огромными лапами и неописуемо страшными зубами, в которых скопилось множество бактерий, способных укокошить даже самого большого зверя…
— А… м-м-м… людьми они… питаются? — Гермия, затаив дыхание, ждала ответа.
Констанс интуитивно почувствовал страх, который овладел его бывшей женой, и хихикнул про себя.
— Ты знаешь, Гермия, — начал он с видом профессора, просвещающего недалекую, но очень трудолюбивую студентку, — на этот счет все говорят разное. В основном, эта тварь питается животными. Но были случаи нападения и на человека… К тому же у них очень интересный способ убивать добычу…
Мысленно Гермия уже молила о пощаде, но не могла дать Констансу повода подумать, что она боится. Поэтому ей пришлось молчать и слушать леденящий душу рассказ о том, как комодский варан расправляется со своей жертвой.
— Как я уже говорил, — торжественно продолжал Констанс, упиваясь в душе тем впечатлением, которое рассказ производил на Гермию, — в их ужасных зловонных зубах скапливается такое количество вредоносных бактерий, что они могут убить даже большое существо. Сам комодский варан питается исключительно падалью… Сначала он выбирает себе жертву, потом, пользуясь подходящим моментом, кусает ее. Кровь жертвы теперь заражена. Идет время, и бактерии разбегаются от места укуса по всему организму… Это что-то вроде гангрены… Надо сказать, времени это занимает немного… А пока ты мучаешься, наша очаровательная зверушка ходит за тобой и ждет, когда ты… будешь готова…
Гермию передернуло. Не дай бог встретиться с таким существом с глазу на глаз. Да она с ума сойдет от страха, только увидев «дракона». Но вот зачем Констансу рассказывать ей об этом? Она впервые в Индонезии, впервые в такой ситуации. И вообще, все у нее впервые. Так зачем же пугать ее, и без того напуганную, какими-то жуткими историями?! А может быть…
— Констанс Флэтч! Подлая твоя душа! — выкрикнула Гермия, пронзив Констанса ядовито-зеленым взглядом. — Ты обманываешь меня! Придумал какую-то идиотскую историю с «драконом», чтобы напугать меня!
— Не такая уж она идиотская, раз ты испугалась. По-моему, очень даже интересная. И захватывающая… И, между прочим, правдивая.
— Черта с два она правдивая, Констанс! С меня хватит! Я больше не обмолвлюсь с тобой ни словом… Да и зачем? — Гермия устремила взгляд в небо. — В твоих словах нет ни грамма правды, в твоих поступках — ни капли логики. И вообще, от тебя одни неприятности…
— Можно подумать, — зло возразил Констанс, — что кое-кто, я не буду показывать пальцем, прямо-таки кладезь «приятностей»… Тоже мне, леди Горгона! Зануда, каких поискать…
Удивительное молчание, которое было ему ответом, заставило Констанса повернуться к Гермии. Казалось, он перестал для нее существовать. Она даже не смотрела в его сторону. Как будто рядом с ней шел не Констанс, а летела бабочка. Но даже бабочка вызвала бы у нее больший интерес.
Констансу вдруг стало ужасно обидно. Что бы она вообще делала, не окажись его рядом? На Пойти-Войти едва ли можно было рассчитывать. Он, конечно, показал себя с лучшей стороны. Чертов плейбой! — со злостью выругался Констанс. И за это голубоглазое ничтожество, у которого вся жизнь расписана заранее вплоть до секунд, она собралась замуж. Впрочем, ему-то какое дело? Гермия уже не его жена, а потому может делать все, что пожелает. Выходить замуж за Пойти-Войти, замкнуться в своей бумажной клетке, состряпанной из деловых бумаг и серых, одинаковых людей, жить буднями, сотканными из скуки и однообразия… Неужели она сможет похоронить себя заживо? Ведь брак с Пойти-Войти равносилен смерти… А может, и пострашнее будет…
Молчание Гермии почему-то давило на него, как каменная плита. Может, она все-таки сменит гнев на милость и обратит на него свой бесподобный горгоний взгляд?
— Герми, — примирительно позвал он девушку. Но она даже не оглянулась в его сторону. — Гермии… — протянул он, все еще надеясь на ее благосклонность. Но ответа по-прежнему не было. — Ну, Гермия, может быть, хватит дуться… — И снова молчание. — Ну и черт с тобой, — не выдержал Констанс, — если хочешь, играй в молчанку. Все равно с таким собеседником, как ты, никогда не обретешь истины…
Гермия молчала, хотя ее так и подмывало ответить Констансу какой-нибудь гадостью. И почему из всех людей мира на этом острове она оказалась именно с Констансом Флэтчем? Судьба? Случай?
Всевидящий золотой глаз солнца потихоньку двигался к горизонту. Казалось, что редкая зелень, которую они встречали на своем пути, была одной и той же. Как будто кто-то постоянно ставил перед ними скудные декорации, перетаскивая их из тех мест, которые Гермия и Констанс уже прошли.
Дорога казалась Гермии нескончаемой. Она почти до крови стерла ноги, но не смела пожаловаться: ей не хотелось слышать шуточки Констанса, да и потом, она с ним по-прежнему не разговаривала. Лучше уж молчать, чем постоянно наталкиваться на глупые шутки, упреки и оскорбления. Лучше уж молча терпеть эту жуткую боль, из-за которой ноют ступни… Теперь Гермия могла себе представить, каково было Русалочке из известной сказки Андерсена: хуже ноющей боли в ногах едва ли что-то можно придумать…
Прошло некоторое время, и Гермия почувствовала, что не может сделать ни шагу. Ноги распухли, а боль стала невыносимой. Но она не могла позволить себе заговорить с Констансом первой и не могла сесть на землю, признав себя маленькой слабой девочкой… Что же делать?
Неожиданно помощь пришла сама. С той стороны, с которой Гермия ее не ожидала. Неподалеку от них, за верхушками облезлых деревьев, виднелась тонкая проволока дыма, пронзающая бело-розовую вату облаков.
— Герми, — осторожно позвал Констанс, — давай-ка заключим перемирие. Хотя бы ненадолго. В конце концов, это нужно нам обоим…
Хорошо, — равнодушно ответила Гермия, хотя в душе была очень рада такому повороту дел, — мир, значит мир. А что, собственно, случилось?
— Посмотри вверх, — он указал пальцем в ту сторону, где виднелась пепельная струйка дыма, — вон там. Видишь? — Гермия согласно кивнула. — Может быть, нам наконец-то повезет и мы встретим хоть одну живую душу…
В глазах Гермии промелькнула такая смесь из надежды и боли, что Констанс, хорошо изучивший ее взгляды, не мог этого не заметить.
— Что с тобой? Ты совсем устала?
В его голосе не было даже намека на насмешку. Он был каким угодно: серьезным, обеспокоенным, заботливым, — но только не насмешливым… Этот голос пробил невидимую брешь внутри нее, разрушил стену, которой она пыталась защититься от Констанса. Теперь ей было наплевать, выглядит она маленькой и слабой девочкой или нет. Ей просто было больно. Больно и тяжело. И этой болью она могла поделиться с Констансом…
— Ноги… Ужасно болят, — прошептала она, морщась от боли. — Я никогда не ходила так долго. И по таким дорогам… — попыталась оправдаться она, но Констанс жестом остановил ее.
— Дай-ка, взгляну…
Гермия попыталась было воспротивиться, но Констанс наклонился к ее израненным, перепачканным пылью ногам.
— Да, плохо дело… Если мы не найдем на этом острове жизни, это чревато неприятностями…
— Наверное, мне лучше не спрашивать, какими? — грустно улыбнулась Гермия.
— Успокойся. Я уверен, что этот дым приведет нас к какой-нибудь местной деревеньке. К тому же кое-какие приметы подсказывают мне, что мы все-таки именно на Комодо. А от Комодо совсем не далеко до Бали… У тебя хватит сил на последний рывок?
— Надеюсь… И еще надеюсь, что этот рывок действительно будет последним.
Удивлению Констанса и Гермии не было границ, когда вместо местной деревеньки перед ними распластался корпус того самого самолета, на котором они летели на Бали. Металлические крылья беспомощно лежали на земле, а из носа, пробуравившего рыхлую землю, вилась тонкая струйка дыма.
— Господи Боже! — вскрикнула Гермия и, позабыв о боли в ногах, метнулась к корпусу самолета. — Там же Поит!
— Посмотрим, — пробормотал Констанс и схватил девушку за руку. — Нет уж, дорогая, ты туда точно не полезешь. Пойду я…
Пробраться внутрь корпуса, слава богу, не составило особого труда. Больше всего Констанс боялся, что самолет взорвется до того, как он успеет покинуть салон, в котором царила жуткая тишина. И еще боялся смотреть в глаза Гермии после того, как наткнется на труп ее жениха, которого он так и не заставил выпрыгнуть из самолета…
Однако ни живого, ни мертвого Пойта в салоне не было. Й следов крови тоже… Дверь, ведущая в кабину пилотов, была распахнута. И в кабине, как и в салоне самолета, не было никого…
Интересные дела, подумал Констанс, разглядывая пульт управления самолетом, оборванные провода и сломанные кресла. Очень интересные дела… Хотел бы он знать, куда они все подевались… С другой стороны, как бы странно все это не выглядело, оно и к лучшему. По крайней мере, ему не придется смотреть в глаза невесте, у которой погиб жених. Чужой невесте, которая когда-то была его женой…
— Я не знаю, что там произошло, Гермия, — объяснял он растерянной девушке, когда выбрался из самолета. — Этому есть единственное объяснение: когда пилот и его помощник поняли, что самолет уже не спасти, они выкинули меня, потом Пойта и выпрыгнули сами. Их могло отнести на другую часть острова, поэтому мы до сих пор с ними не встретились. Правда, и в этой версии есть куча черных дыр, но, по крайней мере, нам известно одно: Поит жив. И, думаю, мы сможем его найти, как только доберемся до людей. Гермия?
Зеленые глаза смотрели на него с тоской и страхом. Констанс не знал, что сказать. Все, что мог, он уже сказал… Да и как можно утешить девушку, у которой пропал любимый? Любимый… Эта мысль больно резанула его по сердцу. Поит — любимый. А он, Констанс, должен помогать Гермии искать его. Какая глупая штука — жизнь. Глупая и гадкая…
Констансу мучительно захотелось курить. Но это было невозможно: предательский серебряный портсигар говорил обо всем красочнее любых слов. И как же он не додумался переложить сигареты, пока Гермия была без сознания… Впрочем, тогда ему было совсем не до сигарет… Теперь оставалось только терпеть и ждать, пока он окажется вне досягаемости ее взглядов.
— Ты можешь идти? — спросил он, взглянув на ее ноги. Зрелище, достойное сочувствия, но ничего не поделаешь. Ведь вместо местной деревушки они нашли злополучный самолет агентства «Лазурный бриз»…
Что это еще за агентство такое, хотел бы он знать. Впервые изменил своему правилу, решив поработать на фирму, о которой ему ничего не было известно. Теперь приходится раскаиваться. Правда, одно светлое обстоятельство все же присутствует: он встретил Гермию. А это изрядно подслащает пилюлю. Можно сказать, горечи почти не ощущается. Если, конечно, не считать ее отношений с Пойтом…
— Не знаю… — Гермия окончательно сникла. — Наверное, могу. И потом, другого варианта попросту нет.
— Ну почему? — улыбнулся Констанс. — В конце концов, у меня есть руки…
— И что? — недоумевая, спросила Гермия. — Ты приставишь их мне вместо ног?
— Зачем? Я просто могу понести тебя…
Такая мысль даже не приходила ей в голову.
Он понесет ее на руках? От неожиданности и сладкого, ноющего чувства, которое вдруг бабочкой вспорхнуло внутри, Гермия смутилась. Она так редко краснела, что сейчас, когда пунцовый румянец залил светлое, выбеленное постоянным сидением в офисе лицо, поняла, что выдала себя с головой. Все ее мысли и чувства лежали перед ним как на ладони. Так, по крайней мере, думала Гермия. И чувство собственной незащищенности болезненно ударило по самолюбию.
— Ну вот еще, — фыркнула она, как будто Констанс только что сделал ей непристойное предложение, — глупость какая-то… Я взрослый человек, а не ребенок. И в состоянии передвигаться сама.
— Как хочешь. — Констанс с деланным равнодушием пожал плечами.
Однако Гермия заметила, что ее презрительный отказ был ему неприятен. И почему она всегда говорит ему совершенно не то, что думает? Ей ведь хотелось побыть у него на руках. Как ребенку, как… Как той женщине, которой она была всего год назад. Влюбленной, страстной, доверчивой… Такая ли она сейчас? Вряд ли… Как говорит Констанс, «зануда»… Да, и еще «Горгона»… Наверное, так и есть. Но тогда она поступила правильно — такие женщины никогда не забираются на руки к чужим мужчинам. А Констанс давно уже не ее мужчина. Вопрос только, чей? Впрочем, ей не должно быть до этого никакого дела. Тем более сейчас, когда ее жених находится бог знает где. Да еще и не известно, жив он или нет. Так что нечего и думать о том, с кем сейчас Конни. Тьфу ты, Констанс. Констанс Флэтч…
Гермия грустно улыбнулась собственным мыслям. Скорее бы все это кончилось. И жизнь стала бы такой же, как раньше: простой, понятной, «правильно-линейной», как иногда называл ее жизнь Констанс. И скучной… Хотя, разве та скучная жизнь была такой уж плохой? Чего хорошего в том, что происходит сейчас? Незнакомый остров, разбитый самолет, саднящая боль в ступнях. И неизвестность. Пугающая неизвестность, выглядывающая из-за каждого редкого пучка кустов… Ничего от того привычного мира, в котором она так, казалось бы, надежно прятала себя в Мэйвиле.
Констанс молчал, и его молчание начало тяготить Гермию. Ей хотелось спросить его о какой-нибудь мелочи, каком-нибудь пустяке… Только бы он ответил. Только бы не слышать этой абсолютной тишины, от которой она успела отвыкнуть в большом городе, гудящем как улей, от машин, телефонных звонков и болтовни… Но Констанс молчал, и Гермии оставалось только смотреть на его серьезный профиль и гадать о том, что заботит этого внезапно посерьезневшего мужчину…