Глава 13

Неприятности Пентюхова заканчиваются, но Янины проблемы это не решает. – Случайные встречи и «дефицит понимания». – Двойственность природы одуванчика. – О том, почему Лис привязан к дому. – Картина с названием «Сны»

Алексею Пентюхову – разумеется, не без участия Музы, которая была столь благосклонна, что вернулась к Яне и даже позволила ей раньше срока закончить фронт работ, выданный «Старс фильм», – удалось убедить «Малоежку» в том, что рекламное агентство «Гамма Дриллус» отличается от прочих наличием «наикреативнейших» сотрудников, способных из кое-чего, обладающего не самым приятным ароматом, сделать вкусную, а главное, низкокалорийную конфетку. Ремонт у Жанны наконец закончился; Илья, не без сожаления, распрощался с роскошной папашиной квартирой и вернулся к родным пенатам, что позволило Пентюхову какое-то время почивать на лаврах. Разумеется, до следующей серии…

Ну а Яна, на этот раз предусмотрительно проверив цельность своих трудов, поехала в «Старс фильм», полная надежд на получение необходимой суммы. Однако в «Старс фильм» ей напомнили, что аванс будет выдан не раньше обещанного срока, поэтому последний шанс раздобыть денег на аренду отвалился, как высохшая ветка.

«Вот тебе и «все к лучшему в этом лучшем из миров», – вздохнула про себя Яна, запихивая автобусный поездник в пасть желтого аппарата, издававшего противнейший писк. – Надо было раньше у Ольги занимать… После этой истории даже звонить ей неловко…»

Нахальная пасть, издав сдавленный писк, выплюнула Янину карточку.

– Че-ертова шарманка… – процедила сквозь зубы Яна. – Что ж ты плюешься-то, желтая образина?

– Девушка, вы не той стороной засунули, – раздался позади приятный мужской голос. – Его надо лицом вниз, а вы – лицом вверх… Дайте-ка я вам помогу.

Яна обернулась и смущенно протянула билет высокому мужчине, лицо которого показалось ей удивительно знакомым.

Внешность. Небольшие светло-серые глаза, маленький рот – уголки губ приподняты в приятной улыбке; крупный нос с горбинкой, что сразу бросается в глаза, но не портит при этом лицо; брови пепельные, почти серебристые; высокий; не полный, но и не худой.

Просканировав про себя его внешность, Яна не сомневалась в том, что они уже где-то встречались.

– А вас, кажется, Яной зовут? – спросил незнакомец, забрав у Яны карточку и скормив ее ненасытному желтому монстру. На этот раз артефакт удовлетворенно пискнул, пропустив поездник через свои металлические недра, а Яну – через турникет.

– Откуда вы знаете? – спросила Яна, миновав турникет.

– Возьмите, а то забудете и по закону подлости нарветесь на контру. – Незнакомец протянул ей карточку, и тут Яна вспомнила, где и при каких обстоятельствах им доводилось встречаться.

Воспоминания были не самыми приятными, но с ними уже ничего нельзя было поделать. К тому же мужчина смотрел на нее вовсе не как на персонажа какого-нибудь трагифарса, что помогло Яне справиться с охватившим ее смущением.

– Вы уже второй раз меня выручаете, – попыталась улыбнуться она. – Кстати, я не помню, поблагодарила ли вас.

– Не важно. Ваша подруга буквально осыпала меня благодарностями.

– Значит, это она вам сказала, как меня зовут?

– Ага, – весело кивнул он. – А вы, Яна, какими судьбами в Москве? Ольга сказала, что вы теперь живете в области.

– Я тут проездом, по рабочим делам. А вы?

– Не поверите – та же история. У меня тут контора находится.

Автобус слегка занесло на повороте, и Яна, не успевшая ухватиться за что-то существенное, полетела прямо в объятия своего спасителя, который, судя по выражению его лица, был совсем даже не против.

– Извините… – краснея, пробормотала Яна, вцепившись в поручень. – Вот уже и в третий…

– Что – в третий?

– В третий раз спасаете.

– А вы – смешная…

– Да уж, как персонаж… – мотнула головой Яна и, увидев, что в улыбке незнакомца нет ни капли ехидства, улыбнулась в ответ. – А я ведь тоже не знаю вашего имени.

– Меня зовут Игорь.

– Игорь? – удивленно переспросила Яна.

– Ага. А что, имя редкое?

– Напротив. Я не так давно познакомилась с одним Игорем…

– Масса положительных впечатлений?

– Более чем… – мрачно кивнула Яна.

– Вам, похоже, не везет с мужчинами, – понимающе улыбнулся Игорь. – А мне – с женщинами. Есть повод это обсудить за рюмочкой кофе. Или чашечкой коньяку. Вам как больше нравится?

– Мне? – Она так давно не ходила на свидания, а тем более с незнакомцами, что это предложение показалось ей совершенно бредовым.

– Нет, девушке на сиденье контролера, – улыбнулся Игорь.

Яна инстинктивно повернула голову и увидела бабульку, притулившуюся на сиденье с двумя огроменными сумками в руках.

– Конечно, вам. Я тут знаю одно забавное местечко. Составите мне компанию, Яна?

Его голос с удивительным переходом от звонкого к глубокому, ласково-бархатистому Яне определенно нравился.

Да, она не в настроении. Да, она хочет поскорее вернуться домой. Да, ее голова занята лишь двумя вопросами: где достать денег и когда наконец объявится Лис. Да, она чертовски долго не ходила ни на какие свидания и выглядит совершенно непотребным образом.

– Да… – робко улыбнулась Яна.

С ним оказалось очень легко. Яна много говорила, что случалось с ней не так уж и часто. Обычно она больше слушала своих собеседников. Игорь умел и разговаривать, и молчать, что выгодно отличало его от большинства мужчин, с которыми Яна когда-либо общалась. Они довольно быстро перешли на «ты». Все получалось как-то само собой, без церемоний, смущения, выразительных взглядов и прочих неудобств, которыми так часто грешат первые свидания.

Впрочем, и на свидание эта встреча походила мало. Двое, сидящие за столиком в маленьком недорогом кафе, больше напоминали друзей, которые давно не виделись и, наконец-то встретившись, делились тем, что случилось в их жизни.

Через какой-то час Яна уже знала, что Игорь был женат, но неудачно – при этом он не называл жену «стервой», которая «жизнь сломала», а мягко говорил, что у них просто разные представления о личной свободе, – что он работает программистом в какой-то не очень крупной компании и пишет программы для компьютерных игр, что он любит искренность, что ему абсолютно наплевать на внешность, свою и чужую, что людей он и встречает и провожает «по уму», что весь его досуг занимает работа по той простой причине, что ему, по сути, не с кем его делить, потому что, несмотря на довольно большой круг друзей и знакомых, он – совершенно одинокий человек. И в этом Яна понимала его лучше, чем кто-либо другой.

– Я даже собаку завел, чтобы был стимул вытаскивать свои кости на улицу… Ты не читала Дина Кунца?

Яна покачала головой, поскольку только краем уха слышала, что этот автор пишет фантастику, граничащую с ужасами.

– Так вот у него есть одна вещь о людях, которые срослись с компьютерами. Вот и я, выползая как-то в два часа ночи из-за компа, подумал, что мне это скоро грозит. А на следующий день мне позвонил друг и так, между делом, обмолвился, что у них собака «расплодилась». Поехал к нему, взял себе щенка, лабрадора, черного, как мои ботинки… Только когда чистые, конечно… Кстати, как поживает твоя собаченция? Ганс, кажется? Он мне тогда сразу понравился – защитник…

– Метит все столбы и деревья в поселке, – засмеялась Яна, но тут же смолкла, посмотрев на Игоря взглядом, в котором читались одновременно вина и сожаление. Мишка уехал праздновать «бездник» одного из своих однокурсников, поэтому, как бы Яне ни хотелось, спихнуть на него Ганса не было никакой возможности. – Слушай, я ведь про него совсем забыла. Он там с ума сойдет, если его не вывести. А я пока доеду…

Игорь заметно огорчился, но возражать не стал.

– Да уж, братья наши меньшие не только дают, но и берут по максимуму… Хочешь, я провожу тебя до вокзала? Ты же на электричке поедешь?

Яна согласилась, почти не раздумывая. Нечасто выпадает шанс восполнить дефицит понимания, которое с годами плавно перетекает из категории «необходимое» в категорию «роскошь».

Электричка, как назло, не опоздала, поэтому телефонами они обменялись уже на бегу. Через стекло Яна помахала Игорю рукой. А потом замелькали забор, трава, деревья, и Яна снова вспомнила о Лисе, засевшем в своей норе, надувшемся и обиженном.

Обижаться, по-хорошему, надо было ей, но праведный гнев исчерпал себя уже на следующий день. И потом, ей было очень приятно сознавать, что все эти «кунштюки» Лис проделал только потому, что приревновал ее «к лицу, не запятнанному интеллектом» и «молодому хлыщу».

И чем дальше Яна отъезжала от Москвы, тем сильнее щемило душу и тем сильнее ей хотелось увидеть Лисово лицо, может быть не человеческое, но такое желанное…

Яна напрасно беспокоилась – домой ей удалось вернуться до сумерек. Лис – еще в электричке она предчувствовала эту встречу – сидел на траве в саду, разглядывал одуванчики и угрюмо пыхтел трубкой. Услышав Янины шаги, он поднял голову и недовольным тоном произнес:

– Пришлось выгуливать вашу собаку прямо на участке. Она скулила так, что мои нервные клетки едва не взорвались от жалости к несчастному живот ному…

– Почему на участке? – полюбопытствовала Яна, приняв Лисово недовольство как должное.

– Как вы думаете, милая Ясенька Евгеньевна, стал бы я сидеть здесь взаперти, если бы смог спокойненько разгуливать за пределами этого чудеснейшего, но уже опостылевшего до чертиков сада?

– Выходит, вы привязаны к этой земле?

– Выходит, – сердито кивнул Лис. – Идите уже, порадуйте Ганса, а то его лай, признаюсь, начинает действовать мне на нервы…

Ганс и вправду разбушевался за дверью, поэтому Яна торопливо вынула ключи из сумки и попросила Лиса:

– Не уходите, я сейчас вернусь…

– Боги мои, боги… Ну куда же я от вас денусь? – расслышала Яна, ковыряясь ключом в замочной скважине.

Ганс облизал ее с ног до головы и выбежал в сад, чтобы помахать хвостом Лису в знак своей собачьей благодарности. Яна вышла следом за собакой и, присев напротив Лиса, тоже начала разглядывать одуванчики. Закатные лучи падали на цветки цыплячье-желтого цвета, и оттого казалось, что шляпки одуванчиков вышиты тонкими золотыми петельками.

– Их здесь всегда так много?

– Да, потому что сад неухожен. Хотя, признаться, мне даже нравится это запустение. Если бы здесь цвели розовые кусты, я, пожалуй, получал куда меньше удовольствия, посиживая тут с трубкой. Во всем рукотворном, человеческом, искусственном есть какая-то фальшь. А в этих взбалмошных желтых одуванчиках ее – ни капли.

– Я однажды подумала… Только не смейтесь надо мной, – предупредила Яна, не глядя на Лиса. Тот молча кивнул, не отрывая взгляда от цветка, уставившегося на него своим любопытным желтым глазом. – Я подумала – вот так же сидя на даче у Ольгиного бывшего мужа и разглядывая одуванчики, – что, если бы они встречались в природе реже, люди воспринимали бы их как нечто экзотическое. Ну, как орхидею, например… И никто бы не удивился, если бы мужчина нес навстречу своей любимой букет из одуванчиков. Или венок. Они стоили бы очень дорого, и все, проходящие мимо, завидовали бы невесте этого парня и думали: «Как же он любит ее, какая же она счастливая… надо же, сколько одуванчиков он для нее купил…»

– Решительно странные у вас фантазии, милая Ясенька Евгеньевна… – Лис улыбнулся, но не насмешливо, а, напротив, ласково. Во всяком случае, так показалось Яне, и от этой улыбки она испытала уже знакомое волнение. – А смеяться я над вами вовсе даже и не думал… Жаль только, век одуванчика короток. Он недолго цветет и так же недолго простоит в вазе… Поразительно двойственный цветок. Двойственный и символичный. Сегодня он яркий, как сама жизнь, завтра – седой, как старуха смерть. Он радует взгляд, но проходит день – и одуванчик уже отцвел, поседел, развеялся ветром, растворился, как иллюзия, которая греет душу, но, исчезая, не оставляет следа… Давно хотел вас спросить, вы уж простите старого Лиса за такую бесцеремонность… Те цветы, что вы так бережно засушивали в книгах… От кого они?

Яна не стала притворно возмущаться и пилить Лиса за любопытство.

– От мужчин. Всех, которые были в моей жизни.

– Воспоминания?

– Да, – кивнула Яна. – Воспоминания. Светлые воспоминания, законсервированные между страницами. А темные остались в памяти. Впрочем, я стараюсь об этом не думать…

– И вы помните каждого, кто дарил вам цветы?

– Поверьте, их у меня было не так уж много. Мужчин. Да и цветов, если честно, тоже…

– И в скольких вы разочаровались?

– Пожалуй, во всех…

– Неужели никто из них не смог сделать вас счастливой?

– Выходит, что нет.

– Ясенька Евгеньевна, милая, как же так вышло, что все ваши любови – одно сплошное разочарование? Может быть, вы слишком часто очаровывались? Наделяли своих возлюбленных теми качествами, которыми они не обладали?

– Хотите сказать, что я живу иллюзиями? – грустно усмехнулась Яна. – И все мои чувства как эти одуванчики: сегодня – яркие и страстные, а завтра их уже унесло ветром?

Лис покачал головой:

– Нет, не то. Ваши чувства вполне нормальны и объяснимы, но ваша мечтательность, ваша тяга к недостижимому настолько сильны, что вы, не дожидаясь, когда все случится само собой – или не случится, не буду вам лгать, – творите все, что называется, своими руками, а если точнее, своим воображением. Вы придумываете своих возлюбленных. Вы сочиняете их так же, как героев своих романов. А потом, жестоко обманувшись, разочаровываетесь и снова закрываетесь в своем мире, как вы закрылись в этом доме…

– Фрейд отдыхает, – скептически улыбнулась Яна. – Но доказывать с пеной у рта, что все не так, как вы говорите, я не собираюсь. Может, в чем-то вы и правы. Время покажет… Откровенность за откровенность, Лис. А вы-то здесь почему? Ведь далеко не все… не все… – Она замялась, вспомнив, как Лис раздражается, когда о нем говорят как о нечеловеке.

– Призраки, – нехотя подсказал ей Лис.

– Ну да… Не все они остаются здесь, на земле. Во всяком случае, в книгах…

– Да бросьте вы, Ясенька Евгеньевна, мы же с вами сами их и пишем, эти книги… Если судить по книгам, то я бы приходил к вам ровно в полночь, пугал истошными воплями или молил спасти мою душу. Я был бы бесплотным духом и, без сомнений, не отражался бы в зеркалах, в которых, да вы уже и сами заметили, я частенько наблюдаю свою неказистую персону…

Яна улыбнулась: до чего кокетливо это прозвучало!

– Как вы уже поняли, ничего подобного не происходит. И не происходило никогда. После своей… ну вы и сами догадались чего… я был точно таким же, каким остаюсь по сей день. Я всегда мог появляться, исчезать и, поняв это свойство своей новой формы, успешно им пользовался, показываясь лишь тем, кому хотел, и, напротив, оставаясь невидимым для тех, кто мне неприятен… Прах меня побери, я совершенно забыл о вашем вопросе и, как обычно, пустился в рассуждения, не относящиеся к теме… Почему я здесь? – Лис вытряхнул табак из погасшей трубки и принялся снова ее набивать. Яна потихоньку привыкала к странному запаху, и теперь уже он не ассоциировался с открытым пакетом несвежих принадлежностей мужского белья. – У меня было время подумать над этим, и я думал… Пытался понять, что я мог оставить на этой земле такого, что держит меня здесь… Однажды, – он поджег табак и слегка втянул в себя воздух, – я… как же это символично, ей-богу… Хотя вы, милая Ясенька Евгеньевна, не верите в знаки… Так вот однажды, на этом же самом месте, когда я в сотый раз пытался ответить себе на вопрос, который вы мне только что задали, на меня снизошло откровение… Вы не поверите, милая Ясенька Евгеньевна, но я с детства лелеял мечту стать художником. Но, увы, не все мечты сбываются, и вы это знаете не хуже старого Лиса… Моя матушка, ныне покойная, разумеется, питала совершенно иные планы на мой счет. Ей хотелось, чтобы ее сын стал писателем, и вот я угождал ей, сколько мог… После сорока мне подумалось, что я уже, если так можно сказать, отугождался и моя с детства лелеемая мечта написать картину может осуществиться. Разумеется, я был полным профаном в этом деле, однако же, вооружившись холстом и красками, самозабвенно отдался неведомому процессу… Моя картина называлась «Сны». Откровенно говоря, сны были самым страшным пугалом в моей жизни – вам ведь это знакомо, милая Ясенька Евгеньевна? – не зря же вы положили под подушку тот пучок, что вам вручила Зоя Игоревна… Но если вас донимают кошмары, то меня терзал мучительный страх того, что я умру во сне, что, собственно, со мной и произошло вскоре после того, как я закончил свои «Сны» на полотне… Писал я их маслом. Это был… не авангард, конечно, но какой-то сюрреализм, это уж точно… Писал как по наитию, перенося образы из своего разлохмаченного, сумбурного воображения на холст. Картина получилась довольно яркой и, уж позвольте мне себя похвалить, выразительной. Между небом – ярко-голубым, сказочным, волнующим небом – и травой – густо-зеленой, малахитовой, с россыпями золотых глаз одуванчиков – повисла кровать, абсолютно пустая кровать, застеленная белоснежной простыней, одеялом и белейшей же подушкой, съехавшей так, что зрителю видно: она вот-вот упадет на эту зеленую траву… Вот и вся картина… – Лис затянулся, выпустил густой клуб дыма, в котором растворились очертания его лица, и смолк.

– И что же с ней стало? – спросила Яна, пытаясь разглядеть его глаза, скрытые пеленой дыма.

– Я знаю обо всем, что творится в этом доме, но только не о судьбе этой картины. Она пропала сразу после… после… ну вы и сами понимаете чего…

– Вы думаете, если ее вернуть…

– Знаете, милая Ясенька Евгеньевна, тогдашнее мое озарение вряд ли снизошло на меня просто так. Вообще «просто так» в жизни ничего не происходит. Даже самая маленькая мошка «просто так» не опустится вам на руку. Уж поверьте мне, старому Лису…

– Допустим, я верю, – кивнула Яна. – Но тогда ее, эту картину, нужно найти. Если вы, конечно, хотите уйти… из этого дома…

Лис обхватил согнутые ноги руками и подставил лицо розовым лучам заходящего солнца. Мелкие, выбеленные временем шрамы, почти незаметные в тени, проступили на его лице особенно четко.

Яна машинально протянула руку и прикоснулась к его лицу. Лис зажмурил глаза и повернулся к Яне.

– Ты веришь мне, – произнес он, не открывая глаз, – потому что веришь в меня…