13

— Вот именно, графоманы! — Бригглс в сердцах хлопнул папкой по столу. — Это надо же нагородить такой огород! Ну а вы что?! — грозно поинтересовался он у детектива Макнайта и офицера О'Райли. — Тянули это дело, простите уж, как кота за яйца! Чуть было не допустили еще одного убийства!

Дверь в кабинет Бригглса тихо скрипнула, и кто-то осторожно кашлянул, пытаясь обратить на себя внимание. Бригглс испуганно смолк. На его лице, побагровевшем от праведного гнева, появилось выражение овечьей покорности. Такое выражение на лице доблестного сержанта появлялось только в одном случае: когда ему приходилось говорить с самим шефом полиции.

— О, сэр… — пробормотал Бригглс и на мягких лапках подошел к шефу. — Проходите, присаживайтесь. Мы только что закрыли дело Кшесински и Малколма, а я отчитываю своих подчиненных, которые порядком затянули расследование.

— Мы закрыли? — насмешливо поинтересовался Майк Дейтон, седовласый невысокий мужчина, сохранивший для своих лет удивительно хорошую выправку. — Да, я наслышан о том, как вы закрывали это дело. Кстати, детектив Макнайт, не посвятите ли меня в подробности? На днях мне придется побеседовать с журналистами, а они, как вы понимаете, будут сыпать вопросами.

— Да, сэр, — бодро ответил Макнайт, ужаснувшись про себя тому, что эту путаную историю ему придется рассказывать уже в который раз…

Около двадцати пяти лет назад в Ноувервилл, известный своими талантливыми авторами, переехал уже не молодой мужчина, которого звали Дон Дикхэм. Дикхэм был не самым удачливым и не самым способным человеком на этом свете, однако же тяга к перу и бумаге, как это часто бывает, оказалась сильнее доводов разума.

Сам Дикхэм, несмотря на свои не очень талантливые опусы, сразу понравился всем завсегдатаям «Алого вельвета», кафе, в котором уже тогда любили собираться писатели Ноувервилла. Особенно тесно Дон Дикхэм сошелся с Мэтом Карриганом, за которым спустя несколько лет закрепилось прозвище Мистер Юмор, обусловленное мрачным характером и весьма своеобразным юмором писателя. Карриган не раз читал наброски Дикхэма, но всякий раз приходил к неутешительному выводу: хорошего писателя из Дикхэма, увы, не получится никогда.

Однако же Дикхэм, уверенный в том, что однажды его тяжкий труд все-таки будет вознагражден, написал роман, который, как он считал, обязательно должны оценить по достоинству в том издательстве, где печатался Мэт Карриган. Попросив друга передать сей опус на суд редактора, Дикхэм, сгорая от нетерпения, дожидался ответа.

Карриган не подвел его и действительно отнес роман в издательство, где его обещали напечатать в ближайшие сроки. Дон Дикхэм чувствовал себя на седьмом небе и благодарил Карригана за то, что тот поспособствовал началу его творческого пути. Одно омрачало радость Дона Дикхэма — гонорар, который ему обещали за книгу, был удивительно мал, но Мэт объяснил другу, что начинающим писателям всегда платят немного. К тому же за гонораром ему и ехать не нужно — издательство вышлет его почтовым переводом. Это отчасти успокоило Дикхэма, и он с нетерпением ожидал выхода книги.

Книга действительно вышла, и Дон Дикхэм поделился своей радостью со всеми друзьями и знакомыми. Он раздавал подписанные экземпляры направо и налево, а когда книги закончились, решил позвонить в редакцию и заказать еще, а заодно и поинтересоваться, когда же придет обещанный гонорар.

То, что Дон Дикхэм узнал от издателей, потрясло его до глубины души. Оказалось, что никакого гонорара ему не полагалось, потому что его «гениальный» роман Мэт Карриган напечатал за собственные деньги.

Дон Дикхэм не поверил словам шутника и уже собрался было ехать в издательство, чтобы лично разобраться в этой путанице, как волею злодейки-судьбы под руку ему попался альманах «Ноувервиллские перья», в котором трое критиков напечатали отзыв о его романе.

Этот отзыв окончательно открыл ему глаза на то, что его гнусно разыграли и он стал посмешищем в глазах всех писателей Ноувервилла.

Не выдержав позора, Дон Дикхэм снял со стены охотничье ружье и застрелился. Свидетельницей этой сцены стала случайно заглянувшая в кабинет маленькая дочка Дикхэма, Стелла Магдалена, чье имя, как это часто бывает, сократили до обычной Магды. От пережитого шока девочка онемела и около пяти лет могла объясняться только жестами.

Жена Дикхэма, Лаура, несчастная женщина, вышедшая замуж за человека, который и в пятьдесят умудрялся оставаться большим ребенком, чтобы устроить хотя бы мало-мальски приличные похороны мужу, позвонила в издательство и, осведомившись о мужнином гонораре, получила тот же самый ответ. Сопоставив историю с романом со статьей в альманахе, она пришла к тому же выводу, что и Дон. Поспешно кремировав тело мужа, она уехала вместе с дочерью из города, в который больше никогда не хотела возвращаться.

Маленькая Магда росла, к ней наконец вернулся голос. Однажды, наткнувшись на тщательно спрятанный матерью злосчастный номер «Ноувервиллских перьев», она прочитала статью о своем отце и потребовала у матери разъяснений. Лаура Дикхэм рассказала дочери всю правду, и Магда больше никогда не задавала ей вопросов об отце.

В отличие от Дона Дикхэма девочка оказалась весьма талантливой, но довольно замкнутой и холодной. Матери удалось отдать ее в специальную школу для одаренных детей, где девочка получила хорошее бесплатное образование. Сама же Лаура Дикхэм устроилась железнодорожным кондуктором, где, хоть и получала небольшие деньги, все же не чувствовала себя одинокой.

Магда Дикхэм, окончив школу, поступила в университет, где вышла замуж за какого-то молоденького преподавателя, но очень скоро развелась. А закончив университет, вернулась домой и объявила матери, что собирается ехать в Ноувервилл, чтобы добиться того, чего не удалось добиться ее отцу. Лаура Дикхэм пыталась отговорить дочь, но это было бесполезно: Магда привыкла распоряжаться своей жизнью сама.

Впрочем, несмотря на холодность и отчужденность, Магда все же была неплохой дочерью и частенько навещала мать. В один из своих приездов Магда попросила мать об услуге, в обмен на которую пообещала уехать из Ноувервилла и вернуться домой. Лауру обескуражила просьба дочери, но желание, чтобы Магда вернулась домой, оказалось сильнее.

Три раза, рискуя получить выговор и штраф, мать провозила дочь в злополучный город и из него по билетам, купленным на ее имя — имя Лауры Дикхэм. Миссис Дикхэм чувствовала, что в этих таинственных приездах кроется что-то нехорошее, но Магда успокоила мать тем, что такие тайные поездки в Ноувервилл связаны с пьесой, которую она пишет для нового экспериментального театра. Лаура не хотела злить дочь, поэтому больше не приставала к ней с расспросами.

А сама Стелла Магдалена Линдсей — фамилию после развода она так и не изменила — весьма неплохо устроилась в Ноувервилле, сняв небольшой уютный домик по соседству с одним из писателей, Арчибалдом Малколмом. Ее успеху у мужчин, особенно у влюбчивых писателей, завидовали многие женщины.

Она довольно быстро пристроила свои пьесы в ноувервиллский театр «Тысяча теней», сблизилась с писателем Стэнли Кшесински, да и вообще нашла общий язык со всеми, кто был ей интересен.

Теснее всего Стелла Магдалена — в Ноувервилле никто не знал ее второго имени — общалась конечно же со Стэнли Кшесински. Писатель не на шутку увлекся красавицей, но та лишь флиртовала с пожилым мужчиной. Заверив его в верной и вечной дружбе, Стелла настолько запудрила ему мозги, что тот готов был примчаться на край света по первому ее зову.

Для этой цели, кстати, Стелла весьма предусмотрительно подарила Кшесински мобильный телефон, которым тот научился пользоваться, несмотря на свою нелюбовь к новинкам технического прогресса. Кшесински рассказывал ей обо всем: о своей болезни, из-за которой ему постоянно приходится носить в кармане таблетки, о своей жене, о друзьях и даже о таких мелочах, как роман племянника, Клифа Уорена, который, как когда-то и Дикхэм, мечтал увидеть свое творение напечатанным.

Очень скоро Стелла узнала все, что ей нужно, и поняла, что настала пора действовать.

Заглянув к Кшесински в отсутствие его жены, она вынесла из кабинета рассеянного писателя роман, а потом, демонстративно распрощавшись со всеми в Ноувервилле, уехала из города днем по билету, который купила на свое имя, и вернулась в него поздним вечером по билету на имя Лауры Дикхэм.

Позвонив Кшесински, Стелла призналась ему в краже романа и пообещала все объяснить, когда они встретятся в парке. Ошеломленный Кшесински, чего и нужно было ожидать, примчался в парк в надежде узнать, что толкнуло его любимую на столь странный поступок.

Зная о его больном сердце, Стелла не церемонилась: она в подробностях рассказала о сцене, свидетельницей которой ей довелось стать в детстве, а потом заявила Кшесински, что сейчас сожжет «Сердце ангела» у него на глазах. Сердце самого Кшесински оказалось не готовым к такому развитию событий, и несчастный писатель скончался, потому что его недавняя муза позаботилась о том, чтобы вытащить из его кармана таблетки, а заодно и мобильный телефон, ведь на нем мог сохраниться номер, с которого последний раз звонили писателю. Взамен украденного Стелла положила в карман Кшесински листок с тремя буквами, над которыми полиция еще долго ломала голову.

Из Ноувервилла Стелла уехала поздней ночью по билету своей матери и снова вернулась в Ноувервилл по тому билету, что купила на свое имя.

Затем в поле зрения Стеллы Линдсей появился довольно любопытный объект — Дрю Донелли, чье знакомство с офицером полиции изобретательная Стелла не могла не использовать в своей «пьесе». Если раньше она думала о том, что подложит «Сердце ангела» кому-нибудь из приятелей Кшесински, то теперь решила действовать иначе и тем самым надолго снять с себя возможные подозрения.

Позвав к себе в гости полицейского и новообретенного друга-писателя, Стелла предусмотрительно уехала к матери, проделав свой любимый фокус с билетами, чтобы очень скоро вернуться в Ноувервилл под видом паренька, похожего на Клифа Уорена — племянника Стэна Кшесински. Разумеется, Стелла не сомневалась в том, что ее соседка, хоть и плохо видящая, но весьма бдительная мисс Элистер, обязательно заметит парнишку в большом кепи, а домработница Арчи Малколма, хоть и глуховатая, но не беспамятная, запомнит, что ее хозяина спрашивали о рукописи Клифа Ван Кальмана.

«Официально» вернувшись в Ноувервилл, Стелла выполнила свое обещание и приняла гостей в день своего приезда. Разумеется, время приезда не позволяло принять гостей засветло, поэтому все собрались у ее порога тогда, когда на улице уже стемнело. Разыграв талантливейшую сцену, достойную ее пьес, Стелла изобразила смущение и скрылась в ванной, где было приготовлено все необходимое для следующего акта пьесы.

Наскоро переодевшись и включив магнитофон с предварительно сделанной записью собственного пения, Стелла под покровом темноты выбралась через окно, выходящее на заднюю часть двора, и, прекрасно зная, что в это время домработница Малколма играет в покер с другими милыми старушками, заглянула к писателю, благо его дом находился всего в нескольких минутах ходьбы от дома самой Стеллы.

По словам Стеллы, Малколм выпрыгнул из окна сам, испугавшись пистолета, под дулом которого эта хладнокровная женщина держала его все время, пока объясняла ему, по чьей вине погиб ее отец. Положив в карман писателя листок с новой комбинацией букв, Стелла поспешила домой.

Дома хозяйку дожидались гости, уверенные в том, что все это время она мило мурлыкала песенки в душе. Стелла не сомневалась, что к этому моменту Эндрю Донелли или кто-нибудь из мужчин в поисках штопора, который она весьма предусмотрительно забыла выложить, сервируя стол, наткнется на роман Кшесински. О романе Стелла позаботилась с не меньшей тщательностью, чем обо всем остальном, положив его таким образом, что он обязательно должен был свалиться на голову тому, кто хотя бы приоткроет дверцу шкафа.

Затеяв эту хитрую комбинацию, Стелла немного просчиталась. Действительно, после того как выяснилось, что вокруг ее дома бродил неизвестный тип, который потом заходил к Малколму и требовал отчета о какой-то рукописи, всем стало ясно, что Стеллу попросту пытались подставить, и с нее были сняты все подозрения. Но добивалась Стелла несколько иного: она надеялась, что единожды обвинив ее в смерти Кшесински, полицейские не смогут обвинить ее второй раз, ведь подозреваемым по одному и тому же делу можно быть всего один раз. Но поскольку на тот момент украденный роман считался единственным мотивом преступления, офицер Алисия О'Райли посоветовала детективу Макнайту предъявить ей официально лишь обвинение в краже романа, а если выяснится, что в смерти Кшесински Стелла Линдсей не замешана, отпустить ее с миром.

Возможно, Стелла Линдсей никогда бы не оказалась в списке подозреваемых, если бы не всплыла старая история о Доне Дикхэме, рассказанная журналисту одним из местных писателей. Этот рассказ и натолкнул полицию на мысль о «Ноувервиллских перьях», альманахе, в одном из выпусков которого крылась разгадка обоих убийств и намек на возможность третьего.

Благодаря второму имени Стеллы — Магда, упомянутому в некрологе, который напечатал альманах, полицейским удалось вычислить убийцу, однако имя третьей жертвы, то есть Мэта Карригана, или Зануды, как тогда называла его сестра, оставалось неизвестным.

Имя третьего участника старой истории удалось выяснить Эндрю Донелли, который сразу же помчался к Карригану, чтобы предупредить его об опасности. У Карригана он застал Стеллу Линдсей, которая, предусмотрительно обеспечив себе алиби очередным отъездом, вернулась в Ноувервилл, чтобы отомстить последнему человеку, который довел ее отца до самоубийства.

У кузины Карригана Эндрю Донелли успел выяснить, что ни Кшесински, ни Арчи Малколм не знали о том, что Мэт Карриган издал роман Дона Дикхэма за свой счет и сделал это, кстати говоря, лишь для того, чтобы его друг хотя бы раз увидел свою книгу напечатанной.

Статья о скрибблере была обыкновенной шуткой, о последствиях которой вечно хмельная парочка не могла предположить. Домашнее прозвище Мэта Карригана они поставили под статьей для пущего смеха, совершенно не представляя, какую роковую роль оно сыграет в судьбе несчастного Дикхэма.

Все это Эндрю Донелли попытался объяснить Стелле Линдсей, которая держала обоих писателей под прицелом пистолета. Объяснения Эндрю не очень-то убедили Стеллу, поэтому ему пришлось прибегнуть к другому, весьма тяжелому доводу, который стоял на столе Мэта Карригана.

В этот самый момент к дому Карригана подъехала полиция в лице детектива Джада Макнайта и офицера Алисии О'Райли…

Несколько минут шеф полиции молчал, и если бы у сержанта Бригглса в кабинете водился хоть один таракан, то и офицер О'Райли, и детектив Макнайт обязательно услышали бы топот его крошечных лапок.

Потом шеф повернулся к Бригглсу, застывшему в подобострастной позе еще в самом начале рассказа, и спокойно поинтересовался:

— Скажите-ка, сержант, а вы смогли бы пересказать мне эту увлекательную историю?

Лицо Бригглса перекосилось и стало кислым, как долька лимона.

Офицер Алисия О'Райли и детектив Джад Макнайт переглянулись, только что убедившись в одном: на свете все-таки есть справедливость.