Глава 2

Засуха, потоп и колдовство

На северо-западе Индии и в Пакистане под золотым песком погребена крупнейшая из ранних цивилизаций древнего мира. В отличие от гробниц в Египте и зиккуратов Месопотамии, большинство потерянных городов хараппцев, населявших долину Инда, еще не раскопаны, а их таинственная письменность не расшифрована до конца. Но археологи, работающие в древних городах Хараппе и Мохенджо-Даро, обнаружили под пустыней замечательно развитую культуру.

Почти пять тысяч лет назад хараппцы жили в продуманно построенных городах со стенами, широкими улицами, водохранилищами и первыми городскими санитарными системами. В их кирпичных домах были очаги, колодцы, трубы и купальни. Житницы и другие сельскохозяйственные сооружения свидетельствуют о наличии развитого земледелия и торговых сетей, обслуживавшихся десятками тысяч людей.

Вся эта жизнь расцвела на муссонных дождях и реках. Подавляющее большинство хараппских городов располагалось на берегах крупных речных каналов, врезавшихся в пустыню. Сейчас эти реки-призраки видны только на спутниковых снимках. Примерно 4000 лет назад люди начали покидать свои передовые города. Хараппская цивилизация постепенно распалась.

С двадцатых годов прошлого века, когда были открыты затерянные города долины Инда, исследователи расходятся во мнениях о причинах их краха. Интригующую подсказку дает индуистский священный текст Ригведа, написанный на древней форме санскрита начиная примерно с 1750 г. до н. э. В Ригведе описана мифическая река, некогда протекавшая параллельно долине Инда от Гималаев до самого Аравийского моря. Реку Сарасвати, которая фигурирует в тексте более семидесяти раз, часто толковали как метафору. Но ученые считают, что это было нечто большее.

В последние годы научные изыскания в области прошлого климата региона выявили коренной сдвиг в режиме осадков. Проведя исследования древнего озера с дождевым питанием в индийской Харьяне, палеоклиматологи с помощью радиоуглеродного датирования установили, что 4100 лет назад летние муссоны резко пошли на спад. К норме они не возвращались два столетия.

В течение невообразимого двухсотлетнего срока в Хараппском регионе практически не было дождей. Примерно в то же время в Китае, Египте и Месопотамии в сухих песках истории сгинули три другие цивилизации, самые ранние из известных.

* * *

В двадцатые и тридцатые годы XX века британский антрополог Ч. Леонард Вулли – представьте себе скуластого Индиану Джонса в гетрах – вел раскопки в Уре, одном из крупнейших и богатейших городов-государств древней Месопотамии (от древнегреческого слова, означающего Междуречье) у слияния Тигра и Евфрата на Ближнем Востоке. Газеты всего мира сообщали о гробницах, которые он обнаружил на царском кладбище Ура, и сохранившихся внутри необыкновенных сокровищах: драгоценных камнях и одежде из золота, лазурита и сердолика, алебастровых сосудах, оружии из чистого золота, украшенных драгоценностями фигурах мифических и реальных животных. Публику особенно заворожили рассказы о маленьких чашках возле останков слуг, умерших вместе со своими хозяевами, что явно свидетельствовало о ритуальных самоубийствах. В одной из гробниц обнаружились тела 74 людей, принесших себя в жертву.

Сын священника, Вулли воспользовался знанием Библии и пылкостью веры, чтобы привлечь внимание людей к своим находкам. Туристы, среди которых были члены европейских династий и королева тайны Агата Кристи, стекались со всего мира в далекую иракскую пустыню, стремясь увидеть произведенные раскопки. Писательница отправилась на Восточном экспрессе в Багдад и долго бродила среди ям, вырытых Вулли, собирая колоритные детали для своего романа «Убийство в Месопотамии».

* * *

В Книге Бытия Ур назван местом рождения Авраама. Вулли был убежден, что далее он найдет доказательство Всемирного потопа. Эта идея так увлекла исследователя, что он, возможно, на полвека отодвинул момент, когда археологические изыскания привели к выяснению реального события – совершенно противоположного потопу бедствия, – уничтожившего месопотамскую культуру.

Наряду со своими захоронениями, вдохновляющими писателей, жители Месопотамии культивировали западную цивилизацию задолго до древних греков. Шумеры, построившие около десятка городов, в том числе Ур, наносили на глиняные таблички клиновидными стилами резьбу, положившую начало письменности. Они первыми создали и запечатлели на письме философию и законы, изобрели колонны и арки в архитектуре, ввели понятие нуля в математике. Но чуть больше 4 000 лет назад три четверти месопотамских поселений обезлюдели в результате грандиозной засухи, длившейся триста лет. Некоторые величайшие достижения этой цивилизации, включая письменную и устную речь, оказались утрачены еще на тысячелетия.

Пролейся в то время хоть немного дождя, сегодня люди, изучающие классическое наследие, могли бы наряду с латынью и греческим языком практиковаться в древнешумерском.

Примерно 4 300 лет назад власть в Месопотамии захватил царь Саргон Аккадский, присвоивший себе и сельскохозяйственные земли на севере, и растущие города-государства на юге. В течение следующего столетия Саргон, его сыновья и внук создали первую в мире империю. Они правили территорией от истоков Тигра и Евфрата до самого Персидского залива. Подпитываемые дождями северные долины породили многочисленный и корыстный класс аграрных бюрократов. Письменные документы свидетельствуют о том, что аккадцы контролировали и облагали налогами сельскохозяйственное производство, торговали с отдаленными районами ячменем и пшеницей.

На территории нынешней северной Сирии аккадцы возвели в Телл-Лейлане монументальные строения города, обладавшего стенами, искусно прорытыми каналами, огромными сельскохозяйственными сооружениями и впечатляющей военной мощью. А затем, после ста лет процветания, люди империи внезапно покинули города и деревни.

Была найдена клинописная эпическая поэма под названием «Проклятие Агаде» (или Аккада), которая объясняет падение империи небесной карой со стороны Энлиля – коварного бога гроз, ответственного за самые страшные наводнения и засухи. В этом сочинении описываются «большие поля», которые «не давали зерна», и «сгустившиеся тучи», которые «не разрешались дождем». Исследователи трактуют эту историю о проклятии как метафору, во многом схожую с сюжетом об утрате реки Сарасвати в индуизме. По их мнению, империю могла привести к краху управленческая некомпетентность, перенаселенность или иностранное вторжение. Существует и множество других гипотез.

Однако в 1993 году археолог Харви Вайс, руководящий раскопками от Йельского университета в Телл-Лейлане, по существу, объявил, что клинописные сведения соответствуют действительности. Город, некогда столь величественный, что стены его до сих пор возвышаются над Хабурскими равнинами, триста лет был накрыт песком, нанесенным ветром, и в течение всего этого времени люди здесь практически не жили.

В Телл-Лейлане и других регионах, по всем Хабурским и Ассирийским равнинам Вайс и его коллеги один за другим находят города, оставленные 4200 лет назад. Там нет ни зерен, ни черепков, никаких признаков человеческой жизни на протяжении трех столетий – лишь плотный покров пыли. Поскольку все это время в почве отсутствовала влага, исчезли даже норы земляных червей.

* * *

Другие ученые обнаружили в той же местности резкий региональный пылевой пик в глубоководных кернах, взятых из Оманского залива и с других участков. Но пересыхание распространилось далеко за пределы Ближнего Востока. Донные почвы африканских озер, пыльный след в ледяных кернах из северного Перу, древние сталагмиты, растущие в пещерах Китая и Индии, образцы пыльцы из Северной Америки – все это указывает на вызванный засухой всемирный кризис, когда осадков было значительно меньше, чем в остальную часть голоцена. Условия напоминали скорее поздний дриас 13 000 лет назад, когда во всем северном полушарии сократилась численность населения.

Столетия без дождя совпадают во времени не только с падением Месопотамии и исчезновением могущественной Хараппской цивилизации, но и с крахом Старого царства в Египте на берегах Нила. В Китае ученые отмечают гибель ряда неолитических поселений, переход от культуры земледелия к пастбищному скотоводству и отчетливый спад количества археологических находок в нижних бассейнах рек Янцзы и Хуанхэ.

В грандиозной засухе месопотамцы винили злого бога Энлиля. Радиоуглеродное датирование по древесным кольцам и озерным кернам от Калифорнии до юго-западной Азии приводит нас к выводу, что все дело в солнце. Помните Гелиоса, необыкновенно мускулистого участника «дождевой команды», который всю свою энергию направляет на вытягивание влаги с поверхности Земли? Во время засухи, погубившей 4 000 лет назад целую культуру, во всем мире сократилась инсоляция – уменьшился поток солнечного света на земную поверхность. Это изменение было обусловлено незначительным изменением угла наклона нашей планеты по отношению к солнцу, определяющим, какое количество радиации доходит до нас. Дожди утратили стабильность. В зимние месяцы на горы выпадало меньше снега, а значит, летом уменьшался пресноводный сток. А в Азии муссоны обманывали ожидания людей, успевших создать самые развитые из ранних цивилизаций в надежде на их ежегодное обилие.

И это повторялось снова и снова на протяжении всего голоцена: пропадал дождь – исчезала и цивилизация. Более десяти веков, до 900 года нашей эры, в низинах Центральной Америки процветал народ майя. Его численность достигла почти десяти миллионов человек, и на подверженной засухам местности эта цивилизация делала ставку на искусное водное хозяйство. Подобно великим цивилизациям Инда, Тигра и Евфрата, Нила и Хуанхэ, майя были способны противостоять засухам годы или даже десятилетия. Но трехсотлетняя сушь – судя по озерным кернам, она длилась с 750 до 1025 года нашей эры – оказалась непосильным испытанием.

* * *

Если засуха убивает медленно, то потоп, как нам представляется, мгновенно приводит к пагубным последствиям. В большинстве случаев при наводнении самым смертоносным оказывается не дождь, а ветер и приливная волна. Именно эти стихии унесли в море до полумиллиона человек во время считающегося самым смертоносным в истории урагана – Большого циклона Бхола, который поглотил Бангладеш у Бенгальского залива в 1970 году. Явным исключением из этого «дождевого правила» стал ураган «Митч» 1998 года. Яростные порывы ветра, волны, достигавшие в высоту 13 метров, и небывалые дожди разрушили обширные регионы Центральной Америки. Ураган, породивший сильные наводнения и оползни, сметавшие с лица земли целые поселения вместе с жителями, подарил горам Гондураса и Никарагуа около 2 000 мм осадков. Погибло более 11 000 человек, еще три миллиона остались без крова.

Впрочем, подобно самым сильным засухам, наиболее разрушительными наводнениями зачастую оказывались те, что тянулись десятилетиями и столетиями. Сколько бы красок и жизни ни дарил дождь, чрезмерные осадки могут принести зловещую мглу в духе шекспировской «Бури», с плесенью, гнилью, и бесконечными наводнениями, питающими малярийных комаров снаружи и болезни внутри. В Средние века, когда Европу терзали едва ли не самые обильные дожди в истории человечества, реальность была как никогда близка к вышеописанной картине. На гравюре «Четыре всадника Апокалипсиса», созданной в XV веке немецким художником Альбрехтом Дюрером, на фоне угрожающих темных туч мы можем увидеть четырех всадников – Смерть, Голод, Войну и Чуму. Бесконечные дожди сулили появление, по меньшей мере, троих из них.

XIV век в Европе ознаменовался началом климатического сдвига продолжительностью в пятьсот лет, известного как малый ледниковый период. Устойчиво обильные дожди, паводки, снега, ранние и поздние заморозки привели к повсеместным неурожаям, голоду, социальной нестабильности – и страху, переходящему в паранойю. Второе десятилетие XIV века было самым дождливым за тысячу лет. Внезапно разражались сильные, почти постоянные грозы. Одно влажное лето следовало за другим. Температуры были исключительно низкими. Электрические бури порождали непрерывные мощные удары молний. Солнце показывалось редко, что пагубно влияло на урожаи винограда и производство соли. Описывая происходящее, летописцы того времени часто прибегали к метафоре «Великий потоп». Они полагали, что таким образом Бог наказывает людей за их грехи, включая идущие по всей Европе войны.

В 1315 году ливни начались на Пятидесятницу в мае и продолжались «почти непрестанно все лето и осень». Паводковые воды в старейшем английском городе Малмсбери поднимались так высоко, что его летописец «думал, что сбываются пророчества из пятой главы Исаии». По всей северной Европе наводнения рушили мосты, мельницы, другие здания и сооружения. В Австрии и Баварии трижды выходил из берегов Дунай. На одной лишь австрийской реке Муре половодье смыло четырнадцать мостов.

На побережьях штормы и наводнения разоряли Нормандию и Фландрию у Северного моря. В августе 1315 года французский король Людовик X планировал завоевательный поход на фламандцев во Фландрию. Но дожди поливали наступающих воинов день и ночь «самым сверхъестественным образом, чего никогда не видел ни один живший тогда смертный». Низменности Фландрии превратились в болота. Когда воины пускали коней в галоп, «земля была такой сырой, что лошади увязали в ней до самых подпруг, – писал средневековый историк Анри Люка. – Люди стояли по колено в грязи, а повозки можно было протащить лишь с величайшим трудом». Сдавшись под натиском промокших насквозь палаток и иссякающих запасов провианта, французские солдаты отступили. Фламандцы благодарили Бога за дожди. По крайней мере, до тех пор, пока не начался голод.

От Пиренеев на юге Франции до Англии и Шотландии, по всей Священной Римской империи и на восток вплоть до Польши летние ливни не давали зерну созреть. Значит, сеять пшеницу и рожь осенью было не суждено. Сено не просыхало. В Англии цена на пшеницу в 1315 году возросла в четыре раза, а к концу года вновь удвоилась.

В предыдущем столетии рост населения вытеснил многие сельские семьи на окраинные, мало пригодные для обработки земли, которые все же выдавливали из себя урожаи при обильных дождях. Но впитывать влагу бесконечных ливней им было не по силам, и потоки воды прорезали сельский ландшафт глубокими оврагами и смывали тысячи акров тонкого верхнего слоя почвы. В некоторых аграрных районах смыло практически половину пахотных земель. Гибли урожаи. Животные чахли. В результате сокращения поголовья домашнего скота и птицы, не хватало мяса и яиц. Недозрелое зерно плохо насыщало. Семьи рыскали в промокших полях, пытаясь прокормиться травой и кореньями.

Среди всех периодов голода, начиная с момента становления сельского хозяйства, Великий голод 1315–1322 годов – один из немногочисленных случаев, когда причиной бед в значительной мере выступил беспрестанный дождь. Лишенные урожая, люди так голодали, что начали поедать собак, кошек и лошадей. «Конина была на вес золота, крупных собак крали», – писал английский бенедиктинец Джон де Трокелоу. Когда еды не осталось совсем, семьи начали покидать свои хозяйства. Они молили о сострадании родственников, просили милостыню в селениях или стекались в города. Обезлюдели целые деревни. Фермеры стали работниками. 1316 год ознаменовался худшим урожаем зерновых культур за всю эпоху. Фламандский наблюдатель писал: «Люди испытывали огромную, невыразимую нужду. Стоны, слышавшиеся от бедноты, и камень сдвинули бы с места, люди лежали на улице в горести и отчаянии, опухшие от голода».

Церкви и приюты спасали жизнь бесчисленному множеству людей, готовя похлебки с любой снедью, какую только можно было найти, и раздавая их голодающим. В стенах монастырей и аббатств искали помощи представители почти всех слоев общества, но больше всех, разумеется, пострадало беднейшее сословие. В бельгийском городе Турне «мужчины, равно как и женщины из числа власть имущих, средних и низших слоев, старые и молодые, богатые и бедные, ежедневно умирали в столь больших количествах, что почти весь воздух был испорчен» исходящим от них смрадом. В Голландии «ни богатые, ни бедные не имели возможности добыть себе пищу; они бродили по дорогам и тропам и в измождении ложились наземь, чтобы умереть, – писал Люка. – Голодающие вели себя как дикие звери. Они ели лягушек и собак, неистово обгладывали туши животных, погибших от чумы».

В условиях высокой влажности среди ослабших людей стремительно распространялись болезни. Под дождем трупы «немедленно начинали разлагаться». Во многих городах, от Эрфурта в Германии до Кольмара во Франции, власти выкапывали огромные рвы для погребения тысяч умерших горожан. По оценкам исследователей, Великий голод 1315–1322 годов унес жизни примерно трех миллионов человек – около десяти процентов населения заливаемой дождями северной Европы в начале XIV века. Казалось, конец света уже настал. Но Чума, следующий всадник Апокалипсиса, скачущий вслед за ненастьем, истребит куда больше людей.

* * *

В XIV веке письма и хроники, рассказы о болезни, которую тогда называли «великим поветрием» или «мором», а позднее окрестили Черной смертью, похоже, всегда начинались с необычного дождя. Музыкант папского суда Авиньона писал домой во Фландрию в 1348 году, что когда началось великое поветрие, «в первый день пролился дождь из лягушек, змей, ящериц, скорпионов и многих ядовитых тварей такого рода. На второй день слышался гром, а во вспышках молний на землю падали градины огромного размера, которые убили почти всех людей от мала до велика. На третий день с небес сошел огонь с удушливым дымом, который поглотил всех оставшихся людей и зверей и сжег все города и замки в тех краях». (Покровителю музыканта было суждено вскоре умереть от чумы.)

Фактически настоящий дождь был предвестником Черной смерти в той же степени, что и Великого голода. В 20-е годы XIX века, когда погодные режимы пришли в норму, Северная Европа победила голод, и последующие несколько десятилетий были относительно благоприятными. Французские историки называют этот период monde plein. Но «полный мир» продлился недолго. Летом 1342-го беда пришла вместе с самыми страшными потопами Средневековья. В Германии наводнения разрушили большие мосты Регенсбурга, Бамберга, Вюрцбурга, Франкфурта, Дрездена и Эрфурта. В Германии и Англии погибли практически все посевы, что привело к продовольственному дефициту. На следующий год обильные летние дожди вновь рушили ключевые мосты, смывали городские поселения и губили урожаи. Затем, в 1344 году, на смену экстремальным осадкам пришла экстремальная засуха. Возникали регулярные, пусть и не такие масштабные, перебои с едой. По мнению исследователей, Великий голод и последующие региональные неурожаи ослабили население, что и поспособствовало превращению Черной смерти в масштабную пандемию. Перенесенный в детстве голод сделал многих людей восприимчивыми к болезням на всю жизнь.

Бубонная чума въехала в Европу не на спинах змей, а на крошечном насекомом – блохе, которая ехала на крысе, которая ехала вместе с монгольским торговым караваном, выехавшим из южного Китая и проехавшим по всей Евразии. Бактерию Yersinia pestis, живущую на диких грызунах, распространяют блохи, которые иногда перепрыгивают на людей. Если Y. pestis попадает в легкие, она превращается в смертельно опасную легочную чуму. Больной начинает кашлять, и в воздух попадают зараженные капли слюны, инфицирующие следующего человека, – и далее по цепочке. Заразившийся человек может умереть в течение суток.

Ученые лишь недавно смогли проследить, до какой степени ускоряется распространение Y. pestis в условиях повышенной температуры и влажности воздуха. Биологи, использовав древесные кольца для реконструкции исторического климата, приходят к выводу, что климат в те годы, когда в Европе свирепствовала Черная смерть, был значительно более теплым и влажным. То же самое можно сказать о периоде Третьей пандемии, которая началась в Азии в середине XIX столетия и погубила миллионы людей в Индии и Китае. То же самое происходит и сегодня. Ученые, изучающие Y. pestis на больших песчанках в Центральной Азии, где среди людей до сих пор регулярно фиксируются случаи заражения чумой, подтвердили, что ареал распространения этой бактерии расширяется при более теплой весне и более влажном лете. Полученные результаты не сулят ничего хорошего в случае грядущего потепления.

Черная смерть вошла – а может быть, даже катапультировалась – в осажденный порт Каффа (ныне Феодосия в Крыму). Там закрепились тысячи татар, окружившие городские стены, за которыми укрывались купцы-христиане. Итальянский нотариус по имени Габриэль де Мюсси писал, что страшное и быстро распространяющееся заболевание поразило татар и привело к массовым смертям. Лечение не помогало – смерть наступала вскоре после того, как в подмышках и паху появлялись «коагулирующие жидкости». Ошеломленный и потрясенный их бедой, де Мюсси описывал последнюю отчаянную попытку выживших уничтожить своих врагов: «Они велели поместить трупы в катапульты и забросить их в город в надежде, что невыносимое зловоние погубит всех, кто находится внутри». Вскоре почти все, кто оказался поблизости, «пали жертвой внезапной смерти, заразившись этой пагубной болезнью, как будто их поразила смертоносная стрела, которая образовала опухоли на их телах». Некоторые современные ученые относятся к этой истории скептически. Другие специалисты, изучавшие вопрос, в том числе эксперт по биологическому оружию Марк Уилис из Калифорнийского университета, находят ее правдоподобным и впечатляющим примером приема биологической войны.

Спасающиеся бегством из Каффы генуэзские суда непреднамеренно перевезли крыс вместе с блохами и бактериями Y pestis в Геную и Пизу. Первая вспышка Черной смерти унесла не менее 35 процентов населения Генуи, а болезнь распространилась по всей Западной Европе. Население Парижа в период с 1328 по 1470 год сократилось по меньшей мере на две трети. В Британию чума проникла через несколько портов, включая Бристоль, где «погибло почти все население города». К 1349 году она пробралась на север, в Шотландию, где «почти треть жителей была тем самым обречена заплатить природный долг». По приблизительным подсчетам, чума в итоге уничтожила треть населения Европы, а в отдельных регионах смертность составляла от 10 до 60 процентов. Ни одно другое событие за всю историю Европы, включая войны, не причинило такого ущерба.

А что же дождь? Как водится, все не так просто, ведь и сильная засуха способствует распространению чумы, вынуждая грызунов мигрировать. Во время американских эпидемий желтой лихорадки в XIX веке обильные летние дожди могли провоцировать вспышки заболевания, поскольку стоячая вода создавала среду, благоприятную для москитов Aedes aegypti — разносчиков этого заболевания. В то же время хороший, основательный дождь был единственным способом смыть нечистоты, гниющие трупы животных и прочую грязь, способствовавшую распространению болезни в городах вроде Мемфиса, когда там еще не было канализации и водопровода.

Словно двуликий Янус, дождь мог выступать в двух противоположных ипостасях. В дни, когда метеорологическая наука не могла ничего объяснить, люди поглядывали друг на друга в поисках виноватых.

* * *

В конце августа 1589 года дюжина лучших кораблей датского флота отправилась через бурное Северное море, чтобы доставить четырнадцатилетнюю принцессу-невесту в новый дом к ее новому мужу. До этого шотландский король Яков I видел красавицу Анну Датскую только на миниатюрном портрете. Он заранее заключил брак с ней через доверенных лиц, чтобы избежать союза с Екатериной Наваррской. Свадьба без жениха состоялась во дворце у моря, после чего Анна взошла на борт корабля датского адмирала Петера Мунка, которому было поручено доставить царственную пассажирку в ее шотландское королевство.

По пути корабли сталкивались с обычными штормами. Когда же они почти достигли пункта назначения, с берега по ним ударила необыкновенная буря. Дважды они приближались к шотландским скалам, и дважды их отбрасывали назад объединенные войска дождя и «неблагоприятных ветров», которые в итоге унесли их до самой Норвегии. Мунк счел эту бурю слишком яростной даже для Северного моря. Это привело его к мысли, что «дело здесь, должно быть, не просто в обычном своенравии ветров и погоды».

Он полагал, что дожди и ветра насылают ведьмы.

Мунк предпринял третью попытку. Но разразился еще один шквал, хуже прежнего. «Весь флот был ужасным образом разбросан», особенно пострадал адмиральский корабль с невестой-королевой на борту. Подлый ветер сорвал пушку с места крепления и швырнул ее на палубу, где она на глазах юной Анны убила восемь датских солдат и «едва не уничтожила ее саму».

Буря отбросила тонущий корабль Мунка на север, в норвежский пролив. Там разразился не по сезону ледяной шторм, вынудивший Анну, Мунка и уцелевших членов экипажа укрыться в нищей деревушке, которая «не производила ничего съестного». Анна писала своему новому мужу отчаянные письма, рассказывая о штормах и о том, как чуть не утонула. Письма доставил молодой датский матрос, который ради этого согласился пересечь холодные моря. Совершив, как отмечают историки, единственный храбрый поступок в своей жизни, король Яков нагрузил королевские корабли деликатесами, мясом и винами и вместе с сотнями сопровождающих присоединился к спасательной экспедиции, чтобы вызволить невесту из ледяного плена. Команда отправилась в путь 20 октября и целый месяц боролась с еще более жестокими штормами, так что добраться до Анны им удалось лишь 19 ноября.

После первых неловких объятий пара обменялась «знаками внимания и поцелуями», как писал шотландский дипломат сэр Джеймс Мелвилл. Молодые почувствовали облегчение, воссоединившись вопреки дьявольской погоде, все еще бушевавшей между норвежскими горами и Северным морем. Уверенности в благополучном исходе путешествия на корабле в Эдинбург, на запланированную королевскую свадьбу, не было. Поэтому жених и невеста провели импровизированную церемонию в Осло и затем третью свадьбу в Дании, после того как их препроводили на юг четыреста военнослужащих, которых король Швеции прислал в качестве проводников по его снежным владениям.

Обратное путешествие королевской четы в Шотландию тоже не обошлось без «неестественной погоды»: доставляя их в Ферт-оф-Форт, корабли английского военно-морского флота рисковали заблудиться в ненадежном тумане. В конце концов они все же прибыли Эдинбург в мае 1590 года, где изысканная коронация наконец сделала Анну королевой.

Король Яков, до того скептически относившийся к охватившему Европу колдовскому безумию, теперь не мог отрицать очевидное, лично столкнувшись с капризами бурь. Король присоединился к мнению адмирала Мунка и многих других участников штормовой эпопеи, убежденных в том, что беспрецедентно чудовищная погода – происки ведьм, желавших помешать новой королеве взойти на трон.

Вскоре пожилая повитуха Агнес Сэмпсон и местный школьный учитель Джон Фиан дорого заплатят за проступки стихии. Они оказались среди тысяч обвиненных в колдовстве, которых пытали, душили гарротой, вешали или сжигали в наказание за дьявольские дожди, снегопады, морозы, наводнения, неурожаи, болезни, бесплодие, падежи домашнего скота и другие несчастья, терзавшие Европу с 1560 по 1660 год. Гонения на ведьм достигли пика жестокости в тяжелейшие десятилетия малого ледникового периода.

* * *

Когда речь заходит о ведьмах и судах над ними, большинство американцев в первую очередь вспоминает город Салем в Массачусетсе, знаменитый особо жестоким преследованием ведьм: здесь в колдовстве обвинили 185 человек, из которых 19 были казнены. Скандальную известность Салем создал себе сам, с одержимым упорством рекламируя себя как мировую столицу ведьм. Историки, специализирующиеся на изучении периода «охоты на ведьм», утверждают, что по сравнению с общими масштабами ведьмовской истерии, захлестнувшей Европу в ненастные годы малого ледникового периода, события в Салеме тянут разве что на «легкий переполох».

Эта история не из тех, которые с гордостью увековечивают на холстах и в музеях восковых фигур. Немецкий историк Вольфганг Берингер насчитал как минимум 50 000 смертных приговоров за колдовство, приведенных в исполнение в Европе, из которых половина пришлась на территорию нынешней Германии. Около 80 процентов жертв были женского пола, что объясняется множеством причин вплоть до библейского сюжета о Еве, подразумевающего, что женщины более восприимчивы к дьявольским соблазнам. Многие из приговоренных к сожжению, были еще живы, когда их палачи разжигали огонь.

Немецкая гравюра 1486 года изображает колдунью, повелевающую огромными глыбами льда. На фронтисписе памфлета 1489 года под названием «Погодная магия» изображены две ведьмы, добавляющие какие-то ингредиенты, змей и цыплят в котел, над которым зарождается гроза. В 1568 году в Швейцарии рождается красочная картина, изображающая дьявольские пляски и колдующих ведьм, из котла которых прямо в небо устремляется буря.

Как и в случае с расселением людей во времена засухи в Африке, климат, по оценке Берингера, является лишь одной из многих причин охоты на ведьм, развернувшейся в Центральной Европе. Но история уголовного преследования ведьм началась в XIV веке, параллельно наступлению малого ледникового периода. Максимальный накал страстей совпадает с худшими годами климатических экстремумов, в десятилетия до и после 1600 года. Колдовство исчезло из списка преступлений уже в следующем веке – вместе с возвращением солнца и появлением более просвещенных объяснений переменчивой погоды.

На западных прибрежных окраинах Европы погода была поспокойнее, голода боялись поменьше и в колдовстве обвиняли не так уж часто. А вот в густонаселенной Центральной Европе, вдобавок сильнее всех страдавшей от экстремальных климатических перепадов, охота шла с особым пристрастием. Случилось так, что на долю людей, населявших территории с самой слабой инфраструктурой и бедной почвой, выпали еще и самые жестокие ливни и суровые зимы малого ледникового периода.

Согласно тогдашним суевериям, ведьмы могли сеять болезни, убивать детей, насылать бесплодие на мужчин, женщин и сельскохозяйственных животных. Все напасти, с которыми приходилось сталкиваться людям во времена малого ледникового периода, объяснялись колдовством: бездетность, болезни, внезапная детская смертность, эпидемии среди домашнего скота, неурожаи, поздние морозы, непривычные бури с градом и чересчур обильные дожди. «Мысль о том, что подобные неприятности случайны, была чужда многим тогдашним европейцам, – говорит Берингер. – Людям нужно было чем-то объяснить внезапное буйство стихий, и ведьмы стали козлами отпущения».

Примерно с 1580 года об охоте на ведьм стали писать уже не как о расправах над отдельными людьми, а как о массовых облавах. Изданный в тот год на юго-западе Германии памфлет под названием «Две газеты: каких ведьм сожгли» намекает на сущность предъявляемых обвинений и их масштаб, описывая 114 казней ведьм, которые «в основном признались в нанесении ущерба товарным культурам, подобным зерну и винограду градом и грозами, а также в причинении увечий и смерти детям», резюмирует Берингер. В 1582 году похожий документ сообщил о «разрушительных грозах в августе, которые уничтожили зерно и виноград, и последующих сожжениях: в ландграфстве Гессен, где были сожжены десять женщин; деревушке в Брайсгау где были сожжены тридцать восемь женщин; городке Туркхайме в Эльзасе, где были сожжены сорок две женщины и главарь-мужчина; Монбельяре, где сорок четыре женщины и трое мужчин были осуждены за влияние на погоду и казнены 24 октября».

Историки установили, что во многих районах Центральной Европы преследования инициировались «снизу»: селяне выступали с обличительными речами перед сдержанно настроенными местными судами и князьями-епископами, требуя разобраться со скверной погодой, задержав тех, кто насылает бури. Но ведьмовская истерия и казни в Шотландии и Англии опровергают тот стереотип, что вера в колдовство была характерна для примитивных, необразованных людей, таких как крестьяне и крепостные. В Шотландии страсть к охоте на ведьм началась непосредственно сверху – тем же человеком, благодаря которому появился текст «Библии короля Якова».

* * *

Король Яков был столь убежден, что бури 1589 и 1590 годов были заговором об убийстве с целью разлучить его с королевой, что лично занимался расследованием, допросами и судами над смертными, которые якобы получили от Дьявола власть над грозами. Ходили слухи, что эти женщины, которых называли ведьмами из Норт-Бервика, собираются поздно ночью у кирхи, или церкви, в Норт-Бервике на заливе Ферт-оф-Форт, примерно в тридцати километрах от Эдинбурга.

Зачинщицу заговора в Агнес Сэмпсон «опознали» быстро. Знаменитая повитуха и целительница, известная под прозвищем «мудрая женщина из Кейта», работала на грани колдовства. Она изготовляла снадобья для лечения болезней и родовспоможения. Продавала приворотные зелья и другие талисманы. После унижений и пыток, во время которых, в частности, брили все ее тело, надевали на нее ведьмину уздечку, лишали сна и вонзали в гениталии булавку, Сэмпсон призналась, что насылала бури, препятствовавшие союзу Якова и Анны.

Стремясь предстать глубокомысленным скептиком, король Яков в тот драматический момент допроса Сэмпсон вскочил и назвал ее лгуньей. Готовая на все, чтобы остановить пытки, Сэмпсон попросила о разговоре с Яковом наедине. Она убедила его в своей колдовской силе, пересказав ему тайны, которые он нашептывал своей новой жене брачной ночью в Осло. Затем она сообщила Якову, что Дьявол ненавидит его и желает ему утонуть во время шторма, добавив, что Сатана считает короля своим главным противником во всем мире.

Никакие слова не могли прозвучать столь убедительно для наделенного большим самомнением и глубоко религиозного короля. Теперь Яков считал себя рыцарем, мстящим за поруганную христианскую веру. Сэмпсон была лишь одной из многих, кого ждала расплата. Ее сожгли на костре зимой 1591 года в Эдинбургском замке.

* * *

Если влезть на вершину этого сооружения, наполовину утеса, наполовину замка, на пронизывающем зимнем ветру, нетрудно себе представить январскую казнь Агнес Сэмпсон. Крепость встроена в изрезанную породу на высоте ста тридцати семи метров над уровнем моря. 1590-е годы считаются самым холодным десятилетием XVI века. Толпам людей пришлось карабкаться в гору на студеном ветру, чтобы посмотреть, как Сэмпсон задыхается в гарроте. Горожанам пришлось задержаться допоздна, наблюдая, как огонь в течение нескольких часов превращал тело Сэмпсон в пепел.

Эта история, как минимум с точки зрения короля и судей, была отражена в памфлете «Новости Шотландии», который распространялся тогда немалым тиражом. На гравюрах к этому изданию был изображен шторм, обрушившийся на королевский корабль в заливе Ферт-оф-Форт, и женщины, столпившиеся вокруг кипящего котла на берегу. Сэмпсон предоставила тем, кто ее допрашивал, рецепт шторма, включавший в себя фрагменты трупов и брошенную в море кошку. Обвиняемая сказала, что ведьмы осуществили свой план, приплыв в Ферт на волшебных ситах, а затем вызвав штормы.

«Новости Шотландии» описывали, каким пыткам подверглась служанка, претерпевшая немалые муки, прежде чем наконец раскрыть имена виновных в штормах Сэмпсон и других людей, в том числе местного школьного учителя Джона Фиана. Доктор Фиан так и не признал своей вины, даже когда ноги его были полностью раздроблены в «испанских сапогах». Король Яков и его совет решили все равно сжечь его на костре в назидание, «дабы впредь устрашать всех других».

Король Яков, был так обеспокоен проблемой колдовства, угрожающего ему самому и Шотландии, что написал на эту тему трактат «Демонология». Эта книга, изданная в 1597 году, призвана была «разрешить сомнения многих», с тем чтобы люди осознали «ужасающее изобилие ныне в сей стране сих мерзких рабов Дьявола, ведьм или чародеев».

Когда в 1603 году умерла королева Елизавета I, Яков был коронован как английский король Яков I, он правил обеими странами до своей смерти в 1625 году. В момент его восшествия на британский трон ведьму в Англии могли повесить лишь в том случае, если было доказано, что ворожба повлекла за собой чью-либо смерть. Одним из первых своих указов Яков ужесточил английский «Закон о колдовстве» 1563 года требованием повешения за любое признаваемое или доказанное чародейство. Охота на ведьм и суды над ними продолжались в течение всего его правления. Лишь в начале XVIII века эти преследования пошли на спад.

* * *

Драма, которая началась со штормов 1589 года в Северном море и закончилась сожжениями ведьм зимой 1591 года, может показаться смутно знакомой. В памяти всплывают «топящие корабли штормы и страшные грозы» в одной из самых сильных пьес на английском языке. Трагедия Уильяма Шекспира «Макбет» по указанию барда начинается с «грома и молнии». «Входят три ведьмы». Вступительные строки:

1-я ВЕДЬМА:

Когда нам вновь сойтись втроем

В дождь, под молнию и гром?

Шекспир написал «Макбета» вскоре после того, как Яков стал королем Англии. В эпоху царствования королевы Елизаветы драматург и его труппа «Слуги лорда-камергера» наслаждались независимостью и тихой славой. В считанные недели с момента воцарения Якова ситуация изменилась. Новый король взял труппу под свое крыло и назвал ее «Слугами короля». Для Шекспира это означало беспрецедентную известность и успех, но вместе с тем и новую заботу о том, как угодить монарху. Он начал сочинять с оглядкой на Якова, «глубоко погружаясь в мрачные фантазии, которые роились в королевском мозгу», пишет американский литературный критик Стивен Гринблатт. Англия внимательно следила за одержимостью Якова идеей колдовских чар. Сатанинский штормовой заговор против Якова и Анны, несомненно, лег в основу использованного в «Макбете» образа ведьм-мореплавательниц, добирающихся до Алеппо в решете и замешивающих в своем котле какое-то зловещее зелье.

В этой трагедии Шекспир не только апеллировал к своему королю-параноику, но и раскрывал мощь дождя. Его комедии часто были солнечными. Но грозы как предзнаменования, символы хаоса и характерные откровения присутствуют не только в «Макбете», но и в «Короле Лире», «Отелло», «Ромео и Джульетте», «Кориолане» и, разумеется, в «Буре».

От Шекспира до Ригведы дожди истории отражались в наших сказаниях о происхождении и конце света – о грозовых богах, погребенных под сухими песками оставленных городов-государств, мифической реке, протекающей по хараппской цивилизации в долине Инда.

Хараппские культуры не вымерли полностью. На самом деле фонари крупнейших городов древнего мира померкли, когда люди переместились из долины на юг и восток в поисках утраченного дождя. Археологи обнаружили, что более поздние хараппские поселения связаны с сельскохозяйственной деятельностью, причем они многочисленнее в более дождливых районах у подножий Гималаев и вдоль реки Ганг в северной Индии. Там индусы наделили реки божественной сутью и окрасили своего возлюбленного Кришну в синий цвет, как у грозовых облаков.

Дождю предстояло оказать глубокое и весьма неоднозначное влияние на формирующиеся религии. Зачастую все зависело от того, танцевали ли верующие под ритмы щедрых муссонов – или маршировали под барабанную дробь изнурительной засушливости.