«Не любишь ты меня! — Сампсону говорила,
Змеей вокруг него обвившися, Далила. —
Не любишь ты меня, обманщик, мой еврей:
Таишься от меня — в чем мощь твоя и сила?»
И филистимлянке признался назарей:
«Силен обетом я: не стричь моих кудрей».
И, золотом врагов его заране
Подкуплена, коварная краса
Атлету сонному остригла волоса
И крикнула:
«Сампсон, вставай — филистимляне!»
От ложа страстного воспрянул назарей,
Как лев, но уж без ней, без прежней львиной мочи…
И вот поникнул он под тяжестью цепей,
И погасил ему нож филистимский очи,
И с торжеством был взят в позорный плен Сампсон
И жерновами хлеб молоть был обречен
На радость злобную и Тира и Сидона.
Но дни, недели, месяцы прошли,
И снова волосы густые отросли
И пали на плеча широкие Сампсона…
Справлялся праздник грозного Дагона.
Жрецы, с молитвой жертвенной, с зари
Цветочной вязию обвили алтари,
И мягкорунные овны пред алтарями
Склонялися извитыми рогами,
И из курильниц вверх вздымался фимиам:
И в солнечных лучах горел и таял храм…
В алмазах, в жемчугах, в парче и в багрянице,
Соперницы самой божественной деннице,
На кровле храмовой, все — ко цветку цветок,
Сплелись красавицы в один сплошной венок, —
И в каждой молодой и пламенной зенице
Стрелой грозил любви неодолимый бог…
Раздольный пир жрецам!.. Их набожная паства
Превозошла себя: причудливые яства
Едва-едва столов не ломят под собой,
И бьет вино кипучею струей
Через края сосудов… И, хмелея
От возлияний жертвенных, жрецы
Кричат соборне:
«Архонты-отцы,
Велите привести нам пленного еврея,
Да песнею своей возрадует нас он!..»
И в храм был приведен в цепях слепой Сампсон
И молвил отроку-вожатаю:
«Где он,
Где столп, что капища подпорой утвержден?»
И отрок указал подпорный столп Сампсону,
И ощупью нашел слепой атлет колонну…
И мышцы у него тревожно напряглись…
А с кровли храмовой торжественно неслись
Победоносные насмешки назарею:
«Спой, как Господь поведал Моисею —
Чрез море Чермное, в стенах послушных вод
Провесть, как посуху, израильский народ,
И как святой пророк, от громоносной дали
Спустившись вниз, разбил заветные скрижали
И с ними сокрушил божественный закон,
Затем, что вкруг тельца златого заплясали
Еврейки и он сам, их пастырь, Аарон!..
Да спой уж кстати нам, как у кого-то силу
Наш грозный бог Дагон потратил на Далилу,
И под ножом глаза, могучему, ему
Астартэ обрекла на вечный мрак и тьму!
Спой нам свои псалмы священные, покуда
С тобой не сбудется израильского чуда!»
И ото всей души провозгласил слепец:
«Днесь сыну Твоему поможешь Ты, Отец!»
И обнятой гранит прижал к себе до лона,
И капище потряс с конца он и в конец,
И разлетелася гранитная колонна,
И кровля вслед за ней… И рухнул храм Дагона,
Собою задавив всех бывших и Сампсона…
Ты, умственный атлет гремучих наших дней,
Певец, и ты силён как ветхий назарей:
Ты так же смел и горд пред силою земною
И так же слаб, как он, пред всякой красотою…
Но если б ты погиб и духом изнемог,
Но если бы тебя коварно усыпили,
И предали тебя врагам, и ослепили
О!.. За тебя тогда заступится сам Бог, —
И за тебя, за нового Сампсона,
Во прахе разгромит все капище Дагона.