Время небесных духов
Повторный призыв победителя дочерей голодного демона возымел воздействие – и спустя две недели возле землянки Любого разбили лагерь почти полтораста храбрецов, готовых пролить кровь во славу своего народа, взять в руки оружие и выйти на битву с угнетателями. Причем половина из них оказалась просто людьми, неспособными к преображению. Увы, но воины в лесном народе рождались примерно в одном лишь стойбище из десяти.
Однако Андрей не собирался опускать руки. Ведь вторая половина его воинства была оборотнями!
Еще месяц ушел на то, чтобы обеспечить маленькую армию оружием. Колдун хотел иметь по десять щитов, десять копий, десять палиц, десять одежд на каждого «прародителя» и десять луков на каждого лучника. А кроме того – все это богатство было спрятано по берестяным челнокам и скрытно, тайно от славянских глаз, развезено темными ночами вдоль рек и укрыто в чащах, возле узких проток.
Только в середине лета колдун наконец-то смог отложить свою личную борьбу с аппендицитами, сепсисом и гангреной и скользнуть над ближними чащами, одеваясь в лесных стойбищах и выходя к рекам, к большим бревенчатым домам, требуя внимания:
– Слушайте меня, славяне, и не говорите, что не слышали! Вы живете на земле лесов и обязаны чтить законы леса! Вы не должны тревожить бортни лесного народа, они принадлежат не вам. Вы не должны мешать лесовикам выходить к рекам и делать здесь все, что они пожелают. Реки принадлежат не вам. Вы должны чтить праздники лесного народа, приносить дары хозяевам леса, возвести идолы Любого и молиться ему о защите от бед и болезней! Торгуя с варягами, вы должны брать соль на долю лесного народа. За попытку продать варягам пленного лесовика – смерть виновному и изгнание роду!
В лучшем случае ответом колдуну был смех и оскорбления. Иногда «вонючего дикаря» пытались отловить – как раз для варягов.
Этим летом торговцы давали за крепкого молодого раба целых два мешка соли!
А потом наступала ночь. В полуночном мраке из чащи выходили молчаливые воины с копьями, щитами, палицами и выстраивались возле дома. Следом лес выпускал стада кабанов и оленей – и звери, сочно чавкая, перерывали все грядки окрест, сжирая репу и брюкву, лук, огурцы, капусту, даже горчицу. Все, что только могли найти.
Славяне в бессильной ярости наблюдали, как гибнут плоды их труда, как деревни их остаются без зимних запасов, как волчьи стаи режут кормильцев-лосей. Сыпали проклятьями, обещали месть, призывали бесчисленные кары на головы дикарей – но сделать ничего не могли. Ни одна деревня нигде на реке не могла выставить разом больше полутора десятков мужчин. Против полусотни готовых к битве лесовиков они были бессильны.
Потом наступал рассвет.
Некоторые деревни, поняв, что пережить зиму не смогут, просто собирались и уходили на восток. Некоторые пытались спасти родной очаг – заготавливать дрова вручную, собирать грибы, ловить рыбу. Однако на страже ведущих в лес тропинок неизменно вставали волки и медведи. И хотя они отступали перед вооруженными мужчинами – но много ли удастся набрать валежника, когда рядом бродит косолапый, готовый задрать, едва повернешься к нему спиной? Много ли получится собрать грибов, когда на каждую девицу по два сторожа надобны?
Проходили дни – и деревни, кроме самых упрямых, сдавались, освобождая реки истинным хозяевам. Излучина за излучиной, перекат за перекатом…
Из Кулома в защиту сородичей почти сразу направились полные дружинников ладьи. Вот только славяне передвигались реками, а лесовики – чащами. Андрей врагов видел с высоты птичьего полета – им же о месте появления детей небесных духов приходилось только гадать. Бородачи, выматываясь, гоняли свои корабли то вверх, то вниз, но лесной народ раз за разом разорял селения, стоящие от них аккурат в двух днях пути.
К осени на ближних к славянской крепости реках осталось всего с десяток деревень, и лесовики впервые за все время обложили одну из них, не прячась в спасительную чащу, а стоя от бревенчатого дома на удалении полета стрелы, вовсе не позволяя врагам выходить за пределы изгороди.
Лесовики сидели у костров, пекли на углях рыбу и попавших в силки птиц, играли в кости и воротики, метали копья на дальность и точность, вечерами пели и веселились, иногда, под настроение, призывая славян выйти и составить компанию.
– Не понимаю, на что они надеются, Любый? – спросил как-то большерукий Беролап сидящего среди воинов Андрея. – После первых заморозков славянам придется есть друг друга!
– Они надеются на две ладьи с дружиной, что еще три дня назад вышли из крепости и спешат сюда, – поделился знанием колдун. – Еще через вечер здесь высадится почти сто храбрых и опытных бородатых воинов. Против такой силы нам, друг мой, не устоять. Славяне отличные бойцы, этого у них не отнять.
– И что будет? – Улыбка быстро сползла с лица Беролапа и ближних лесовиков.
– Они воины, друзья, а вы дети небесных духов, – пожал плечами Андрей. – В своем истинном облике вы способны промчаться отсюда до Кулома всего за один день. Там, на одной из проток, Велихост прячется в кустах с челноком, полным копий и палиц. Все, что нужно нам для битвы. Послезавтра здесь появится сто куломских воинов. А в самом Куломе останется не больше тридцати. Зачем сражаться здесь, если можно сделать это там?
– Любый, ты хочешь?.. – У охотника округлились глаза.
Андрей многозначительно поднял палец к губам.
– Но это невозможно!
– Детям небесных духов? – теперь уже изумился колдун. – Забудь слово «невозможно», Беролап! Вы способны на все!
Вечером следующего дня лесовики, как бывало обычно, разложили костры и до самой темноты пировали возле них. А затем тихо ушли в темноту и кувыркнулись через нож, оставив одежду и оружие Лапе, Долгопяту и Шушуну, загнавшим в соседний ручей два челнока. И вскоре разношерстная звериная стая из рысей, волков, оленей, медведей, лис и даже куниц помчалась через темные чащобы точно на закат.
И уже к полудню нового дня почти сто хорошо вооруженных лесовиков вышли из леса на прилегающие к Кулому луга, устроив загонную охоту на пасущихся там лосей. Андрей наблюдал за этим, стоя на опушке редкого полупрозрачного осинника, уже потерявшего половину листвы, а заодно с интересом рассматривал славянскую крепость – теперь уже собственными глазами, а не с высоты птичьего полета.
Вблизи твердыня оказалась не так велика, как он ожидал. Большой бревенчатый треугольник со стенами в сотню шагов длиной каждая. Она возвышалась на обрыве у слияния двух полноводных рек, однако особой разницы между укреплениями приречными и луговыми не замечалось. Как в сторону поля бревна поднимались на высоту в четыре человеческих роста, так и над обрывами возвышались точно так же.
От реки до реки напрашивался ров, но защитники то ли поленились, то ли еще не придумали такого оборонительного препятствия. Либо нужды не видели. Вряд ли среди здешних лесов кому-то хоть раз за всю историю мира удавалось собрать армию больше той, что призвал шаман Любый, победитель дочерей голодного демона. А супротив варяжских ватажек или мелких племенных банд город и так являлся непобедимой цитаделью.
Ни рва, ни подвесного моста, ни толковых ворот. Не считать же воротами переносные щиты из жердей!
Зато на выходящем к реке острие треугольника возвышалась широкая башня, на которой, возле бунчука с волчьими хвостами, стоял караульный. Однако вряд ли это сооружение имело особые оборонительные функции. Скорее всего башню возвели просто для красоты.
Под башней лежали ладьи, целых четыре штуки. Что ни говори, но славяне были настоящим народом рек. Без лодок – никуда.
В створках ворот возникло шевеление. Однако горожане их не закрывали, нет. Наоборот – наружу высыпали два десятка воинов и кинулись спасать лосиное стадо.
– Двадцать против ста? – пробормотал Андрей. – С ума сошли?
Правда, среди воинов, одетых в толстые кожаные панцири и пухлые меховые шапки, выделялся один, излучающий слабое сияние. Он размахнулся, метнул копье. Оно размазалось в воздухе темным штрихом и с расстояния почти в две сотни метров пронзило насквозь одного из лесовиков! Ближний славянин дал своему богу другое копье, тот опять откинулся в замахе…
– Проклятье! – Колдун рванул завязки одежды и прыгнул вперед, перекидываясь в кувырке. Иначе он просто не успевал. Мелькнул через поле, целясь светящемуся врагу в горло, прыгнул… Но воин оказался слишком шустрым, пригнулся – и Андрей влетел в толпу славян, раскидав мужчин, словно кегли. Развернулся, снова прыгнул на местного бога. Тот выхватил топорик, тут же рубанул. Волку удалось уклониться лишь в самый последний миг. Железное лезвие с шелестом скользнуло по плотной толстой шерсти на плече, глубоко вошло в землю.
Колдун опять кинулся вперед, к горлу. Враг откачнулся, отступил, оставив топорик, выхватил нож.
Остальные славяне пытались помочь своему богу, тыкали в Андрея копьями, кидали топоры, но все их движения были слишком медленными, вязкими, волк уходил от опасности без усилий. В ходе схватки он перемещался слишком быстро для простых смертных. Их оружие неизменно опаздывало, било в пустоту. Но вот славянский предводитель…
Клыки колдуна прыжок за прыжком клацали в воздухе. Его враг пятился, широко раскачиваясь, и раз за разом пытался уколоть врага в морду. После нескольких таких выпадов Андрей привык к его манере боя и упустил тот миг, когда нож вместо короткого укола пошел широким взмахом и понизу, пропоров колдуну шкуру и плоть под ней. Холодное железо остановили только ребра, да и на тех наверняка осталась глубокая царапина. Волк взвыл от боли, падая набок, попытался встать, но сильный пинок опрокинул зверя на спину. Бог стремительно опустился на колено, левой рукой удерживая колдуна за лапу, вскинул нож, опустил, целясь в сердце. Андрей резко, до хруста в шейных позвонках, вывернул голову, открыл пасть, и запястье врага само напоролось на нижние клыки.
Пасть резко сомкнулась, и местный бог взвыл от боли, роняя оружие. Колдун ослабил хватку, перевернулся на лапы, вскочил, увернулся от медленно приближающихся копий и, оставляя в воздухе след кровавых брызг, прыгнул вперед. Однако светящийся воин ухитрился отмахнуться левой рукой, отведя совсем близкие клыки от своего горла. Правда, сильный толчок опрокинул его на спину. Андрей кувыркнулся, пролетая дальше, опять вскочил, зарычал, увидев перед собой ровный ряд щитов и опущенных копий. Славяне сомкнули строй и быстро пятились, унося своего покалеченного предводителя. У колдуна же от каждого вздоха болели надрезанные ребра, из раны струилась кровь, унося силы. Поэтому маленький отряд он отпустил, проводив рыком и тяжелым взглядом. Сам же потрусил на дальний край луговины, перекинулся в человека.
– Любый! Любый, ты цел? Живой? Тебе помочь? – кинулись к колдуну Сохот, Клювач, Добронрав, другие лесовики.
– Ерунда, царапина, – отмахнулся колдун, потянулся за одеждой.
Ребра Андрея продолжали болеть даже в этом облике, однако рана исчезла. Похоже, изменение тела восстанавливало плоть, спасая даже от самых тяжелых повреждений. Если так, то опасно ранить оборотня невозможно – исцелится за минуты. Только убить…
– Надеюсь, славянские боги не столь живучи, – пробормотал чародей, глядя, как в крепости заставляют щитами ворота. – И хотя бы пару дней после увечья здешний хозяин сражаться не сможет.
Славяне готовились к осаде, расставляя на стене воинов, затаскивая наверх крупные камни и деревянные чурбаки, поднося защитникам копья и стрелы.
Лесовики, угнав сохатых, разбили лагерь прямо на лугу, на виду противника. Ели, пили. Некоторые храбрецы выходили вперед, пускали в город стрелы. Караульные изредка отвечали. Но особого толку от этого не получалось. На столь большом удалении никто ни в кого ни разу не попал. Просто немного попугали.
День катился к закату. Лесовики, закончив с жарким из лосятины, стали укладываться возле очагов, не оставив вовсе никакой стражи.
Славяне оказались более внимательны, поставив на стенах пятерых караульных: двоих у ворот, одного на башне и еще по воину на приречных стенах.
Над городом неспешно сгущались тучи, и это означало, что ночь надвигается темная, безлунная и беззвездная. Людям оставалось надеяться только на факелы.
Выросшее в Куломе поколение горожан никогда не знало войны. Страх, неожиданность, тревога долго мешали успокоиться укрывшимся в домах-стенах жителям. Лишь далеко за полночь они наконец-то успокоились. Утихли голоса, прекратились шевеления. Сонный покой прерывался только храпом некоторых бородачей да жалобным детским посапыванием.
– Пора, – решил Андрей, глядя на крепость с башни глазами серенькой полевки. – Не ждут…
По лагерю лесовиков побежали посыльные, поднимая воинов легкими прикосновениями. Часть из них, осторожно ступая, двинулась к городу, а полтора десятка, наоборот, окружили колдуна.
– Во имя прародителей наших славных, подаривших нам жизнь. – Шаман Велихост опустил на землю свой корявый посох. – Во имя духов небесных, сей мир сотворивших… – Он вонзил в посох каменный нож. – Верните славу родов наших, славные дети лесов!
Лесовики сбросили одежду, прыгнули через нож – и, обгоняя товарищей, к славянской твердыне промчались несколько рысей, медведей и куниц. По шершавым бревнам стен они взметнулись наверх так же легко, как бежали по наволоку, удары могучих лап переломили спины, снесли черепа сонным привратникам; сильные тяжелые кошки, сбив с ног караульных на стенах, рванули когтями артерии, впились в шеи клыками. Куницы же сразу скатились во двор, бросили на песок принесенный в зубах нож, перекинулись через него обратно в людей и стали спешно разбирать запоры ворот.
– Береги-и-ись!!! – дольше всех продержался воин на башне. Он ухитрился закрыться щитом от прыжка рыси, бросить бесполезное в близкой схватке копье и выдернуть нож. Но тут ему на спину запрыгнула еще одна огромная лесная кошка, повиснув на вороте, другая впилась в руку с ножом, еще кто-то пронзил клыками сапог. Караульный потерял равновесие и упал на спину, закрыл голову щитом. Однако когти тут же принялись рвать панцирь на животе, воин ударил туда окантовкой – и тем самым открыл зверью свое горло…
Сигнал тревоги поднял бородачей с постелей, они выскочили во двор как раз в тот миг, когда закрывающие ворота щиты опрокинулись, и внутрь хлынули многие десятки лесовиков. Славяне отреагировали мгновенно: захлопнули двери в дома, накинули засовы, подперли створки палками. Отогнали визжащих женщин дальше в глубину дома, приготовили топоры.
Однако лесовики вместо того, чтобы выламывать двери, наоборот – завалили их снаружи принесенными от ворот жердяными створками.
Шум схватки доносился только из башни, где под входом на боевую площадку обнаружилась спальня славянского бога. Однако тот даже одной левой смог отогнать рысей от своей женщины и вместе с нею отступил ниже, а лестницу славяне перекрыли первыми попавшимися под руки бочками, циновками, дровами.
Дети небесных духов поступили точно так же – двое косолапых передвинули на лаз тяжелую хозяйскую постель.
К утру наступило затишье. Разделенные толстой бревенчатой стеной, славяне и лесовики достать друг друга не могли и ждали, что будет дальше.
Андрей же, войдя в крепость, поднялся на башню и с наслаждением любовался рассветом, неспешно окрашивающим реку и берега сперва в красный, затем в розовый, желтый и, наконец, в белый свет. Солнце разбудило ветер, хищно кинувшийся к воде и вздыбивший ее частой рябью, зашелестевший листвой в рощах, раскачавший деревья в ельнике на противоположном берегу. Следом проснулись птицы в окрестных лесах и устроили радостные песнопения. В реках заплескалась рыба, норовя допрыгнуть до носящихся над самой водой стрекоз.
На боевую площадку поднялись Велихост, торжественно стучащий посохом, и все еще обнаженный Беролап.
– Город твой, Любый! – торжественно объявил шаман. – Приказывай!
– Все собранные славянами дрова побросайте в реку, – негромко распорядился колдун. – Припасы из амбаров; рыбу, мясо, бочки с яблоками и огурцами, грибами, бурты с репой, свеклой и прочие коренья… Словом, все, что найдете в здешних кладовых, грузите в ладьи и уводите вверх по левой протоке. По правой сюда дружина мчится, через два дня здесь будет. Коли в ладьи все добро не поместится, раскатайте на бревна любые срубы и свяжите плоты. Их, понятно, тянуть получится труднее. Но… но своя ноша не тянет, разве нет?
– А славяне? – осторожно спросил Беролап. – Их совсем мало. Найдем таран, высадим двери…
– Там три десятка воинов, дружище, – прищурился Андрей. – Славяне умеют драться. Вы их, понятно, перебьете. Но ведь при этом дети небесных духов тоже погибнут. Пусть десять, пусть даже только пятеро. Зачем тебе везти к родным очагам мертвых друзей, если ты можешь привезти мешки с солью, квашеную капусту и прочие подарки?
– Любый, ты что, хочешь оставить город славянам? – Парень не поверил своим ушам.
– Зима близко, Беролап, – усмехнулся колдун. – Зачем мне холодный город без дров и еды? Если тебе он так нравится, приходи сюда после заморозков. Поверь мне на слово, он будет стоять пустым.
– Воля твоя, Любый! – повеселел парень и побежал вниз.
– О чем ты думаешь, посланник небесных духов? – Старый шаман встал у молодого чародея за спиной.
– Ты не поверишь, Велихост, но в будущем окажутся никому не нужны ни повелители зверей, ни целители, ни укротители дождей. – Колдун вытянул серебряный кулон с янтарной вставкой, сжал в кулаке, ясно чувствуя текущее через амулет нежное тепло, его пульс, его чистоту. Андрей словно прикоснулся к руке любимой, ждущей чародея там, по другую сторону вечности. – Вот и мыслю я, мой преданный друг… Если мы уже здесь, а наше будущее еще только там, то почему бы его не изменить? Представь себе мир, в котором поклоняются не квантовой физике, Христу и пиву, а великому единому вседержителю по имени Любый! Вернуться в такое общество будет намного интереснее, как полагаешь?
– Мир лесов без конца и края, – негромко проговорил шаман.
– Мир лесов, – согласился Андрей. – Мир единобожия. Мир нашего народа.
– Духи небес дали тебе великую силу, Любый. Твоя воля – их воля. Пусть он настанет, этот новый мир! – притопнул посохом шаман. – Время пришло!
* * *
Возвращение воинов с тяжелой обильной добычей в родные стойбища вызвало у лесовиков небывалый взлет патриотизма. К кочевью потянулись добровольцы, и очень скоро дружина Любого выросла с полутора сотен воинов почти до двух тысяч. Увы, но среди этих ищущих славы парней разве только один из пяти обладал даром небесных духов. Армии оборотней у колдуна пока не получалось.
Впрочем, простым смертным тоже находилось много важных поручений. Самое главное, конечно, – это скрытное перемещение оружия к местам возможных схваток. Воинов становилось все больше – и в пару челноков их снаряжение уже не помещалось. А кроме того, в грядущих битвах во множестве понадобятся и лучники, и копейщики, способные в считанные мгновения выстроить стену щитов, опасно ощетинившихся длинными пиками.
На землю лесов пришла новая весна, и когда спало половодье, Андрей снова пошел вдоль рек – но теперь повернув на юг, к Каме. По нескольку раз в день он выходил к жердяным оградам, опирался на верхние слеги и спокойно сообщал:
– Слушайте меня, славяне, и не говорите, что вы не слышали! Вы живете на земле лесов, возделывая здесь грядки, ловя рыбу, заготавливая дрова, валя деревья для своих домов. Если вы желаете жить здесь и дальше, то пришло время принять законы леса…
Больше никто из славян над ним не смеялся.
– Чего ты хочешь от нас, шаман? – уже во второй деревне спросил его седой морщинистый старец. – Поклонения? Девок? Доли в наших стадах и уловах?
– Я хочу, отец, – ответил ему Андрей, – чтобы дети лесов могли без опасения ходить по родным местам. Чтобы даже на реках и даже одиноких охотников никто не убивал, не ловил и не продавал варягам. Я хочу, чтобы вы не трогали лесные бортни и приносили дары маленьким хозяевам. Хочу, чтобы вы приходили на праздники народа лесов и радовались с ними общим торжествам. Чтобы, меняясь с варягами, вы брали у них соль и для соседних стойбищ. Если вам захочется меда, мехов, добротных шкур, вы всегда сможете сменять их в звериных родах на рыбу, соль, шила или иглы, без ссор и вражды. Вы ведь намного лучше рыбачите и возделываете огороды, чем охотитесь! Я хочу, чтобы вы утопили все камни, которым приносите свои требы, и вместо них поставили в святилищах идол Любого, великого посланника небесных духов.
– Иными словами, шаман, ты хочешь, чтобы мы перестали быть славянами и стали лесовиками? – тяжело вздохнул местный старейшина.
– Ваши дети без опаски смогут ходить хоть в темных чащах, хоть по светлым рекам, – развел руками Андрей, – вашим стадам перестанут угрожать дикие звери, а огороды всегда будут обильны и плодородны, влажны и залиты солнцем. Покой, мир, здоровье, благополучие, многие союзники даже в самых темных дебрях. Что в этом плохого, отец?
– Мы сварожичи, шаман, – тихо возразил престарелый славянин. – Плоть от плоти его, кровь от крови. Мы издревле молимся Макоши и Триглаве, Похвисту и Хорсу, Даждбогу и Гамаюну.
– Жители великого города Кулома тоже молились этим богам, отец, – скривился в усмешке колдун. – Сильно им это помогло прошлой осенью? Боги защитили их? Спасли от разорения? Сберегли их город? Любый же защищает детей своих рьяно и искренно, днем и ночью, оберегает от болезней, упреждает от опасностей.
– Но это не наш бог!
– Отец, нельзя жить на земле лесов и молиться чужим богам, – покачал головой Андрей. – Земля отторгнет вас, отец, как отторгла славян на северных реках. Я не угрожаю вам, поклонники речных течений. Не сулю крови, не обещаю болезней. Оставайтесь здесь, будьте здоровы и счастливы. Но если вы хотите, чтобы земля лесов стала вашим домом, примите исконных богов! Настало время выбирать. Либо уютный дом и покровительство Любого, либо долгий путь по быстрым рекам в дальние края.
– Ты не боишься, что я обману тебя, шаман? – наклонившись к гостю, прошептал на самое ухо старик. – Пообещаю отречься от отчих богов и не сделаю этого?
– Ты можешь обмануть меня, отец, но никто не в силах обмануть бога, – чуть улыбнулся колдун. – Земля не примет ваш род до тех пор, пока Любый не услышит средь общих голосов вашей молитвы. Выбирайте скорее, отец, ибо волки ныне голодны. Они могут принять ваших лосей за чужаков.
Чем дальше спускался на юг Андрей, тем чаще возникали у славян такие вопросы. Мало кому хотелось покидать родные дома, обжитые земли. Колдун же не просил у них слишком многого. Он был мягок и дружелюбен.
Пришелец из будущего сумел сделать из пережитых испытаний правильные выводы.
Если бы сальный самодовольный Квасур встретил чужака добром, то сейчас Андрей наверняка бы командовал одной из славянских ладей с воинами, отлавливающими банды лесовиков в протоках у торных волжских путей. Если бы его приветила змееногая Табити, сейчас он был бы ее преданным слугой и, может статься, охотился за рабами среди лесных опушек. Но боги славян и скифов захотели странного гостя унизить… И тем подписали себе смертный приговор.
Андрей не желал повторить подобную глупость и потому из каждого незнакомца старался сделать верного союзника. И только если это не удавалось… наступало время гнева.
Для славянских деревень это время еще не пришло. Колдун почти месяц ходил вдоль прикамских рек, но не садились еще в ладьи дружинники, не мчались боевые корабли в помощь сородичам. Значит – никто из услышавших его предупреждение селян о помощи к богам не взмолился. Обитатели деревень выжидали, не зная, к кому прислониться. Лесовиков больше не обижали, бортни не трогали, но и с молитвами к святилищам новым не спешили. Следовало помочь им определиться с выбором.
* * *
Город Кебрат стоял в необычайно удобном месте – неподалеку от Камы, в окружении сразу трех обширных озер, на небольшом возвышении посреди просторной низины, на севере постепенно сходящей в просторное болото. Озера были обильны рыбой, болота – мхами и ягодой, низина каждую весну подтапливалась талыми водами, и потому настоящий лес на ней так и не поднялся, а чахлые больные деревца славяне легко выкорчевали, превратив огромный наволок в бескрайний огород, к середине лета густо зеленеющий от ботвы.
Единственный недостаток сей долины – за дровами далеко ходить. Однако могучие лоси легко справлялись и с этой трудностью, каждый день доставляя в город длинные тяжелые сухостоины, охапки валежника и строительные жердины.
Легко понять, что речной народ обосновался здесь вольготно, отгрохав могучую твердыню аж из трех колец высоких бревенчатых стен с ровной крышей, промазанной толстым слоем глины от воды и крытой дерном – чтобы дожди не размывали. Часть домов была отведена под амбары и мастерские, часть – под жилье, часть – под хлев. Кебрат был столь богат и могуч, что в нем даже скот зимовал под крышей!
Не весь, конечно, только стельные телки да слабый молодняк. Но мало кто в мире мог позволить себе даже такую роскошь!
В самом центре города располагалась просторная площадь, способная легко вместить все его огромное население – почти пять тысяч человек – и еще дважды по столько же гостей. Хотя, понятно, использовалась она не для праздников, вече или иных глупостей, а для важной насущной цели: на зиму здесь, в самом защищенном месте, складывались бурты репы, свеклы и других овощей, что кормили горожан всю долгую зиму.
Выкопать для своих обильных урожаев погреба Кебрат не мог – земля не позволяла. Даже в центре города яму по пояс копни – и то уже вода проступает. А уж в половодье – иногда прямо между городскими стенами рыбка плещется. Тут не то что погреб рыть – порой на стену остатки припасов утаскивать приходится.
Правил этой жемчужиной славянских рек внук самого Даждбога могучий Подага – невысокий, но широкоплечий муж с непропорционально большой головой, спрятанной под пышными и длинными каштановыми волосами, и с такой же разлапистой бородой. Глаза его постоянно смотрели на всех с подозрительным голубоватым прищуром, а большой мясистый нос забавно шевелился при разговорах, словно всегда хотел добавить что-то от себя. За свои триста с небольшим лет Подага стал уже бывалым, многоопытным воином, и потому известие о разгроме лесными дикарями Кулома он воспринял со всей серьезностью, подробно расспросил спасшихся воинов о ходе битвы и сразу принял меры для укрепления обороны: усилил все ворота дополнительными запорами, каковые каждый вечер собственноручно заговаривал заклинаниями от чужих рун, дозоры повелел выставлять тройные, дабы при опасности не поодиночке воины отбивались, а плечом к плечу. А кроме того, еще и дальние заставы придумал, дабы об опасности возможной задолго упреждали.
Именно эти заставы и доставили Андрею больше всего хлопот. Перебить их внезапным нападением было бы нетрудно – да только гибель дальнего дозора – это ведь и есть первейший сигнал тревоги. Отвести глаза воинам у колдуна тоже не получилось – везде обереги да амулеты, никакого от них спасения. Так что лесовикам пришлось сотня за сотней тихо и осторожно просачиваться между караульными сквозь самые непролазные завалы, каковые речной народ считал непроходимыми.
Ко времени созревания первой черники на Каме надолго установилась сухая и солнечная погода. Из-за жары на огородах начала жухнуть ботва, и потому Подага, в сопровождении жены посетив святилище и вознеся молитву своему деду, Триглаве и Макоши, торжественно воздел руки к небу, провозглашая трехдневные дожди. По небу почти сразу начали кучерявиться мелкие белые пятна, потихоньку стягиваясь в плотную облачность. Огородники принесли дары священным камням и правителю города, на чем молебен и закончился. Славяне начали расходиться.
На берегах Камы потихоньку становилось все пасмурнее. От дальнего леса и со стороны озер к городу пополз густой, как молоко, туман. За пару часов он добрался до святилища, обогнул его, отчего-то не проникнув на землю, намоленную многолетними обрядами, двинулся дальше и уперся, словно в невидимую стену, в старую, почти осыпавшуюся борозду, пропаханную минувшей осенью женщинами Кебрата для защиты от болотных болезней, нежити и прочих напастей.
– Смотрите! – оторвавшись от стены, вытянул руку привратник. – Что это?
Из тумана вышел старый шаман, обвешанный звериными хвостами, встал ногами по разные стороны борозды, забормотал что-то, откинув голову, с силой опустил свой посох в борозду, вскинул ладони, омыл ими лицо, с силой хлопнул, выдернул посох и положил поперек борозды. Туман качнулся и с облегчением покатился дальше…
– Вторуша, Ерш, Рябиник, ну-ка, сходите, проведайте, что сие за лесовик? – пригладив курчавую бороду с несколькими косичками, распорядился старшина привратной стражи.
Трое молодых воинов, разобрав копья, отправились к странному гостю. Щиты оставили – чего понапрасну тяжесть таскать?
– Первый раз на памяти моей такое случается, – оценил рыхлую молочную стену старшина. – Ни зги не видно!
Из тумана вдруг шмыгнули распластанные над самой землей серые тени, стремительно влетели в распахнутые ворота. Целый поток теней, многие десятки.
– Волки? – растерянно пробормотал бородач.
Но прежде чем он успел еще что-либо сообразить, из тумана выкатился крупный медведь и одним взмахом лапы смахнул ему голову, отшвырнул второго караульного, вцепился клыками в лицо третьего.
– А-а-а!!! – завопил во весь голос мальчишка из самых дальних воинов и крепко сжал копье. – Трево-о-ога-а-а!!!
Медведь повернулся к нему, оскалился. Безусый воин что есть силы ударил врага пикой в грудь, но зверь оказался слишком быстр: отмахнул наконечник лапой, другой ударил храбреца по плечу, швыряя об угол стены, подпрыгнул и шустро вскарабкался на стену, где пять рысей обложили тройку дозорных. Затем поднялся на задние лапы, оказавшись на две головы выше людей, оглушительно заревел. Воины вскинули щиты – рыси тут же вцепились в открывшиеся ноги, опрокидывая врагов наземь…
По широким проходам между стенами все еще мчалась, сбивая с ног баб и детишек, серая стая. Мужчин волки так просто не отпускали. Либо походя цапали клыками за бедра, вырывая куски плоти, либо подпрыгивали и прихватывали за руки. У вторых ворот стая разделилась. Половина хищников кинулась на стражу, буквально завалив не ждавших атаки воинов телами, а еще с полсотни мелькнули дальше и остановились только в последних, третьих, воротах, в считанные мгновения порвав воинов.
В этот самый миг в первые, наружные, ворота, закрыть которые оказалось некому, быстрым шагом вошли храбрые лесовики – с черными копьями из обсидиана, с овальными, украшенными горячим тиснением щитами, в шапках, вывернутых мехом внутрь, и в куртках с толстыми наплечниками.
– Тревога!!! Трево-ога-а!!! – катилось по улицам города. – Дикари! Дикари здесь!
– И оборотни, – добавил Андрей, торжествующе выходя в самый центр главной площади города. Он крутанулся, засмеялся.
У него получилось! Он захватил ворота днем, не дав завалить их баррикадами, укрепить подпорками и заклинаниями. Воины народа леса уже внутри, и теперь остановить их не по силам никому.
– Лучников на стены! – Чуткое ухо колдуна уловило четкие отрывистые приказы. – Пусть бьют чужаков сверху. Мужчинам перекрывать ходы. И без дури! Поодиночке не драться, токмо семьями!
Андрей прыгнул, перекидываясь, стремительно скользнул на звук и остановился спиной к третьим воротам, в проходе между стенами, закрыв путь большеголовому крепышу с длинными, пахнущими крапивой и чесноком патлами. Воин в длинном балахоне, опоясанный широким ремнем с двумя ножами, топориком и сумкой, ощутимо светился и излучал тепло. Значит, это был именно тот, кто ему нужен. Тот, кто в десятки раз сильнее и быстрее обычных воинов, обладает колдовской силой и невероятным здоровьем. Тот, кто в одиночку способен решить исход войны. Здешний славянский бог.
Подага чуть не споткнулся от неожиданности, увидев перед собой крупного волка с серебряным амулетом на груди, остановился, склонил голову набок. Громко хмыкнул:
– Похоже, все наши беды ныне удастся решить одним махом! Щит, копье и… не мешайте! – Он развел руки в стороны. Дружинники вложили ему в широкие ладони истребованное оружие. Подага повел плечами, ударил тупым концом ратовища о землю и выдохнул: – Начнем!
Андрей прыгнул вперед и влево, прижимаясь к стене, оттолкнулся лапами от бревен, скользнул понизу, уходя от удара копья. Оружие бога вонзилось в бревно с такой силой, что мягкий железный наконечник расплющился в лепешку и сорвался с древка. Колдун, пользуясь шансом, попытался поймать клыками близкое колено противника, однако крепыш оказался шустрым и внимательным, ногу отдернул, ударил вниз щитом – но тоже промахнулся. И сразу хлопнул оборотня сверху вниз по хребтине. Ратовище с шелестом скользнуло по шерсти поднырнувшего волка, а клыки клацнули на предплечье здешнего бога.
– Ах ты… – Подага клацнул зубами от неожиданной боли, взмахнул рукой, отшвыривая зверя.
Андрей вспорхнул выше стены, унося в пасти оторванный рукав, описал пологий пируэт, рухнул вниз. Бог Кебрата, радостно гыкнув, бросил оружие, выхватил ножи, подставляя их под падающую тушу. Колдун, извернувшись, цапанул когтями стену, резко согнулся, выпрямился, отталкиваясь, и перемахнул через врага, лишь слегка задев острия втянутым брюхом. Приземлился под второй стеной, прыгнул врагу за спину, потом назад и тут же вперед, под самые ступни.
– Проклятье! – Подага чуть отпрянул и опустил руки, закрывая ноги ножами, а Андрей, наоборот, толкнулся и вцепился всей пастью в оказавшееся так близко горло.
В рот полилась соленая и горячая, пьянящая безрассудством кровь. Колдун сделал глоток, еще – и попятился, припадая к земле и рыча.
Дружинники Кебрата, составив щиты и опустив копья, быстро приблизились, отогнав зверя множеством острых наконечников, забрали тело погибшего вождя, упятились.
– Лучников на стены! – повторил кто-то приказы покойного правителя города. – Отстреливайте дикарей сверху! Перекрывайте проходы!
Славяне действовали быстро и споро, сбиваясь в отряды, перекрывая улицы между стенами, отрезая захваченные участки города от остального Кебрата. На стенах появилось множество лучников, пускающих стрелы в воинов леса. Правда, без особого успеха: лесовики не бегали туда-сюда, а тоже собрались в десятки и жались к бревнам, закрываясь щитами.
Стрелы толстую тисненую кожу пробивали – но не навылет, а застревая древком на глубину ладони. Так что поцарапать детей небесных духов они еще могли, но ранить серьезно – вряд ли.
– Потерпите, дети мои, – негромко попросил Андрей, вернувшись в центр площади. – Подождите всего чуть-чуть! Скоро наступит время нашей силы.
Небо постепенно темнело, улицы погрузились во мрак. Воевать стало невозможно – где там рубиться или стрелять, коли собственной руки вытянутой не видишь? Однако с улиц никто не уходил, хорошо понимая, что оставленное сейчас на рассвете никто обратно не отдаст. Горожане засуетились, стали запаливать факелы, относя их лучникам и дружине.
Колдун выждал еще немного, дабы уж точно настала ночь, вскинул руки, мысленно дотягиваясь ими до небес, и сжал висящие там тучи. На Кебрат рухнул дождь – именно рухнул плотной сплошной стеной. Все огни погасли мгновенно, и дымков не осталось. Непроглядный мрак победил окончательно и бесповоротно.
С этого самого часа дети небесных духов и начали свою главную битву!
Рыси и медведи быстро поднялись по стенам, плавными осторожными шагами двинулись вперед, поводя ушами и втягивая носом воздух.
Вот ощутился дымный аромат с примесью жаркого. Ближние звери замирают, поворачивают головы, принюхиваясь, подкрадываются на запах. Ближе, ближе… Вот уже слышен шелест затаенного дыхания. Мохнатый охотник вскидывается, точно определяя место.
Прыжок!
Слабый вскрик, густой запах парной крови, журчание ручейка, стук падающего тела – и стая снова двигается вперед, бесшумно ступая по влажному дерну. И опять – запах, шорох движения… Прыжок!
И еще одним лучником становится меньше.
– Будь я проклят, что творится?! – не выдержал кто-то из невидимых воинов. И почти сразу вскрикнул от боли, предсмертно захрипел.
Ночные охотники не упустили столь щедрой подсказки врага.
– О боги… – Кто-то побежал, кто-то вскрикнул. С другой стороны города послышался шум упавшего тела. И опять – чей-то вскрик, шаги, стоны. Вопли страха и отчаяния.
За пару часов дети духов очистили от врага все три кольца стен.
Андрей поднял голову и протяжно завыл, приказывая начинать следующий этап битвы.
На улицы выбежали волки, а также барсуки, куницы, лисы, и все вместе устремились по широким проходам, легким потявкиванием предупреждая о себе отряды, благоухающие дымком, мхом, свежей травой и вереском, и собираясь перед воинами, пахнущими дегтем и потом.
Слыша стаю, наверху подтягивались рыси и медведи.
Короткий рык – и первыми сверху рушились рыси и медведи, наугад раздирая когтями все, до чего дотягивались, и кусая все, что попадало в пасть. А затем понизу пробирались остальные оборотни, выгрызая икры, кромсая бедра, вцепляясь во все живое и мертвое, что встречалось на пути.
Несколько минут криков, ругани, стонов и воя – часть армии взмывала обратно на стену, другая часть пробегала дальше, сбивалась вместе и начинала охоту за следующим отрядом горожан…
Только наступивший рассвет подвел окончательный итог долгой ночной битвы. Тут и там на улицах лежали стонущие от боли мужчины в порванной окровавленной одежде. Некоторые пытались добраться до укрытий, оставляя за собой густые кровавые полосы, но большинство приняли поражение и теперь смиренно ждали решения своей участи. Из многих сотен защитников Кебрата на ногах могли стоять считаные десятки, но мало кому из них удалось бы поднять оружие.
Между тем армия воинов леса неплохо отдохнула, взбодрилась и горела желанием хоть немного поучаствовать в войне…
Возможно, город еще и не пал. Но никаких шансов устоять у него больше не осталось.
* * *
Через день в святилище развернулась напряженная работа. Под присмотром Андрея и Велихоста два десятка пленников выворачивали из земли огромные валуны, опрокидывая их на сосновые бревнышки, а затем придерживали, хватая освобождающиеся сзади катки и перенося их вперед. И так до тех пор, пока эти камни, пяти разных цветов, один за другим, не ушли под воду. Булыжники размером поменьше колдун утопил еще вчера. Сам, собственными руками, просто ради развлечения.
– Жаль, не знаю, какой из них символизировал Квасура, – вспомнил молодой чародей свой подвиг. – Наверное, один из круглых. Или толстяк считается слишком мелким богом, чтобы ему поклонялись в других землях?
Внезапно вода зашипела, забурлила, в глубине показался свет, и из него на берег вышло сразу трое бородачей: рыжеволосый широкоплечий коротышка в остроконечном шлеме, с огромным топором в руках, стройный светловолосый парень в красном плаще с чистым детским лицом и могучий богатырь с окладистой русой бородой и такими же волосами, перехваченными на лбу простенькой бечевой. Правда, вместо меча гигант держал в руках посох.
Пленники разом опустились на колено и склонили головы.
– Что здесь происходит?! – кинулся к святилищу светловолосый. – Вы что творите?!
– Берег от мусора подчищаем, – ответил Андрей, повернулся к шаману и одними бровями указал ему на город. Старик понимающе кивнул, втянул голову в плечи и засеменил к Кебрату.
– От мусора?! – Парень взревел, взмахнул руками, и колдун ощутил острую боль в груди, причем боль очень странного очертания.
Андрей торопливо содрал с себя куртку, опустил глаза и увидел, как татуировка на его груди, еще темно-красная, медленно угасает.
– Моя свастика является оберегом? – немало удивился колдун собственному творению.
– Откуда на тебе колядов знак?! – грозно вопросил богатырь.
– Он уничтожил святилище! – Светловолосый, играя желваками, зашагал к чародею.
Андрей повернул руки ладонями вверх, легким усилием поднял из окрестной травы всех ос, шмелей, пчел и прочих кусачих насекомых, бросил их вперед, в лицо красавчика. Тот запрыгал, ругаясь и отмахиваясь.
Рыжий гость издал тихий рокот недовольства, колдун услышал шорох скользящего по коже топорища, дернул завязки штанов. И когда крепыш резко рванул и метнул топорик – прыгнул вперед, перекидываясь, подпрыгнул, клацнул парня за локоть, тут же шарахнулся в сторону и помчался на рыжего, высматривая для клыков место помясистее.
Коротышка ругнулся, дернул нож, взмахнул – но в последний миг колдун передумал, поднырнул, чуть отпрянул, уворачиваясь от взмаха посоха, заскользил по кругу, слегка оскалившись и прикидывая момент для броска.
Рыжий бог шустро метнулся куда-то в луга.
– Он меня укусил, дед! – Возмущению светловолосого парня не было предела. – Ты видел? Чуть руку не оттяпал!
– Вижу, Стрибог. Тварь наросла зело кусачая, – согласился богатырь. – Что сие за чудище, сваро-жичи?
– Это Любый, отче! – ответили сразу несколько пленников. – Главный шаман лесных дикарей.
– Это ненадолго… – Запыхавшийся крепыш вернулся с найденным топором. – Я постелю его шкуру у себя в сенях!
Однако тут, очень вовремя, от города примчались еще три десятка волков и включились в хоровод вокруг нежданных гостей. Рыжий вояка посерьезнел, отступил ближе к богатырю. Парень перестал ругаться и тоже попятился, зажимая рану на руке. Боги выглядели обескураженно. Вестимо, столь резкий отпор встречали в своей жизни впервые.
– В другой раз, Перун, – степенно произнес богатырь, удерживая посох двумя руками. – Мы проведали все, чего желали. Шкура сего зверя никуда от тебя не денется.
Боги отступили к реке, к бечевнику, втянулись на узкую тропу. Рыжий коротышка погрозил волкам топором и последним исчез в кустарнике, труся вниз по течению.
Волки сбились в стаю, провожая их голодным взором. Когда троица совсем скрылась из глаз, Андрей перекинулся и положил руку на плечо одного из кебратцев:
– Почему они уходят пешком, смертный?
– Боги перемещаются через зеркала, Любый, – поднялся с колена мужчина. – То, которое Подаге принадлежит, мыслю, убрано, и воспользоваться им у сварожичей не получилось.
– А как же они вышли из воды?
– Коли вода тихая и спокойная, аки зеркало, явиться через нее боги могут. Но уйти через нее им не удается. Не принимает вода, расступается. Посему сварожичи не любят являться туда, где нет зеркала. После сего им трудно возвертаться домой.
– Выходит, нам оказали редкостную честь? – рассмеялся колдун. – Интересно, почему? Наверное, раньше славянские святилища только возводили шаг за шагом в неведомых ранее местах? Ничего, скоро ваши бывшие боги привыкнут к обратному. Их время на этой планете истекло.
* * *
Весть о падении Кебрата медленно распространялась по рекам, расходясь в стороны, словно волны от упавшего в пруд камня. Андрей отлично это чувствовал, ибо все больше доходило до него молитв от все новых и новых поклонников и все больше вливалось тепла и могущества в его жилы. Селяне сделали свой выбор.
Закон леса также признали обитатели многих десятков деревень, на несколько дней пути вниз по Каме и ее притокам. Люди народа рек больше не верили в могущество славянских богов и в их защиту.
Разумеется, сварожичи не желали смириться с поражением. Во многих местах стали появляться новые деревни, построенные наподобие маленьких крепостиц и заселенные большим числом привычных к оружию селян. Однако колдун сего подобия пограничных застав не признал, решительно их выкорчевывая и сдвигая свои идолы все дальше к западу.
«Застав» появлялось довольно много – так что и сил для их уничтожения требовалось изрядно. Андрей создал небольшие отряды из пары десятков оборотней и такого же количества обычных воинов в каждом – и дети небесных духов отлично справлялись с врагом, постепенно набираясь боевого опыта.
Сам Любый принимал участие в схватках редко – куда больше сил он тратил на дела лекарские. Воевать лесовики научились и без него. А вот врачевать – нет.
Лето уже катилось к завершению, когда в дни созревания рябины душу Любого вдруг пронзила острая боль – рвущая, мучительная, с самого краешка сознания. Колдун немедленно перекинулся, метнулся серой тенью сквозь чащи, болота, буреломы и вскоре оказался в каких-то дебрях к северо-западу от своей землянки, на берегу красивой речушки полусотни шагов шириной. Здесь догорала славянская застава хорошо знакомого Андрею вида: два больших дома и ограждающий двор частокол.
На траве перед забором лежало три мертвых зверя: рысь и два волка. Дети духов…
Колдун присел рядом, провел по телам ладонью.
Все три воина были убиты одинаково: толстыми короткими стрелами с широким наконечником. Лучники попали в разные места, но раны оказались столь опасны, что все оборотни истекли кровью еще до того, как сумели перекинуться обратно в людей.
– Кто? Как? – оглянулся Андрей на Сохота, шедшего старшим в отряде.
– Прости, Любый, – развел руками лесовик. – Никто не понял, как это случилось. Славян здесь поселилось совсем мало, мы не искали битвы. Хотели просто пугнуть, призвать к законам леса.
Колдун посмотрел на него, на догорающий дом. Воин покачал головой:
– Мы не поджигали. Знамо, дети духов пришли в ярость, кинулись внутрь. Дверь-то лишь прислоненной стояла. Потом она захлопнулась, и все полыхнуло… – Он сглотнул. – Пятеро детей твоих остались внутри. Сгорели вместе со славянами.
– Странно очень сгорели, Сохот. – Андрей выпрямился, подошел ближе к пожарищу. – Глазами я вижу пепелище. Но вот душой… Душой я чую в этом мертвом месте шесть живых душ. – Он глубоко вдохнул, выдохнул: – Поставь здесь крепкую охрану. Не хочу, чтобы эти яркие искорки исчезли, пока мы провожаем наших друзей в последний путь.
Лесовики по древнему обычаю отнесли тела мертвых сородичей в лес, оставив в ложбинке одного из завалов, сами же вернулись, развели костры и провели вечер, вкушая жареную лосятину и вспоминая добрыми словами навсегда растворившихся в чаще воинов.
Дом еще догорал – местами дымил, местами потрескивали угольки, а жар стоял такой, что невозможно приблизиться. Но к утру основные головешки догорели, на пепелище стало более-менее терпимо. А вскоре после полудня там возникло какое-то движение.
Андрей услышал его первым, поднялся, прижал палец к губам, жестом приказал воинам приготовиться, подойти ближе.
Среди подернутых серой пеленой угольков поднялось слабое облачко пепла, земля мелко затряслась – и вдруг провалилась, открыв взору лесовиков глубокую яму, размером примерно шесть на шесть шагов и невесть сколько в глубину. На свет, щурясь, выглянули двое пареньков.
– Хорошего вам дня, добры молодцы, – кивнул колдун, в то время как воины леса приставили к головам появившихся наконечники копий. – Выбирайтесь, свежим воздухом подышите. У вас там небось жара как в печи до сих пор держится? Вылазьте, вылазьте. И друзей своих зовите. До шести я считать умею.
Вскоре молодые еще, лет двадцати, отроки народа рек стояли, заведя руки за спины, у частокола и угрюмо смотрели себе под ноги.
Андрей прошелся вдоль строя, обрывая со всех амулеты и ладанки, стаскивая одежду с нашитыми оберегами. Отступил, показывая добычу:
– Догадываетесь, почему я это все отобрал? Должны понять. Не дураки, раз такое придумать и учудить исхитрились. Так, может, сами все расскажете? Душу колдовством выжигать не понадобится?
– А чего тут сказывать, дикарь? – поднял голову голубоглазый мальчишка. – Великая премудрая Макошь нашла способ справиться с вами, вонючими крысами. Извести всех, до единого, под корень. Вытравить по всей земле! Убивать оборотней мы научились. Научимся и отыскивать. Макоши известна великая тайна Любого, главного вашего шамана. Теперь он обречен.
– И какова же эта тайна, дерзкий храбрец? – почти ласково поинтересовался Андрей.
– Великая Макошь узнала, что Любый пришел к нам из грядущего, – оскалился пленник. – Он родится только через сто поколений. То есть уже родился, колдовством пробрался к нам и теперь всячески вредит нам в силу черного гнилого нутра.
Студент-медик сглотнул. Он ожидал любого ответа – кроме этого.
– Великая Макошь призвала бога Трояна, хранителя всех тайн, и по ее повелению он нашел и призвал в наш мир из грядущего сразу пятерых сварожичей, потомков наших в сотом поколении. Пятерых против одного… – Парень не удержался, поднял руку и растопырил пальцы: – Пятеро, дикарь! Ты слышишь: пятеро!!! И все они на нашей стороне!
notes
