ГЛАВА 10
Вяз Дубрович закончил свое мрачное повествование о походе к ней и вздохнул скорбно. Хозяин вод, напротив, вперив взгляд переменчивых глаз в голубое небо, мечтательно улыбался, вспоминая дивную женщину, приятную ладность фигуры которой не мог скрыть сарафан. Гонорий тоже не удержался от вздоха, вспоминая: сельчане сказывали, что живет в Безымянном лесу Черная шаманка. Вроде бы баба как баба, а к мужскому полу лютость особую имеет. Как поедет на своем черном жеребце ночью кататься, встретится ей ненароком юноша или мужчина какой, враз нагонит его и кнутом до смерти застегает. Как она при этом относится к женскому полу, народная молва умалчивала. Может, щадила, может, просто никто не переживал этой встречи, чтобы поведать о злодеяниях Черной шаманки другим. Но иногда бывало, если мужичок какой в лесу долго задержится, вернется пьяный, например, через месяц, то потом долго и красочно описывает, как хоронился от злобной бабы с ее лошадью по кустам и канавам. А выпил, конечно, для сугреву, чтобы болезнь какая от холодной по ночам земли в костях не засела, ну и чтобы не так страшно в кустах сидеть было. Вот лихо так лихо. Налетело, откуда не ждали.
Жрец задумался. Уж не для того ли Всевышний его помиловал и болезнь отпугнул, чтобы он с бабой, в темном лесу проживающей, переговоры провел о душах, в лесу заплутавших? И ведь верно. Годами он уже стар, пожил немало, и в случае неудачи его и не жалко совсем будет. Куда же девку молодую к Черной шаманке на верную погибель слать? Светлолика хоть и ведьма, а зеленая совсем. Дипломатии не обученная. Со словом каким не угодит или еще что не так сделает — пропадет ни за грош.
— Я пойду, — с толикой обреченности в голосе молвил Гонорий, чем удивил всех, включая кота.
— Куда же вы, отец Гонорий, собрались? Супу еще не поели даже, — всплеснула руками Светлолика. — Да и к ведьмаку вас проводить надобно. Сами вы его не найдете.
— К какому ведьмаку? — удивился жрец. — Я не к ведьмаку, а к Черной шаманке идти намереваюсь.
«И этот туда же, — опечалился леший. — Ведь на ладан дышит и вообще обет безбрачия давал, а все по бабам норовит. М-да. Седина в бороду — бес в ребро».
— Так она вроде жреца и не звала вовсе, — встрепенулся хозяин вод, почуявший конкуренцию, и взглянул на старика недобро.
С его точки зрения, чем меньше к ней мужиков таскаться станет, тем лучше. Пусть сначала замуж выйдет, а там он быстро всяких праздношатающихся взашей выгонит. Ведьмаков — в первую очередь. Ишь понаехали, будто звали их да медом приманивали.
— Не звала, — не стал спорить Гонорий. — Я сам к ней пойду. По доброй, так сказать, воле.
— И все же лучше вам, отец, хотя бы одного ведьмака из лесу турнуть, в смысле проводить, пока он здесь дров не наломал, не поранился или не схарчил его кто с голодухи, — наставительно изрек леший, стараясь ничем не выдавать своего осуждения несвоевременного паломничества к ней. — Заодно и успокоите его насчет товарищей. Мол, как обещали, переговоры ведем, всем миром из Безымянного взашей вытолкаем и ускорение в сторону Хренодерок предадим. Пусть не сомневается. А в темный лес Светлолика пойдет сама, раз ее и звали. Но не одна. Звери ее, мордой страшные да клыкастые, пущай с нею туда отправляются. Для защиты, стало быть.
Дорофей Тимофеевич кинулся к ногам девушки, обнял крепко, зашипел в сторону лешего:
— Не пушу! Ишь чего удумали! Из-за ведьмаков пришлых родную ведьму в темный лес посылать! В такую опасность своею рукою толкать. Ведьмаки — они мужи взрослые да обученные, сами знали, чай, куда ехали. Им за вредность небось молока дают литра по три. Заблудились коли, пущай сами выпутываются, как знают. Черная шаманка там или жрица чья, все же женского роду-племени. Жить захочется, так столкуются. Ведьму нашу губить — на-кась, выкуси!
Кот попытался было сложить фигу, но кошачьи лапы не приспособлены для того, чтобы фиги окружающим показывать. Дорофей не растерялся и погрозил в сторону лешего черным пушистым кулачком, даже зашипел грозно для особой убедительности.
— Ой, на кого ты нас покинула?! — с надрывом в голосе запричитал Евстах ровно по покойнице.
— Цыц! — шикнула Светлолика на домочадцев и так жахнула девичьим кулаком по подоконнику, что Вяз Дубрович несолидно подпрыгнул на пеньке от неожиданности, а сама девица сморщилась от боли в руке. — Коль надо идти, так пойду, и мнение кота мне не надобно. Ну не съедят же меня там… я так думаю.
«Как знать… как знать…» — хмыкнул про себя Вяз. О ней и ее пищевых пристрастиях разные слухи ходили. Мол, человечиной тоже не брезгует. Похищает детей, откармливает (у кого веса недобор приключился), на лопату сажает да в печь на жаркое налаживает, где целиком запекает, с чесноком и приправами всякими, даже заморскими. Для аромату, стало быть, добавляет. Но Светлолика не ребенок и не так наивна, чтобы добровольно на лопату усаживаться. А коли усядется, так ей в одиночку лопату с таким грузом нипочем не поднять, в печь не отправить. Ведьмаков на помощь звать придется. Втроем сдюжат как-нибудь.
— А можно и я к ней пойду? — ошарашил собравшихся вопросом Вешил, незаметно подошедший к окну, сияя лиловой шишкой, полученной при прошлой встрече с лешим. — Меня возьмете?
Не то чтобы он специально подкрадывался, просто все так увлеклись разговором, что появления магистра с хрипящей кожистой тварью наперевес попросту не заметили.
— Маг, — то ли поприветствовал, то ли выругался леший, — почему каждый раз, когда я тебя вижу, ты делаешь кому-нибудь больно?
Вешил потупился, вспоминая, как в прошлую встречу с лешим как раз гнался за шустрым грибочком и весьма ощутимо приложил хозяина леса головой. Правда, Вяз тогда тоже не остался в долгу, но, как ни крути, удар мага был первым.
— Я продвигаю науку вперед! А наука требует жертв, — с пафосом изрек Вешил, потрясая перед окружающими полуживым трофеем как аргументом.
Так называемая штука-дрюка не растерялась и попыталась вцепиться зубами в любопытную морду кота.
— Но-но-но, попрошу без фамильярности, — зашипел Дорофей, предварительно убедившись в своей недоступности для агрессивно настроенной твари.
— М-да. Как я погляжу, наука и правда жертв требует кровавых, но отчего-то чужих. Почему бы, маг, сначала на тебе эксперимент какой не поставить? — великодушно предложил леший, а растерявшийся Вешил смог лишь проблеять невразумительное:
— Какой?
— Руки-ноги оторву и проверю — слух при этом станет лучше или на прежнем уровне останется, — ответствовал Вяз Дубрович, с удовольствием наблюдая, как округляются от ужаса светло-карие глаза мага.
Если бы у хозяина леса был блокнот, напротив этого пункта эксперимента можно было бы ставить жирную галочку.
Одновременно леший осторожно, но настойчиво выпростал обессиленную тушку штуки-дрюки из рук Вешила.
— Зачем? — хрипло спросил маг, но добычу отдал, поберег пальцы. Леший силен, не рассчитает — переломов наделает. Замучаешься прямые палочки на лубки выискивать. А станет ли потом ведьма исцелять нанесенный ущерб — большой вопрос. — Я и сам скажу, что от отсутствия конечностей ни слух, ни зрение лучше не становятся.
— Это всего лишь слова. Ничем, кроме бесполезного сотрясания воздуха, не подтвержденные, — вставил слово хозяин вод, которому очень не хотелось, чтобы маг составлял компанию ведьме в гостях.
Светлолика еще ладно. А ежели ей маг глянется? Все-таки из самой столицы небось сюда притащился. Девки же, знамо дело, падки на новизну, как сороки — на все блестящее. Может, и разберется потом, что за фрукт, но на это время уйти может. А коли не разберется? В общем, гнать этих пришлых из лесу надо поганой метлой, чтобы зря тут не шастали. Как появились, так скандал за скандалом в семействе водяного.
Вяз Дубрович выразил свою солидарность с другом величественным кивком и ловким, отточенным движением метнул кожистую тварь прямо в дальние кусты, рассчитывая, что изрядно измученная пленница расправит помятые в неравной борьбе с магом крылья и воспарит навстречу свободе, вопя от счастья во все горло. Не тут-то было. Штука-дрюка вытаращила глаза, издала противный клекот, судорожно дернула конечностями и исчезла в густых ветвях кустарника, так и не сумев взлететь. Из кустов раздался подозрительный треск и болезненные вопли твари. Вешил несолидно шмыгнул носом, как карапуз, у которого хулиган отобрал любимую игрушку, и хотел было ехидно поинтересоваться у лешего, чем именно такая кончина для животного предпочтительнее сытного существования в клетке с последующим изучением, но передумал. С хозяином леса ссориться не стоило. Ведь магистр пока не отказался от затеи написать свой научный труд, а для этого, похоже, сначала придется вести просветительскую работу среди невежественного местного населения.
— Возьми с собой мальчика, Светлолика, — подал голос жрец и осторожно поднялся на ноги.
Он все еще ощущал некоторую слабость в теле, но озноба не чувствовал. Надсадный кашель перестал терзать старческую грудь, из носа не текло, а что в ногах не тверд, так это обычное, старческое. Не придумали пока еще такого лекарства, чтобы от старости исцеляло. Даже самые могущественные маги стареют, дряхлеют и умирают, несмотря на всю свою магию. Не спасают их от участи смертных ни зелья сложные, ни ритуалы. Разве что процесс замедляют.
— Ну, мне пора, — возвестил Гонорий, оправляя измявшуюся одежду. — До темноты к Хренодеркам выйти надобно, ну и ведьмака, значит, вывести.
Светлолика кивнула. Как ни хотелось ей еще понаблюдать пару дней за пошедшим на поправку стариком, а ведьмак, под дубом оставленный, мог не протянуть не только несколько суток, но и пару часов. Впрочем, жив ли сейчас, тоже неизвестно.
«Надо было Лютого к нему приставить», — запоздало толкнулась в голове мысль.
Но что толку сожалеть о несделанном. Задним умом все крепки, а в нужный момент немудрено растеряться и самому умному.
— Ты, девка, мага с собой все же возьми для компании, — присоединил свой голос к голосу жреца Вяз, и Вешил немного воспрянул духом. А то и тварь подаренную отобрали, и с собой брать не хотят — сплошной затык в научной работе получается. Жди еще, когда так с объектом исследования повезет. — Дорогу скрасит и вообще… пригодится.
— Да на что мне маг сдался? — тут же усомнилась в ценности магистра как компаньона Светлолика. — Да и одну меня в гости звали, нехорошо будет кого-то еще навязывать.
— А я не кто-то, — возмутился Вешил. — Между прочим, научный работник с ученой степенью.
Будет еще каждая девка темная, неученая, критиковать, в нужности его сомневаясь. «Всевышний! От кого приходиться зависеть?» — тоскливо подумал он.
— Возьми-возьми. Лишним не будет, — гнул свое Вяз Дубрович. — Она на нас собак своих науськать хотела, так его предложишь зверям-то. Пока грызть станут, глядишь, с хозяйкой до чего и договоришься. А нет, так убежать успеешь. Молодые ноги — быстрые.
— Мама! — обомлел маг, осознав всю глубину коварства лешего и надеясь, что все неправильно понял.
На том и порешили. И только Вешил так и не разобрался, выиграл он от своего участия или проиграл.
К облегчению Светлолики, ведьмак все еще находился под дубом. Его спина, затянутая в черную, опасно ощетинившуюся серебряными шипами кожу куртки, подпирала мощный ствол, будто Алишер всерьез рассчитывал не только простоять здесь до скончания времен, но и поддержать дерево, в случае если оно надумает когда-нибудь рухнуть. Разумеется, ни одному силачу сей подвиг не по силам. Дуб слишком велик для того, чтобы самый сильный человек смог совладать с его весом. Но ощущение создавалось именно такое. Ведьмак не выглядел тем, кто находится на грани жизни и смерти. Потрепан? Да. Сломлен? Навряд ли.
Ведьма и маг, наблюдавшие за ведьмаком из-за деревьев, отступили еще дальше в гущу леса, чтобы спасаемый, не дай Всевышний, не обратил на них внимание. Если маги зачастую просто презирали ведьмаков, считая их стоящими на ступенях развития чуть выше оборотней, а сами ведьмаки не особо жаловали магов, считая их задирающими нос выскочками и справедливо полагая, что те все время норовят ведьмачьими руками жар загребать, отсиживаясь в каком-нибудь питейном заведении с бокалом хорошего вина, пока ведьмаки рубятся с нечистью, а потом неизменно являются точно к концу драки для завершающего удара, то ведьм не терпели уже сами ведьмаки. Именовали их близкими родственницами нежити прямо в глаза, нелестно поминали их матерей, подробно объясняя, с кем именно не особо притязательным или совершенно слепым (ибо кто еще польстится на таких страшил) те согрешили, что теперь их явно обделенные природой потомки за не имением более достойных для женщин дел (семья, муж, посещение храма, готовка, уборка и так далее) вынуждены прозябать в глуши, мстительно травя население зельями от бородавок. По мнению ведьмаков, подобная деятельность темных шарлатанок (по скудости ума своего возомнивших себя лекарями) унесла больше жизней, чем любая эпидемия бубонной чумы. Светлолика могла бы с этим поспорить, но не видела в том никакого смысла, да и торопилась.
Впрочем, со жрецами ведьмаки тоже не ладили. Оставалось лишь уповать на жизненный опыт Гонория. Жрец Всевышнего славился прекрасными проповедями, способными зажечь в сердцах селян светлое чувство стремления к добру и при этом не усыпить их в процессе.
Алишер вздрогнул как от толчка и поднял голову, едва отец Гонорий ступил на открытое пространство под дубом. Ведьмак уставился на старика, облаченного в черную, видавшую виды сутану и зябко кутавшегося в застиранную кацавейку, как на внезапное пришествие Всевышнего. Несмотря на явную потрепанность одежды, которая висела на своем владельце как на вешалке, Алишер понял, кто перед ним предстал. Одной рукой жрец опирался на массивный посох, а в другой крепко сжимал ручку плетеной корзины.
— Жрец, — удивленно изогнул русую бровь Алишер.
Он, скорее, ожидал увидеть любого монстра, но только не служителя Всевышнего собственной персоной.
А что? С голодухи и жажды не такое померещиться может. В пустынях утомленные нехваткой воды и нестерпимым зноем путники миражи целых оазисов лицезреют, а особо чувствительные даже осязают. Ведьмак хотел было подойти к жрецу и пощупать на предмет иллюзорности, но передумал. Испугался, что подрагивающие от напряжения ноги подведут своего владельца, растянется он в пыли и не сможет подняться вновь.
— Ведьмак, — спокойно откликнулась галлюцинация, явив вполне обычный человеческий голос.
Алишер даже разочаровался слегка, что воображение не смогло выдать что-нибудь более приятное. Например, гарем восточного владыки, где посреди прекрасного сада нежно журчит серебристыми струями фонтан, а прекраснейшие девы подносят ему вкуснейшие яства и кувшины с водой. А тут жрец. Невыразительная какая-то галлюцинация получилась.
— Надо же… а мы как раз жреца и искали, — вздохнул ведьмак, припоминая, чья легконогая служанка завела боевую тройку в лес, да так, что остальные вообще теперь непонятно где находятся.
— Ищите и обрящете, — наставительно изрек Гонорий. — А что же ты, сын мой, не в храме Всевышнего жреца его ищешь?
Алишер смерил старика задумчивым взглядом светло-карих глаз и подумал, что при всей почтенности лет слуги Всевышнего вряд ли годится ему в сыновья. Скорее наоборот. Ведьмачий век долог. Не так, как у магов, но гораздо дольше человеческого, хотя встретить старого ведьмака сложнее, чем заполучить натуральную шерсть единорога на свитер. Слишком уж опасная это профессия.
— Так в храме мы были. Ваша прислужница нас в лес к ведьме послала. Показала вашу записку, жрец, будто вы к ведьме ушли. Пришлось в лес за вами отправляться, — спокойно пояснил ведьмак. — А вы действительно к ведьме ходили?
— Действительно, — невозмутимо кивнул Гонорий, словно жрецы сплошь и рядом посещали лесных отшельниц и в этом никто не находил ничего необычного. — Приболел я.
— Странно, — пробормотал Алишер. — Обычно слуги Всевышнего ведьм анафеме придают, призывают на их шарлатанские головы все кары небесные да прихожан подбивают, не дожидаясь молнии из рук Создателя, костер сложить, нечестивицу туда запихнуть и подпалить, чтобы сподручней дожидаться было. А тут жрец — и на излечение к ведьме. Чудны дела твои, Всевышний.
— Да за что ж Светлолику анафеме предавать? За ней худых дел не ведаю. Одна только благодарность народная, — терпеливо, словно вразумляя дитя малое, как ножки надобно передвигать по земле, чтобы лицом в грязь не падать, начал жрец. — Ты вот, ведьмак, чай, по стране немало поездил по роду службы своей?
— Да уж не без этого, — согласился Алишер, не особо понимая, к чему жрец взялся обсуждать его род занятий.
Разве что желает прицепиться к чему-нибудь да покинуть село предложить. Так он вроде и не в селе сейчас. И отсюда его только леший спровадить может. Но вряд ли нечисть лесная до этого снизойдет.
— Тогда, должно быть, знаешь, какова в иных местах смертность. Ведь во многих селах именем даже не нарекают до года. А если и нарекают, так одно имя переходит по наследству другому младенцу. Какой выжил, тот и носить имя станет, — продолжал жрец.
За разговором он поставил корзинку на землю, извлек из нее на свет божий скатерть каемчатую, добротную, изо льна небеленого. Нашел место поровнее, расстелил, оправил, чтобы не морщинилась, выложил на нее пироги с грибной начинкой, немного домашнего козьего сыра, что домовитый Евстах изготовил специально для больного, крынку молока да флягу с водой. Последняя была бальзамом на исстрадавшуюся душу ведьмака. Алишеру и закусить было бы неплохо, но в воде он нуждался более всего. Не дожидаясь приглашения, ведьмак метнулся к фляге и с жадностью приник к удивительно прохладному горлышку. Однако и правда не обман. Фляга вполне натурально лежала в руке, а вода на поверку оказалась тоже вполне реальной. Глотал ведьмак жадно, до боли в горле, словно боялся, что хлипкий с виду жрец отнимет. Осушил — и не заметил. А Гонорий и не думал отнимать.
— Да-а-а. Мрет народ. А что делать? Жизнь такая. Все ж не столица, а окраина Рансильвании, — не зная, что сказать более, вздохнул Алишер, неловко пряча глаза, как нашкодивший юный школяр.
Ведь даже из вежливости не спросил, можно ли воды испить. Видел же, что жрец не откажет. А не смог попросить ни воды, ни прощения за собственное хамство.
— Жизнь-то такая. Но ведь и в столице самой она не особо отличается. Хорошо, коль ты золотом богат и мага или целителя какого нанять сможешь. А если в мошне твоей ветер гуляет. Тогда что? Не жить, что ли, вовсе? Руки сложить на груди да помирать?
— Эк куда вас, святой отец, занесло, — не удержался от кривой улыбки Алишер. — Бесплатно, как говорится, и прыщ не вскочит, это всем известно. Ремесло — оно ремесло и есть. Им деньги зарабатывают. Крестьяне тоже на ярмарке не бесплатно свой урожай раздают каждому нищему, кто к возу в рубище подошел. Небось за деньги продают. Пусть медяк, да в кубышку спрятан. Хотя с магами не все ведьмаки ладят, но справедливости ради замечу, что они тоже кушать хотят.
— Согласен. Только ни один маг в Хренодерки не поедет, чем ни заманивай, — доверительно сообщил Гонорий. Алишер, который еще недавно сам лицезрел у головы за завтраком целых трех магов с учеником в придачу, позволил перерасти улыбке из кривой в недоверчивую, но возражать не стал. — А ведьма — она своя. К ней со всякой хворью народ ходит. Вот ты сам посмотри в Хренодерках, сколько ребятни босоногой по улицам бегает.
— Лаптей на всех не хватает? — не удержался ведьмак.
— Обувки хватает. Слава Всевышнему, лес под боком, да и лыко драть пока не разучились, — сделал вид, что не заметил иронии в словах собеседника, жрец. — Просто, почитай, каждому мальцу на этот свет явиться ведьма помогла. Да и от хворей она, родимая, сберегала. Так что Светлолику мы в обиду никому не дадим. Коли по ее душу пожаловал, так лучше сразу домой поворачивай.
— Я и рад бы, да товарищи мои где-то запропали, — развел руками Алишер. — Не видал, часом, где?
— Да леший их видел, — вздохнул Гонорий и подвинул ведьмаку еду. — Ты ешь лучше, голодный небось.
Алишер не заставил себя упрашивать, принял еду из рук странного жреца, который вместо того, чтобы крестным знамением себя да его осенить, о пользе ведьмы в глубинке Рансильвании рассуждает да харчами своими делится. Может, отравить решил? Но ведьмаки не восприимчивы ко многим видам ядов. Так что вряд ли. Вон с каким аппетитом уписывает пирожок. Грех не присоединиться.
— Ты, коли не знаешь, куда мои друзья делись, так ладно, не говори. Чего же лешим ругаться? Лишний раз лесного хозяина в чаше поминать не стоит, не к добру. Слышал ли? — Крепкие зубы Алишера впились в пирожок, методично заработали, пережевывая.
— Как не слышать. Слышал, конечно. Только о твоих друзьях леший-то как раз Светлолике и сообщил. Он с водяным куда-то в самую темную чащобу ходил. Говорит, там их искать надобно. Вот она и отправилась за ними.
— Ведьма? — подавился едой ведьмак и судорожно закашлялся.
— Она самая. Приведет. Коль живы остались.
Слова жреца утешали мало, но все же оставляли некую толику надежды.
— А приведет? Не обманет? — на всякий случай уточнил Алишер.
— Зачем ей обманывать? — искренне удивился жрец, отщипывая небольшой кусочек козьего сыра.
К своему немалому удивлению, Гонорий ощутил сильный голод. До неприличного урчания в животе пока не дошло, но внутри чувствовалось неприятное подсасывание. Жрец привык к трапезе скромной и умеренной, а сейчас был готов заглотить быка целиком, не тратя лишнего времени на тщательное пережевывание. «Это, наверное, зелье Светлолики так действует. Побочный эффект», — решил про себя жрец.
— Так ведьма же. Традиция у них такая — людям голову морочить, — пояснил Алишер, с тоской взирая на опустевшую скатерть.
Снедь подмели и сами не заметили как.
— Да? — изумился жрец. — А я и не знал.
Немного позже, когда крошки со скатерти вытряхнули на прокорм лесным птицам, а сама скатерть благополучно перекочевала обратно в корзину, Алишер с удивлением обнаружил, что следует за жрецом с безропотностью ягненка. Внезапно ведьмака пронзило острое чувство, что это уже было. Он так же следовал, только верхом на собственном коне и за другим проводником, но ощущение тревоги не отпускало. Казалось, что спину буравит чей-то враждебный взгляд. До зуда в руках хотелось почесать между лопатками или хотя бы обернуться да пустить серебряную звезду в первого, кого углядит, чтобы зря глаза не таращил, пытаясь дырку прожечь в ведьмаке. Но, к собственному стыду, Алишер был не в состоянии даже просто повернуть голову, чтобы взглянуть собственным страхам в лицо. Проклиная свое малодушие, от которого, казалось бы, избавился в нежном детстве, ступив на путь ведьмачества, Алишер нагнал жреца и постарался идти с ним вровень.
Гонорий на удивление шустро передвигал старческие ноги. Нет, ведьмаку не составило особого труда нагнать жреца и идти с ним вровень, в конце концов, Алишера с детства приучили к повышенным физическим нагрузкам, и он был способен преодолеть значительные расстояния, питаясь всем, что хоть как-то может сгодиться в пищу. Но если дорога гостеприимно стелилась под ноги жреца, то ведьмак спотыкался о каждый корень, мало-мальски выпиравший из земли, тратя бездну усилий на то, чтобы не потерять равновесие и не растянуться на земле. Так ведь и повредить себе что-нибудь можно. Не иначе как леший решил напомнить непрошеному гостю, кто в лесу хозяин. Мол, в Безымянном ведьмакам не рады.
«А против жреца, значит, возражений не имеется? — хмыкнул про себя ведьмак. — Чудны дела твои, Всевышний».
— А разве жрецам разрешено лечиться у ведьм? — задал Алишер каверзный вопрос спутнику, решив скрасить дорогу беседой.
Так нервничать из-за каждого куста меньше станет, да и любопытство утолит заодно, что тоже немаловажно.
— А где написано, что это запрещено? — вопросом на вопрос откликнулся жрец, не сбавляя темпа и не сбив дыхание.
Алишер задумался. В вопросах религии он не был силен, молитвы же знал только те, что имели хоть какое-то воздействие на нежить.
— Люди говорят, — неопределенно сообщил ведьмак.
— Люди говорят — наукой не доказано, — философски изрек Гонорий. — Думается мне, что это обычные суеверия. Вроде того, будто у ведьмаков на теле есть особая метка и, если в полнолуние вонзить в нее иглу, ведьмак выполнит все твои желания.
«Скорее, убьет суеверного идиота, — усмехнулся про себя Алишер, отгоняя видение взъерошенного крестьянина, вооруженного длинной иглой, жадно тянущего к нему руки, дабы сорвать одежду и обнаружить под ней метку. — Как пить дать убьет». Но вслух этого произносить не стал. Не стоит признаваться жрецу в желании убить человека, если твое предназначение этого самого человека от нежити охранять. Люди разные бывают. На иного глянешь и удивишься, как земля такого носит и не разверзнется, дабы поглотить грешника. Не иначе верховный демон всеми силами отдаляет момент появления подобного образчика в геенне огненной, опасаясь конкуренции.
— А разве верховный жрец не призывает прихожан к исцелению всех недугов исключительно усердными молитвами? Мол, все болезни есть проявление греховности их носителя, ибо ниспосланы Всевышним в наказание за грехи. Потому исцелять их можно только через молитву и строгий пост, да и жертвами на храм пренебрегать не следует, — и не думал отступать ведьмак.
— Ведьмак, — терпеливо вздохнул Гонорий, — кстати, может, скажешь имя свое? А то неловко мне ведьмаком тебя кликать, будто совсем безымянного. Нехорошо как-то.
«Неловко штаны через голову надевать. Для рук место есть, а голову куда вдеть, непонятно», — подумал про себя Алишер, но имя свое все же назвал. Отчего не сказать, когда вежливо просят. Некоторые, правда, считают, будто, имя свое назвав, даешь знающему человеку власть над собой и он что угодно с тобой сможет сделать. Но то если истинное имя сказать. Ведьмакам же дают новое, лишь только переступят они порог ведьмачьей крепости. Говорят, надобно забыть все, что было до ученичества, ибо избравшему стезю борьбы с нежитью, нечистью, да монстрами всякими нет пути обратного. Либо переродиться в ведьмака, либо умереть. Третьего не дано.
— Алишер, — повторил жрец задумчиво. — А меня Гонорием зовут. Вот и познакомились.
— И тем не менее почему ведьма, а не молитва? — не унимался Алишер. — Ведь вы есть слуги Всевышнего, из всех живущих стоите ближе к нему. Чья как не ваша молитва будет услышана? Если Всевышний не снисходит до исцеления собственных жрецов, то на что же остальным смертным рассчитывать?
Жрец осуждающе покосился на своего спутника, но пенять на поминание Всевышнего всуе не стал.
— Не думаешь же ты всерьез, что Всевышний должен спускаться с небес в сиянии и славе, чтобы утереть жрецу нос, стоит лишь служителю чихнуть? — поинтересовался Гонорий. — И потом, кто как не Всевышний создал разные травы и прочие растения? Всевышний дал их нам в помощь в качестве пропитания и лекарства. И если, выпивая тот или иной отвар, мы исцеляемся, в том есть промысел его.
— Допустим. Ну а ведьма-то тут при чем, если все так разумно устроено, — настаивал Алишер.
— Ну так ты, коли сапоги надобны, идешь к сапожнику и заказываешь ему пару или же покупаешь что-то из готовых. Если бы не сапожник, тебе бы самому пришлось мастерить себе обувь. И наверное, ты бы смог. Только сапоги вышли бы не в пример хуже. То же самое и с ведьмой. Она все травы знает: что для чего годится и в какую пору собирать. От простуды чай с медом и малиной мы и сами попить сможем. Ну а если что посерьезнее случится, то без нее не обойтись. Ведь каждый важен на своем месте, не находишь?
Алишер невольно признал, что в чем-то жрец действительно прав. Вон как вывернулся и ведьму к месту приплел. Если исходить из того, что все живое создал Всевышний и растения позволил человеку использовать в качестве пропитания, то почему не пить зелье, изготовленное из них, для собственного исцеления? И тем не менее то, что жрец пользуется услугами ведьмы как лекаря, казалось ведьмаку чем-то сродни извращению. Пока Алишер обдумывал всю необычность таких отношений, жрец не только вывел его из леса, но и довел практически до окраины села.
«Быстро мы. Вот что значит хороший выбор проводника», — удивился про себя ведьмак, с изумлением разглядывая внезапно показавшиеся из-за поворота деревенские дома. После леса, в котором он провел целую вечность, даже оскаленные морды злобно лающих псов казались милыми и родными настолько, что их хотелось расцеловать от нахлынувшего умиления. Алишеру стоило большого труда сдержать неуместный порыв. Собаки могли не оценить нахлынувшей на чужака нежности и откусить что-нибудь, например, нос.
