Глава 25
Кровь Гаэля в наследство
Рука Лиама расслабленно лежала на моей набухшей груди. Дыхание его с каждой минутой становилось все ровнее. Он посмотрел на меня сквозь растрепанные волосы, упавшие ему на лицо, и улыбнулся. Лицо его раскраснелось, как обычно после любовных игр.
– Я говорил тебе, что ты стала круглая, как пивная бочка? – насмешливо спросил он.
– Скорее, как кит, – поправила я. – Мне кажется, я больше похожа на кита.
Я обхватила живот обеими руками и поморщилась от отвращения.
– И как только ты еще можешь хотеть меня такую?
Он усмехнулся, лег на спину, чтобы лучше меня видеть, и завел руки за голову.
– Я хочу тебя, потому что ты красивая, a ghràidh. Женщина, которая носит моего ребенка, самая красивая из женщин! Ведь это – наилучший подарок, какой ты можешь мне сделать.
– И этот подарок становится все тяжелее, – пробурчала я, усаживаясь на кровати.
Я подставила ему спину, и он принялся массировать ее. Пальцы его глубоко проминали мои мышцы, передавая успокаивающее тепло моей усталой пояснице. Я закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать. Все, что я ощущала, – это магические прикосновения рук, прогонявшие боль, которая донимала меня последние несколько дней. Я заурчала от удовольствия.
– Ты сегодня еще будешь возвращаться на поле? – спросила я после паузы.
– Нет. Мне нужно съездить в Баллахулиш, чтобы подковать Буре копыто, подкова износилась. И мы уже все засеяли. Остается надеяться, что семена не сгниют в земле, ведь уже целую неделю льет дождь.
И действительно, погода стояла хмурая и холодная, и нам уже казалось, что так будет всегда. Тучи, скучившиеся вокруг вершин гор, покрытых снежными шапками, уже пять дней поливали долину дождем, и бурная речушка Ко, полноводная после таяния снегов, грозила выйти из берегов.
Почти две недели Лиам участвовал в посевных работах. Обычно этим занимались четверо мужчин. Двое вели быков, тащивших на себе caschroim, еще двое бросали семена. Утомительная работа начиналась с рассветом и продолжалась до сумерек. В каменистой почве деревянный лемех быстро изнашивался, а иногда и попросту ломался. К тому же приходилось вынимать из земли крупные камни и складывать в кучу. Там они будут лежать в ожидании, когда им найдут применение. Из-за дождя работа становилась еще более утомительной и занимала больше времени.
Руки Лиама переместились с поясницы на мои плечи и шею, и он нежно чмокнул меня в затылок. Затем он скользящим движением направил их к моему животу и осторожно его пощупал. Ребенок возмущенно задвигался в чреве. Лиам прижал ладони к моему животу под грудью, чтобы послушать, как он шевелится.
В последнее время я часто бывала не в духе. Патрик с Сарой еще не вернулись из Эдинбурга, где они провели зиму, и, судя по состоянию дорог, ожидать их приезда можно было не скоро – мы почти по колено утонули в жидкой грязи.
Эффи – да примет Господь ее душу! – умерла две недели назад от сильной простуды. Я придерживалась мнения, что она так и не оправилась после преждевременной смерти Меган. Она позволила болезни одолеть себя, даже не пытаясь бороться, чтобы освободиться от бремени вины. Так что в деревне не осталось повитухи. В довершение ко всему Шамрок уже четыре дня не показывался дома. Решительно все шло наперекосяк, и последние дни беременности делали меня еще более ворчливой.
– А ты чем займешься? – шепотом спросил Лиам, снова обнимая мой живот.
– Утром Маргарет зайдет помочь мне вымесить тесто для хлеба. Спина меня убивает!
Он легко поднял меня, дав передышку моей пояснице. В ту же секунду ребенок во мне перевернулся. Я приложила ладонь к огромной округлости, поверхность которой вздрагивала по мере шевеления плода.
– Сильный какой! Наверняка мальчишка!
– Нет, это девочка, и она со мной здоровается! – поддразнил меня Лиам, покусывая мне ушко.
– Ты виделся с повитухой?
– С миссис Маклой? Да. И она сказала, что придет послезавтра.
– Послезавтра? Но ведь я рожу не раньше, чем к концу будущей недели! – заметила я.
– Не мужское это дело – спорить с повитухой! Я-то что понимаю в родах? – возразил Лиам. – Да и дороги в Баллахулише не лучше, чем у нас. Она говорит, что так будет лучше. И она согласна пожить в хижине Эффи.
– Хорошо, пускай приезжает, – насупившись, согласилась я. – И какая она, эта миссис Маклой?
– Ты скоро сама увидишь. Мне она показалась строгой, но Мод говорит, что она очень добрая.
Я нахмурилась и сделала вид, будто размышляю.
– Если бы только Патрик с Сарой успели вовремя!
Лиам расхохотался.
– Надеюсь, ты не слишком рассчитываешь на мою сестренку?
– Она нужна мне, Лиам, – буркнула я. – Я хочу, чтобы она была рядом, когда родится малыш!
– Еще неизвестно, кто из вас кому больше нужен. Ты же знаешь Сару…
Я улыбнулась, вспомнив, как испугалась моя невестка, когда Маргарет стала в подробностях рассказывать о своих последних родах.
Они с моим братом уехали через несколько дней после нашего возвращения из Лон-Крэга. С тех пор мы получили от них два письма. Судя по всему, Сара довольно быстро привыкла жить в городе, чему Патрик был очень рад. Я опасалась, что теперь мы будем видеться с ними очень редко: сэр Джеймс Грэхем предложил Патрику место письмоводителя. И все-таки мне хотелось, чтобы они приехали к нам погостить и заодно познакомиться со своим племянником.
Робкий солнечный луч проник в окно. Лиам положил подбородок мне на плечо, потерся щетинистой щекой о мою щеку и замер. Его дыхание согревало мне шею. Я с трудом распрямила поясницу.
– Что-то не так? – спросил он.
– Нет, все хорошо.
– Я знаю, когда ты врешь, a ghràidh, – проговорил он тихо. – Тебя что-то гложет, я чувствую.
– Я немного беспокоюсь.
– Это из-за ребенка?
– Нет. Скорее из-за родов…
Он промолчал.
– Моя мама умерла, когда рожала сестру.
– И тебе теперь страшно?
Я услышала в его тоне тревожную нотку.
– Да, немного. А тебе – нет?
Он не ответил и крепко обнял меня.
– Думаю, надо положиться на Господа, – сказала я после паузы. – И на миссис Маклой.
– Ты права. Она со всем этим справится, – пробормотал Лиам.
Я посетовала про себя на свой огромный живот, мешавший двигаться. В комнате было совсем светло, ноздри приятно щекотал запах каши. Этого было достаточно, чтобы я окончательно проснулась, – голодный живот шумно требовал свою утреннюю порцию еды. Я надела чулки и мутоновые башмаки, которые сшил для меня Лиам, сидя у очага длинными зимними вечерами. Возможность выйти на улицу и подышать свежим воздухом переполняла меня радостью. Даже груз беременности вдруг показался мне не столь уж и тяжелым.
Я умылась и оделась. Лиам в кухне разложил по мискам горячую кашу и полил ее медом. Он сделал мне знак присесть, поставил на стол мою миску и лукаво усмехнулся.
Я с интересом посмотрела на него, и вдруг меня охватило беспокойство. Не собирается же он сказать мне, что снова уплывает на континент или еще куда-нибудь далеко?
– Ты что-то хочешь сказать мне? – спросила я намеренно безучастным тоном.
– Тебе сказать? Может, и так!
Из споррана он вынул маленький сверток, перевязанный бечевкой, и положил его мне на колени. Потом наклонился ко мне и поцеловал.
– Знаешь, какое сегодня число?
– Двенадцатое марта, по-моему.
Глаза мои расширились от удивления.
– Откуда ты узнал, когда у меня день рождения? – спросила я, задыхаясь от приятного волнения.
– Патрик сказал. Я спросил у него, когда они уезжали в Эдинбург. Ты мне никогда про это не говорила, а мне хотелось сделать тебе сюрприз.
Я посмотрела на подарок.
– Это тебе! Разворачивай!
В свертке оказался овальный медальон из эбенового дерева, в который был искусно вставлен кельтский крест слоновой кости, на черной шелковой ленте.
– О! – выдохнула я, любуясь драгоценным подарком. – Какая красота!
Лиам взял у меня медальон и надел мне на шею.
– Где ты его купил?
– Малькольм мне его сделал. Обычно он делает только мебель, ты сама знаешь. Найти кусочек эбенового дерева оказалось непросто, но мне очень хотелось тебя побаловать!
Он присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои.
– Я люблю тебя, a ghràidh. И этим подарком хочу тебе это показать.
– О Лиам! Не нужно было, хотя… – Я шаловливо улыбнулась. – Мне так приятно!
– А мне приятно это слышать, миссис Макдональд!
Он снова поцеловал меня, и на этот раз поцелуй получился более долгим. Лиам встал.
– Поверь, мне не хочется уезжать от тебя сегодня, но Бурю надо подковать обязательно. Постараюсь вернуться побыстрее. Может, у меня получится купить нам хорошего лосося или устриц, если тебе хочется.
– Прекрасно! А я пойду погуляю, раз уж погода хорошая. Может, найду этого болвана Шамрока.
– Не уходи слишком далеко! Лишняя усталость тебе сейчас ни к чему, – предупредил Лиам, доедая свой кусок хлеба, намазанный патокой.
Я шла вдоль русла Ко. Пахло свежевспаханной землей, навозом и торфом. Несколько оленей, которые пришли поесть молодой свежей травки, почуяв меня, сорвались с места. Я присела под большим камнем, покрытым высохшим за зиму мхом, и стала любоваться гусями на озере Ахтриохтан, на поверхности которого отражались вершины горного хребта Эн-Эг.
Снега, покрывавшие вершины гор до июня, придавали пейзажу особое очарование. Несколько исхудавших коров паслись выше по течению. Скоро более сильные животные снова наберут вес, а остальных придется забить. Сена запасти удавалось мало, поэтому зимой стадам приходилось особенно туго – и в Гленко, и повсюду в Хайленде.
Я тоже пережила в долине первую зиму. В Белфасте, благодаря близости моря, зима была довольно мягкой, чего не скажешь о горных районах Шотландии. Мир зимой превращался в тишину, в огромное белое покрывало, струящееся и облегающее все изгибы матушки-природы. Жизнь неторопливо текла в наших жилах в ожидании праздника Белтан с его кострами, знаменующего наступление теплых дней. Зимой наши тела отдыхали, а души набирались новых сил.
Днем мы занимались скучной работой – пряли, ткали, чинили рыбацкие сети. Зато вечера проходили куда более оживленно. Вся деревня собиралась у кого-нибудь дома поиграть в карты, шахматы и триктрак. Мы рассказывали друг другу занимательные истории и легенды, пели старинные баллады за бутылкой виски возле растопленного торфом очага. В феврале, в четвертую годовщину побоища, в Карнох приехал Иайн Лом Макдональд, главный бард Кеппоха. То был колоритный персонаж, весьма уважаемый в Лохабере. Закаленный в боях воин и якобит до глубины души, он умел воспламенять умы своими стихами, повествовавшими о подвигах героев прошлого. Таким образом он поддерживал в людях воинственное пламя в поддержку Стюартов.
У Макдональдов в Гленко, как и у каждого хайлендского клана, раньше был свой бард – Ранальд Макдональд из Ахтриохтана, но он попал в число жертв 13 февраля 1692 года. С тех пор клан ожидал, когда душа, наделенная пламенным и вдохновляющим даром, снова возьмется за перо.
Барды в Шотландии были неотъемлемой частью культуры и общества, равно как и в моей родной Ирландии. На них была возложена миссия сохранения истории клана и ее увековечивания. Они описывали события, свидетелями которых были, переплетая мифы с реальностью. Так рождались легенды… Наши народы происходили из одного кельтского источника, поэтому нравы и обычаи были во многом схожи. Шотландский гэльский, диалект ирландского языка, звучал грубовато – в нем было много хриплых и гортанных звуков.
Лоулендеры и англичане, относившиеся к гэльскому диалекту с презрением, не столь давно приняли закон, предусматривавший учреждение школ, где детей обучали бы английскому. Постепенно начиналась ассимиляция, но древние традиции так просто не убьешь. Все мы были потомками Гаэля, переселившегося на эти земли в незапамятные времена. Каменные круги и пирамидки до сих пор напоминали нам о той эпохе. И мы не собирались позволять завоевателям отнять у нас нашу душу без борьбы.
В этом году клан, медленно оправлявшийся после той страшной ночи, когда он почти перестал существовать, намеревался переселиться на лето в хижины, построенные из торфа, глины и соломы, поближе к Раннох-Муру. Туда, к подножию Большого Пастуха – горы Буачайлле Этив Мор, на обширные пастбища на следующий же день после Белтана перегоняли и скотину. Возвращались в дома обычно на следующий день после Самайна.
Эта жизнь и эти люди пришлись мне по душе. Отныне мое место было здесь. Я стала одной из Макдональдов, и я носила под сердцем Макдональда, сына Макдональда и прапраправнука великого Сомерледа, Властителя Островов. Шотландцы по крови и шотландцы душой, они отличались нравом гордым и независимым, непокорным и мятежным. Прирожденные воины, они, не задумываясь, проливали свою кровь ради своего клана. Лиам был такой же, и я знала, что мои сыновья вырастут такими же, как их отец…
Я подставила лицо теплому солнцу. Царственный орел описывал круги высоко в небе, подстерегая добычу. Сегодня мой малыш вел себя на удивление мирно. Я с беспокойством ощупала живот и вздохнула с облегчением, когда ребенок шевельнулся.
– Тебе становится тесно, да, mo muirnin? – спросила я, тихонько поглаживая живот.
Пора было возвращаться. Судя по положению солнца, было уже часа два пополудни. Лиам скоро вернется из Баллахулиша…
Я постояла немного на усыпанном галькой берегу озера, любуясь его спокойными водами. Мне рассказывали, что в этом озере живет Each Uisge. Это существо является человеку в облике молодой послушной лошади, которая начинает прохаживаться вокруг своей ошеломленной жертвы, словно бы приглашая сесть себе на спину. Но тот, кто это сделает, уже никогда больше не ступит на землю – колдовское создание унесет бедолагу в озеро, где и сожрет. И только печенка жертвы всплывет на поверхность. Лиам в такие истории не верил, а я… я старалась не подходить к воде слишком близко.
Какое-то движение на вершине холма привлекло мое внимание. Я настолько погрузилась в мысленные странствия, что совсем позабыла о Шамроке. Быстрым шагом я направилась вверх по склону, к кустам. Я устала быстрее, чем ожидала, – решительно, ребенок отнимал у меня все силы. Пришлось остановиться, чтобы передохнуть. Лицо мое раскраснелось, я с трудом переводила дух. Живот мой слегка шевельнулся, но меня это не насторожило. Я стала медленно подниматься к тому месту, где, как мне показалось, спряталось что-то живое.
– Шамрок? – ласково позвала я, обходя заросли кустарника.
Прямо у меня из-под ног выскочил заяц, и я, подпрыгнув от испуга, вскрикнула и отшатнулась. Нога соскользнула с гладкого камешка, и я упала на землю.
Я сидела, морщась от боли и ругая себя. Нет, в таком состоянии мне до деревни самой не добраться! Тем более что идти пришлось бы не меньше часа. Лиам разозлится, узнав, как далеко я забрела, да еще совсем одна.
Стоило мне прийти к такому мрачному выводу, как у меня перехватило дыхание от боли. То были первые схватки. В панике я посмотрела по сторонам. Поблизости не было ни души. Мне нужно было возвращаться, чего бы это ни стоило, но сил не осталось даже на то, чтобы подняться. Я пробовала снова и снова, но вскоре пришлось признать, что я не то что идти, даже шевельнуться не могу.
И вдруг это странное ощущение в животе… Теплая жидкость потекла по ногам, пропитывая юбки. Я замерла, глаза мои расширились от ужаса.
– Господи! Воды отходят! – вскричала я. – Я рожаю! Но ведь еще слишком рано!
Не успела я договорить, как губы мои искривились от боли. И снова схватки, на этот раз более сильные. Я стиснула зубы и стала ждать, когда боль отпустит. Когда этот момент наступил, я была уже вся в поту, сердце стучало как бешеное. Теперь я по-настоящему запаниковала и поняла: придется ждать помощи, другого выхода у меня нет. Подобравшись на четвереньках к ближайшему валуну, я села к нему спиной, так чтобы меня было хорошо видно с дороги, которая шла вдоль реки.
В первый час ожидания схватки приходили ритмично и причиняли не слишком много боли, но сила их нарастала.
– Господи, ну где же Лиам? – кусая губы, спрашивала я себя.
Солнце начало клониться к закату. Я потеряла счет времени. Боль не проходила, она точила и точила мою поясницу.
Руки у меня занемели от холода, потихоньку пробиравшегося и под мои мокрые юбки. Только теперь я осознала, что мне придется рожать здесь, на лоне природы, даже если Лиам все-таки отыщет меня. Что, к моему величайшему облегчению, и произошло.
Я заметила двух всадников в тот момент, когда боль, казалось, грозила разорвать мне внутренности.
– Лиам! – завопила я, до крови впиваясь ногтями в собственные ладони.
Они пустили лошадей галопом. Лиам, белый как мел, подбежал ко мне. Пару мгновений он смотрел на меня в недоумении, пока не осознал всей серьезности положения. Дональд, который тоже не сразу понял, что происходит, тоже побелел.
– Ребенок, Лиам! – задыхаясь, выговорила я. – Роды начались! Все слишком быстро… Слишком быстро…
– Поезжай за повитухой! – крикнул Лиам Дональду, продолжавшему ошеломленно смотреть на меня. – И пришли кого-нибудь с водой, с повозкой и…
Он посмотрел на меня растерянно.
– Что еще надо при родах? – вскричал он в панике.
– Я не знаю! Не помню! – Морщась от боли, я тоже сорвалась на крик. – Женщина знает, что о ней позаботятся, и все!
Лиам повернулся к Дональду. Парень, похоже, успел прийти в себя.
– Спроси у женщин, они точно знают!
Дональд сорвался с места, а Лиам упал на колени рядом со мной.
– Можешь объяснить, как ты тут оказалась? – спросил он, и лицо его исказилось в гримасе страха и гнева. – Стоит тебя оставить одну на пять минут, и ты попадаешь в очередную передрягу!
– Не кричи на меня, мне и так плохо! И холодно! Мог бы согреть меня немного, а не задавать дурацкие вопросы!
Лиам схватил мои руки и стал их с силой растирать. Новый приступ боли вызвал у меня протяжный стон. Лиам снова побледнел, в глазах заметался ужас.
– И давно началось?
– Не помню. Может, три, может, четыре часа назад. Все идет слишком быстро, Лиам! В первый раз схватки длились целую ночь. А сейчас… я думаю, ребенок скоро появится на свет. Как больно! Господи, как же мне больно!
– Почему ты не вернулась в деревню, как только начались схватки?
– Я упала, подвернула ногу, дуралей ты эдакий! И вообще, я решила рожать среди вереска!
Лиам вытер лоб и закрыл глаза.
– Ладно, – сказал он, беря себя в руки. – A ghràidh, что я должен делать?
– Лиам, я понятия не имею! – ответила я, стиснув зубы. – Тебе ведь приходилось… А-а-а!
Я подождала, когда боль поутихнет.
– Тебе ведь приходилось видеть, как рожают коровы и лошади! – выдохнула я.
– Ну да, приходилось, но… Кейтлин, это же не одно и то же!
– И в чем, скажи мне, разница?
– Ну… Речь идет о нашем ребенке, а не о теленке или жеребенке! Это совсем разные вещи!
– Лиам, если ты хочешь, чтобы твой ребенок родился на свет, тебе придется помочь мне.
На лице его отразилось отчаяние.
– Господи, смилуйся!
– Пойди и принеси все, что может понадобиться. Виски, вода, одеяла – все это наверняка есть у тебя в седельной сумке!
Он быстро принес то, что я попросила, и окинул меня растерянным взглядом.
– Сейчас разожгу костер, a ghràidh. Никуда не уходи!
– А куда, ты думаешь, я сейчас могу уйти? – усмехнулась я, обхватывая свой живот обеими руками.
Я наблюдала, как он собирает ветки, складывает их, поджигает. Руки у Лиама дрожали, и он долго бормотал себе под нос ругательства, пытаясь справиться с кремневым огнивом. Судя по всему, мой муж испугался куда больше, чем я. Он не ожидал, что придется принимать роды, да еще и своего собственного ребенка! Если задуматься, я оказалась в лучшем положении, чем он. К несчастью, мы ничего не могли изменить, ребенок вот-вот должен был появиться на свет. Новый приступ боли заставил меня приподняться на локтях.
– Лиам! Ребенок скоро родится!
Я раздвинула бедра и стала тужиться изо всех сил. Лиам прибежал и уставился на меня перепуганными глазами.
– Что происходит?
Я повалилась на спину, задыхаясь и обливаясь потом. Волосы у меня были мокрые, несмотря на холод, и противно липли к лицу.
– Ребенок! Он родится с минуты на минуту! И самой мне не справиться! Лиам! – хрипло пробормотала я, цепляясь за его рубашку.
Он поднял мою юбку, чтобы понять, что происходит. Мне показалось, что еще миг – и он рухнет в обморок. У него пропал дар речи. Едва заметно он кивнул.
– Кейтлин, я не смогу…
Я гневно воззрилась на него, и вдруг меня разобрал истерический смех. Значит, он мог, не моргнув глазом, выйти на поле боя и сохранять хладнокровие перед целой армией врагов, зная, что рискует жизнью, а тут, когда речь идет о самой обычной в мире вещи – появлении на свет ребенка, он растерялся, как мальчишка, которого попросили достать луну с неба?
– Лиам, представь, что я – корова! – предложила я, корчась от смеха и боли.
Мое веселье его уязвило, однако он снова стал собранным и серьезным. Челюсть его ходила ходуном. Он пролил немного виски на свой sgian dhu, поднял мне юбки едва ли не до талии и подстелил мне под ноги одеяло. Я наблюдала за ним поверх моего опавшего живота. Лиам готовился к приходу в долину своего ребенка.
– Ты все делаешь по-своему, – пробормотал он. – И всегда все усложняешь! С тобой не соскучишься, жена моя!
– Лиам, я это знаю, – ответила я, последний раз вздрагивая от истерического веселья. – Но разве не за это ты меня любишь?
Он устало вздохнул вместо ответа.
– М-да, слишком быстро все происходит, – удрученно произнес он.
– Только не думай, что это по моей воле!
Пришли новые схватки. Я опять привстала на локтях и выдохнула с такой силой, что, как мне показалось, у меня внутри все порвалось. Странно, до чего быстро забываются ужасные родовые муки! А ведь женщинам приходится терпеть такую боль, что может возникнуть желание кастрировать всех мужчин! Внезапно у Лиама, сидевшего между моими коленями, приоткрылся рот, а глаза уставились в одну точку. Лицо его преобразилось.
– Господи, я его вижу! Кейтлин, я его вижу! – закричал он с возрастающим волнением.
От прежнего беспокойств не осталось и следа. Он смотрел на меня с блаженной улыбкой.
– Еще разок толкни, a ghràidh! – сказал он, беря меня за руку. – Еще разок, и все закончится!
Странное дело, однако он больше не дрожал. «Отлично сработал трюк с коровой!» – подумала я. И сдержала новый приступ безумного смеха, заставивший меня поморщиться. Лиам смочил водой полу пледа и вытер мне лоб.
– Подумать только, я стал повитухой! – проговорил он, убирая с моей щеки прилипшие волосы. – Ты невыносима, Кейтлин! И что мне с тобой делать?
– Завтра решишь, хорошо? А пока надо закончить то, что мы с тобой начали девять месяцев назад. Я ведь не сама состряпала этого ребенка! Думаю, это даже справедливо, что ты помогаешь мне произвести его на свет… Господи! Все сначала! – выдохнула я, сжимая зубы.
Я зарычала от усилия, изо всех сил стиснула челюсти. Острая боль пронзила низ живота, как если бы все мои внутренности вырвались наружу вместе с ребенком. Я исторгла из своего чрева липкое и шевелящееся маленькое тельце прямо в большие теплые ладони его отца, который заплакал от радости. Опустошенная, но счастливая, я повалилась на спину и смежила веки. Крик младенца разнесся над долиной, когда он вдохнул свой первый глоток воздуха.
И в этот момент к нам присоединились перепуганные Маргарет и Саймон.
– Что, все уже кончилось? – вскричал ошарашенный Саймон.
– Как, уже? – подхватила Маргарет, не веря своим глазам.
Картина, представшая перед ними, и вправду впечатляла. Улыбающийся Лиам сидел у меня между ногами и держал на руках нашего сынишку, завернутого в плед Макдональдов.
– Знакомьтесь: Дункан Колл Макдональд! – торжественно объявил он.
Лиам пришел в себя не без помощи нескольких драмов виски, которое щедро подливал ему Саймон. Скоро мы оказались дома, в тепле и уюте. В очаге горел огонь. Взгляд мой упал на крошечную головку с черными торчащими волосенками. Сын спокойно спал в моих объятиях, и ротик его был испачкан молоком.
– Если он доставит мне столько же хлопот, сколько ты умудрилась меньше чем за год, a ghràidh, может, я и не сойду раньше времени в могилу! – прошептал Лиам, обнимая меня и ребенка.
Через мое плечо он смотрел на сына. Он вздрогнул, когда я заговорила:
– Думаю, нам всем надо отдохнуть. Ложись поспи!
Он поцеловал Дункана в макушку, и я уложила малыша в колыбельку из дуба и боярышника, к которой была привязана красная лента – оберег для ребенка от сглаза и злых фей. Малькольм принес колыбель за неделю до родов, причем, по традиции, в ней сидела живая курица – чтобы родился сын, наш сын. Тот самый, который теперь насытился и крепко спал.
– Он похож на тебя, – сказал Лиам, бережно привлекая меня к себе. – У него твои волосы цвета ночи…
Он задохнулся от волнения и сделал глубокий вдох.
– Спасибо тебе, жена моя! Я тебя люблю.
Он нежно меня поцеловал. И я вздрогнула, когда его ладонь легла на мою обнаженную кожу.
– Моя жизнь принадлежит тебе, можешь сделать со мной все, что захочешь – хоть послушную скотину, хоть… повитуху, если сердце тебе так подскажет! – сказал он, смеясь, и уткнулся носом мне в шею.
Он посмотрел на меня и лукаво усмехнулся – так, словно бы прочел мои мысли.
– По-моему, ты думаешь о чем-то очень хорошем, жена моя! Ты вся дрожишь, твои губы стали сладкими… Неужели ты уже готова приняться за девочку?
– Думаю, с этим спешить не стоит, – отозвалась я в том же тоне. – И не надейся, что я рожу тебе дюжину!
Наш счастливый смех наполнил комнату. Мы прижались друг к другу. Устали не только наши тела, но и дух. Волна счастья мягко перенесла нас в мир снов.
