Глава 5. Англичане!
На улицах Квебека было грязно и мокро: недавно прошел дождь, который смыл следы ушедшей зимы. Воздух был прохладный, но дувший с океана бриз обещал скорую и теплую весну. Усталые лица горожан светились радостью: наконец-то можно выйти погулять! Зима 1758—59 года выдалась трудной. Город впервые ощутил нехватку продовольствия, да и английское присутствие давало о себе знать. Ситуация сложилась катастрофическая, и губернатору Водрейю пришлось отправить двух посланцев ко двору французского монарха с просьбой о содействии.
Одиннадцатого ноября 1758 года корабли «Утард» и «Виктуар» покинули прибрежные воды Квебека, увозя на борту господ Андре Дореля и Луи Антуана де Бугенвиля. Однако надежды у жителей почти не осталось. У военного министра империалистической Британии Уильяма Пита была лишь одна цель – любой ценой захватить Новую Францию. Все чаще звучало мнение, что Франция разорена. Если это правда, то чем же она сможет помочь своей колонии размером с целый континент? Ответ на этот вопрос должны были привезти Дорель и де Бугенвиль.
Река Святого Лаврентия освободилась ото льда несколько недель назад, и на горизонте появились первые корабли. Однако новостей об «Утарде» и «Виктуаре» не было никаких. Изабель запахнула поплотнее полы своей серой суконной накидки и поспешила за желтой бабочкой, перепрыгивая через лужи и старательно обходя рытвины. У любой повозки сломается колесо, если угодит в такую… Дорога была в жалком состоянии: у дорожного смотрителя в ближайшие недели будет много работы.
В такую погоду пройти по улицам пешком было легче, чем проехать в карете. Изабель была этому только рада – она любила пешие прогулки и ничуть не расстраивалась, когда возвращалась домой в грязных сабо и чулках. Зато как это здорово – гулять по улицам и заходить в лавки за покупками! Сегодня рынок был закрыт, но девушка знала, где раздобыть все необходимое для праздничной трапезы. Ведь сегодня праздник! Приплясывая, она спустилась по улице Сен-Жан до Фабричной дороги, которая была больше похожа на ручей.
Ребятишки в сабо, измазанные чуть ли не по пояс, прыгали через потоки воды, попутно обрызгивая грязью прохожих, а иной раз и падая прямо на них. Фабричная дорога была единственной в городе мощеной дорогой. Причиной отсутствия городских дорог была эрозия почвы; землю за многие годы сильно размыло осадками. А еще на этой дороге всегда было очень грязно – после сильных дождей ручьи сносили сюда мусор со всего города.
– Здравствуйте, мадемуазель Лакруа! Славный денек для прогулки!
Изабель посмотрела вверх. Из окна ей улыбался и махал рукой старик со снежно-белыми волосами.
– Добрый день, мсье Гарно́! День и вправду чудесный! Как себя чувствует Катрин?
– Ей лучше! Она уже не кашляет и быстро поправляется!
– Это замечательно! Передайте, что на будущей неделе я зайду к ней и принесу травяного чаю и пирожных от мамы Донни́!
– Спасибо, мадемуазель Лакруа! Обязательно передам! Огромное вам спасибо!
Изабель помахала старику и пробежала мимо двух подвыпивших солдат, как раз выходивших из трактира «Синий пес». В последние несколько лет Квебек был больше похож на военный лагерь, чем на город. Начиная с 1748 года около четырех тысяч военнослужащих прошли по его улицам. Основная часть их сейчас несла вахту на заставах, разбросанных по территории страны. Гарнизон Квебека насчитывал тринадцать рот, и почти все солдаты, на радость бедным горожанам, чьи дома́ никогда не отличались роскошью и большими размерами, были расквартированы в недавно построенных в районе Верхнего города казармах. Лишь немногие военные получили на руки документ за подписью мэра, дававший им право поселиться на квартире у горожан.
Пропустив мимо ушей скабрезные шуточки солдат, Изабель поправила накидку и чуть приподняла юбку, чтобы не слишком сильно ее испачкать (и не задавать Перрене лишней работы!), и направилась к коллежу иезуитов, где учился ее брат Гийом.
– Бедный Гийом! В такой чудный день сидеть взаперти, уткнувшись носом в учебник риторики или латыни! Какая жалость!
Она подумала о монастыре урсулинок, о котором совсем не скучала. Хотя нет, со своей кузиной Клотильдой, в миру Маргаритой Биссон, она с удовольствием виделась бы чаще. И все же стоило только подумать о свободе, которую ей вернули нынешней весной, как у Изабель за спиной вырастали крылья…
Распространявшийся от монастырской пекарни приятный запах, который она вдохнула полной грудью, напомнил Изабель, что нужно зайти к брату Луи за сладкими булочками-бриошами – любимой сдобой отца. Часы на стене церкви, примыкавшей к зданию коллежа, показывали почти одиннадцать. Стоит поторопиться! Энергичным шагом девушка пересекла городскую площадь и, проходя мимо прекрасного собора Пресвятой Богородицы, перекрестилась. На улице Бюад ей пришлось обойти кучу поленьев, которые кто-то вывалил посреди дороги, и ускорить шаг, минуя позолоченное изваяние собаки, охранявшее вход в импозантный четырехэтажный дом, принадлежавший покойному торговцу Николя Жакену по прозвищу Филибер. Существует поверье, что золотой пес сумеет сохранить дом своего хозяина от любого зла. Несмотря на это, в 1748 году Филибер умер насильственной смертью, а убийца так и не был найден, так что у горожан появился серьезный повод подвергнуть легенду сомнению.
Изабель ненадолго остановилась, чтобы отдышаться и полюбоваться открывающимся перед нею видом. С вершины лестницы, ведущей в Нижний город, меж столбиков дыма, которые поднимались над островерхими крышами, крытыми кедровым гонтом и оснащенными лесенками, виднелась величественная река. Ее неторопливые воды сверкали на солнце. Несколько плотов и рыбачьих плоскодонных лодок плыли по своим делам, выше по течению виднелась флотилия каноэ – вне всякого сомнения, то были индейцы. Две бригантины и шхуна с голыми мачтами, теряющимися в путанице рей и вантов, тихо покачивались на якорях близ входа в порт.
Вскоре перед Квебеком выстроится армада торговых и военных кораблей и по лесу из мачт станут с криками летать чайки… Изабель любовалась родным городом, испытывая при этом чувство гордости. «Квебек, ты – король Новой Франции! Храни тебя Господь как можно дольше от посягательств этих англичан!» Закрыв глаза, она постаралась запечатлеть этот пейзаж в памяти, потом вздохнула, подхватила юбки и, напевая, начала нелегкий спуск в нижнюю часть города.
Когда дорога наконец стала ровной, из тени выскочил и заковылял ей навстречу персонаж, одним своим видом вселявший беспокойство.
– Добгый день, мамзель Лакгуа!
Звук этого гнусавого голоса заставил Изабель вздрогнуть. Девушка крутнулась на каблуках и увидела некрасивое лицо под копной спутанных, коротко остриженных темных волос. «Ужасная ошибка природы!» – подумала она, когда увидела его впервые. Существо улыбнулось, показывая кривые зубы, половина из которых уже превратилась в почерневшие пеньки.
– Здравствуй, мой милый Тупине́! Хочешь помочь мне нести покупки?
Создание без возраста кивнуло в знак согласия, заранее представляя вкусности, которыми девушка отблагодарит его за помощь. Изабель отдала ему пустую корзинку и направилась к Рыночной площади, где находилась пекарня Лакруа. На прилавках сегодня было пусто, зато завтра, в пятницу, здесь будет на что посмотреть! Соберется толпа горожан, и торговцы, которые часто пускают свой товар с молотка, поднимут невообразимый шум…
Повернув за угол улицы Нотр-Дам, Изабель увидела трех офицеров. Они явно спешили, раскланиваясь по дороге со знакомыми горожанами. У одного под мышкой был зажат дорожный сундук. У входа в постоялый двор «Золотое яблоко» двое индейцев, кутаясь в одеяла, спокойно курили трубку. Тут и там спешили по своим делам мужчины и женщины. Молодые рекруты под ленивыми взглядами солдат в увольнении перетаскивали ведра с водой и вязанки дров и счищали грязь, скопившуюся у домов: стекающие из Верхнего города к реке талые воды тащили с собой весь накопившийся за зиму мусор.
Девушка вошла в булочную, оставив за дверью тихий гул утреннего города. Ее встретил запах свежей сдобы, от которого сразу заурчало в животе. Взглядом сладкоежки она обвела прилавок с булочками – еще горячими, присыпанными толченым сахаром. Тупине замер перед корзиной со сладкими булками, словно пес, ожидающий своей доли угощения. Двое постоянных покупателей покинули лавку, держа под мышкой по полуфунтовой булке пшеничного хлеба. Франсуаза белыми от муки руками поправила фартук, сдула с лица надоедливую прядку волос, посмотрела на Тупине, который стоял как зачарованный, и наконец улыбнулась Изабель.
– А вот и моя прекрасная Изабель! Сегодня у тебя знаменательный день! Странно, что тебя отправили за покупками в твой собственный день рождения! Ты наверняка бы нашла себе лучшее занятие, чем бегать по грязи через весь город. Иди, я тебя поцелую!
Разрумянившись от удовольствия, Изабель перегнулась через прилавок. Невестка шумно чмокнула ее в щеку и ласково потрепала по другой, оставив на ней отпечаток измазанного мукой пальца.
– Двадцать лет нашей красавице, подумать только! Держи, это специально для тебя! Он еще горячий!
С этими словами она вынула из-под прилавка что-то завернутое в льняную салфетку. Положив сверток перед Изабель, она развернула его. На салфетке красовался большой сдобный пирог с сухофруктами и яблочным повидлом.
– Спасибо, милая Франсуаза! – воскликнула Изабель, вдохнув аромат пирога с золотистой корочкой. – Придется спрятать его под кровать, чтобы Ти-Поль не стащил!
– Под кровать? Но тогда он достанется Мюзо́!
Изабель засмеялась. И правда! Этот хитрец Мюзо – такая же сладкоежка, как и она сама! Но Франсуазе не стоит волноваться: пока она дойдет до дома, от пирога не останется ни крошки! Луи на несколько минут отошел от печи, чтобы поздравить сестренку с днем рождения и пообещать, что придет в отцовский дом к ужину.
Болтая с невесткой, Изабель наполнила корзинку, которую стоявший столбиком Тупине по-прежнему держал в руках перед собой. Перед уходом она попросила пару сладких булочек, и Франсуаза уложила их в рожок из бумаги.
Следующая остановка – кабачок семейства Говен на улице де Мёль. Он занимал первый этаж в здании, смежном с магазином отца. Каждый раз, когда она проходила мимо этого дома, Изабель вспоминала детство. Здесь она родилась и провела первые годы жизни, прежде чем отец, чье состояние из года в год увеличивалось, приобрел участок на улице Сен-Жан.
Первоначально там планировалось построить склад для хранения товара, которого становилось все больше, и магазин на улице де Мёль просто перестал вмещать все необходимое. Но, став членом Королевского совета, Шарль-Юбер Лакруа изменил свои планы. Это назначение неизбежно влекло за собой приятные перемены в общественном положении семьи, и, по его мнению, нужно было соответствовать новому статусу. К тому же теперь ему предстояло регулярно посещать еженедельные собрания Совета во дворце интенданта, а подъем и последующий спуск по дороге Монтань и улице де Повр был делом нелегким, особенно в зимнюю пору. Поэтому на новом участке построили большой красивый дом со всеми современными удобствами, а здание на улице де Мёль, в нескольких шагах от набережной, стало служить складом. Отличное решение, верно?
Изабель задержалась перед каменным фасадом дома, в котором выросла. Для любопытного и активного ребенка, каким она была, магазин казался настоящей пещерой с сокровищами. Запахи и вид продовольственных товаров, разложенных на полках магазина или же в просторных погребах, – все это было живо в ее воспоминаниях и сегодня! Она и тогда была большой лакомкой. Изабель прекрасно помнила ароматы пряностей: сладковатые и пикантные – корицы, гвоздики, мускатного ореха и черного перца; острый запах мяса, сала и смальца, который использовался у них дома для кулинарных целей; кисловатый – уксуса и соленой рыбы. И скольким еще ароматам она не могла дать названия! Все они соединились в один, очень характерный, который она называла «запах папиного магазина».
Девушка улыбнулась, вспоминая времена, когда они с Мадлен играли в этой «пещере Али-Бабы», полной заморских сокровищ. Кузина звала ее тогда Изабеллой Кастильской. Девочки целыми днями играли, превращая магазин в настоящий дворец, что частенько вызывало досаду отца Изабель. Куски бархата и тончайшего лионского сукна, блестящая медная посуда, серебряные столовые приборы заменяли шаловливым игруньям сокровища. Временами в их распоряжении оказывался даже обтянутый камчатной тканью диван или письменный стол с бронзовой фурнитурой. Какие приятные воспоминания!
– Мамзель Лакгуа? Туда, нам надо туда!
Тупине тянул ее за полу, указывая пальцем на вход в кабачок «Де Говен». Девушка кивнула и толкнула дверь заведения. Посетители – несколько праздношатающихся грузчиков, торговцы, обсуждающие сделку, и пассажиры с кораблей, временно остановившихся в порту, – были заняты своими делами и не обратили на нее внимания. Изабель направилась к стойке, за которой юная девушка вытирала оловянные чарки и расставляла их на полках у себя за спиной. Девушка подняла голову и, увидев, кто пришел, улыбнулась.
– Здравствуй, милая моя Иза! Ты, конечно же, зашла за вином для мадам Пертюи?
– За вином и еще кое за чем, Марселина! Если у тебя осталась бутылочка сливянки, я возьму и ее.
Девушка вскинула брови.
– У вашего отца она закончилась? Обычно мы у него покупаем.
– В доме осталась одна бутылка, но этого мало, потому что сегодня на ужин придут мои братья.
– И мсье Этьен тоже?
Изабель лукаво улыбнулась.
– И Этьен, конечно. Уж не надумала ли ты, Марселина, прибрать к рукам моего брата? Ему этим летом исполняется тридцать шесть, а тебе – всего четырнадцать! Он же в отцы тебе годится!
Девушка с легким раздражением передернула плечами и надула пухлые губки.
– Присядьте, я принесу вино!
И она исчезла в кладовой. У Изабель вошло в привычку раз в неделю заходить к мадам Пертюи с пинтой вина – просто чтобы немного поболтать. Мари-Мадлен Пертюи была супругой Игнаса Пертюи, королевского прокурора. Младший сын Шарля Пертюи, с которым дедушка Изабель Шарль Лакруа некогда были компаньонами, приходился отцу девушки крестником.
В былые времена прокурорская чета и родители Изабель тесно общались, и Мари-Мадлен (дети семьи Лакруа звали ее тетя Мари) относилась к Изабель с особым вниманием. Она часто дарила девочке красивые вещи, привезенные из Франции, которые, как она говорила, ей были уже не нужны. Особенно запомнился Изабель день, когда на свой пятый день рождения она получила от тети Мари очень красивую восковую куклу. Повзрослев, она поняла, что игрушка была выписана из-за океана специально для нее.
Через пару минут Марселина вернулась с кувшином. Она была очень похожа на мать, от которой унаследовала глаза цвета обсидиана, смуглую кожу и черные волосы, волной спадавшие ей на спину из-под кокетливо повязанной косынки. К несчастью, красавица гуронка Мари-Эжени, которая служила в семье Гиллемен, умерла во время родов, и ее ребенка удочерили Матье и Мари Говен. Мадам Говен умерла зимой 1757. Никто так и не узнал имя отца Марселины, однако, судя по тому, что у девочки была довольно светлая для индианки кожа, вероятнее всего, он был европейцем.
Девушка со стуком поставила кувшин на стойку и проверила, плотно ли сидит пробка. Изабель тем временем смотрела в окно, выходившее на бухту Кюль-де-сак.
– Марселина, ты, случайно, не слышала, в ближайшие дни в порту не ждут кораблей?
– Говорят, по реке поднимаются целых три! Скоро они обогнут остров и войдут в порт.
С тех пор как река снова стала судоходной, Изабель часто вглядывалась в горизонт в надежде увидеть двухмачтовое судно. И не она одна с нетерпением дожидалась возвращения посланцев от правительства.
– А что это за корабли?
Марселина качнула красивой головкой.
– Не знаю!
Изабель подумала о том, как было бы славно, если бы эти суда привезли хорошие новости. Тупине начал топтаться на месте. Ему хотелось идти дальше, потому что вознаграждение он получит, только когда все покупки будут сделаны. Изабель поцеловала Марселину в щеку и вышла.
– А ты что слышал об этих кораблях, а, Тупине?
– Ничего не слышал, мамзель!
Они подошли к перекрестку улиц де Мёль и Су-ле-Фор. Изабель посмотрела в сторону береговой батареи, располагавшейся в самом конце улицы. В просматривающейся отсюда части залива не было ни единого судна. Перед дверью ближайшего дома целовались влюбленные. Изабель подумала о красавце Николя де Мелуазе, и ее сердечко забилось чаще.
Вдруг Тупине смешно закудахтал и принялся махать руками, словно крыльями, а потом чмокнул воздух, имитируя звук поцелуя. Изабель рассмеялась. «Бедный Тупине, природа во многом тебя обделила, – подумала она. – Но ты очень добрый, даже мухи не обидишь!»
Лишенного родительской ласки Жана Тупена, которого все в городе ласково звали Тупине, воспитали сестры-августинки, опекавшие местный приют для неимущих. Мальчик отставал в умственном развитии, но был очень доброжелательным и охотно брался за любое дело. Ему исполнилось четырнадцать, когда францисканские монахи взяли его к себе. Жители нижней части города привыкли видеть его на улицах Нижнего города, где он очень любил гулять, особенно когда в порт приходили корабли. Наблюдение за огромными судами, извергавшими на причалы набережной свои неисчислимые сокровища, доставляло ему неизъяснимое удовольствие.
Зазвонили колокола на церкви Нотр-Дам-де-Виктуар. Изабель вздрогнула. «Angelus»! Нужно спешить, если она хочет помочь Перрене и Сидонии с приготовлением ужина и собирается повозиться с тестом. Торопливым шагом они с Тупине отправились на улицу Сен-Пьер. Там она взяла из рук своего помощника корзину и протянула ему две аккуратно завернутые в бумагу булочки.
– Спасибо, милый Тупине! С тобой всегда так приятно ходить за покупками!
Покраснев от удовольствия, он взял подарок своими большими руками.
– Спасибо, мамзель Лакгуа!
Изабель чмокнула его в плохо выбритую щеку и стремительно вошла в дом семейства Пертюи. Изумленный Тупине так и остался стоять у порога.
* * *
По кухне разнесся звон разбитого фаянса.
– Вот мерзость!
– Перрена, попридержи язык! Здесь у нас не корабельные верфи!
Служанка показала Сидонии язык, благо та стояла к ней спиной и ничего не видела. Пожилая кухарка как раз закончила раскатывать тесто. Перевернув пласт, она окинула его взглядом знатока и снова взялась за скалку. Ее молодая помощница, бормоча себе под нос новые ругательства, принялась собирать с пола осколки миски и куски сыра.
– Отдам Мюзо! Этот пес и так уже толстый, как поросенок! А ведь я только что вымыла пол! Вот мерзость!
Сидония, которая как раз заворачивала в тесто фаршированных пряными травами пулярок, сердито на нее цыкнула. Изабель улыбнулась и подмигнула Ти-Полю, который смотрел в блестящий, как зеркало, металлический таз и строил рожицы. Она была на седьмом небе от счастья. Запахи двух пирогов – с заварным кремом и с яблоками на сливках – приятно щекотали ноздри девушки, весьма чувствительные к кулинарным изыскам.
– Мама Донни, посмотри, хватит? – спросила Изабель, кладя на стол терку и кусок капусты.
Сидония заглянула в плошку и внимательно осмотрела содержимое. На кухне ни одно решение не принималось без ее одобрения.
– Думаю, должно хватить. Положите капусту в котелок и долейте немного вина. Но только чуть-чуть! Капуста не должна в нем плавать!
Изабель сделала, как ей было приказано. Пожилая кухарка добавила несколько секретных ингредиентов, накрыла котелок крышкой и подошла к печи.
– Ти-Поль, передайте Батисту, чтобы принес еще дров! Не хватало, чтобы я подала на праздничный стол полусырых пулярок!
– Как скажешь, мама Донни!
И Ти-Поль выбежал из кухни через дверь, которая вела во внутренний двор. Старик Батист Лефевр выполнял в доме всю мужскую работу. Сегодня он с самого утра колол дрова, а обычно управлялся и за кучера, и за садовника, и за столяра, и даже выступал третейским судьей, когда господские дети ссорились. Он родился и вырос в Сореле и, как многие жители этого региона, променял серп и грабли на мокасины и кожаные гетры с бахромой, в которых удобнее охотиться за «бурым золотом» – бобром. Он наверняка бы разбогател, если бы не пагубное пристрастие к азартным играм.
Не имея ни су за душой и будучи больше не в состоянии спать на голой земле в лесах из-за проблем с суставами, он познакомился с Этьеном, и тот посоветовал старику предложить свои услуги его отцу. Семейство как раз похоронило верного слугу Мишеля, прожившего в доме двадцать восемь лет. Поначалу Батисту, который привык к широкому простору, пришлось тяжело, однако со временем он притерпелся к условиям оседлой жизни и даже научился ей радоваться.
Шарль-Юбер Лакруа с большим уважением относился к этому безотказному и честному человеку, который оказался таким же отличным помощником в доме, как и покойный Мишель. Он даже доверял ему отнести домой свой портфель с деньгами и документами, когда после длительного собрания во дворце интенданта ему нужно было еще отправиться по делам.
Ти-Поль вернулся вприпрыжку, снова уселся перед начищенным до блеска тазом и высунул язык чуть ли не до подбородка. Перрена не упустила случая на него прикрикнуть:
– Перестань пускать слюни в миску, маленький проказник, иначе мне снова придется ее мыть! Лучше очисти пару морковок!
– Мне – чистить морковку? Ни за что! Это женская работа!
– Да неужели? И что ты тут, в таком случае, забыл? Иди и займись мужским делом! И оставь в покое мою посуду!
Ти-Полю очень хотелось остаться в кухне, поэтому он умолк и потянулся за морковкой. Перрена заглянула в стоявшую на печи кастрюлю с молоком, бросила в нее щепотку соли, кусочек драгоценного стручка ванили, запах которой так нравился Изабель, и кусочек засахаренной лимонной корочки, чтобы придать крему еще более приятный аромат. Потом разбила четыре крупных яйца и отделила белки от желтков. Белки отправились в миску, стоящую на влажном полотенце, а желтки – в кастрюлю с кремом. Из любопытства Изабель подошла поближе. Привычной рукой служанка принялась взбивать белки в легкую пену.
– Перрена, что это ты делаешь?
Молодая женщина так увлеклась своим занятием, что не заметила, как подошла Изабель. Когда та заговорила, она едва не выронила от испуга свою сбивалку.
– Ой! Мадемуазель Лакруа, вы меня напугали! А если бы я все выплеснула на стол?
– Прости меня, пожалуйста! Ты печешь для меня меренги с кремом?
Служанка попыталась напустить на себя грозный вид, но уголки ее губ приподнялись в улыбке.
– Ну-ка, брысь отсюда, маленькая лакомка! Достаньте лучше тарелки! Все ж лучше, чем бездельничать!
Изабель заглянула в кастрюльку. На поверхности молока появились мелкие пузырьки. Не переставая взбивать, свободной рукой Перрена сдвинула кастрюлю с огня и бросила в нее горсть риса. Лицо молодой госпожи внезапно осветилось улыбкой.
– Ты готовишь рисовый пудинг а-ля Конде? Да, Перрена, да?
– Ничего-то от вас не спрячешь! – с притворной строгостью пожурила ее служанка. – Ну, если теперь вы все знаете, может, достанете посуду? Скоро придут ваши братья с семьями, и вам придется присмотреть за малышами, пока мы будем накрывать на стол!
Изабель направилась к серванту, в котором хранился великолепный сервиз севрского фарфора. Отец подарил его матери шесть лет назад, и она позволяла ставить его на стол только в самых торжественных случаях. Подумав немного, девушка решила, что трапеза в честь ее двадцатилетия – достойный повод воспользоваться сервизом. Взяв полдюжины тарелок, она отнесла их в гостиную, где на огромном столе орехового дерева уже была расстелена праздничная скатерть.
В то же мгновение, весело помахивая треуголкой, в комнату вошел ее отец с зажатой под мышкой тростью с золотым набалдашником. При виде дочери он склонился в глубоком поклоне. На боку у него болталась шпага – привилегия, дарованная представителям знати, офицерам и выходцам из торговой среды, которые являлись членами Королевского совета. Отправляясь на заседание, мсье Лакруа брал ее с нескрываемой гордостью.
– Папа! – обрадовалась Изабель. – Вы вернулись так рано! Я очень рада!
Шарль-Юбер выпрямился, одернул сюртук и отдал треуголку и трость Батисту, который уже успел снять с него редингот.
– Ради моей любимой дочки мы сократили заседание!
– Ну, папочка, разве может заседание закончиться раньше обычного? – И девушка со смехом бросилась отцу на шею. – Неужели вы ушли пораньше из-за такой безделицы?
– Безделицы? Сегодня моей дочери исполняется двадцать, и ты называешь это безделицей?
Смеясь, он нежно поцеловал ее в щеку. Затем, отстранившись, окинул девушку внимательным взглядом.
– Мне кажется, ты переменилась! – воскликнул он, наморщив нос и вскинув брови.
– Ничуть, уверяю вас!
– Не знаю, не знаю…
Во взгляде Шарля-Юбера мелькнула грусть.
– Еще вчера ты была маленькая, а сегодня… Сегодня у наших дверей толпятся женихи, которые собираются отнять тебя у меня!
Изабель опустила глаза, и по щекам ее разлился румянец.
– Я не тороплюсь покинуть этот дом, папочка!
Он погладил ее по щеке и поддел пальцем подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.
– Может, пока и не торопишься. Но я знаю, что скоро настанет день и моя дочка покинет семейное гнездо. И мне бы очень хотелось, чтобы, когда это случится, твой похититель оказался достоин тебя.
Изабель подумала о Николя Рено де Мелуазе де Невиле и почувствовала, что краснеет. Молодой человек происходил из знатной семьи уроженцев французского региона Ниверне, мужчины которой неизменно выбирали военную карьеру. Дед Николя, Франсуа-Мари, прибыл в Новую Францию в 1685 году. Он был командиром роты французской колониальной морской пехоты – «Compagnies franches de la marine». Незадолго до смерти, в 1699 году, у него родился сын Николя-Мари, который впоследствии тоже стал командовать ротой в колониальных войсках. От своей матери он унаследовал поместье Невиль на континенте.
– Конечно, так и будет!
Изабель обняла отца, но на сердце у нее вдруг стало тяжело. По своей наивности она не задумывалась о том, что частые встречи с Николя могут привести ее к алтарю. В голову пришла еще более тревожная мысль: а ведь и правда, если однажды она станет мадам Николя Рено д’Авен де Мелуаз, ей придется покинуть дом и все, что сегодня наполняет ее жизнь. Если бы только знать, что принесет ей супружество…
* * *
Изабель налила себе лукового супа. Девятилетняя Анна и двенадцатилетний Пьер бегали вокруг стола, распевая во весь голос:
– Сержант Лакруа, сержант Лакруа! Папа теперь сержант, ран-тан-план! Папа теперь офицер, ура-ура-ура!
– Дети, перестаньте! – с улыбкой одернула их Франсуаза.
– Хотя он мог бы стать офицером на флоте, – обронила Жюстина с мрачным видом и поймала Анну за руку, чтобы заставить ее остановиться. – Сядьте же наконец! От вашей беготни у меня кружится голова! И потом, вы уже достаточно взрослая, чтобы вести себя как полагается.
Заскрипели стулья, и все расселись по местам. Над столом повисла тишина. Удостоверившись, что дети взяли в руки нужные столовые приборы, Жюстина расправила складки на юбке и посмотрела на Луи.
– Франсуа-Марк-Антуан Ле Мерсье считал вас перспективным кандидатом. Ваш отец мог бы купить вам патент лейтенанта флота.
Луи вздохнул.
– Матушка, вы прекрасно знаете, что я никогда не желал для себя карьеры военного. Я не чувствую себя комфортно в военной форме, и запах хлеба и дрожжей мне намного приятнее, чем запах пудры и коррупции. Всем известно, что Ле Мерсье и интендант Биго нечисты на руку.
Этьен саркастически усмехнулся.
– При этом совесть не запрещает тебе поддерживать лестницу, по которой наш отец поднимается в высшее общество, правда, Луи? И без стеснения пользуешься его щедротами…
– Я делаю все, что в моих силах, чтобы прокормить детей, Этьен! – поспешно оборвал его Луи. – Ты мыслишь по-другому. Ты убиваешь индейцев, не задумываясь о том, сколько детей оставляешь сиротами!
Кулак с грохотом опустился на стол, и суп задрожал в тарелках. Побледнев, Этьен вскочил с места и замахнулся на брата. Красный от гнева и стыда, Шарль-Юбер по очереди смерил сыновей взглядом, и оба, понурившись, затаили дыхание. Маленький Люк, младший сын Луи, заплакал на коленях у Франсуазы, и молодая женщина поспешно вышла из комнаты. Плач малыша затих за дверью, ведущей в кухню.
– Довольно! – громыхнул Шарль-Юбер. – Этьен, Луи, я не потерплю такого поведения в своем доме! Сейчас не время и не место! Остается только перессориться между собой, когда англичане у дверей! Поберегите силы, мальчики, они вам пригодятся.
Этьен сел и мрачно посмотрел на брата, который извинился перед семьей за свою резкость. Шарль-Юбер кивком дал понять, что принимает извинения, и снова зачерпнул ложкой суп. Изабель нахмурилась. Неужели братья испортят ей праздник? Надо постараться направить беседу в более спокойное русло. Она накрыла руку отца своей ручкой.
– Марселина говорит, что по реке поднимаются три корабля. Вы что-нибудь об этом слышали?
– Марселина?
Этьен посмотрел на сестру со странным выражением, наводившим на мысль, что между ним и Марселиной действительно что-то происходит. Изабель подумала, что со стороны Этьена непорядочно заводить роман с такой юной девушкой, сколь бы красивой она ни была.
– Да, мне рассказала об этом Марселина. И сдается мне, милый Этьен, что ты к ней неравнодушен!
Лицо брата на секунду застыло, но уже в следующее мгновение он отвернулся и принялся есть суп.
– Три корабля? – воодушевленно переспросил Ти-Поль. – Они плывут из Франции?
– Похоже, что так, – кивнул Шарль-Юбер.
– Это послы с ответом французского короля, да?
– Очень может быть. И, вероятно, они привезут долгожданное подкрепление. Скоро мы об этом узнаем. Сегодня утром их видели дозорные острова Орлеан. Если все благополучно, то они уже вошли в порт.
– Пустые надежды, отец, – со вздохом заметил Этьен.
Изабель опустила голову.
– Иза, а твой де Мелуаз приходил тебя поздравить? Уж он-то должен знать, чем нас обрадовал король!
Девушка вскочила со стула. Оба брата насмешливо смотрели на нее. Она хотела ответить, но тут вошла Перрена и стала собирать суповые тарелки, чтобы заменить их чистыми. Сотрапезники подождали, пока на стол поставят блюда с горячими пулярками, пирогами с мясом, тушеной капустой и другими гарнирами.
– Иза, ты не ответила! – сказал Ти-Поль, нарочно привлекая общее внимание. – Ты виделась со своим красавчиком де Мелуазом? Да или нет?
Изабель наступила ему на ногу. Мальчик вскрикнул, сердито посмотрел на нее и скорчил гримаску. Жюстина, которая всегда следила за тем, чтобы ее дети вели себя достойно, одернула сына и приказала извиниться перед сестрой и всеми присутствующими, что он весьма неохотно и сделал.
– Может, он увезет тебя во Францию, Иза? Тебе не приходила в голову такая мысль? – спросил Гийом.
– Глупости! Николя – канадец, он служит в колониальных войсках. И вообще, он еще не говорил со мной о браке.
– Видите, видите! Она уже зовет его по имени! Говорю же, что она в него влюбилась! Иза влюбилась в де Мелуаза! Иза влюби…
– Довольно!
Голос Жюстины прозвучал так громко, что все вздрогнули. Франсуаза, которая недавно вернулась в гостиную, даже привстала, чтобы снова выйти, но передумала. Жюстина натянуто улыбнулась и положила себе на тарелку кусок пулярки.
– Мсье де Мелуаз станет для Изабель прекрасной партией. Он старший сын в хорошей семье, наследник поместья Невиль, и его военная карьера обещает быть весьма успешной. Он прекрасно служит под началом нашего уважаемого командующего Монкальма и очень скоро получит повышение.
– Но, мама, Николя для меня – добрый друг, не более… – пробормотала смущенная Изабель.
– Изабель, дружба часто перерастает в нечто гораздо большее. Очень скоро вы в этом убедитесь.
Шарль-Юбер окинул дочь внимательным взглядом. Он знал, что девушка неравнодушна к молодому де Мелуазу, и это его немного тревожило. Не то чтобы он ему не нравился, наоборот. В обществе Николя де Мелуаза считали человеком долга, и манеры у него были самые приятные. Но отец его, в свое время занимавший завидное положение в высших кругах канадской общины, незадолго до смерти разорился: принадлежавший ему завод по производству черепицы перестал приносить прибыль. В итоге Николя нельзя было назвать богатым, однако у него были связи, обеспечивавшие ему достойное место в обществе. А если Монкальм еще и удостоит его ордена Святого Людовика… Вспомнив о Монкальме, Шарль-Юбер расстроился. Недавно он узнал, что генерал и его свита активно суют нос в дела интенданта. Действовали они негласно, но каждый член Королевского совета с некоторых пор находился под пристальным наблюдением.
Это волновало Шарля-Юбера тем больше, что огромные дотации для Новой Франции, которая, казалось бы, активно торговала и могла себя прокормить, вызывали подозрения у короля. Что, если люди Монкальма уже имеют доказательства махинаций власть имущих? Хотя нет, вряд ли. Каждый раз, когда интендант Биго посещал Францию, чтобы отчитаться перед королем Людовиком о состоянии дел в колонии, подозрения исчезали. Но мысль о том, что это не может длиться вечно, тревожила Шарля-Юбера в течение многих месяцев. Тревожила настолько, что он просыпался ночью от сильного сердцебиения. Боль в груди тоже с каждым днем усиливалась.
Приходилось признать, что беспокойство и угрызения совести постепенно подрывали его здоровье. На данный момент слухи о том, что помощники интенданта нечисты на руку, утихли. Чтобы заткнуть рот недоброжелателям, Биго стал вести себя сдержаннее и старался не демонстрировать лишний раз свое богатство. Но долго ли это продлится? Бедняки уже давно голодали, и недавний указ об употреблении в пищу конины только подлил масла в огонь.
Коммерция мсье Лакруа между тем процветала, и это многим было не по нраву. Шарль-Юбер утешал себя мыслью, что нужно же ему поддерживать тот образ жизни, к которому его семейство привыкло… Хотя бы ради счастья его дорогой Жюстины, чью требовательность было весьма нелегко удовлетворить. Погруженный в размышления, Шарль-Юбер тяжело вздохнул. Тем временем его домочадцы принялись пересказывать друг другу городские слухи, и обстановка за столом стала менее напряженной. Желая продемонстрировать свои познания в риторике, Гийом начал цитировать Цицерона, чем вызвал дружный смех.
Жюстина, которая гордилась успехами своего старшего сына, выразила мнение, что Гийом успешно постигает искусство figuris sententiarum ad delectandum, однако ему следовало бы поработать над стороной ad docendum своих речей, что поможет ему стать добрым иезуитом. Юношу, полагавшего, что он уже многого достиг, замечание матери не порадовало. Чтобы отыграться, он напомнил ей, что собирается посвятить себя не Церкви, а литературе, которая, по его мнению, есть искусство не менее благородное, чем проповедование абстиненции. Жюстина моментально помрачнела, что случалось каждый раз, когда ее ожидания не оправдывались, и приняла надменный вид.
Если не считать этого небольшого инцидента, настроение у сотрапезников было самое приятное. После десерта и кофе на столе появилась сливовая наливка – финальный аккорд трапезы. Франсуаза отвела детей в кухню мыть руки, а Перрена принялась убирать со стола. Мужчины достали трубки и вытянули ноги под столом. Настал момент тишины, которым Изабель насладилась сполна.
Ужин едва не обернулся семейной ссорой, но в конце концов все обошлось. Изабель знала, что обязана этим маленьким чудом своим двум старшим братьям, которые не любили семейных застолий. Луи и Этьен родились в первом браке отца с Жанной Лемлен, которая скончалась в 1731, оставив их сиротами десяти и восьми лет от роду. Отец отдал их на воспитание Антуану и Николетте Лакруа, которые жили в деревне Анж-Гардьен, расположенной в нескольких лье ниже по течению от Квебека. В 1738 Шарль-Юбер женился на Жюстине и забрал детей домой. Отношения между мачехой и пасынками никогда не были хорошими. Жюстина сочла, что Луи и Этьен дурно воспитаны, и часто ставила им в упрек их «деревенские» манеры. Однажды в пылу ссоры она даже заявила, что их мать наверняка была простоватой полуграмотной дочкой фермера.
Братья Лакруа, которым в то время было соответственно семнадцать и пятнадцать лет, не собирались подчиняться капризам новой матери, холодной и несговорчивой, к которой они не испытывали и намека на симпатию. Шарля-Юбера это, конечно, огорчало, однако ему удалось призвать сыновей к порядку, и те покорились неизбежному. Жюстину же, судя по всему, подобное положение вещей не беспокоило. Она была холодна даже с собственными детьми. Можно ли было ожидать, что такая женщина примет с распростертыми объятиями чужих? В конце концов они все же научились относиться друг к другу с уважением.
Тиканье больших настенных часов и обильная трапеза навевали дремоту. Еще немного, и Изабель уснула бы прямо на стуле, но тут в дверь постучали. Батист пошел открывать и вернулся через пару минут с запиской.
– Для мадемуазель Изабель! – церемонно объявил он, протягивая запечатанный конверт девушке.
Удивленная Изабель села прямо. От кого могло прийти послание поздним вечером? Не потрудившись прочесть имя отправителя, она распечатала письмо и пробежала глазами первые строчки. Все ждали ее слов. Щеки девушки порозовели. Николя в Квебеке! Он спрашивал, можно ли ему навестить ее сегодня, но, к сожалению, только после встречи с Монкальмом и заседания штаба. Судно «Шезин», на борту которого находился де Бугенвиль, только что встало на якорь в порту. Сердце девушки забилось, как пойманная птичка.
– Ну что там, что? – нетерпеливо спросил Ти-Поль. – Приглашение на бал?
– Нет. Это… от мсье де Мелуаза. Он в Квебеке. Его корабль сегодня вечером прибыл в город, и он отправился в штаб…
– Ну, что я говорил? – победно заявил Ти-Поль. – Она в него влюбилась!
– Не говори глупости, маленький безобразник!
Потупившись, Изабель сложила письмо и спрятала его в рукав.
– И чего же он хочет? Расскажите нам, дочь моя! – попросила Жюстина, которая даже не пыталась скрыть своего удовлетворения.
– Он просит разрешить ему меня навестить.
– Сегодня? Но не слишком ли поздно?
– Я могу попросить его прийти завтра, матушка, если…
– Нет! Не будем огорчать такого славного юношу! Пускай приходит! Сидония побудет с вами в гостиной.
Изабель почувствовала, как в висках застучала кровь. О большем нельзя было и мечтать! Николя хочет ее видеть! С момента их последней встречи прошло больше месяца. Это был лучший подарок, какой она могла пожелать. Она увидит своего Николя сегодня же! Слегка нервничая, она написала ответ на клочке бумаги и аккуратно его сложила. Батист отнес записку ожидавшему у дверей солдату.
Дети играли в кегли при активном участии Мюзо, который радостно вилял хвостом и ронял все подряд. Мужчины вели беседу о том, предоставит ли Франция своей канадской колонии военную помощь. Что касается Изабель, то ее мысли были далеко.
– Вы действительно думаете, что англичане дойдут до самого Квебека? – вдруг спросил Ти-Поль.
Звонкий голос брата вернул Изабель к реальности, и она подняла глаза от своего стаканчика с разбавленной наливкой.
– Луисбург они и правда захватили, но ведь это не значит, что англичане уже у наших дверей?
Шарль-Юбер положил трубку на стол и с грустью посмотрел на дочь. Изабель перевела на него взгляд своих прекрасных зеленых глаз, и он вдруг осознал, какой красавицей она стала. С тех пор как дочь стала выезжать в свет, он слышал о ней множество лестных отзывов. Открытие взволновало его. Его крошка Изабель, его шалунья, его выдумщица, его солнышко и радость, превратилась в прелестную молодую женщину.
Мужчины смотрели на нее, такую красивую и юную, с вожделением, словно голодные волки. Ее дни под его крышей отныне были сочтены. Изабель достигла брачного возраста, и претенденты на ее руку, конечно же, не заставят себя ждать. Взять хотя бы этого де Мелуаза, который увивался за ней всю зиму! Шарль-Юбер надеялся, что хлопоты, связанные с наступлением англичан, охладят пыл молодого военного. Однако, как теперь выяснилось, этого не произошло. Пусть это эгоистично, но ему очень хотелось, чтобы дочь побыла с ним еще немного. Он устало покачал головой.
– Изабель, радость моя, не думай, что англичане удовольствуются этой затерянной в туманах Атлантики крепостью!
– Говорят, они уже начали ее сносить, камень за камнем, – сердито подхватил Этьен. – Скоро от нее останутся одни руины, и им не придется ничего возвращать, если вдруг остров Руайяль снова отойдет к нам, как это было в 1748.
Жюстина села ровнее и обратилась к дочери:
– Война – не та тема, которую приличествует обсуждать дамам, Изабель! Вам было бы уместнее заняться вышиванием.
Девушка пропустила слова матери мимо ушей. Не было такой темы, которую Жюстина сочла бы приемлемой для себя и своей дочери, поэтому Изабель перевела взгляд на отца и спросила с тревогой:
– Но неужели они придут сюда? Неужели они не знают, что Квебек неприступен?
– Неприступен? А разве не говорили так и о Луисбурге? – резко заявил Луи. – Ты такая наивная, Иза! Английский флот уже давно стал частью акадийского пейзажа. И, как говорят, кораблей становится все больше. Только такие же идиоты, как Тупине, еще могут надеяться, что все обойдется! Скоро они явятся и начнут осаду. На этот раз англичане решили заполучить все наши земли, уж можешь мне поверить! Иначе зачем бы мне оставлять пекарню на мою бедную Франсуазу и поступать в ополчение?
Еще в январе, по совету Монкальма, губернатор Водрей стал набирать ополчение в трех регионах Новой Франции – Монреале, Труа-Ривьер и Квебеке. Всех мужчин возрастом от шестнадцати до шестидесяти, способных держать оружие, обязали влиться в его ряды под угрозой сурового наказания.
Перрена, которая, прислушиваясь к разговору, снимала чайник с огня, охнула.
– Простите, я обожгла руку.
Изабель перехватила ее испуганный взгляд и догадалась, что ее тревожит.
– Папа, они дважды пытались захватить Квебек, но так и не смогли!
– Пресвятая Дева нас всех защитит! – вставила свое слово Жюстина.
Этьен горько усмехнулся.
– Если бы! Мачеха, неужели вы полагаете, что ваши молитвы повернут английскую армию вспять?
Жюстина вздернула подбородок и метнула на Этьена убийственный взгляд. Она терпеть не могла, когда братья обращались к ней «мачеха», и знала, что они это делают, чтобы ее позлить.
– Если Франция больше не думает нам помогать, то наши земли скоро перестанут быть французскими, – сказал Луи. – Армия в плачевном состоянии. Дезертирство и отсутствие субординации – это вещи, к которым все уже давно привыкли. Мы остро нуждаемся в обученных солдатах, но Франция отказывается нас ими обеспечить!
– Дождемся ответа от короля! Послы Водрея вернулись, и скоро мы все узнаем. Как говорится, не стоит продавать шкуру неубитого медведя!
Изабель уныло склонила голову.
Трудно было поверить, что однажды англичане станут их повелителями. Николя никогда в открытую не говорил ей о нависшей над колонией опасности. Наоборот, он старался успокоить ее, повторяя, что война преимущественно идет в Европе и что Франция ничуть не тревожится за свои американские колонии.
Девушке вспомнился прекрасный вечер в доме интенданта Биго. Николя и еще несколько офицеров долго обсуждали судьбу колонии. Изабель же больше интересовали музыка и танцы, поэтому она слушала вполуха. Она не приняла всерьез слов своего кавалера. Разумеется, она слышала, что англичане время от времени нападают на аванпосты региона Великих озер и Огайо, попирают прекрасный флаг с изображением геральдических лилий, но все же…
Прошлым летом англичане захватили форт Фронтенак. Отступая к форту Ниагара, французские войска взорвали свою крепость Дюкен. Но разве Монкальм не отразил атаку неприятеля под крепостью Карийон? Это произошло за несколько недель до падения Луисбурга. Николя особенно отличился в том сражении. Неужели это их последняя победа? С тех пор англичане разрушили несколько деревень на полуострове Гаспези и угомонились. Но зима закончилась, с реки сошел лед, и перед завоевателями открылся прямой путь к Квебеку. Станет ли город их новой целью?
– Но не посмеют же эти еретики отправить жителей Новой Франции в свои южные колонии, как они это сделали с нами, акадийцами? – с тревогой спросила Перрена, водружая на стол кипящий чайник.
– Кто знает?
– Они не посмеют! – воскликнула Изабель.
В свое время Перрена рассказала своей юной госпоже, какой ужас довелось пережить тысячам акадийцев во время принудительной депортации. Она оказалась в числе тех немногих, кому удалось избежать переселения, но какой ценой! Отца, мать, братьев и сестер отправили в английские колонии, и Перрена понятия не имела, куда именно. Вряд ли им доведется еще свидеться… Некоторые англичане впоследствии признали, что ими была допущена ошибка, однако это не помешало им погрузить жителей Луисбурга на корабли и отправить их на историческую родину. Переехать навсегда во Францию? Изабель поежилась. Господи, ну какая же она наивная! Голос Луи отвлек ее от размышлений:
– Наши люди давно голодают, поэтому вполне может статься, что смена власти некоторым пойдет на пользу. Голод никогда не был хорошим советчиком. Многие считают, что сменить одно ярмо на другое – не такая уж большая печаль.
– Луи Лакруа, как вы смеете говорить столь ужасные вещи! – возмутилась Жюстина.
– Я всего лишь повторяю услышанное. Люди недоедают и хотят жить в мире. Война разоряет эту страну… постойте, с какого года? Население сыто ею по горло и считает, что при англичанах жить будет легче. Разве нынешнего пайка – полфунта хлеба и куска конины в день – хватит, чтобы сражаться с врагом или вспахать поле? И, что хуже, они не могут заниматься тем и другим одновременно. И чем меньше будет засеяно полей, тем сильнее будет зверствовать голод.
– А мне кажется, у нас прекрасные солдаты! – отчаянно краснея, осмелилась вставить слово в беседу юная Анна.
Франсуаза сделала ей знак помолчать. Изабель налила себе чашечку травяного чая и рискнула высказать свое мнение:
– Наши люди никогда не согласятся, чтобы ими правили англичане!
Луи едва заметно улыбнулся и наставил на нее указующий перст.
– Если бы ты почаще отвлекалась от своих рюшечек и ленточек, сестренка, не слушала разных фанфаронов и смотрела бы по сторонам, то знала бы, о чем я говорю! Пока ты со своими приятелями танцуешь на балах и ездишь на пикники, простые люди ищут себе пропитание на дне пустых чанов с солониной! Где ты была, когда возле дворца наместника собрались женщины и привели с собой голодных детей? Может, уплетала деликатесы за столом у великолепной мадам Бобассен?
– Из ваших слов следует, что вам все равно, какому королю служить – французскому или английскому!
– Вовсе нет. Моя бедная Иза, ты так ничего и не поняла! Ты когда-нибудь задумывалась о том, почему у господ Биго, Водрея, Монкальма и даже твоего дражайшего де Мелуаза всегда есть хлеб на столе, в то время как пайки горожан и простых солдат постоянно сокращают?
– Интендант Биго, как и все, ест конину! И на столе у мадам Пеан тоже…
– Я не желаю больше это слушать! – вскричала побледневшая Жюстина и встала. – От ваших кощунственных речей у меня голова идет кругом! Стыдно ставить под сомнение намерения нашего добрейшего короля и господина интенданта! Наш великодушный мсье Биго делает все, что в человеческих силах, дабы вызволить эту страну из беды! Мы – подданные короля Людовика, и нам следует ему доверять!
Шарль-Юбер допил сливянку и при этом старался не смотреть на старших сыновей. Он тоже был очень бледен. Жюстина залпом опустошила свою рюмку, весьма сухо пожелала всем приятного вечера и удалилась в спальню. Перрена спросила, не желает ли кто-нибудь еще сладкой наливки, и собрала пустые рюмки. Франсуаза, которая давно устала от дискуссий, вернулась в кухню. Дети и Перрена последовали за ней. Изабель прикусила губу, чтобы не заплакать. В итоге братья все-таки нашли способ испортить ей праздник. Луи подпер щеку ладонью. Гийом и Ти-Поль сидели тихо, как мышки, довольные тем, что им разрешили присутствовать при разговоре пререкавшихся взрослых и не приказали выйти из комнаты. Этьен покручивал наливку в рюмке, с трудом сдерживая негодование. Шарль-Юбер опустил голову: чувство вины стало для него уже привычным бременем.
Намеки сыновей на излишне роскошную жизнь представителей высшего общества выводили его из себя. И как только им не стыдно заговаривать об этом в его доме, да еще и в присутствии его супруги? Разве не является Луи владельцем прекрасной булочной в Нижнем городе, а Этьен – преуспевающим торговцем пушниной? И благодаря кому? Своему отцу, Шарлю-Юберу Лакруа! Конечно, он не всегда действовал честно, но зла никому не делал, по крайней мере нарочно. Несколько выгодных сделок, удачных вложений… Но разве он один пользуется полученными прибылями? И потом, в последние годы торговые дела в колонии явно пошли в гору!
Шарль-Юбер прекрасно знал, что говорят люди за его спиной: «Этот Лакруа из шайки Биго!» Но колония остро нуждалась в людях, которые не боялись осваивать новые рынки и развивать тем самым ее экономику. Неужели они этого не понимают? Ведь вполне справедливо, если предприимчивые дельцы получают от своих сделок прибыль!
И все же он не решился отстаивать свои интересы вслух. Его удерживало чувство вины, которое росло день ото дня и разъедало ему душу. Пока простой люд недоедал, он заполнял трюмы кораблей редкими и дорогими деликатесами и отправлял их во Францию и на острова. Солдатам действительно приходилось под страхом смерти есть конину, в то время как он платил одному фермеру в деревне Силлери, чтобы тот откармливал для него свиней и телят. Просто Жюстина наотрез отказалась есть конину: «Я не стану есть своего кота или собаку. И мясо лошади тоже!» Как всегда, ему хотелось ей угодить, и чем дальше это продолжалось, тем сильнее его мучила совесть.
Делать женщину счастливой – разве это дурно, неправильно? Когда по приказу Биго множество мельниц закрыли, чтобы сократить потребление населением муки, он добился разрешения продолжить работу для племянника жены Пьера Биссона, проживавшего в Пон-Руже. Из его муки был испечен и тот хлеб, который они сегодня ели за ужином… Эта мысль развеяла чувство вины и направила его по пути, который он определил для себя в день своего бракосочетания с Жюстиной Лаэ.
– Не смейте меня упрекать, слышите! Все, что я делаю, делается для вас и вашей матери! Вам следует это понимать.
– Она нам не мать! Единственное, что я могу сказать, так это то, что эта гарпия медленно убивает вас! Вы сильно изменились, отец! Раньше вы превыше всего ценили честь и порядочность, а сейчас для вас главное – выгода! И эта женщина, которая с виду само благочестие…
– Замолчи, Этьен! Я запрещаю тебе…
Но молодой человек уже вскочил на ноги.
– Отец, мы не ставим вам в упрек то, что вы для нас сделали. Но в народе говорят о восстании, понимаете? Нужно подавать людям хороший пример! Они давно не верят власть имущим и уверены, что вы нарочно устроили голод, чтобы набить свои карманы. А еще говорят, что урожай потеряли потому, что Господь хотел нас всех покарать за то, что творится за стенами дворца интенданта! Отец, подумайте об этом!
Этьен посмотрел на сестру.
– Прости меня, Изабель. Но я не хочу, чтобы говорили, будто я тоже пользуюсь щедротами Биго. Пойду к «Говену», Ленуар с Жюльеном наверняка уже там. Еще раз с днем рождения!
И он ушел. Над столом повисло молчание. Гийом принялся раскачиваться на стуле, скрип которого вызвал у Изабель раздражение. Она стиснула зубы. Этьен был в семье кем-то вроде белой вороны. Ему всегда удавалось нарушить спокойствие, когда они собирались за одним столом. Он жил, как индеец, носил одежду из кож, от которой противно пахло, и понятия не имел о том, что такое хорошие манеры. И, вдобавок ко всему, сегодня выяснилось, что он совращает четырнадцатилетних девиц! Хорошо, что у Луи больше здравомыслия. Как и Этьен, он терпеть не мог Жюстину, но у него хватало ума держать язык за зубами. Не в силах больше сдерживаться, Изабель убежала к себе в комнату, чтобы выплакаться от души.
* * *
В доме было очень тихо. Изабель открыла глаза и поняла, что в комнате темно. Она прислушалась – никаких звуков. Неужели все уехали? Она встала, на ощупь нашла подсвечник и неслышными шагами спустилась в гостиную. Там тоже было темно. Единственная свеча освещала угол комнаты, где, выронив из рук вязание, дремала Сидония. Перед очагом в своем любимом кресле сидел Шарль-Юбер. Больше в гостиной никого не было.
Девушка довольно долго стояла, глядя на отца. Его округлый живот медленно поднимался и опускался в ритме дыхания. Она часто подтрунивала над его чрезмерной полнотой, заявляя, что наличие живота объясняется тем, что такое большое и доброе сердце просто не поместится в маленьком теле. Сердце у отца и вправду было такое же большое, как и их страна. Наверное, слишком большое. А супруга ему досталась весьма требовательная. Ее, свою дочку, он тоже любил безумно и ни в чем не мог ей отказать. Заметив присутствие Изабель, отец повернулся к ней:
– Это ты, моя куколка?
Девушка вышла из тени.
– Да, папа.
Он протянул руку, приглашая ее подойти поближе.
– Мне очень жаль, моя девочка, что все так вышло.
– Не расстраивайтесь, папочка! Этьен таков, каков он есть, и с этим ничего не поделаешь.
– Это правда… Мальчик очень упрям. Какая жалость! Но попробовать все равно стоило. Я предложил ему работу в своем магазине – он отказался. Не понимаю… Он предпочитает слоняться по лесам в компании индейцев! Иногда я даже задаюсь вопросом, почему…
– Не стоит из-за этого огорчаться! Этьен по натуре очень свободолюбивый и вспыльчивый, и в городе его никто не удержит. Даже женщина.
Шарль-Юбер какое-то время молчал. Этьен так и не женился, хотя было время, когда он всерьез полагал, что его сын влюблен. Однако его избранница – по крайней мере так сказала Жюстина – умерла. С тех пор прошло много лет. Как звали ту девушку? Нет, имени уже не вспомнить… Изабель права – Этьена не изменишь. Хорошо еще, что он занялся торговлей мехами.
– Уже поздно. Боюсь, твой дорогой де Мелуаз уже не придет.
Изабель успела забыть о предполагаемом визите Николя. В панике она бросила взгляд на часы. Четверть двенадцатого! Неужели он забыл о ней или, может, собрание штаба слишком затянулось? Но тогда почему он не прислал записку с извинениями? Отец медленно встал, и его тело, словно старая устрица, которой многие годы приходилось противостоять силе течения, тяжело всколыхнулось.
– Думаю, пора дать отдых моим старым косточкам! Завтра будет новый день.
Прищурившись, он посмотрел на Сидонию.
– Идите спать, папочка, я о ней позабочусь.
Кивнув в знак согласия, он поцеловал девушку в лоб.
– Хорошо. Доброй ночи, моя куколка.
– Доброй ночи, папочка!
Вскоре под его весом заскрипела лестница. Изабель подошла к камину: ей хотелось ощутить тепло огня. Так, глядя на языки пламени, она простояла довольно долго. Ей было грустно. Как уныло заканчивался день, хотя его начало было таким славным! Этьен превратил праздничный ужин в честь ее двадцатилетия в катастрофу, и, в довершение всего, Николя не пришел. Ужасный день, просто ужасный!
Девушка устало опустилась в кресло. Сидония спокойно посапывала рядом. Милая мама Донни! Она была для девушки роднее и ближе, чем Жюстина. Изабель никогда не испытывала особой привязанности к родной матери. Девушке всегда казалось, что, как бы она ни старалась, ей ни за что не удастся сделать «так, как до́лжно». Мать постоянно делала ей замечания по поводу внешнего вида, рукоделья и даже ее манеры говорить. «Ты изъясняешься, как дочь извозчика, Изабель!» «Глядя на тебя, можно подумать, будто ты целый день барахталась в грязи, как какая-то нищенка!»
Бывали дни, когда Изабель завидовала своей двоюродной сестре Мадлен, которая была сиротой. Правда, она тут же себя одергивала, зная, что Мадлен завидует ей уже потому, что у нее есть мама, которую можно поцеловать. Хотя, честно говоря, Жюстина не одобряла такого рода проявлений привязанности. Когда она последний раз искренне обнимала свою дочь или шептала ей на ушко ласковые слова просто потому, что хотела выразить свои чувства? Но ведь должна же она хоть немного ее любить… Разве есть на свете матери, которые не любят своих детей? Может, если бы она, Изабель, была мальчиком… Временами Жюстина бывала нежна с Гийомом и Ти-Полем. Не сказать, чтобы девушка завидовала братьям, и все же… Счастье, что отцовской любви ей хватало сполна.
Сидония шумно вздохнула и заерзала в своем кресле, так что оно заскрипело. Наверное, пора разбудить ее и идти спать. Изабель встала. Она была готова задуть свечу, когда с улицы донесся стук колес. Она посмотрела в окно, но было слишком темно. И все же ей показалось, что карета остановилась перед их домом. Послышались голоса. Неужели все-таки Николя? Ведь уже так поздно…
Не задаваясь больше никакими вопросами, она прошла к входной двери и приоткрыла ее. Возле кареты в свете фонарей стояли трое мужчин. Один из них шагнул в сторону дома. Он был среднего роста и крепкого сложения. После недолгих колебаний он повернул назад. Поставив ногу на подножку, он обратился к одному из спутников, и Изабель узнала голос. Николя! Вот только прилично ли ей выходить на улицу в столь поздний час?
Отмахнувшись от всех правил хорошего тона, она выскочила на холодный воздух и остановилась на последней ступеньке лестницы. Следует ли ей позвать его? Де Мелуаз обернулся.
– Мадемуазель Лакруа?
– Мсье де Мелуаз, это вы?
Он подошел к лестнице, однако остановился у ее подножия. При свете луны Изабель увидела, что он улыбается. Зажав треуголку под мышкой, молодой человек отвесил вежливый поклон.
– Мадемуазель Лакруа, я сожалею, что заставил вас ждать. Заседание закончилось намного позже, чем я рассчитывал, и у меня не было возможности послать вам записку. Нижайше прошу меня простить!
– Охотно вас прощаю, мой друг! Я понимаю, что дела колонии имеют для вас первостепенное значение.
– Благодарю вас за снисходительность, мадемуазель.
В дальнем конце улицы показался покачивающийся фонарь ночного сторожа. Между молодыми людьми повисло неловкое молчание. Спутники де Мелуаза по-прежнему ждали его у кареты, и Изабель чувствовала, что они на нее смотрят.
– Не хотите ли войти ненадолго? – предложила она.
Де Мелуаз нервно теребил уголок своей треуголки.
– Полагаю, это не очень удобно – наносить визит в такую позднюю пору…
Изабель нахмурилась. Зачем тогда приезжать, если не считаешь приличным войти в дом?
– Сидония до сих пор в гостиной, мы будем не одни. Это вас устроит?
– Я прошу вас уделить мне несколько минут, не больше.
Он махнул своим спутникам, и те сели в карету. Николя нерешительным шагом прошел за Изабель в дом. В гостиной девушка указала ему на кресло, однако ее поздний гость предпочел остаться стоять. Она решила последовать его примеру. Сидония по-прежнему тихо спала в кресле.
– Может, нам лучше ее разбудить?
Изабель посмотрела на свою милую кормилицу.
– У нее глубокий сон. Думаете, это обязательно?
Молодой человек нервным жестом поправил ворот камзола и бросил взгляд на пожилую женщину, которой в данной ситуации была предназначена роль дуэньи. Честно говоря, ему совсем не хотелось ее будить. Уже само его присутствие в доме в такое время было нарушением приличий. Изабель подошла и протянула руку ладошкой вверх. Он уставился на эту ручку, которую ему так хотелось взять в свои руки. Девушка выжидательно посмотрела на него.
– Вашу шляпу, мсье!
– О, простите!
Их пальцы соприкоснулись, и низ живота обоих опалило желанием. Николя распрямил плечи и опустил глаза из опасения, что Изабель заметит его волнение. Впрочем, если бы он в этот момент посмотрел ей в глаза, то увидел бы там отражение своих собственных чувств.
Она подошла к столику, чтобы положить на него треуголку, предоставив ему любоваться мягкими изгибами ее тела. Голос разума пытался его урезонить. Уйти немедленно! Верх неприличия – являться в чужой дом посреди ночи! Неотесанный болван! Он так спешил увидеться с Изабель, что осознал, который на самом деле час, только когда кучер остановил лошадей перед ее домом. Если бы Изабель не вышла, он бы, конечно же, уехал.
– Путешествие мсье Бугенвиля было приятным?
Она повернулась и теперь смотрела на него с той очаровательной улыбкой, которая пленила его в их первую встречу. Ему вдруг до боли захотелось прикоснуться к этим губкам своими губами, ощутить их вкус…
– Да, если только переход через Атлантику может быть приятным… Он вернулся бы раньше, если бы корабль не попал в ледяной плен возле мыса Нордкап. Но все обошлось, слава богу.
– Его миссия увенчалась успехом?
– Она имела умеренный успех, так будет вернее.
– Король снизошел к нашим просьбам?
Де Мелуаз вздохнул. Ему не хотелось пересказывать девушке то, что только что поведал им Бугенвиль: короля отныне не заботит судьба колонии, которая стоила ему огромных денег и почти ничего не давала взамен. Еще по пути во Францию Бугенвиль оставил прошение, описав в нем сложную ситуацию, в которой оказалась Новая Франция. Он также отметил настойчивость, с которой англичане посягают на ее независимость, и необходимость отразить их нападки. Однако ничего из того, что он говорил или писал, не произвело впечатления на министра Берье. Этот государственный муж дал Бугенвилю понять, что у короля и так достаточно забот.
– К сожалению, не в той мере, как мы рассчитывали. Ресурсы нашей родины не безграничны. Франция истощена войной, которую ведет на континенте. Наши силы тоже тают, и мы все дороже платим за победы. Мне неприятно сообщать вам об этом, мой друг, но Франция, боюсь, решила отступиться от своих «конюшен». Министр Берье недвусмысленно дал понять Бугенвилю, что интересы короля сейчас не здесь, а в Европе, и именно там сейчас решается будущее: «Глупо пытаться спасти конюшни, когда дом горит!» Министр даже не счел нужным передавать наше прошение королю. Нашей армии не хватает оружия, наши солдаты голодают и не ждут от завтрашнего дня ничего хорошего. Франция же дает нам мизерное количество боеприпасов и провианта и какие-то жалкие четыре сотни рекрутов подкрепления.
– Но я слышала, что по реке поднялось только три корабля! Где же тогда эта армия?
– Если верить Бугенвилю, подкрепление прибудет очень скоро, правда, при условии, что на то будет Господня воля. Океан кишит пиратами Георга. Угроза со стороны этих разбойников на море и английского флота, заблокировавшего устье реки Святого Лаврентия, растет по мере того, как увеличивается их армия. Подкрепление к ним прибывает тысячами!
– Все это ужасно, мсье де Мелуаз! Я думала, Франция дорожит рынком мехов, который приносил ей такую прибыль в прошлом!
– В настоящее время он дает намного меньше денег. И потом, меняются настроения, взгляды… Великие умы, которые ныне правят Францией, больше интересуются философией, чем такими приземленными вещами, как потребности ее колоний! Руссо, Вольтер, Монтескье… Королевские министры попали под влияние их возвышенных идей. «Конюшни»! Для них Канада – задворки мира. Когда-нибудь они станут локти себе кусать, но будет поздно! У страны действительно огромные долги, но знать между тем утопает в роскоши. Герцог Орлеанский выгреб из казны нашей доброй родины все до последнего су. И, к нашему несчастью, наш возлюбленный король поступает не лучше. А мы… мы умираем с голоду…
Изабель невольно опустила глаза, и ее круглые щечки окрасились румянцем. Внезапно ему в голову пришла мысль, что она, возможно, что-то знает о торговых делах отца и о лихоимстве и махинациях окружения интенданта Биго. Бугенвиль в своем послании королю изложил все, что ему было известно по этому поводу. Сегодня вечером он рассказал об этом Николя. Это было весьма неприятно, однако он знал, что у Бугенвиля не было выбора. Он донес на тех, кто был причастен к расхищению средств, выделяемых колонии Короной. К несчастью, Шарль-Юбер Лакруа входил в число злоумышленников. У Бугенвиля и Монкальма имелись доказательства: торговые корабли, которые шли от Антильских островов, были досмотрены в открытом море еще до прибытия в Квебек. Подразумевалось, что порученцы интенданта выкупят груз, чтобы потом продать его с большой выгодой для себя. Негоциант Лакруа входил в число этих последних. Какой скандал! Настала пора положить этому конец. Николя с грустью думал, какие испытания вскоре выпадут на долю Изабель. Но он сумеет ее защитить! Да-да, он защитит ее от позора…
Изабель между тем была занята своими мыслями. Неужели братья правы? Ей не хотелось продолжать этот разговор, не обещавший ничего хорошего. Но и подойти к Николя, чтобы сказать ему, как сильно она соскучилась, девушка тоже не решалась.
Сидония заворочалась в своем кресле и что-то пробормотала во сне. Молодые люди замерли на месте. Если она их застанет, как Изабель объяснит присутствие посетителя в гостиной в такой поздний час? К счастью, кормилица не проснулась.
– Я принес вам… подарок.
Де Мелуаз вынул из кармана камзола несколько листов бумаги и принялся нервно их теребить.
– В Париже мсье Бугенвиль имел удовольствие встретиться с мэтром Франсуа Купереном. Еще до отъезда я имел дерзость попросить его… В общем… Я знаю, как вы любите играть на клавесине, поэтому… Это ноты. Для вас!
Изабель смотрела на листки бумаги, которые он ей протягивал, с невыразимой радостью. Новая пьеса для ее клавесина? Она схватила ноты и порывисто прижала их к груди.
– О, Николя! Ой, простите… – опомнилась она, краснея при мысли о фамильярности, которую себе позволила. – Мсье де Мелуаз, я хотела сказать…
Он подошел ближе.
– Прошу, зовите меня Николя. Вы позволите мне называть вас Изабель?
Он смотрел на нее так настойчиво, что у девушки задрожали коленки.
– Ну да, конечно… В сложившейся ситуации… Полагаю, в этом нет ничего дурного.
Она сжала пальчиками листки бумаги, пытаясь совладать с волнением. Николя не сказал ничего. Словно зачарованный, смотрел он в яркие зеленые глаза девушки. Хватит ли ему смелости? Он сделал еще шаг и украдкой посмотрел на пожилую даму, которая так и не проснулась.
– Изабель, у меня есть для вас кое-что еще!
– Вы и так преподнесли мне прекрасный подарок!
– Причина, по которой я так настаивал на сегодняшней встрече… С днем рождения!
Неловко порывшись в кармане, он извлек из него мешочек из переливчатого шелка, перетянутый бархатной лентой.
– О! А что это?
Изабель не могла скрыть радостного возбуждения.
– Посмотрите сами!
Она взяла мешочек, развязала его и вскрикнула от восторга, когда на ее ладонь выпал красивый стеклянный флакончик янтарного цвета, оплетенный тонкими золотыми нитями. Николя взял его, снял восковую печать и откупорил украшенную сияющей жемчужиной пробку. Сладкий аромат коснулся трепещущих от удовольствия ноздрей Изабель.
– Вы позволите?
Девушка кивнула и протянула ему запястье. Стеклянная пробка оказалась холодной, но Изабель вздрогнула скорее от удовольствия, и это не укрылось от ее кавалера. Он взял ее тонкую ручку и вдохнул аромат, вспоминая тот памятный бал, когда он впервые увидел Изабель. Ослепленный красотой небесного создания, сидевшего на кушетке в другом конце музыкальной комнаты мадам де Бобасен, он вполуха слушал Жозефа Дюфи-Шареста, рассуждавшего об экономической ситуации в Новой Франции. Его рассеянность в конце концов была замечена собеседником, который, проследив за его взглядом, сказал:
– Ваши мысли далеко, друг мой. Хотите, я угадаю, где именно? В другом конце гостиной!
Николя расправил плечи. Словно ребенок, пойманный на шалости, он пробормотал что-то в свое оправдание и попытался вернуться к прерванной беседе.
– Ее зовут Изабель Лакруа.
Николя умолк на середине фразы.
– Что?
– Девушку, с которой вы не сводите глаз, зовут Изабель Лакруа. Она – дочь Шарля-Юбера Лакруа, торговца и члена Королевского совета. Из Квебека.
– Вот как? – обронил Николя, переводя взгляд на девушку, которая тоже украдкой поглядывала на него поверх веера из перьев. – Раньше я ее не встречал. Интересно, она…
– Вы хотели спросить, не обручена ли она?
На какое-то время Николя лишился дара речи.
– Так да или нет?
Жозеф Дюфи-Шарест покачал головой.
– Нет, мой друг! Ваш выбор пал на прекраснейший из плодов, выросших в садах Квебека! Правда, пока он немного зеленоват, но в зрелости обещает обрести еще большую прелесть! Счастлив будет тот, кто сорвет его первым!
– Это запретный плод, Жозеф! – вмешался в разговор подошедший сзади Этьен Шарест. – Ее матушка стережет дочь, как волчица волчонка! Горе тому, кто посмеет коснуться ее, не получив на то согласия родителей и Церкви. Ложе, которое ее примет, должно быть освящено!
– Счастье, что матушка, эта прекрасная святоша, не заставила дочку постричься в монахини, дабы обеспечить себе отпущение грехов! Говорят, она рассчитывает на то, что с помощью младшего из сыновей, Поля, все же получит теплое местечко на небесах. Это было бы кощунство – спрятать эту грудь и эти шелковистые золотые кудри под монашеским одеянием!
Концерт подошел к концу, и девушка вместе с остальными гостями направилась в бальный зал. Она прошла совсем близко… очень близко от него!
Он не мог отвести от нее глаз. Она двигалась так грациозно, что, казалось, плыла над паркетом! Ее платье из розового муара нашептывало сладкие слова, а покачивание бедер звало последовать за ней в благоуханном шлейфе духов. Сердце быстрее забилось у него в груди. «Прекрасна, как букет белых цветов!»
– Туберозы, жасмин и розы! Запах этих цветов напоминает мне о вас, – прошептал Николя и внезапно осознал, что все еще держит ее за руку. – Или, скорее, я нахожу вас такой же прекрасной, как эти цветы!
– Николя… Вы слишком добры! Не знаю, могу ли я принять…
Он наклонился к ней, и ее волосы коснулись его губ.
– Не стоит благодарности. Я скучал по вас, Изабель. И я считал минуты, которые отделяли меня от нашей сегодняшней встречи.
Голос его, едва слышный, дрожащий, перешел в шепот. Изабель не смела шевельнуться из страха нарушить очарование момента. Аромат духов и исходивший от Николя запах табака и пряностей опьяняли ее. Она смежила веки и положила руки ему на грудь.
– Я тоже по вас скучала, Николя. После нашей последней встречи… мы так давно не виделись!
– Изабель, от счастья у меня голова идет кругом! Согласны ли вы, чтобы я попросил у вашего батюшки позволения видеться с вами… официально?
Она чувствовала, как быстро стучит его сердце под военным мундиром. Только теперь взгляд ее упал на новую нашивку на его камзоле.
– Вас повысили? Вы теперь капитан? – удивленно спросила она.
Изумление Изабель было таково, что она забыла ответить на вопрос, который он только что задал. Он кашлянул, пытаясь скрыть замешательство.
– Король даровал мне патент капитана и помощника майора квебекского гарнизона. Говорят, это губернатор Водрей рекомендовал меня Его Величеству и именно ему я обязан повышением.
– Примите мои поздравления, капитан де Мелуаз!
Он поблагодарил ее и, не в силах больше сдерживаться, взял Изабель за руки, задев попутно страницы с нотами.
– Вы не ответили на мой вопрос, Изабель! Но, быть может, вам нужно еще немного времени? Я отнесусь к этому с пониманием.
– О нет, Николя, нет! Поговорите с отцом. Мне очень приятно внимание, которое вы мне оказываете, и я буду счастлива снова увидеться с вами!
Его взгляд остановился на ее полуоткрытых губах. Со дня их первой встречи Изабель с волнением ждала, когда же он ее поцелует. Наконец-то этот миг настал! Николя поднес ее руку к губам и нежно поцеловал. Она почувствовала приятное волнение. Листки с нотами с мягким шорохом посыпались на пол к их ногам. Сидония могла проснуться в любой момент. Благоразумие подсказывало, что на этом хорошо бы остановиться. Изабель понимала, что ей, к сожалению, придется удовольствоваться только этим невинным поцелуем. Но ведь у них впереди еще столько времени…
– Я буду навещать вас, мадемуазель Изабель, так часто, как это позволят мои обязанности. Завтра я принимаю командование своей ротой и весь день проведу на плацу. Надвигается война, и… Но я все-таки найду способ поскорее увидеть вас!
Изабель вздохнула, будучи не в силах скрыть своего разочарования.
– Я буду ждать вас, мой друг!
* * *
Погода была прекрасная. Легкий ветерок раздувал юбки Изабель, которая с завязанными глазами, выставив руки перед собой, перебегала от одной подружки к другой. Ее смех был похож на эхо беззаботного счастья. Прозрачный и ясный, словно журчание родника в теплом воздухе этого двадцать шестого дня июня, он терялся в нежной зеленой листве огромного клена, под которым находились девушки.
– Где же вы? Я иду искать! Да где же вы все? Ой, я кого-то поймала!
Она пробежала пальцами по лицу своей «пленницы», пытаясь определить, кто это. Девушка громко вскрикнула, когда Изабель легонько ущипнула ее за нос.
– Это Мадо! Мадо, с тебя фант!
Остальные участницы забавы весело засмеялись.
– Иза, ты жульничаешь!
– А не нужно было кричать! Мадо, это ведь игра! Ну-ка, завязывай глаза!
Мадлен Госселен взяла в руки платок и замерла, глядя на оконечность мыса.
– Что ты там увидела? – спросила Жанна Креспен.
– Не мой ли там Жюльен? Смотрите, он мне машет! Неужели что-то случилось? Я думала, они будут рассматривать дело вдовы Пеллерен до самого ангелуса… А потом они с Ти-Полем собирались пойти на Оружейную площадь, чтобы посмотреть маневры!
– Ничего с твоим Жюльеном не случилось! Наверное, просто решил с тобой поздороваться. Они с Ти-Полем придут к нам позже. Видно, он уладил свои дела с вдовой Пеллерен быстрее, чем рассчитывал.
– Вряд ли… – сказала Мадлен, поворачиваясь к Изабель. – Эта история тянется уже десять лет. В свое время отец Жюльена забыл перемолоть для вдовы Пеллерен мино зерна, и теперь она отказывается платить налог за пользование мельницей. Я очень удивлюсь, если выяснится, что они уладили дело. Мамаша Пеллерен – крепкий орешек!
Она перевела взгляд на горную гряду Кармель. Жюльена больше не было видно.
– Уж не случилось ли что-нибудь серьезное?
– Мадо, посмотри, какой чудесный день! Не надо думать о плохом. Мы уже устали ждать, когда ты наконец завяжешь глаза!
Мадлен вздохнула. Милая Изабель! Для нее мир устроен так просто! Хотя, возможно, она и права. Солнце сияет слишком ярко, чтобы позволять мрачным мыслям испортить себе настроение… Молодая женщина улыбнулась, закрыла глаза платком и, спотыкаясь о кочки, отправилась на поиски подружек. Несколько юных девиц, бывших воспитанниц монастыря урсулинок, устроили пикник в этот ясный летний день на мысе Диамант. Сидония и еще три пожилые дамы сидели чуть поодаль и не спускали глаз со своих питомиц.
Кудряшки весело танцевали, выбиваясь из-под украшенных кружевами белых чепцов. Лица девушек раскраснелись и сияли радостью. Наконец, устав от беготни, томимые жаждой игруньи расселись на покрывала, расстеленные на траве. И только Изабель по-прежнему не сиделось на месте.
– Изабель, присядь, а то у нас голова кружится от твоих пируэтов! Присядь и расскажи, как прошел вечер у мадам Пеан де Ливодьер! – попросила Жилетта Ден. – Интересно же знать, кто что сказал и что сделал!
Изабель со смехом перескочила через корзинку с едой, сделала несколько танцевальных па и только тогда остановилась. Часто дыша, она закрыла глаза и вдохнула морской воздух. Ее полную грудь красиво облегал казакин, сшитый из ткани того же оттенка зеленого, что и ее сияющие глаза.
– Девушки, какой это был чудный вечер! Жизнь так прекрасна! Каждый день – это новое обещание счастья! Я каждый вечер благодарю за это Господа.
– А я думаю, что это счастье было бы невозможно без братца мадам Анжелики Пеан, твоего милейшего капитана де Мелуаза! Ты должна сказать мне спасибо за то, что я подтолкнула тебя к нему в объятия! – Жанна лукаво улыбнулась.
Николя де Мелуаз… Щеки Изабель порозовели, стоило ей вспомнить тот знаменательный вечер в доме госпожи де Бобасен в январе 1758. Она приехала на бал вместе со своей подругой детства Жанной Креспен и ее матерью. Это был только второй ее выход в высшее общество Квебека, и надо же такому случиться – именно в тот вечер она познакомилась с Николя…
Свечи сверкали тысячами огоньков, квартет братьев Родо наигрывал дивные по красоте мелодии. Удобно устроившись на кушетке в уютной гостиной, Изабель и Жанна маленькими глоточками пили свое вино и внимали ангельскому голосу Луизы Жюшро. Изабель замечала, как часто взгляды присутствующих обращаются к ней, но это не беспокоило девушку. Ее занимали только музыка и удовольствие, которое дарили божественные звуки. Смежив веки, девушка наслаждалась мелодичным голосом исполнительницы. Ах, как бы ей хотелось так прекрасно петь!
Дома, едва Изабель начинала что-то тихонько напевать, Сидония ласково одергивала ее: «Изабель, радость моя, пойте лучше пальчиками!» Что ж, на клавесине она и вправду играла очень хорошо. Быть может, однажды она сможет исполнить что-нибудь на таком вот званом вечере…
– Изабель! – шепотом позвала ее Жанна.
Девушка открыла глаза, возвращаясь к реальности. Две молодые дамы взирали на нее поверх своих вееров с противоположного конца комнаты. Соблюдая правила хорошего тона, она улыбнулась им и посмотрела на подружку.
– Разве здесь есть еще что-то, что заслуживает моего внимания больше, чем эта прекрасная песня?
– Есть! Николя де Мелуаз! Смотри, он только что вошел! Красавчик, правда?
Кончиком сложенного веера Жанна украдкой указала на группу мужчин, остановившихся у дверей гостиной. Изабель узнала губернатора Водрея и главнокомандующего армией генерала Монкальма. Последний как раз направился к мадам де Бобасен, с которой, по слухам, состоял в любовной связи. Среди офицеров Изабель разглядела бригадного генерала Сенезерга, мэра города Армана де Жоане, господина Этьена Шареста де Лозона и его брата Жозефа Дюфи-Шареста. Эти двое унаследовали от отца одно из самых больших состояний в Новой Франции.
Рядом с ними, горделиво распрямив плечи, стоял темноволосый молодой мужчина лет тридцати, среднего роста, коренастый, но хорошо сложенный. Он кивал, слушая своих собеседников. В следующий миг он поднял глаза и посмотрел на Изабель. Девушка моментально зарделась и спряталась за веером, укоряя себя за то, что ее застали за разглядыванием мужчин.
Мсье де Мелуаза ей описывали не раз, поэтому ошибки быть не могло. Он улыбнулся ей и перенес внимание на собеседника, который, судя по выражению лица и жестам, говорил о чем-то весьма серьезном.
– Ну? – спросила Жанна.
– Очень хорош собой! Но у него наверняка есть невеста, которая его ждет! Такой видный мужчина…
– Говорят, его сердце свободно, как весенняя ласточка! И я вижу, дорогая, он тебя заметил. Хочешь, я попрошу брата Жана, чтобы он представил вас друг другу?
Изабель с громким щелчком захлопнула веер, и дамы Рамзэ, сидевшие перед ней, обернулись и смерили ее негодующими взглядами.
– Жанна, я запрещаю тебе играть в посредницу!
Юная мадемуазель Креспен спрятала улыбку в ладошку и тихонько похлопала подругу по руке.
– Вижу, он тебе понравился.
– Какая разница? – Изабель снова развернула веер и принялась обмахиваться, чтобы освежить раскрасневшееся от волнения лицо. – Разве может мсье де Мелуаз де Невиль заинтересоваться такой простолюдинкой, как я, когда в Квебеке так много красивых и элегантных девушек из знатных семей?
– Может, ты, конечно, и простолюдинка, зато богатая и красивая, как солнышко! А в его жилах хотя и течет голубая кровь, но, предупреждаю тебя, он в долгах как в шелках!
– И все же он остается хозяином сеньории Невиль, правда? Говорят, один из его предков по материнской линии был личным доктором Людовика XIII!
– Ну и что с того? Изабель, он вот уже полчаса не сводит с тебя глаз!
– А что, если он смотрит вовсе не на меня?
– А на кого же еще? Не на меня уж точно, я обручена. И ты намного красивее этой Мари-Анн Дюшеснэ! Даже Женевьева Мишо в подметки тебе не годится!
– Ты так говоришь, чтобы доставить мне удовольствие! Ты смеешься надо мной!
– Взгляды мужчин не врут, моя милочка!
Эти слова смутили Изабель. Поклонники увивались вокруг нее с самого первого бала, на котором она побывала. Это было в октябре на приеме у губернатора. Пара кавалеров даже устроила ссору, которая вполне могла кончиться дуэлью, но Изабель хватило здравого смысла сказаться больной и уехать. Так что ее дебют не прошел незамеченным.
Молодой Антуан Мишо и красавчик Филипп Амио в тот вечер без конца оспаривали друг у друга ее внимание. Устав от этого, Изабель приняла приглашение Марселя-Мари Бридо на менуэт. Отвергнутые воздыхатели тут же объединились против более удачливого «выскочки», однако благопристойно дождались конца танца, чтобы сорвать на нем зло.
Музыка смолкла, последовали аплодисменты. Изабель, которой концерт доставил массу удовольствия, хлопала в ладоши, как ребенок. Громко обмениваясь впечатлениями, гости вставали со своих мест и направлялись к игровым столикам или в бальный зал, откуда доносились нестройные звуки музыки, – музыканты настраивали инструменты. Девушки отправились в зал. Проходя мимо де Мелуаза, Изабель покраснела от волнения и решительно уставилась в пол. И все же она чувствовала, что он провожает ее взглядом. Де Мелуаз шагнул было вперед, чтобы последовать за ней, но граф де Монтрей преградил ему путь.
Несколько минут спустя Изабель стояла в окружении толпы воздыхателей, оспаривавших друг у друга этот изысканнейший из цветов, и смеялась над шуткой Марселя-Мари, который очень достоверно пародировал интенданта Биго, когда Жанна ущипнула ее за руку.
– Изабель, он идет к нам!
Все еще смеясь, Изабель повернулась к подруге, которая внезапно переменилась в лице.
– Жанна, что с тобой? Тебе дурно?
– Мсье де Мелуаз! Он идет к нам!
У Изабель оборвалось сердце. Она расправила морщинку на платье, одернула кружевную манжету.
– Ты… ты уверена?
Не осмеливаясь оглянуться, она натянуто улыбнулась Жану Куару, слов которого не слышала. Музыканты заиграли джигу, и пары потянулись к центру зала. Стремясь опередить других кавалеров, Марсель-Мари грациозно поклонился, намереваясь пригласить Изабель, которая нервно теребила кружева, когда между ними вдруг возник силуэт мужчины.
– Не окажет ли мне мадемуазель Лакруа честь потанцевать со мной?
Изабель, ожидавшая услышать голос молодого мсье Бридо, подняла глаза и застыла. На нее с очаровательной улыбкой смотрел Николя де Мелуаз. У Марселя-Мари вырвалось гневное восклицание, которое эхом подхватили остальные поклонники девушки.
– Я… – только и смогла пробормотать сконфуженная Изабель и умолкла.
Жанна толкнула ее локтем в бок и улыбнулась Николя.
– Я уверена, мадемуазель Лакруа будет счастлива потанцевать с вами!
Лицо Изабель стало пунцовым. Девушка присела в неуклюжем книксене и оперлась на руку Николя. Уходя, она сердито посмотрела на подругу, с довольным видом потиравшую ладошки.
– Эй, ты уснула?
Мадлен потянула за кудряшку, выбившуюся из-под чепца Изабель, сшитого из пике. Девушка вздрогнула и открыла глаза.
– Ну же, мадемуазель Лакруа, мы ждем, когда ты расскажешь нам светские сплетни, и в первую очередь – о своем воздыхателе! Может, вам с Николя все-таки удалось побыть хоть минутку наедине?
Жилетта и Мари-Франсуаза Ден, дочки генерал-лейтенанта и управителя королевскими владениями Франсуа Дена, расхохотались. Старшей было четырнадцать, младшей – всего тринадцать. В силу возраста они еще не посещали великосветских собраний, но обожали о них слушать.
– Мадлен Госселен, ты совсем забыла о приличиях!
– А с каких это пор приличия заботят тебя, дорогая моя кузина?
– Почему я должна рассказывать тебе о нашей тайной встрече?
– Потому что я умираю от любопытства!
– Ну, не знаю… Может, и не стоит рассказывать…
– Иза, мы уже устали ждать! Рассказывай! Так вы с ним виделись или нет?
– Да! – со вздохом ответила Изабель. – Мы виделись наедине.
– Наедине? И он тебя поцеловал?
– Какая же ты любопытная, Мадлен!
Но кузина уже успела схватить ее за руки. Изабель прочла на ее личике нетерпение и радостное волнение. Она любила помучить ее, сделать так, чтобы Мадлен умирала от любопытства.
– Ну? Он предложил тебе руку?
– Мадлен! Ну как ты можешь? Сейчас не время делать дамам предложения. Еще слишком рано, да и голова у него занята этими англичанами и еще бог знает чем… Может, когда угроза минует…
Изабель вырвалась из рук Мадлен и побежала по траве, подпрыгивая, как козочка. Кузина довольно быстро догнала ее и увлекла за собой в заросли кизила.
– Теперь ты от меня не уйдешь, плутовка!
Изабель посмотрела направо, где у подножия мыса Диамант блестели воды реки.
– Ладно, я все тебе расскажу!
– Все?
– Да! Не сойти мне с этого места!
И девушки засмеялись. Изабель покрутилась на месте с такой грацией, что кузина невольно залюбовалась ею. Какая же она все-таки красивая, эта Изабель Лакруа! Живой и любознательный взгляд девушки касался всего, что ее окружало; Изабель не переставала впитывать в себя все нюансы жизни, которую она с такой жадностью познавала. Ей удавалось получать от этой жизни такую радость, что она заражала ею всякого, кто оказывался рядом. При этом девушка не замечала, какое впечатление производит на окружающих, в особенности на мужчин.
В свои двадцать лет Изабель ожидала от жизни только удовольствий. И одним из них были встречи с молодым Николя де Мелуазом, умным и очаровательным. Однако она не строила особых иллюзий на его счет: в канадском высшем свете не было недостатка в красивых молодых дамах, подыскивающих себе мужа. Мадлен неустанно твердила, что она, Изабель, затмит всех красавиц, в каком бы салоне ни появилась, однако ей не верилось. Изабель была из тех, кто не осознает истинной силы своей красоты. Может, именно это и делало ее такой привлекательной в глазах окружающих?
Мадлен находила Изабель прелестной и безумно привлекательной. Она любила ее так сильно, что это чувство не оставляло в ее сердце места для ревности. Мадлен была на два года старше, и они выросли вместе, поскольку жили по соседству на улице де Мель, в Нижнем городе. С самых ранних лет их называли «сестры Лакруа». Внешне они и впрямь были очень похожи. Мадлен, правда, была худенькой и чуть выше кузины, но обе имели роскошные волосы золотого цвета, водопадом спадавшие по спине, и глаза ярко-зеленого цвета, который мог бы поспорить по красоте с самыми прекрасными изумрудами Короны.
Отцы девушек были братьями, а Изабель с Мадлен, соответственно, двоюродными сестрами, но любили друг друга, как если бы были родными. Мать Мадлен произвела на свет шестерых детей, и только двое из них выжили. Франсуа, который был на четыре года младше сестры, умер в январе 1755 от ветряной оспы, а через месяц скончалась и их мать. Их отец Луи-Этьен служил артиллеристом на флоте, и как раз в тот период его перевели в форт Дюкен, гарнизоном которого командовал Клод-Пьер Пекоди де Контрекер. Луи-Этьену пришлось отдать дочь на воспитание в семью брата. Он так и не вернулся домой. Осенью 1757 года Луи-Этьена настигла случайная смерть: его придавило плохо закрепленной пушкой буквально за пару дней до бракосочетания своей обожаемой дочурки с Жюльеном Госселеном, служившим в то время помощником мельника в приходе Святого Лаврентия Орлеанского.
Изабель вернулась к остальным подружкам, крутнулась в пируэте и плюхнулась на траву.
– Порционный паштет в тесте! Пирожные с ореховой начинкой, тарталетки с земляникой! Мадлен, ты не поверишь, какие красивые и дерзкие наряды были у дам! Мадам Анжелика Пеан была, как всегда, самой красивой! На ней было великолепное кисейное платье на подкладке из неапольского желтого шелка, а манжеты – из валенсийских кружев, в целых четыре ряда!
– Целых четыре? На моем парадном платье их всего два! Может, они вовсе не валенсийские?
– Если бы ты была любовницей старика Биго, ты бы тоже носила такие, Жилетта.
– А в чем была Женевьева Куар?
Жанна с надменным видом протянула ручку, словно для поцелуя.
– Как обычно, дорогая…
И девушки жизнерадостно перешли к обсуждению остальных мсье и мадам.
– А ты слышала, что мсье маркиз де Водрей упрекнул интенданта в излишней роскоши этого бала? «Возмутительно! Такое расточительство, когда наши славные солдаты недоедают!» Но ведь и сам губернатор ни в чем себя не ограничивает, верно?
– Иза, Жюльен мне рассказывал, в каких ужасных условиях живут наши ополченцы!
Изабель очень не нравилось, когда ей напоминали, что и она без зазрения совести пользуется щедротами интенданта Биго. Но что она могла поделать? Если она откажется посещать балы, это ничуть не улучшит бедственного положения армии. Свою совесть она облегчала тем, что относила кое-какие продукты сестрам-урсулинкам, а те делили их между бедняками. Не желая, однако, чтобы ей испортили такой чудесный день, Изабель выразила свое раздражение шумным вздохом.
Мадлен, которой хотелось услышать последние светские сплетни, решила переменить тему, с некоторых пор неприятную для всех членов семейства Лакруа.
– Ладно! Расскажи нам что-нибудь забавное! На рынке я слышала пересуды о мсье Дешено. Правда ли то, что рассказывают?
Изабель и Жанна, которые стали свидетельницами происшествия, дружно расхохотались.
– Чистая правда, кузина! Мсье Дешено танцевал менуэт, наступил на юбку мадам Панэ и закачался так, что у нас едва не началась морская болезнь! Потом он упал на мадам Арну, супругу доктора, а его парик взвился под потолок и упал в стакан к мсье де Виену, который подошел и нахлобучил его обратно на голову бедняги, так и оставшегося лежать на полу посреди бального зала! И вино капало ему на плечи, представляете? К тому же мсье Виен надел парик задом наперед. Вы только представьте себе эту картину! Мы плакали от смеха. Николя пришлось увести меня в гостиную. Мсье Дешено подняли, переодели в сухой камзол и отправили домой.
– Вот тогда-то ты и оказалась наедине со своим де Мелуазом?
Изабель с мечтательным видом улыбнулась.
– Ну, Иза, рассказывай! Он тебя поцеловал?
– Какая же ты нескромная…
И тут со стороны террасы замка Святого Людовика донесся крик. Изабель и ее подружки по монастырской школе разом обернулись. По улице Мон-Кармель, которая вела на Оружейную площадь, где, как предполагалось, проходил смотр полка ла Сарра, бежали Ти-Поль и Жюльен. Младший брат Изабель махал им рукой.
– Англичане! Англичане!
Изабель побледнела, как и ее кузина. Испуганные сестры Ден заключили друг друга в объятия. Сидония, которая как раз собирала остатки еды в корзины вместе с другими дамами, вскрикнула. Ти-Поль, запыхавшийся, добежал до них первым и остановился, прижимая руку к сердцу, которое готово было разорваться в его тщедушной груди. В свои тринадцать он выглядел десятилетним. В детстве он много болел и поэтому заметно отставал от сверстников. Судя по всему, ему не суждено было сделать блестящую карьеру в армии, о которой он мечтал, но мальчик обладал живым умом и острым глазом. Вдобавок Ти-Поль был наделен такими качествами, как сила воли и решительность, поэтому вполне мог найти себя в богословии или же в судейском деле, хотя чрезмерные усилия на любом поприще могли серьезно подорвать его здоровье.
Изабель обняла брата за плечи и с тревогой посмотрела ему в глаза.
– Отдышись сначала, Ти-Поль! Если будешь так бегать…
– Они пришли, Иза! – взволнованно вскричал Ти-Поль, едва переведя дух. – Они пришли!
К ним уже подходил Жюльен. Мрачное выражение его лица не сулило ничего доброго. Будучи в шаге от паники, Мадлен бросилась к мужу, чтобы узнать, что же все-таки случилось.
– Что там происходит? Англичане на реке, да? Скажи нам наконец, Жюльен!
– Мы услышали странный шум со стороны замка, пошли посмотреть…
Дрожащим пальцем он указал на реку. Туман, который висел над водой в самые жаркие дни, не скрывал окружающего пейзажа. С юго-запада надвигалась армада белопарусных кораблей. Изабель вскрикнула от страха. Сомнений не оставалось: война. Квебеку предстоит пережить осаду.
– Вероятно, то, что мы видим, только авангард их флотилии, – серьезным тоном продолжал Жюльен. – Даже самым тяжелым судам удалось преодолеть Траверс, хотя, учитывая его мели, мы думали, что это невозможно. Скоро приплывут еще шесть десятков крупных кораблей, не меньше, и с сотню мелких, которые сейчас возле острова Мадам. Кошмар! Мы просчитались во всех прогнозах!
Женщины с возгласами отчаяния бросились на мыс. Испуганные дети прятались в кусты, если юбки матери не оказывалось поблизости. На мысе Диамант началась паника. Хотя, по правде говоря, жители Квебека готовились к вторжению. Еще месяц назад авангард английского флота был замечен возле поселка Римуски. Монкальм тотчас же распорядился, чтобы жители региона Сот-дю-Сюд покинули свои дома и ушли вглубь страны со всем имуществом, которое могли увезти. Мужчин, способных к обороне, попросили в самые короткие сроки явиться в Квебек.
Люди попрятали свои жалкие пожитки и зарыли в землю предметы культа – потиры, монстранции, библии, дарохранительницы – словом, все, что могли бы похитить эти протестантские еретики. С острова Орлеан эвакуировали жителей. Мадлен вместе с мужем переехала в дом Шарля-Юбера, но в эти дни они с Жюльеном почти не виделись. Вместе с остальными членами народного ополчения он укреплял оборонные сооружения города и строил новые со стороны Бопора.
За несколько недель частоколы, траншеи и редуты возникли в трех местах на участке между рекой Сен-Шарль и деревушкой Сол-де-Монморанси, ниже по течению относительно Квебека. Монкальм не счел нужным сооружать укрепления в верховьях реки из соображений, что англичанам никогда не проникнуть дальше острова Орлеан. Правильно размещенные артиллерийские батареи смогут остановить вражеские суда, если те попытаются подойти к городу.
Сердце Изабель колотилось как бешеное. В этот момент Николя наверняка ждет решения военного совета генерала Монкальма и его штаба. Начнут ли они атаку или же дождутся первых маневров противника?
Странная тишина повисла над холмами Квебека. Даже красноплечие трупиалы, распевавшие в небе все утро, умолкли. Складывалось впечатление, будто Земля сошла с оси. Горожане, выбравшиеся на природу, чтобы насладиться прекрасной погодой, притихли от изумления и страха. Апокалипсические картинки уже мелькали в их воспаленном воображении. Изабель села на траву, больше не заботясь о том, чтобы не измять украшенное кружевами полосатое платье. Англичане под Квебеком! Совсем не к месту мелькнула мысль, что в этом году они не поедут за земляникой на остров Бахуса и что вся она достанется англичанам. Изабель устремила взгляд на лазурный горизонт, ожидая увидеть еще тысячи белых парусов. В груди заболело. Что с ними всеми станет?
– Они высадятся на остров! – прошептала испуганная Мадлен. – Наш дом, Жюльен, наше гнездышко! Эти демоны все разграбят!
