Глава 3
Насколько успешен Евросоюз экономически?
Важно отметить, что мы сможем сохранить процветание в Европе, только если войдем в число самых инновационных регионов мира.
Ангела Меркель, канцлер Германии, из интервью газете Financial Times, июль 2005 г.
Вполне вероятно, что Европейский союз создавался прежде всего по политическим, а не по экономическим причинам, однако в ранний период его деятельность в основном фокусировалась на экономической интеграции, которая стала основным критерием результативности. И сегодня этот показатель остается в силе. А посему пришла пора и нам обстоятельно разобраться, насколько успешен ЕС в экономическом плане.
Что считать успехом?
Если посмотреть со стороны, то может сложиться впечатление, что в экономике ЕС все прекрасно, поскольку это крупнейший в мире экономический и торговый союз. На него приходится почти 30 % объема глобального производства, 15 % мировой торговли товарами и порядка 24 % общемировой торговли в целом.
Более того, население Евросоюза живет припеваючи, а уровень жизни современных европейцев достиг таких высот, какие и не снились предыдущим поколениям. В первом приближении средний гражданин Евросоюза обладает всеми атрибутами материального преуспеяния, обеспечен щедрыми социальными льготами и вдобавок имеет массу свободного времени.
По существу же, эта точка зрения не слишком обоснованна. Один только размер ЕС решающей роли не играет, ведь и Советский Союз имел огромные размеры. Все упирается в такой показатель, как доход на душу населения. По этому показателю Евросоюз занимает не столь высокое положение. В большинстве стран мира, включая и европейские, но не входящие в состав ЕС, жизненный уровень граждан значительно выше, чем лет 30–40 тому назад, не говоря уж о многочисленных странах, недавно засиявших новыми звездами на экономическом небосклоне. Жизнь граждан не то чтобы сильно улучшилась, но претерпела существенные изменения.
Пожалуй, самое меньшее, что мы могли бы сказать о Евросоюзе, – он не стал явным провалом. Что бы ЕС ни предпринял, это не привело ни к чему, хотя бы отдаленно напоминающему вопиющую бедность, какую мы наблюдаем сегодня в некоторых регионах Африки. И граждане Евросоюза не страдают от того, что уровень их жизни насильственно понижается, как это происходит в Северной Корее, расположенной бок о бок с процветающей Южной Кореей. Нельзя утверждать также, что европейцам грозят такое же материальное обнищание и деградация передовой науки, какие можно видеть сегодня на Кубе.
Вопрос в том, какую часть успехов стран – членов Евросоюза, а также их неудач, можно отнести на счет самого Евросоюза. И мы никогда не будем уверены в ответе ввиду отсутствия того, что у экономистов называется «контрфактуальными» аргументами: мы не можем знать, что могло бы быть, если бы Евросоюза не было. И потому лучшее, что в наших силах, – это исследовать, насколько эффективно работает экономика в странах – членах Евросоюза по сравнению с экономиками не входящих в Евросоюз европейских стран, и порассуждать о том, каким образом действия или пассивность ЕС повлияли на их результаты. Я кратко остановлюсь на некоторых доказательствах преимущества членства в ЕС в целом и в «Общем рынке» в частности в главе 9.
В данной же главе я сначала остановлюсь на успехах, которых Евросоюз добился на первых порах, а затем перейду к его нынешней экономической деятельности, куда более разочаровывающей. Затем будут коротко рассмотрены несколько аргументов, оправдывающих экономические промахи ЕС. На мой взгляд, в них больше повинна политика, проводимая национальными государствами, чем деятельность самого Евросоюза, и я не считаю евро причиной всех бед Европы, что мы увидим из материала следующей главы.
Стержень данной главы составляет исследование ключевых сфер, в которых Евросоюз оказывает самое непосредственное влияние на результативность экономики. Предпринята попытка определить, что ЕС делал неправильно, включая анализ центральной идеи – сообщество вследствие огромных размеров должно приносить выгоды своим членам. Завершается данная глава рассуждениями о том, насколько важна конкуренция между правительствами, ведущая к диаметрально противоположным результатам по сравнению с теми, которых удалось добиться посредством гармонизации и интеграции.
Ранние успехи Европейского союза
На первых порах ЕС несомненно демонстрировал множество признаков успеха. Первые два десятилетия его существования ознаменовались мощным экономическим ростом. В период с 1957 по 1973 г. ежегодные темпы роста в Германии составили 4,7 %, во Франции – 5,2 %, в Нидерландах – 4,6 %, в Италии – 5,3 %. В совокупности шесть стран, образовавших в 1957 г. Европейское сообщество (четыре вышеназванные плюс Бельгия и Люксембург), демонстрировали экономический рост в среднем на 4,9 % в год. По сравнению с этими странами экономический рост Великобритании за тот же период составлял в среднем 2,8 % в год.
Хотя по британским меркам темпы роста в 2,8 % были исключительно высокими, сам факт, что Британия постепенно уступала позиции континентальной Европе по экономическому росту, послужил одним из веских аргументов в пользу присоединения к сообществу. В британском истеблишменте безоговорочно признавали, что принадлежность к крупному блоку сулит выгоды, и вместе с тем опасались, что, оставаясь за его пределами, Британия неминуемо начнет отставать от Европы.
На самом деле, мощный экономический рост шестерки основателей ЕЭС едва ли мог расцениваться как надежное доказательство выгод членства в сообществе. Они переживали бурный рост главным образом потому, что преодолевали последствия военной разрухи. А некоторые из них получили дополнительный выигрыш в виде единовременного скачка производительности за счет того, что большие массы сельских жителей оставили насиженные места и перебрались в города в надежде получить работу.
В отличие от континентальной Европы, Великобритания понесла не такой тяжелый урон от войны, ее сельское хозяйство при относительно небольших размерах отличалось эффективностью. Как документально подтверждают бесчисленные научные исследования послевоенных лет, относительный экономический спад в Британии был обусловлен действием целого ряда факторов, не имевших никакого отношения к тому, что Британия не является членом сообщества.
Истинные причины медленного экономического роста Великобритании лежали в плоскости более фундаментальных и по природе своей очень каверзных проблем, таких как чрезмерная власть профсоюзов, неэффективный менеджмент, недостаток инвестирования и плохая структура экономики. Когда при М. Тэтчер Великобритания наконец взялась решать эти проблемы, показатели ее относительного экономического роста улучшились не из-за того, что Великобритания к тому времени уже вступила в ЕЭС, а потому, что начала решительно преодолевать действие факторов, затруднявших движение вперед.
Действительно, в пользу довода, что совсем не членство в ЕЭС помогло Великобритании выкарабкаться из экономических трудностей, говорит хотя бы тот факт, что в годы, предшествовавшие ее присоединению к ЕЭС (1957–1973), другие европейские страны, оставаясь за пределами сообщества, тоже развивались хорошими темпами. Так, в Швейцарии и Швеции среднегодовой темп роста составлял 4,3 %, в США – 3,8 %, в Норвегии – 4,1 %, в Австрии – 4,8 %, а в Канаде – 4,6 %.
Главной причиной быстрого экономического роста стран – членов сообщества было вовсе не их членство в этом объединении. Однако типичная точка зрения, которой придерживался ряд предшественников М. Тэтчер на премьерском посту, а также некоторая часть апатичного, зачастую несведущего в экономических вопросах британского истеблишмента, состояла в том, что присоединение к ЕЭС станет ключом к решению национальных проблем Великобритании.
Замедление экономического роста
Не в пример очевидному успеху первых лет, в последние десятилетия показатели роста большинства стран – членов Евросоюза вызывают разочарование. Мало того что темпы прироста упали относительно прошлых показателей, они снизились и по сравнению с США и Великобританией. Что уж говорить о стремительно развивающихся странах Азии! Исключение – Швеция, уверенно идущая вперед.
За период между 1980 (первый год премьерства М. Тэтчер) и 2007 гг. (как раз накануне финансового краха) среднегодовой темп роста во Франции составлял 2,1 %, в Германии – 1,6 %, в Нидерландах – 2,4 %, в Италии – 1,8 %. Эти показатели вполне сопоставимы со среднегодовыми темпами роста в Великобритании, составлявшими в тот же период 2,4 %, и США – 2,9 %.
Если период для расчета темпов среднегодового экономического роста расширить до 2014 г., чтобы учитывалась вся тяжесть последствий Великой рецессии (по Великобритании она ударила особенно сильно), то показатель по Великобритании все равно будет выше, чем в среднем по ЕС, хотя и не настолько, насколько наблюдалось раньше. Итак, за тот период времени, когда шестерка членов ЕС, первыми подписавших Римский договор, показывала среднегодовой рост в 1,6 % по сравнению с 2,3 % у Великобритании. А к концу 2014 г., когда США и Великобритания уже уверенно восстанавливали свои экономики, большинство стран еврозоны все еще мыкались в поисках выхода из рецессии. Впрочем, многие считают, что широко растиражированные показатели скудного экономического роста ЕС следовало бы скорректировать с учетом изменений численности населения Евросоюза и количества отработанного рабочего времени, что позволило бы ЕС лучше выглядеть в сравнении с США, но целиком разрыв в показателях роста США и ЕС это бы не устранило.
Таким образом, теперь Евросоюз уступает позиции США и Великобритании. Более того, как я подробно разъясню чуть ниже, Евросоюз, помимо того что демонстрирует скудный экономический рост, еще и стяжал славу одного из мировых чемпионов по безработице. Едва ли это можно расценить как атрибут экономического успеха.
К началу 2015 г. в Европе наметились определенные признаки экономического выздоровления, включая и страны еврозоны. Судя по некоторым показателям, периферийные страны ЕС уже начали вводить кое-какие столь необходимые адаптивные меры, и это побудило некоторых наблюдателей уверовать, что кризис евро миновал. Но это лишь поверхностная оценка положения дел. В периферийных странах безработица все еще достигает ужасающего уровня, а ВВП неуклонно сокращается. А поскольку у этих стран по-прежнему сохраняется дефицит государственного бюджета, это означает, что наиважнейший показатель отношения долга к ВВП продолжает расти. Кризис еврозоны не кончился, а просто на время задремал. Более подробно я рассмотрю эту тему в главе 4.
Мало того, осаждающие Европу фундаментальные экономические проблемы нисколько не утратили своей остроты. Даже канцлер Германии Ангела Меркель признала их серьезность. В опубликованном 11 декабря 2012 г. интервью Financial Times Меркель заявила следующее:
Если принять во внимание, что сегодня в Европе проживает более 7 % населения мира, она производит около 25 % мирового ВВП и должна финансировать половину глобальных расходов на социальные нужды, то совершенно очевидно, что Европе нужно очень упорно трудиться, чтобы поддерживать свое благополучие и образ жизни.
По общему признанию, ЕС является самым привлекательным в мире регионом для прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Но за последние десять лет доля ЕС (включая инвестиции внутри ЕС) в глобальных ПИИ существенно снизилась (с 45 % в 2001 г. до 23 % в 2010 г.) за счет роста доли инвестиций в страны с быстро растущими рыночными экономиками. Любопытно, что две европейские страны, не входящие в Евросоюз, – Норвегия и Швейцария – столь же успешно привлекают ПИИ, как и большинство членов Евросоюза, и куда эффективнее, чем Италия.
Чем можно оправдать экономические неудачи
Теперь разберемся, как обстоят дела с причинами экономических проблем. В качестве одного из оправданий относительно слабых успехов выдвигается идея, что многие страны – члены ЕС угодили в нечто, напоминающее так называемую ловушку среднего дохода. Многие страны Латинской Америки переживают замедление темпов экономического роста, и в этом они далеко не одиноки. Все страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южно-Африканская Республика) в последнее время тоже замедлили рост. Тем не менее в высшей мере неуместно оправдывать этим плачевные показатели экономического роста ЕС. Отмечу для начала, что они снизились не в последнее время, а оставались неудовлетворительными на протяжении довольно длительного периода. Более того, когда у стран ЕС начались экономические трудности, о них никак нельзя было сказать, что они находятся в ситуации «среднего дохода».
В самом деле, иногда в оправдание слабых экономических успехов Европы выдвигают объяснение совсем иного свойства – дескать, уровень жизни в Европе настолько высок, что дальнейшее его повышение дается трудно и не так уж сильно желаемо европейцами. На мой взгляд, подобное объяснение не подходит. В Швейцарии и Норвегии, например, уровень жизни такой же, а может, и выше, чем в среднем по Евросоюзу, однако темпы роста ВВП этих стран по-прежнему выше. Или взять Сингапур, где ВВП на душу населения выше, чем в Великобритании, Франции и Германии, а сингапурская экономика, между тем, за последние четыре года демонстрировала ежегодный темп роста в 5 %, что намного выше, чем средний показатель по ЕС.
Другой иногда выдвигаемый аргумент состоит в том, что неуместно судить о Евросоюзе по его экономическим показателям, поскольку с самого начала европейская интеграция представляла собой откровенно политический проект, специально предназначенный для того, чтобы обеспечить мир и стабильность в Европе. А уж в этом смысле Евросоюз иначе как успехом и не назовешь.
В главе 1 я уже и так достаточно подробно рассмотрел политические истоки Европейского союза и отдал должное мощи скрепляющих его политических сил. Но это не означает, что экономические результаты ЕС не играют никакой роли. Думать так означало бы позволить политическим лидерам выйти сухими из воды. Первоначально за учреждением Европейского союза стояли политические силы, но всегда предполагалось, что это принесет и определенные экономические преимущества. В том-то и состоял смысл образования единого крупного рынка и снижения торговых барьеров.
Считалось, что центральные органы управления Евросоюзом будут принимать более разумные решения для всей Европы в целом, чем те, что принимались конкурирующими национальными государствами. Господствующая идея в том и состояла, что конкуренция между европейскими национальными государствами – лишнее расточительство.
Не припоминается, чтобы лидеры Европы говорили гражданам: «Это проект политический, и он необходим для сохранения мира в Европе, но он будет стоить вам кучу денег». Наоборот, они на всех углах трубили об экономических преимуществах объединения. Эту идею ничего не стоило внушить европейцам при тех высоких темпах экономического роста, какие наблюдались в первые годы существования ЕС.
В том-то и состоял смысл европейского проекта, чтобы помочь Европе приобрести солидный вес на мировой политической сцене и встать вровень с Соединенными Штатами Америки. Этого невозможно было бы добиться, быстро собрав в одну группу несколько европейских государств, но суть идеи состояла именно в том, что европейская интеграция принесет Европе процветание и, значит, позволит на равных говорить с Америкой.
Лишь в последние годы стали широко обсуждать и признавать, что объединение европейских государств в ЕС имеет свою цену. Особенно много спорят в связи с этим в Германии о роли евро. Элита считает, что за сохранение евро, возможно, понадобится заплатить (особенно если вы гражданин Германии), но единая европейская валюта необходима для выживания самого Евросоюза. Однако перед введением евро, как и в первые годы его хождения, ни о чем подобном речь не шла. Проблема всплыла только в последние несколько лет, когда начался его кризис.
Слабая экономическая эффективность Евросоюза – не есть следствие сознательного выбора, сделанного богатыми, хорошо обеспеченными европейцами, чей набор ценностей выходит за пределы одного только материального благополучия, точно так же как создание малоэффективных европейских институтов не является результатом политической целесообразности. Нельзя утверждать, будто кто-то заранее предвидел, что за европейскую интеграцию и безопасность придется заплатить такую цену. Все это просто-напросто следствие относительных экономических неудач, вызванных никудышной политикой.
И все же европейские элиты упорно не желают признавать эту простую истину. Например, часто в ход идет такой аргумент: если законодательство, регламентирующее защиту прав трудящихся, и макрополитика, включая накачивание экономики деньгами, являются ключом к успеху, то непонятно, почему Великобритания только недавно начала оправляться после кризиса 2008 г. и ее экономические показатели остаются такими низкими. Думать так – ставить телегу впереди лошади. Никто и не считает экономическую политику Великобритании образцом совершенства, у нее много существенных слабостей, например низкий уровень образования и приобретения трудовых навыков. Во многих странах континентальной Европы государство уделяет гораздо больше внимания этим проблемам.
Однако такие аспекты функционирования экономики имеют глубокие корни, и добиться сдвигов к лучшему довольно трудно. Как проводить экономическую политику, невзирая на эти недостатки? Дело в том, что вопреки крупным перекосам в области предложения макроэкономические показатели в Великобритании весьма приличные, и в основном это – благодаря политике. Во многих странах континентальной Европы, несмотря на то что изначально они располагали солидным человеческим и денежным капиталом, макроэкономическая результативность имеет бледный вид, и виной тому – проводимая элитами негодная политика.
Не во всем виноват Евросоюз
Возможно ли хотя бы часть относительных экономических неудач объяснить причинами, не связанными с Евросоюзом? Безусловно. Во многих странах – членах Евросоюза факторы, сдерживающие инвестирование и замедляющие рост занятости и производительности, обусловлены не столько европейским, сколько национальным законодательством. И в результате Евросоюз зачастую ошибочно и несправедливо винят в экономических неудачах, имеющих чисто национальное происхождение.
Об этом свидетельствуют, например, крупные различия в уровне безработицы по странам Евросоюза. Так, если в 2012 г. он составил в Нидерландах 5,3 %, в Германии 5,5 %, а во Франции 10,2 %, то в Греции он достигал 24,3 %, а в Испании – 25 %. На все названные страны распространяются одни и те же законодательные и нормативные акты ЕС. По общему признанию, высокая безработица в Испании и Греции отчасти обусловлена недостаточной конкурентоспособностью цен, что связано с их членством в зоне евро, а также является следствием структурных факторов и укоренившейся практики национального законодательства.
Поразительны также различия между странами Евросоюза в методах регулирования рынка труда. Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) руководствуется разработанными ею индикаторами защиты занятости, которые оценивают, насколько просты процедуры увольнения и найма на постоянную или временную работу заемных работников (то есть тех, кого нанимают через посреднические агентства). Чем выше значение индикатора, тем больше трудностей и затрат связаны с увольнением или наймом. В 2013 г. значение такого ключевого индикатора, как простота (сложность) увольнения индивидуального работника, в странах Евросоюза варьируется от 3,1 для Португалии до 1,0 в Великобритании. Остальные страны ЕС по данному индикатору попадают в промежуток между этими предельными значениями.
Точно так же существуют огромные различия в расходах стран Евросоюза на социальное обеспечение (включая пособия по безработице). Средний показатель по всем 28 членам ЕС приближается к 30 % ВВП. У новых стран – членов ЕС, таких как Болгария, Латвия и Румыния, он составляет 18 % ВВП, а во Франции и Дании превышает 33 % ВВП.
Таким образом, какие бы причины ни влияли отрицательно на экономику, не все они на совести Евросоюза, а во многом стали делом рук национальных правительств. И все же Евросоюз внес свою лепту, как напрямую, так и косвенно.
ЕС убаюкал сознание национальных элит, внушив им ложное чувство защищенности, и они уверовали, что, как бы скверно ни управляли своим хозяйством, другие члены Евросоюза не лучше и «коллективная Европа» выручит их из беды. На деле же эффект от дурных решений, принимаемых на национальном уровне, только усугубляется за счет аналогичных заключений, принимаемых в Брюсселе и Страсбурге.
Пять основных сфер, где Евросоюз своим вмешательством напрямую влияет на функционирование экономики, это торговля, движение капитала и людей, трудовое законодательство, конкуренция, сбор и расходование значительных денежных средств.
Если Евросоюз и не добился внушительных успехов в экономике, так именно из-за того, что в пяти вышеназванных сферах он действует не лучшим образом и любые накопленные выгоды, в чем бы они ни заключались, перекрываются действием других факторов. Льщу себя надеждой, что, ознакомившись с моими пояснениями относительно каждой из этих пяти сфер, вы со мной согласитесь.
Торговля
Самое значительное прямое вмешательство ЕС в экономику стран-членов сосредоточено на сфере торговли. Различные договоры Евросоюза установили требования к государствам воздерживаться от введения пошлин и прочих торговых ограничений в отношении других стран-членов. Более того, внешняя торговля с государствами, не входящими в ЕС, регламентируется союзным законодательством. Евросоюз установил единый внешний тариф на импорт из всех других стран мира. В 2012 г. среднее арифметическое значение ставки тарифа составило 5,5 %, но диапазон разброса ставок по отраслям огромен. Например, импорт молочных продуктов «наказали» тарифом, средний размер которого достигал 52,9 %, тогда как тариф на импорт металлов и неэлектрического оборудования в среднем составлял какие-то 1,9 %.
Предполагалось, что по мере расширения торговли такая тарифная политика позволит Евросоюзу получать экономические выгоды всеми обычными путями. Так, торговля, как правило, повышает эффективность экономики, поскольку способствует более рациональному распределению ресурсов, а ввиду того что она стимулирует и развитие специализации, открывается возможность для усиления эффекта экономии за счет масштаба (это означает, что с ростом объема выпускаемой продукции падает ее средняя себестоимость).
Тем не менее содействие развитию торговли внутри Евросоюза не есть сплошное благо. Евросоюз не является в чистом виде зоной свободной торговли, то есть территорией, в пределах которой нет ни тарифов, ни квот, ни прочих торговых ограничений. Скорее, ЕС представляет собой таможенный союз, а это означает, что страны-члены могут беспрепятственно торговать друг с другом, но во внешней торговле все они подчиняются общим торговым ограничениям (в виде единого внешнего тарифа).
Экономические принципы таможенных союзов давно устоялись, а некоторые из них как раз и обсуждались в ходе дебатов о целесообразности присоединения Британии к ЕС. Если смотреть по сути, то таможенный союз создает торговлю между странами, входящими в его состав, но при этом отключает торговые связи с другими государствами. Заранее невозможно определить, перевесят ли выгоды от развития торговли внутри союза потери от нарушения торговых отношений с остальным миром.
Фактические данные о стимулировании торговли внутри Евросоюза не позволяют сделать однозначный вывод. Согласно целому ряду академических научных исследований, развитие внутренней торговли в ЕС с избытком возмещает переориентацию торговли с третьими странами. Тем не менее практика показывает, что, хотя с годами торговля между странами – членами Евросоюза значительно увеличилась, торговля с другими государствами возросла еще больше. Соответственно, если взять долю в общем экспорте ЕС, то экспорт стран Евросоюза в страны-члены сократился с 68 % в 2001 г. до 63 % в 2012 г.
Причина в том, что выигрыш от развития торговли внутри Евросоюза выглядит весьма незначительным, если сравнить его с внушительными выгодами от роста торговли по всему миру, чему способствовали сначала либерализация торговли в рамках Генерального соглашения о тарифах и торговле (ГАТТ), а позже – процесс глобализации, поскольку Китай и другие новые рыночные экономики стремительно активизировались и добились высоких темпов роста ВВП.
Итак, главный вывод заключается в том, что все те выгоды, которые, как мечталось группе европейских бюрократов, сулит своим участникам Европейский таможенный союз, оказались намного меньше реальных экономических преимуществ в масштабах всего мира, которые естественным образом формировались по мере того, как гигантские, прежде отсталые регионы мира подключались к глобальной рыночной экономике.
Капитал и люди
Предполагалось, что свободное передвижение капитала в пределах границ ЕС даст странам-членам аналогичные выгоды в виде более рационального распределения ресурсов и возросшей конкуренции. Некоторую пользу это принесло, поскольку заемщикам открылся доступ к большему числу источников капитала, а инвестиционные институты получили ничем не ограниченную свободу выбора объекта для вложения.
Однако эти выгоды, видимо, тоже были переоценены. Пускай страны – члены ЕС и получили определенные преимущества, но нельзя не отметить, что одновременно наблюдается и рост мобильности капитала во всем мире. Возможность перераспределить капитал в ряде стран с зарегулированной, медленно развивающейся экономикой, которую тормозит местная антипредпринимательская культура, не приносит больших выгод по сравнению с инвестированием только в одну из подобных стран.
Со свободой передвижения людей складывается совсем иная ситуация. Понятно, что это возымело гигантские последствия для некоторых стран Евросоюза. Взять хотя бы Великобританию, переживающую волну массового притока иммигрантов из стран Восточной Европы. Хорошо ли это? Сама по себе это очень непростая проблема, и очевидно, что есть те, кто понес серьезные потери, например трудящиеся из числа местного населения, сегодня сталкивающиеся с обострившейся конкуренцией со стороны работников-иммигрантов. И зачастую именно британцы оказываются без работы (более подробно этот вопрос я рассмотрю в главе 8).
Учитывая, что некоторые восточноевропейские страны лишились значительной части своей рабочей силы, можем ли мы считать, что сам факт присутствия этих людей на Западе действительно означает, что «распределение ресурсов улучшилось»?
По общему признанию, выгоды от свободного передвижения товаров, услуг, населения и капитала вкупе с преимуществами от пребывания за общими стенами таможенного союза могут способствовать притоку в Евросоюз прямых иностранных инвестиций. Но, как отмечено выше, в этой области Европейский союз не продемонстрировал выдающихся успехов.
Трудовое законодательство
Если одной из выгод членства в Евросоюзе должна была стать свобода передвижения людей в пределах его границ, то еще одну выгоду даст введение ограничений на рынке труда. В трудовом законодательстве стран – членов ЕС имеются существенные различия, однако Евросоюз ввел ограничения на уровне всего сообщества. Они затрагивают следующие области:
– занятость и гендерное равенство;
– рабочее время;
– руководящие принципы по созданию условий труда и меры коррекции в пользу определенных групп работников (представители меньшинств и женщины), закрепляемые Европейской Социальной Хартией;
– контракты на нетипичную занятость, неполный рабочий день, наемный труд (предоставление работников через агентства) и временное трудоустройство.
По мнению множества людей, действия Евросоюза пошли им на пользу. Лично я, выступая с позиций экономиста, который верит в силу рынка (хотя и признаёт, что не все экономисты едины в этом мнении), расцениваю вмешательство Евросоюза в действие рынка труда как подлинное бедствие. Еврокомиссия ввела ряд регуляторных правил, из-за которых работодателям стало намного дороже нанимать работников, труднее гибко использовать наличный персонал и дороже увольнять тех, кто плохо работает.
Одной из самых оспариваемых мер правового регулирования Евросоюза стала так называемая Директива о рабочем времени. Она устанавливает максимально разрешенную продолжительность рабочего дня и недели (в среднем по 48 часов в неделю за 4-месячный период), минимальную продолжительность ежедневного перерыва для отдыха, минимальную продолжительность перерывов для отдыха в течение рабочего дня, минимальный ежегодный оплачиваемый отпуск, а также меры дополнительной защиты для тех, кто работает в ночное время.
Федерации работодателей Великобритании и стран Северной Европы жестко критикуют Директиву о рабочем времени. Аналитический центр «Открытая Европа» подсчитал, что проводимая Евросоюзом социальная политика обходится британскому бизнесу и правительству в 8,6 млрд фунтов стерлингов в год (что составляет 0,5 % ВВП), а Директива представляет собой «самый дорогостоящий» из законов ЕС в социальной сфере. Замечу, что работникам предоставлено право в индивидуальном порядке выйти из-под действия Директивы и этим правом уже пользуются практически все городские рабочие, а также британские врачи.
Широко критикуют и вступившую в силу в октябре 2011 г. Директиву о временных работниках. Она устанавливает, что временные работники имеют право на такую же заработную плату, оплату отпуска и сверхурочной работы, как и их коллеги, работающие на условиях полной занятости. Это новшество значительно уменьшило эластичность рынка труда и возложило дополнительное бремя на малые фирмы, которые особенно нуждаются в гибких правилах найма временного персонала.
Директивы Евросоюза нередко превосходят по своей антипредпринимательской направленности национальное трудовое законодательство стран-членов. Более того, серьезные различия в уровнях безработицы и общем экономическом прогрессе, наблюдаемые в странах Евросоюза, свидетельствуют, что в данном случае виноват не только Евросоюз, что ни в коей мере не оправдывает его неуклюжие действия.
Действующим на территории Евросоюза бизнес-компаниям хорошо известно, что склонность ЕС к чрезмерному регулированию рынка труда имеет глубокие корни и со временем только усилится. Это лишает бизнес уверенности и сдерживает инвестирование.
Политика в области конкуренции
Однако не всякое вмешательство ЕС в дела экономики противодействует духу конкурентного рынка. Евросоюз позволяет себе вмешательство в конкурентную политику, только когда страдает торговля между странами-членами, а вопросы внутренней конкуренции находятся в ведении соответствующих органов национальных государств.
При возникновении проблем в торговле между странами – членами ЕС в действие вступает политика в области конкуренции, объектами которой являются шесть сфер: ограничительная практика, злоупотребление монопольным положением с целью вытеснения с рынка конкурентов, слияния, либерализация рынка, государственное субсидирование, обеспечение гарантий, что регламентирующее конкуренцию законодательство ЕС в одинаковой мере применяется всеми странами – членами Евросоюза.
В данной сфере деятельности Евросоюз, если взвесить все «за» и «против», по всей видимости, приносит пользу. Европейская комиссия проводит множество расследований случаев подрыва свободной конкуренции в таких областях, как деятельность авиакомпаний, химическая продукция, энергетика и компьютерные игры. Начиная с 1990 г., Еврокомиссия вынесла более сотни решений по картелям, в которые были вовлечены около 700 компаний. Вот как написал об этом журнал The Economist в статье от 18 февраля 2010 г.:
За несколько десятилетий директорат Европейской комиссии по вопросам конкуренции вырос до уровня самого значительного в мире регулятора в своей области. Он отличается неизменной скрупулезностью в развитии антимонопольной теории и со всей решительностью добивается соблюдения закона.
Однако Еврокомиссия допускает две принципиальные ошибки: делает слишком большой упор на конкуренцию и недостаточный – на интересы потребителей, а кроме того, слишком много возомнила о себе. Вот что говорится далее в вышеупомянутой статье:
Критики, чье беспокойство возрастает по мере увеличения жесткости налагаемых санкций, утверждают, что, действуя одновременно как следователь, обвинитель, коллегия присяжных и судья, выносящий приговор, комиссия отказывает обвиняемым фирмам в основополагающем праве быть выслушанными беспристрастным органом правосудия. И в этом они правы.
Расходование средств
Вышесказанное подводит нас к пятой сфере компетенции Евросоюза в области экономики – к сбору значительных средств стран-членов и их расходованию в пропорциях, не соответствующих величине взносов государств. В 2012 г. суммарные расходы Евросоюза составили около 140 млрд евро, или примерно 1 % от ВВП Евросоюза, включая расходы на Единую сельскохозяйственную политику (ЕСП).
Если посмотреть в более широком контексте и соотнести эту цифру с размерами национальных бюджетов, то она довольно ничтожна. Напомню, однако, что еще 20 с небольшим лет назад, в 1991 г., бюджет Евросоюза составлял только 56 млрд евро, и тогда вам станет ясна общая тенденция. Если европофилы добьются своих целей, размер евросоюзного бюджета со временем будет неуклонно нарастать.
Учитывая относительно небольшие размеры бюджета ЕС, он должен сказываться на состоянии экономики разве что на микроэкономическом уровне. В той мере, в какой ЕС правильно определяет объекты, заслуживающие финансирования, при условии, что сбор взносов не создает существенных диспропорций и отрицательных стимулов, это направление деятельности, по всей видимости, может подстегивать рост ВВП. Впрочем, такое бывает разве что в сказках.
В реальности получается, что в этой сфере Евросоюз действует чуть ли не во вред экономике. Около 80 % своих средств ЕС направляет на поддержку сельского хозяйства и региональную помощь, но его бюджет практически не стимулирует экономический рост. Мало того, Евросоюз так щедро разбрасывается деньгами, что можно подумать, будто они ему с неба падают. Должная осмотрительность и заботливое, хозяйское отношение к ресурсам не числятся в списке достоинств, особо ценимых в ЕС. Напротив, само слово «Евросоюз» сделалось именем нарицательным для обозначения бесхозяйственности и непозволительного мотовства. Британский аналитический центр «Открытая Европа» составил перечень примеров вопиющего расточительства Евросоюза. Чтобы понять масштабы этого бедствия, достаточно ознакомиться лишь с двумя примерами.
В феврале 2009 года венгерская IT-компания Gyrotech Commercial and Supplier Ltd. получила из Фонда регионального развития ЕС 411 тыс. евро и еще 500 тыс. евро из другого источника на проект, имеющий целью «улучшить образ и качество жизни собак». Компания, изначально занимавшаяся информационными технологиями, судя по всему, запросила у ЕС средства на расширение бизнеса за счет разработки системы гидротерапии, призванной «повысить благополучие собак». Компания потратила выделенные средства на строительство новых офисов для центра, где будет происходить попечение над собачками. Однако офисы эти и по сей день пустуют, зарастая паутиной. А самого собачьего центра как не было, так и нет.
* * *
Европейским сельскохозяйственным фондом для развития сельских районов был выдан грант в размере 16 394 евро, а австрийское правительство выделило в дополнение к этому еще 24 119 евро на реализацию в Австрии проекта по проведению разъяснительной работы, призванной повысить степень осознания красот и неповторимых особенностей природы Тироля и «укрепить эмоциональную связь фермеров с землей, которую они возделывают». Авторы проекта рассчитывали решить эти задачи главным образом за счет того, что с фермерами будут проводиться беседы. Предполагалось, что «в результате их фермеры переменят отношение к местной природе и на смену рационализму, построенному на экономической целесообразности, придет глубокий душевный отклик на красоту местных пейзажей». Результаты проделанной работы «окажут воздействие» на остальных фермеров, поскольку те «получат наглядное подтверждение тому, что их труд есть занятие уникальное и замечательно позитивное, и исполнятся гордости за него».
Не секрет, что национальные правительства далеко не новички в растранжиривании государственных денег. В Великобритании одним из самых печально известных подтверждений тому стал проект по компьютеризации всей государственной службы здравоохранения, который прикрыли в 2011 г., когда его стоимость достигла 10 млрд фунтов стерлингов.
Политика в отношении оплаты труда и занятости представляет собой один из ярчайших примеров необычайной расточительности Евросоюза, выступающего как чрезвычайно щедрый работодатель для тысяч людей. Работники помимо зарплаты, не облагаемой налогами, получают льготы и пенсии, не идущие ни в какое сравнение с заработками, которые они получали бы у себя в стране. У председателя Европейской комиссии Баррозу, например, должностной оклад в 2013 г. составлял 304 221 евро, и вместе с компенсацией за проживание и представительскими расходами доход достигал 366 871 евро. Для сравнения отмечу, что канцлер Германии зарабатывает в общей сложности 216 456 евро, должностной оклад президента Франции составляет 170 280 евро, а премьера Испании – всего 78 тыс. евро. В Великобритании у премьер-министра должностной оклад не дотягивает до 175 тыс. евро, а у младшего министра и того меньше – 110 тыс. евро.
Такое же завидное положение занимают и рядовые парламентарии Европейского парламента. Какого бы напряжения сил ни требовали парламентские дебаты, депутатам они вполне неплохо оплачиваются. Так, суммарный годовой заработок европарламентария составляет 147 070 евро, и, кроме того, он получает 254 508 евро на содержание штата сотрудников, а также на суточные и путевые расходы. Годовые затраты на одного члена Европарламента, таким образом, достигают 500 тыс. евро. Для сравнения: депутаты итальянского парламента зарабатывают в год 140 444 евро, конгрессмены США, если пересчитать на евро – 135 тыс., тогда как во Франции парламентарий зарабатывает какие-то 66 176 евро. С учетом того факта, что в ряде западных демократий министрам и членам парламента платят крайне мало, в политику сегодня идут люди, по общему признанию, не самого лучшего сорта, и это дает почву для контраргумента в пользу высоких зарплат в органах власти Евросоюза. Говорят, что необходимо хорошо платить, чтобы привлекать самых лучших. Однако большинство наблюдателей согласятся с тем, что средний уровень евродепутатов весьма невысок.
Тем не менее Евросоюз показал себя не только безобразным транжирой «государственных» денег; он еще и не способен толком отчитываться за свои траты. В период между 1994 и 2006 гг. аудиторы ни разу не смогли признать, что в счетах Евросоюза царит полный порядок. Начиная с бюджета ЕС на 2007 г. и поныне состояние счетов ЕС признается «здоровым», однако Европейская счетная палата ни разу не заявила, что в бюджете Евросоюза отсутствуют фундаментальные ошибки, приводящие к недействительности финансовых отчетов (коэффициент ошибок меньше 2 %). В 2011 г. данный показатель для бюджета ЕС составил 3,9 %, а в 2012 г. возрос до 4,8 %, что означает – из общей суммы бюджета в 139 млрд евро почти 7 млрд евро были израсходованы неизвестно на что.
Марта Андреасен, ставшая в свое время первым человеком, занявшим пост главного бухгалтера Европейской комиссии (позже уволенная за «неподобающие отзывы» о состоянии бухгалтерских счетов), в ноябре 2012 г. заявила следующее:
Вот уже 18-й год подряд Счетная палата отказывается выдать бюджету Евросоюза чистое санитарное свидетельство. Но еще хуже, что «коэффициент ошибок», указывающий на неучтенные траты, продолжает расти.
Бухгалтерская система не защищена от мошенничества и выстроена таким образом, что не позволяет централизованно проверять платежи. Как ни причесывали и ни приукрашивали отчетность, суть критики со стороны Счетной палаты так и не меняется.
Выгоды от специализации
Итак, в пяти рассмотренных сферах регулирования и компетенции, напрямую затрагивающих функционирование экономики, Евросоюз не может похвастаться блестящими успехами. И все же одна из ключевых экономических идей, заложенных в основу интеграционизма, в том и состояла, что увеличившийся в размерах рынок Евросоюза создает определенные выгоды. Часть из них тесно связана с торговлей, однако предполагалось, что будут еще и другие выгоды. Как обстоят дела с ними? Может, они попросту очень незначительны и их воздействие сводится на нет отрицательными эффектами, о которых говорится в пяти предыдущих подразделах? Или в аналитические выкладки, подтверждающие их выгоду, закралась ошибка? Неужели размер рынка не играет никакой роли?
Ответ мой таков: с какой стороны смотреть. Одна из старейших заповедей экономической науки как раз и говорит о важности масштаба. Экономист XVIII в. Адам Смит придавал большое значение разделению труда как источнику процветания. Количество производителей, имеющих возможность набраться знаний и опыта, прямо пропорционально числу возникающих специализированных производств. Адам Смит отмечал также, что степень разделения труда ограничивается размерами рынка. Соответственно, международная торговля дала гигантский импульс к росту благосостояния именно потому, что позволила усилить специализацию.
Эту закономерность проще понять, если обратиться к простенькой житейской аналогии. На самом низшем базовом уровне располагается хозяйство, в котором занят только один человек и удовлетворяются лишь насущные потребности. Пример этого – экономический субъект Робинзон Крузо, вынужденный обходиться собственными силами. У него напрочь отсутствовала возможность специализироваться на чем бы то ни было. Когда в хозяйстве Робинзона появляется Пятница, возникают условия для специализации, расширяющиеся по мере того, как на экономическую сцену вступает все больше людей.
Если мы возьмем другую крайность и представим себе, что весь мир представляет собой одну хозяйственную единицу, то возможности для специализации будут колоссальны, но она не возникает на пустом месте. Как минимум для специализации требуется, чтобы в ходе ее осуществления преодолевались не только расстояния, но и языковые барьеры, различия в законодательных системах, а также необходимо управляющее звено. На практике проблемы координации и управления неизменно возникают в той или иной форме, как только несколько человек начинают работать совместно, так что экономические выгоды от специализации начинают взаимодействовать или вступают в конфликт с другими факторами.
В Евросоюзе были устранены торговые барьеры в пределах его территории, что и позволило получать выгоды от специализации. И все же, как подтверждает сказанное выше, этим дело не кончилось. Евросоюз подавляет национальный суверенитет и насаждает наднациональную систему управления в бесчисленном множестве экономических и политических сфер на огромной территории, что предполагает существенный объем работы по гармонизации и регулированию. Попробуем проанализировать, почему то и другое не обязательно приводит к оптимальному результату.
Что говорит о размере теория
Государство тяготеет к тому, чтобы чинить препятствия торговле и коммерции, потому что его юрисдикция, по определению, распространяется на территорию в ограниченных пределах. Государство отстаивает свой статус самостоятельного политического образования тем, что воздвигает границы на пути передвижения людей и вещей, которые могут легко стать серьезными препятствиями.
Частица власти, изначально заложенная в понятие государственной границы, подразумевает возможность взимать на границах государства налоги. С самых давних времен страны получали существенную часть своих доходов за счет налогов на торговлю; во многих случаях эта практика сохраняется и поныне.
Таким образом, совокупность множества мелких суверенных государств легко может превратиться в систему четко отгороженных друг от друга экономик, где роль разделительных барьеров играют пошлины и прочие торговые ограничения, запирающие экономическую деятельность в пределах политических границ и тем самым ограничивающие возможности получения выгоды от торговли и специализации.
На протяжении истории бывали случаи, когда устранение подобных барьеров давало толчок к росту экономического благополучия. Так случилось, когда ряд германских государств во главе с Пруссией в 1834 г. основали Zollverein – таможенный союз. С точки зрения американских генералов и представителей власти, всерьез опасавшихся после Второй мировой войны советского вторжения или коммунистической революции и пекшихся о том, как бы поскорее реанимировать европейскую экономику, самую крупную экономическую угрозу представляло образовавшееся на территории Европы «лоскутное одеяло» из мелких независимых государств, каждое из которых норовило закрепить свой, пускай и крохотный, национальный суверенитет посредством введения значительных пошлин, квот и прочих торговых ограничений.
А теперь предположим, что между государствами установился режим свободной торговли. В этом случае выгодами от специализации могли бы пользоваться все, даже самые мелкие политические образования. Тогда чем выгодно большое государство? На этот счет существует обширная академическая литература. В большинстве своем авторы подобных трудов дружно высказывают мысль, что увеличение размера политических образований потенциально способно обеспечить экономию за счет масштаба в предоставлении общественных благ (скажем, в области обороны), но попутно ведет к еще большей разнородности и может спровоцировать вредные споры по поводу того, как распределять затраты и выгоды. Почти все авторы придают большое значение свободной торговле и экономической интеграции как инструментам, которые создают для малых политических образований условия, благоприятствующие эффективному функционированию. Любопытно, что подобный вывод, подтверждаемый рядом научных исследований, полностью опровергает исходный посыл многих обозревателей, что глобализация и экономическая интеграция автоматически способствуют формированию более крупных политических образований.
Таким образом, при поверхностном взгляде напрашивается вывод, что склонность Евросоюза забирать себе прерогативы, прежде принадлежавшие национальным государствам, идет вразрез с преобладающей в остальных регионах мира тенденцией в сторону глобализации и интеграции. Авторы А. Алесина, И. Анджелони и Л. Шукнехт говорят об этом так: «Институты, действующие на европейском уровне, вторглись в сферы, где экономия за счет масштаба далеко не очевидна, а разнородность предпочтений граждан-европейцев весьма высока». Иными словами, Евросоюзу не стоит пытаться заниматься проблемами всех стран – членов ЕС, а следует оставить работу для правительств национальных государств.
Однако научные исследования на тему размера территории не обязательно указывают на превосходство политических образований, составленных из нескольких национальных государств, поскольку тогда те же самые аргументы можно было бы выдвинуть в пользу по крайней мере частичного разрушения существующих государств на субрегионы или сугубо национальные образования. В качестве примеров можно назвать возможное отделение Шотландии от Соединенного Королевства или, скажем, Каталонии от Испании.
На этой стадии одно только абстрактное теоретизирование ничего нам не даст. Очень многое зависит от исторического прошлого и качества государственной власти рассматриваемого политического образования. По академическим критериям размер Великобритании может считаться оптимальным для государственной структуры, но было бы нелепо оперировать этим фактором в вопросах, касающихся целесообразности политической ассоциации. Различные способы оценки оптимального размера страны дают разнообразные результаты, меняющиеся со временем. Государства не могут и не должны реформироваться на основании подобных выводов.
Более принципиально то, что на дееспособность институтов и политических объединений влияют несистематические факторы, отражающие особенности исторического развития. Даже при наличии достаточно сильных сепаратистских настроений в Шотландии Соединенное Королевство и его институты по большому счету функционируют удовлетворительно. Но мы не имеем ни малейшего понятия, насколько успешно будут работать новые институты в том случае, если Шотландия выйдет из состава Соединенного Королевства. Так, в начале 2014 г. стало понятно, что будет неимоверно сложно установить в независимой Шотландии удовлетворительно действующую денежную систему. Сразу вспомнились многочисленные и тяжкие проблемы, возникшие при формировании еврозоны (я рассказываю о них в главе 4, но более подробно эти проблемы рассмотрю в главе 8).
Субсидиарность
Что может служить указанием, как лучше всего установить границу суверенитета? Понятно, что не на уровне отдельного индивида, улицы или местной общины. На практике нет никакой необходимости принимать все решения в одной плоскости, будь то национальное государство, федерация региона или низовая община. Как вывозить мусор, определяется местными управленцами, а оборонные задачи входят в компетенцию национальных властей.
Однако имеется великое множество промежуточных случаев, и там ответ далеко не всегда однозначен. Можно ли, например, оставить структуру и содержание школьной программы на усмотрение отдельных государственных школ, находящихся в ведении местных органов, или все это должна устанавливать центральная власть? Правильные ответы для разных государств и периодов отличаются друг от друга. Все зависит от целей, которые ставит государство перед образовательной подготовкой.
Подход Евросоюза к выбору надлежащего уровня принятия решений в теории выглядит очень привлекательно. В основу его положен принцип субсидиарности, означающий, что все должно приниматься на уровне, максимально приближенном к рядовым гражданам. ЕС придерживается следующего принципа: за исключением областей, которые подпадают только под его компетенцию, Евросоюз должен предпринимать действия лишь тогда, когда они более эффективны, чем те, что осуществляются на национальном, региональном или местном уровнях.
Беда в том, что данный принцип редко соблюдается по двум взаимосвязанным причинам.
Во-первых, в самых высоких сферах Евросоюза разворачивается борьба между сторонниками перехода к полному политическому союзу и теми, кто хочет сохранить полномочия за национальными государствами. Первые расценивают любую возможность вырвать часть полномочий из рук национальных государств как шаг в верном направлении. В результате Евросоюз дошел до того, что сует свой нос в дела, которые, если смотреть под более практическим и менее политизированным углом зрения, не относятся к его компетенции.
Во-вторых, реализация принципа субсидиарности противоречит заявленной цели гармонизации и может привести к конкуренции. Но идея гармонизации глубоко укоренена в целях ЕС, а это подразумевает, что союз по умолчанию должен препятствовать реализации принципа субсидиарности.
Что говорит практика о размере страны
Наблюдается ли отчетливая тенденция к тому, что крупные экономические и политические образования добиваются больших успехов по сравнению с малыми? Убедительных свидетельств нет. Главным примером положительного эффекта от увеличения размера образования служит сам ЕС. С первых дней своего существования он добился крупных экономических достижений и обеспечил своим гражданам высокие жизненные стандарты. Общеизвестно, что сообщество располагало огромной территорией в расчете на душу населения и на каждого жителя приходилось вдоволь пахотных и пастбищных земель, а кроме того – значительные запасы минерального и углеводородного сырья.
И все же не только наличие значительных ресурсов играет решающую роль. Ведь есть и другие страны, столь же щедро наделенные природными богатствами, но при этом не достигшие высокого уровня развития. Всем этим располагал в свое время Советский Союз, а теперь Россия, хотя и в меньших масштабах. Мало того, аналогичными преимуществами могут похвастаться Аргентина, Австралия и Бразилия. Правда, достигнутые ими результаты неравнозначны.
Понятно, что первостепенное значение имеет то, как управляется территория. Для успеха необходимо достаточно сильное государство, способное гарантировать власть закона и не позволять узким группам расхищать богатства страны или вести борьбу за них, ибо это ведет лишь к потерям и разорению. Вместе с тем, это должно быть государство, не мешающее росту промышленности и торговли избыточными налоговыми мерами или прямым вмешательством. Именно в этом, а не только в наличии обширной территории, и кроется секрет успеха Америки.
Однако весьма впечатляет тот факт, что многие из богатейших стран мира имеют малые территории и небольшую численность населения. Так, по данным МВФ, пятью странами с самым высоким показателем ВВП на душу населения являются Катар, Люксембург, Сингапур, Норвегия и Бруней (количество жителей – менее 6 000 000 человек).
Особенно интересен в данном случае Сингапур. Предоставляя Сингапуру независимость, британское правительство полагало, что ему прямой путь – в объятия расположенной по соседству более крупной Малайской Федерации. Сингапур так и поступил, но, когда в 1965 г. из федерации вышел, казалось, что будущее его куда как незавидно. А посмотрите на сегодняшний Сингапур, который давно перегнал Малайзию! Доход на душу населения в Сингапуре выше, чем в Великобритании. Почему? Все дело в превосходном государственном управлении.
Можно привести в качестве примера достижения, которых добились малые страны Ближнего Востока, но сравнивать их с остальным миром некорректно, поскольку известно, что своими успехами и богатством они обязаны исключительно запасам нефти и природного газа. Я имею в виду страны Персидского залива: ОАЭ, Бахрейн, Катар, Кувейт и Оман. Но нельзя сбрасывать со счетов тот важный факт, что государственная власть (по общему признанию – недемократическая) вполне успешно выполняет свой долг. И богатства, полученные за счет нефти, направо и налево не разбазаривает.
Успехи малых стран Европы не покоятся на нефти (за исключением Норвегии). Самым наглядным примером служит Швейцария, однако стоит упомянуть и другие небольшие страны – Бельгию, Нидерланды, Люксембург, Данию, Швецию и Финляндию, – которые неплохо преуспевали и до вступления в ЕС.
Демократия и конкуренция
Так в чем же причина преуспевания мелких по размеру политических образований? В ряде случаев главным фактором оказалось то, что они стали налоговыми убежищами. Соответственно, их успех имеет распределительный характер, а главная задача – не созидать, а передавать доходы и богатства других государств. А раз так, то эти страны не помогут нам разобраться в вопросе: каким образом разделение суверенитета могло бы максимально способствовать всеобщему процветанию?
Однако успех большинства малых стран основывается не только на выгодах, обеспечиваемых системой налогообложения. Существуют и другие достижения. Даже статус налоговых убежищ подстегивает конкуренцию юрисдикций. Весь вопрос упирается в мотивы, побуждающие государственную власть действовать в интересах своей страны и граждан.
Конечно, именно демократия создает инструменты контроля за тем, что могут позволить себе делать власти даже в крупных государствах. Теоретически демократия должна заставлять руководство страной поступать в интересах большинства. В противовес демократическим режимам в условиях диктатуры правитель не может быть отстранен от власти посредством голосования избирателей. Существует ли что-то, сдерживающее диктаторский режим и не позволяющее потакать прихотям любимчиков, равно как и раздавать щедрой рукой фантастических размеров средства и всевозможные блага лицам, особо приближенным к диктатору? Множество примеров подобного поведения диктаторов мы наблюдаем сегодня в странах Африки. (Впрочем, не все недемократические государства ведут себя подобным образом. В странах Персидского залива, например, налоги с физических лиц крайне низки, а то и вовсе отсутствуют. Очень низки ставки налогообложения физических лиц и в Китае.)
И все же одной только демократии недостаточно, чтобы обеспечить должное государственное управление и условия для экономического благополучия. В западных демократиях избиратели чем дальше, тем активнее поддерживают предложения власти об увеличении расходов, а подразумеваемые последствия этого в виде увеличения налогов зачастую замалчиваются. Все делают вид, что платить «за праздник» будет кто-нибудь другой. А потому политики соперничают друг с другом за голоса избирателей, стараясь соблазнить самыми что ни на есть заманчивыми благами. Более того, как я уже говорил в главе 2, чем больше размеры политического образования, тем труднее заставить демократию работать как должно.
Конкуренция способна наложить и более действенные ограничения на государственную власть. Мы давно привыкли, что соперничество в сфере экономики приносит пользу, а конкурентная борьба между странами полезна в плане выгод от торговли, но если ее сдерживать, то вполне возможно, что государству придется вмешиваться, дабы не допустить монополизации рынка крупными компаниями. И нам непривычна мысль, что конкуренция между суверенитетами может и способна приносить выгоду.
В отсутствие соперничества между суверенитетами страны могут хоть целую вечность проводить разрушительную экономическую политику. Зато там, где юрисдикции конкурируют друг с другом, выгоды от различий в политических курсах быстрее дают о себе знать. Это позволяет давить на власть и заставлять действовать наилучшим образом.
Сказанное имеет самое непосредственное отношение к теме размеров государства. По большому счету, малые страны живут с ощущением своей уязвимости, и в результате государственная власть способна причинить ущерб лишь до тех пределов, за которыми могут наступить серьезные последствия. Другое дело крупные образования: управляющие элиты могут поддерживать международную репутацию своей страны как могущественной и процветающей, даже если ее показатели в расчете на душу населения говорят о бедности. Таков был, например, Советский Союз.
Само осознание государственной властью, что она конкурирует с руководителями других стран, может создать выгоды, распространяющиеся на весь спектр экономической политики. Предположим, например, что меры регулирования рынка труда ведут к увеличению безработицы и подрывают экономический рост. В открытой экономической системе, если малая страна проводит подобную политику, находясь в конкурентной среде, последствия громко заявят о себе, поскольку бизнес, торговля, а возможно, и цвет нации переберутся в другие страны.
Напротив, когда такого рода политика проводится на обширном пространстве (например, в Европе), некоторый отток экономической активности за пределы региона возможен, хотя и сопряжен с определенными трудностями. При этом ни одно из европейских государств не проиграет какому-либо другому, поскольку оно будет действовать не хуже, чем его соседи. Таким образом, чем больше рассматриваемое экономическое пространство, тем, при прочих равных, меньше масштабы потерь бизнеса. Однако политика, проводимая на этом общем экономическом анклаве, может иметь весьма губительный характер.
Последствия конкуренции заметны, когда страны проводят разную налоговую политику. Компании, а также некоторые склонные к международной мобильности состоятельные персоны всегда готовы сменить страну местопребывания и ведения бизнеса, поскольку чрезвычайно чувствительны к налоговым последствиям. Понятно, что налоги – далеко не единственное соображение, коим руководствуются «непоседы», но, когда у стран с примерно одинаковой экономической привлекательностью ставки налогообложения сильно разнятся, результатом, как правило, становится отток компаний и богатых людей в страны с меньшими ставками. Вспомним французского актера Жерара Депардье, недавно сменившего место жительства с Франции на Бельгию, а потом и на Россию именно для того, чтобы снизить объем своих налоговых обязательств. Подобная тенденция в определенной мере наблюдалась и прежде, однако глобализация и связанные с ней перемены в средствах и способах коммуникаций существенно ее усилили. В результате власти многих стран до смерти напуганы перспективой лишиться значительной доли своей налогооблагаемой базы.
Принято думать, что подобная конкуренция за налоговые поступления является серьезной проблемой, поскольку порождает давление на власть в целях снижения налоговых ставок и усиления контроля над ее расходами. Однако если вы, как и я, убеждены, что в большинстве западных демократий власти тратят слишком большую долю национального дохода, то налоговая конкуренция – дело, несомненно, хорошее. Она позволяет держать в узде руководство страны с его непомерными аппетитами тратить ресурсы.
Всепоглощающее стремление Евросоюза к интеграции и гармонизации увлекает его в прямо противоположном направлении. Уже созданы барьеры для налоговой конкуренции в пределах сообщества. Например, введены правила, устанавливающие разрешенный диапазон ставок налога на добавленную стоимость: ни одной стране в ЕС не дозволяется опускать нормативную ставку НДС ниже минимума в 15 %, а льготную ставку – ниже 5 %. Мало того, полным ходом идет разработка мер, призванных подавить конкуренцию по ставкам налогообложения корпораций. Когда страны еврозоны успешно перейдут к полному фискальному союзу, для них будут введены если не единые для всех, то, по крайней мере, регулируемые из центра ставки налогов. И с того момента не станет самого действенного препятствия для расточительного поведения властей.
«Золотой век» Европы
Любопытно, что эпоха максимального расцвета могущества и благополучия Европы по сравнению с остальным миром приходится на времена, когда она была разделена на множество мелких государств, остро конкурировавших друг с другом. Великие первооткрыватели новых земель пускались в путешествия не от берегов объединенной Европы, а от берегов Испании, Португалии, Англии, Голландии, Франции и городов-государств Италии – Генуи и Венеции. И двигал ими дух соперничества.
По общему признанию, эта острая конкуренция подчас находила выход в войнах. Резкое неприятие такой формы породило один из мощнейших эмоциональных аргументов против возврата Европы к раздробленному состоянию в виде обособленных конкурирующих национальных государств. Хотя все боятся, что борьба между государствами может приобрести разрушительный характер, данный аргумент выплескивает вместе с водой и младенца. Вполне возможно установить такие институциональные порядки, которые предотвратят возможность европейских войн, но при этом будут поддерживать иные виды соперничества между странами – как экономическое, так во всех других сферах, начиная с футбола и заканчивая поп-музыкой.
Таким образом, мы вскрыли более фундаментальную причину, которая объясняет, почему Евросоюз эффективен меньше, чем возможно, – он подавил конкуренцию между национальными государствами. Мало того, ЕС усердно обволакивает их удушающим елеем гармонизации и сближения. Ограничиться указанием на тот или иной аспект дурного управления или принятия решений означает упустить самую суть вопроса. Эти пороки имеют систематический характер. Они напрямую проистекают из природной сущности Евросоюза, которая, вне всяких сомнений, не тождественна сути Европы.
Незавидные экономические результаты Европы
Евросоюз покамест нельзя охарактеризовать как экономический провал. Но его экономическая деятельность стала большим разочарованием для многих сторонников. А по международным меркам Евросоюз определенно относится к числу отстающих. Стремительно набирающие силу страны Азии не рассматривают ЕС как пример для подражания. Наоборот, для них ЕС олицетворяет все то, чего следует избегать.
Чем объяснить эту неспособность Евросоюза действовать на уровне своих возможностей? Я выдвигаю восемь причин.
• Архитекторы ЕС придавали слишком большое значение размеру объединения как источнику выгод.
• Создатели ЕС недооценили рост мировой экономики за его пределами.
• С самого начала недостаточное внимание уделялось государственному управлению как ключевому фактору экономического успеха.
• Задачи гармонизации и регулирования предполагали слишком большое вмешательство в дела бизнеса.
• Европейская социальная программа в вопросах трудового законодательства и льгот имела антипредпринимательскую направленность.
• Европейские лидеры не дали себе труда разобраться, что является основами экономического успеха (в отличие от своих азиатских коллег).
• Безалаберное расходование средств Евросоюза (по общему мнению, не таких уж колоссальных).
• Задачи гармонизации и интеграции скрыли последствия плохой экономической политики и удушили естественное соперничество между странами, а оно-то и позволило бы добиться более высоких экономических результатов.
Не факт, что эти упущения обязательно тормозили бы европейскую экономику, коль скоро она уже вступила на путь динамичного развития в условиях относительной стабильности в мире. Однако в последние 20 лет наш мир можно назвать каким угодно, но только не стабильным. Информационная революция и глобализация до основания потрясли современный мир, а в такие времена больше всего востребованы гибкость и умение приспосабливаться. Но именно с этими задачами европейские институты хуже всего умеют справляться, что и обусловило относительный упадок Евросоюза. Именно то, что США сумели лучше приспособиться к новым условиям, отчасти и объясняет, почему американская экономика в последнее время обогнала экономику ЕС.
Есть и еще кое-что. Поскольку Евросоюз продолжал активно сдавать позиции относительно других стран, европейские элиты должны были бы бросить все свои силы на то, чтобы добиваться роста производительности, уровня занятости и инвестиций. Но вместо этого они зациклились на дальнейшей гармонизации с интеграцией, на пересмотре условий договора и, разумеется, на высшей форме интеграции – европейской валюте евро.
