Глава 10
Какие установления могли бы занять место Евросоюза
Разговоры о том, что ЕС образует живое, основанное на единомыслии и свободной торговле ядро нового британского сообщества во имя процветания, являются, строго говоря, полным вздором.
The Economist, 30 октября 2011 г.
Многие склонны рассматривать Евросоюз как единственно возможную форму наднационального объединения европейских стран. На самом деле, альтернативных вариантов масса. Это в равной степени касается и выхода из ЕС отдельной страны, и роспуска всего Евросоюза.
Предметом данной главы как раз и станут возможные форматы альтернативных общеевропейских структур. Сначала я рассмотрю, каким образом можно было бы выстроить европейские торговые отношения в случае, если Евросоюз распадется или будет распущен. Далее речь пойдет о перспективах более тесных торговых связей между Европой и США, об опасностях для страны, если она будет исключена из состава мировых торговых блоков, и о трудностях, которые могут возникнуть в ходе переговоров. Затем мы обсудим роль и значение Всемирной торговой организации (ВТО), а также возможные варианты действий Великобритании в случае, если она выйдет из состава ЕС. В заключение я остановлюсь на едином мнении, сложившемся в среде интеллектуалов относительно Евросоюза, и дам критическую оценку его перспектив.
Перспективы торговых отношений в случае развала ЕС
Предположим, что Европейский союз распадется целиком и сразу. Сумеют и захотят ли страны – бывшие члены ЕС сохранить какие-либо его структуры, наподобие Общего рынка, с которого в свое время и начался процесс объединения? Или бывшие члены Евросоюза снова погрязнут в стародавней порочной практике взаимных торговых ограничений?
В своих размышлениях о формах будущего объединения европейские страны должны решительно отказаться не только от идеи «все более тесного союза», но и от таможенного союза, устанавливающего единый тариф на импорт из третьих стран. Подобная модель теряет смысл и пользу. Более 90 % британского импорта осуществляется на беспошлинной основе, а пошлины действуют только в отношении импортируемых товаров, тогда как услуги и потоки доходов, наиболее важные для британской экономики, пошлинами не облагаются. Кроме того, помимо Евросоюза больше нигде в мире не существует сколько-нибудь значимого таможенного союза.
Данный пример убедительно свидетельствует, что мир, в котором создавался Евросоюз, чем дальше, тем больше теряет сходство с сегодняшними реалиями. Когда вынашивалась идея Евросоюза, главное место в торговых потоках принадлежало товарам. А потом пришли времена, когда торговля услугами стремительно пошла в рост, и нет ни малейших сомнений, что со временем она увеличится. Это в наибольшей степени касается цифровых услуг, о которых и помыслить было невозможно в 1957 г.
В более обобщенном смысле, если уж Евросоюзу суждено развалиться, Европе совсем не обязательно возвращаться назад, к временам раздробленности, когда европейские государства существовали сами по себе и фактически вели друг с другом нескончаемую войну. Что касается экономической политики, то здесь первейшей необходимостью станет установление зоны свободной торговли. И не сказать, чтобы это требовало такой уж великой премудрости. В конце концов, сумели же США, Канада и Мексика создать NAFTA (Североамериканское соглашение о свободе торговли) и, заметьте, обошлись без каких бы то ни было политических, законодательных или интеграционистских камланий, на которых так помешан Евросоюз. А ныне здравствующая ASEAN являет собой пример аналогичного достижения азиатских стран.
NAFTA как пример для Евросоюза
Североамериканское соглашение о свободе торговли (NAFTA) создавалось в 1994 г. с целью активизации торговых процессов и создания импульса к росту благосостояния в США, Канаде и Мексике. Так оно и получилось, хотя названные страны оперируют собственными национальными валютами, чьи взаимные курсы подвержены существенным колебаниям. Однако никаких движений в сторону создания политического союза эти страны не предпринимали.
Правда, в телевизионном интервью, которое вышло в эфир в сентябре 2007 г., экс-президент Мексики Висенте Фокс призывал США, Канаду и Мексику сформировать валютный союз. Он заявил, что уже обсуждал с президентом США Джорджем Бушем-мл. возможность создания Североамериканского валютного союза. В тот же день его слова были опровергнуты пресс-секретарем Белого дома: «В настоящее время мы не разрабатываем плана, который предусматривал бы создание такой валюты». Кроме того, ни американское, ни канадское правительства никогда не делали официальных заявлений о поддержке идеи Североамериканского валютного союза. На это имеется множество причин, и не последняя из них заключается в том, что для США экономические выгоды такого объединения были бы мизерны, а потенциальные политические потери – огромны.
Министерство финансов Канады недвусмысленно выразило свое мнение на этот счет в 2006 г.: «Введение единой североамериканской валюты нежелательно для Канады». В дополнение к этому было заявлено: «Единая североамериканская валюта бесспорно означала бы для Канады необходимость перейти на доллар США и принять монетарную политику США. В этом случае Канада утратит контроль за внутренней инфляцией и процентными ставками».
Как зона свободной торговли, NAFTA обладает некоторым сходством с нынешним Евросоюзом, но между ними имеется ряд ключевых различий. И там, и здесь обеспечиваются свободное передвижение товаров и услуг, взаимный доступ к правительственным контрактам, уважение прав на интеллектуальную собственность и свободное передвижение капитала. Однако NAFTA существенно отличается от ЕС тем, что не предусматривает свободного передвижения людей. Другие два значимых отличия – NAFTA не требует от стран-участниц введения одинаковых внешнеторговых тарифов, и здесь отсутствует нечто подобное Единому рынку ЕС.
Пример ASEAN
Те же аргументы применимы и к Азиатской торговой ассоциации, называемой ASEAN (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии), в состав которой входят Бруней, Камбоджа, Индонезия, Лаосская Народно-Демократическая Республика, Малайзия, Мьянма, Филиппины, Сингапур, Таиланд и Вьетнам. Разве что дискуссии на тему единой валюты ASEAN привлекали гораздо больше общественного внимания, чем идея валютного союза для NAFTA, но тоже, в конечном итоге, не привели ни к чему.
На самом деле, именно перипетии в еврозоне побудили целый ряд высокопоставленных официальных лиц отвергнуть саму возможность создать в обозримом будущем валютный союз стран ASEAN. Выступая на пресс-конференции в начале мая 2012 г., ведущий экономист Азиатского банка развития Чанйон Ри заявил:
Еврозона должна послужить Азии уроком. Если у вас при таком большом союзе единая валюта, это чревато осложнениями. Давайте посмотрим, как они справляются со своими проблемами, а затем будем разбираться, благоразумно ли нам обзаводиться единой валютой.
В апреле 2013 года новоизбранный президент Азиатского банка развития Такехико Накао в своем выступлении сказал, что «пока еще не настало время думать о валютном союзе». И в качестве комментария добавил: «Ни о какой единой валюте не может идти речи до тех пор, пока у стран не появится готовность осуществлять взаимные бюджетные трансферты, чтобы преодолевать финансовые трудности. Азиатским странам было бы полезнее сосредоточить усилия на совершенствовании использования собственных валют».
После прошедшего в июне 2013 г. Всемирного экономического форума заместитель премьер-министра Таиланда Киттиратт На-Ранонг заявил, что единая валюта для стран ASEAN «невозможна». Он отметил следующее:
В 1997 г. все страны ASEAN пострадали от Азиатского экономического кризиса, и тогда-то мы и осознали всю выгоду обменных курсов, которые представляют собой одну из важных сущностей системы капитализма.
По большому счету, весьма маловероятно, чтобы в обозримом будущем страны ASEAN сформировали валютный союз. На данный момент среди азиатских политиков не найдется ни одного, кто желал бы продолжить переговоры по этому вопросу. Лидеры стран ASEAN сосредоточивают внимание на реальных источниках процветания: торговле, инвестициях, рабочих местах, инновациях, образовании. Европе должно послужить уроком, что для тесного сотрудничества или даже интеграции в области торговли ни валютный союз, ни политическое объединение совсем не обязательны.
Модель для Европы
Показательно, что институциональная структура, позволяющая Европе завести у себя нечто наподобие NAFTA или ASEAN, на самом деле давно создана и функционирует. Она называется Европейская ассоциация свободной торговли, ЕАСТ (European Free Trade Association, EFTA) и существует с 1960 г. Правда, на сегодняшний день ЕАСТ скорее напоминает бедного родственника ЕС и представлена всего четырьмя странами (Исландией, Лихтенштейном, Норвегией и Швейцарией), но раньше она знавала лучшие времена. На момент учреждения в состав ЕАСТ помимо уже упомянутых стран входили Австрия, Дания, Португалия, Швеция и Великобритания (рис. 10.1).
Судьбоносные перемены для ЕАСТ наступили в 1972 г., когда Великобритания, а следом за ней Дания покинули ЕАСТ, чтобы войти в состав образования, именуемого сегодня Евросоюзом. Португалия последовала их примеру в 1985 г. В 1986 г. к ЕАСТ присоединилась Финляндия, однако в 1995 г. вышла из ее состава, чтобы вступить в ряды ЕС, и тот же шаг предприняли Австрия и Швеция.
Рис. 10.1. Состав ЕАСТ и ЕЭС до вступления Великобритании в ЕЭС в 1973 г. (Источник: www.efta.int, www.europe.eu)
Решение британского правительства сменить участие в ЕАСТ на членство в Евросоюзе стало первостатейной стратегической ошибкой. В то время Европейское экономическое сообщество, ЕЭС (European Economic Area, EEA), где верховодили Германия и Франция, уже было достаточно крупным образованием с перспективой дальнейшего расширения. Хотя по размеру территории ЕЭС едва ли можно было считать достаточно крупным формированием, тогда представлялось, что оставаться за пределами ЕЭС равносильно тому, чтобы упустить лучшую из имевшихся на тот момент возможностей. Однако постепенно стало очевидно, насколько далеко простираются амбиции ЕЭС в вопросе создания полного политического союза и вмешательства в жизнь входящих в его состав национальных государств.
Структура ЕАСТ представляет собой жизнеспособную институциональную модель для Европы на случай, если Евросоюз распадется. Нет нужды заново изобретать колесо, поскольку возвращение к идее ЕАСТ вполне могло бы послужить стартовой точкой для дальнейшего движения.
Вроде бы имеется еще одна структура, открывающая такие же возможности, как и ЕАСТ: я говорю о Европейской экономической зоне, куда входят Евросоюз и страны – члены ЕАСТ, за исключением Швейцарии. Образовалась эта структура в 1994 г., однако по существу она распространила Европейский единый рынок со всеми предусмотренными им обязательствами и ограничениями на страны ЕАСТ, поэтому Швейцария воздерживается от членства в ЕАСТ. Если Евросоюз не выживет, Единый рынок в том виде, в каком он существует сегодня, тоже должен окончить свои дни. Странам Европы следует вернуться к свободной торговле, и для этой цели больше подходит ЕАСТ.
Возможные варианты политических ассоциаций
Такого рода рамки нисколько не препятствовали бы формированию на территории Европы всевозможных блоков или ассоциаций. Среди нынешних членов еврозоны довольно отчетливо выделяются две группировки, примерно равные по численности, и одна страна, которая могла бы принадлежать к обоим блокам. Германия и разделяющие ее взгляды собратья по еврозоне Австрия, Бенилюкс и Финляндия образуют одну из группировок с численностью населения порядка 120 000 000 человек. В другую, условно называемую Средиземноморский клуб, входят Испания, Португалия, Италия и Греция – совокупная численность населения этих стран также составляет около 120 000 000 человек. Остается Франция с населением в 60 000 000 человек, занимающая центральное место. Она могла бы примкнуть к любой из группировок, а в случае, если Евросоюз и евро все же сохранятся, приобрела бы решающее влияние в этом раскладе.
Франция могла бы запросто сформировать свободную ассоциацию латиноязычных государств вместе с Италией, Испанией и Португалией. Но маловероятно, чтобы Франция пожелала создать с этими странами полный политический союз или они с ней. Зачем бы Франции понадобилась такая ассоциация? Как только задача добиваться «все более тесного союза» будет снята с повестки дня, страны смогут по собственному усмотрению решать этот вопрос, руководствуясь каждая своими критериями.
Если предположить, что организована зона свободной торговли, охватывающая все нынешние страны Евросоюза, то у ее членов отпадут сколько-нибудь настоятельные экономические основания для более тесной ассоциации с остальными странами. Стимулом для этого могли бы послужить политические соображения или забота о безопасности. Если будет на то желание стран-членов, то правила членства в такой ассоциации можно сделать не слишком обязывающими и необременительными, предполагающими не более чем тесное сотрудничество или договоренности о безвизовом пересечении границ. А может, страны-члены решат пройти весь путь до полноценного фискального политического союза.
В этом контексте стоит присмотреться к Бельгии. Она могла бы направить свои стопы в группу стран, образующих северное ядро, если таковое будет существовать. Но Германия может и воспротивиться из тех соображений, что у Бельгии высок уровень государственного долга. В этом случае Бельгия, по всей вероятности, повернулась бы лицом к Франции в попытке создать с ней более тесную ассоциацию, а то даже и примкнуть к самой Франции.
Но более вероятен другой вариант, когда Бельгия попросту распадется на части, ведь она уже многие годы балансирует на этой грани. Тогда южная франкоговорящая часть Бельгии отойдет к Франции, а северная, где преобладает фламандский язык, устремится в Нидерланды. В конце концов, не стоит забывать, что Бельгия в политическом плане представляет собой образование, искусственно созданное в 1830 г. не без участия Великобритании с целью не допустить, чтобы эти земли, а в особенности устье реки Шельды и порт Антверпен, попали в руки Франции. Эти соображения в настоящее время утеряли актуальность.
Несколько особняком в европейском раскладе стоят Греция и Ирландия. Обе могут, оставаясь одиночками, интегрироваться в новую европейскую зону свободной торговли и присоединиться к каким-либо формам европейского сотрудничества, не стремясь при этом к более тесной ассоциации с другими европейскими странами. Однако у Ирландии помимо этого есть еще один вариант выбора – выстроить ту или иную форму тесной ассоциации с Великобританией. Правда, по совершенно очевидным историческим причинам здесь наверняка возникло бы множество препятствий.
Если Европа действительно двинется по пути образования группировок, возникнет серьезная проблема с бывшими социалистическими странами Центральной и Восточной Европы. Некоторые из них, вероятно, будут искать более прочных связей с возглавляемым Германией блоком, если таковой возникнет. Другие могут предпочесть объединение друг с другом или какие-то формы ассоциации с Великобританией. Предположим, что в Европе сформируются связи в русле свободной торговли и возникнет какая-либо форма общеевропейского сотрудничества в таких областях, как коллективная оборона и охрана окружающей среды. Тогда все эти государства могут предпочесть ни с кем не искать союзов, а идти своей дорогой.
Стоит ли говорить, что для постсоветских государств в случае распада Евросоюза серьезным поводом для тревоги станет опасность вновь оказаться втянутыми в сферу влияния России. Все страны – члены Евросоюза, прежде входившие в социалистический блок, сегодня состоят в НАТО. И если Евросоюз распадется, значение НАТО как главного бастиона против набирающей силу России, несомненно, возрастет. На самом деле, членство в ЕС во многом совпадает с участием в НАТО. Из 28 стран – членов НАТО только шесть не входят в Евросоюз: Албания, Канада, Исландия, Норвегия, Турция и США; а из 28 стран – членов Евросоюза лишь шесть не состоят в НАТО: Австрия, Кипр, Финляндия, Ирландия, Мальта и Швеция (рис. 10.2).
Парадокс в том, что, с точки зрения многих людей, главное, ради чего следует сохранять Евросоюз, – это противостояние России. А ведь европейская оборонная политика представляет собой особенно слабое место Евросоюза. Правда, некоторые страны – члены ЕС возражают против затрат на оборону в том объеме, какой бы потребовался, чтобы сделать из Евросоюза военную силу, способную противодействовать России. В обозримом будущем обороноспособность Европы, по всей вероятности, будет зависеть от НАТО и от двух европейских государств, которые обладают значительной военной мощью и не раз доказывали в прошлые исторические времена свою готовность ею воспользоваться. Речь идет о Великобритании и Франции.
Рис. 10.2. Членство европейских стран в Евросоюзе и НАТО. Источник: www.nato.int; www.europe.eu
Как решить турецкий вопрос
Конец Евросоюза сегодня мог бы создать шанс интегрировать в новые сообщества три страны, ныне остающиеся за пределами европейского объединения. Две из них, Норвегия и Швейцария, представляют собой весьма скромное приобретение, зато третья страна стала бы куда как крупным, серьезным выигрышем. Я имею в виду Турцию. Лидеры Евросоюза, настаивая на необходимости тесного фискального и политического союза, фактически оставляют Турцию за бортом. Европейские избиратели никогда не потерпят, чтобы Турция вошла в ЕС на условиях полноправного и равного членства. Лидеры государств прекрасно понимают это и потому, как могут, медлят с решением по Турции. Проволочки в этом вопросе и так уже оттолкнули Турцию, и есть риск, что это побудит Турцию еще дальше проследовать курсом на восток и, не ровен час, встать на путь создания исламского государства. Вот тогда последствия действительно будут губительными. По веским стратегическим причинам очень важно, чтобы Турция прочно обосновалась в стане Запада.
Таким образом, проверкой на прочность будущей ассоциации стран Европы станет вопрос: а сможет ли Турция в рамках этого формата играть роль столь же полноценную и равную, как и другие участники объединения? В нынешнем формате Евросоюз совершенно явно не выдерживает этой проверки. Мое же предложение – ЕАСТ плюс сотрудничество в области охраны окружающей среды и коллективной обороны (в рамках НАТО) вкупе с более тесным объединением тех стран, которые пожелают этого, – вполне всех устроили бы.
Все более тесные торговые связи с США
Шансы каждой европейской страны на благополучное существование за пределами ЕС значительно возрастут, если увенчаются успехом ныне проходящие переговоры между Евросоюзом и США об образовании североатлантической зоны свободной торговли, официально называемой Трансатлантическим торгово-инвестиционным партнерством (ТТИП). Если переговоры дадут результат, то будет заключено соглашение индивидуально с каждым участником этого партнерства (даже в том случае, если он впоследствии выйдет из состава ЕС), а также с какой-либо организацией или группировкой, которая придет на смену Евросоюзу.
Если соглашение по ТТИП будет достигнуто, это позволит создать торговый блок, на который придется примерно половина всего мирового производства. Потенциальный выигрыш для Евросоюза оценивается в 100 млрд фунтов стерлингов в год, для США – в 80 млрд фунтов стерлингов, а для остального мира – в 85 млрд фунтов стерлингов ежегодно.
На карту поставлена такая важная вещь, как возможность устранить ряд ныне действующих в международной торговой практике требований и дублирования, создающих барьеры для торговли. Например, в автомобильной промышленности производителям приходится дважды проводить краш-тесты, чтобы их продукция соответствовала почти идентичным, но все же различающимся требованиям к безопасности транспортного средства. Точно так же и фармацевтическим компаниям приходится проводить по два отдельных набора клинических испытаний, а косметическим фирмам – снабжать свою продукцию двумя отдельными наборами маркировок.
Перспективу успешного окончания переговоров по ТТИП нередко используют как веский аргумент, чтобы убедить страны Евросоюза (в том числе и Великобританию) сохранить в нем членство. Выйдя за пределы Евросоюза, пророчествуют эти Кассандры, Великобритания сама отторгнет себя от колоссального торгового блока.
Ничего не стоит разбить в пух и прах этот аргумент. Допустим, соглашение о таком партнерстве будет достигнуто, а затем Великобритания выйдет из состава ЕС. Разве невозможно, чтобы она и дальше продолжила участвовать в этом недавно заключенном соглашении? Такой сценарий удовлетворял бы интересам всех сторон. И если Великобритания сможет оставаться в рамках соглашения по Трансатлантическому торгово-инвестиционному партнерству, даже не являясь членом Евросоюза, то какой ей смысл держаться за членство в ЕС?
Перспектива остаться за бортом мировых торговых блоков
Если смотреть шире, то больше пугает реальная на первый взгляд перспектива, что мир все дальше продвигается по пути создания крупных торговых блоков, главными из которых сегодня выступают Евросоюз, NAFTA, ASEAN и MERCOSUR (общий рынок стран Южной Америки) (рис. 10.3).
Помимо этих блоков в конце 2013 г. был достигнут определенный прогресс на переговорах по торговому соглашению 12 государств Азиатско-Тихоокеанского кольца, что позволило бы выстроить торговый блок, официально называемый Транстихоокеанским партнерством (ТТП), куда войдут также Япония и США. Мало того, Россия осуществляет свой план по созданию Евроазиатского экономического союза, который помимо Беларуси и Казахстана, уже образовавших с Россией таможенный союз, должен объединить ряд других постсоветских государств.
В итоге возникает кошмарная перспектива, что в случае распада ЕС европейские страны будут обречены на одинокое прозябание, отрезанные от друг друга и остальных рынков мира. А трудности маленькой страны, вынужденной своими силами пробивать дорогу на мировые рынки, где господствуют крупные торговые блоки, тем больше, чем меньше размер страны-одиночки. И это – наихудший из побочных эффектов. Он дает повод для беспокойства даже таким сильным партнерам, как Франция и Великобритания. Их положение может стать намного хуже, чем в период между двумя мировыми войнами, когда они изнемогали от последствий протекционизма, поскольку в те времена у каждой хотя бы имелась собственная обширная заокеанская империя, где ничто не препятствовало их торговле.
Рис. 10.3. Ведущие торговые блоки мира. Источники: www.europa.eu, www.naftanow.org, www.asean.org, www.mercusor.int
Показательно, что ни в одном из вышеназванных торговых блоков и ни в каких других объединениях страны-члены никогда не намеревались отказаться от своих национальных суверенитетов. Подобные попытки существуют только в ЕС. По большому счету, если оглянуться на последние десятилетия, то идея национального суверенитета приобретает все больше популярности в мире. В 1946 г., когда была образована ООН, в ее составе числилось 51 государство, а сегодня их уже 192.
Но все же если ЕС прекратит существование, то как бывшим его участникам заключать торговые соглашения с другими странами мира в условиях, когда их переговорная сила и влияние станут неизмеримо меньше, чем у ЕС? Все они окажутся в полной растерянности, не представляя, что делать и как быть дальше, – такой аргумент недавно выдвинул Кеннет Кларк, министр без портфеля в правительстве Дэвида Кэмерона и по совместительству один из главных британских европофилов. В статье для Daily Telegraph от 18 июня 2013 г. Кларк, касаясь переговоров между Евросоюзом и США о создании торгового блока, пишет следующее:
Все просто: политической ответственности и решимости создать свободный рынок, который охватил бы население численностью более 800 000 000 человек и 47 % общемирового ВВП, а также придал бы экономикам ЕС и США стимул в виде общего выигрыша порядка 180 млрд фунтов стерлингов в год, можно ожидать только от лидеров экономических блоков сопоставимой мощи.
На самом деле, вывод этот далеко не очевиден. Соглашусь, что в принципе принадлежность к крупному блоку придала бы стране, подобной Великобритании, больше веса, или, как это иногда называют, «пробивной силы» и влиятельности в переговорах с остальными странами мира. С другой стороны, чем многочисленнее группировка, в которой вы состоите, тем труднее достичь общего согласия по поводу солидарной позиции во взаимодействии с остальными миром. И тем меньше оснований ожидать, что интересы группировки как единого целого совпадут сколько-нибудь точно с интересами отдельно взятой страны-члена.
Для Великобритании это как раз тот самый случай, поскольку структура ее экономики разительно отличается от того, как построены экономики других стран ЕС, в частности у Великобритании в экспорте очень велика доля услуг. В принципе, совершенно реально, что такая страна, как Великобритания, только теряет из-за того, что ее торговые отношения с остальным миром выстроены не ею самой, а куда более крупным образованием, в состав которого она входит. Источником потерь может служить обязанность соблюдать условия соглашений, противоречащих ее интересам, притом что как члену группы ей не позволено заключать такого рода соглашения от своего имени. Кроме того, потери могут возникать в силу самой трудности для стран-членов (а их в Евросоюзе – 28) достичь общего знаменателя, а это означает, что некоторые торговые соглашения на практике будут невыполнимы или выполнимы, но с большой задержкой по времени.
Таким образом, как уже говорилось, дебаты сводятся к тому, как все будет обстоять на практике. Более того, еще раз повторяю, что практика свидетельствует как раз о прямо противоположном тому, что сторонники ЕС так шумно и повсеместно выдают за несомненные доказательства. А факт в том, что Евросоюз продемонстрировал особенную неумелость в деле заключения договоров о свободной торговле.
Тут недавно Конфедерация британской промышленности предостерегала от опасностей, которые грозят Великобритании, если она «выберет швейцарский вариант, [который] будет означать, что Великобритания заключает торговые сделки, не имея за спиной силы влияния Евросоюза». Между прочим, сравнение со Швейцарией само по себе весьма забавно. По состоянию на декабрь 2013 г. у Швейцарии были заключены и действовали 26 соглашений о свободной торговле, а у Евросоюза – 25. И в среднем Швейцария заключила свои соглашения раньше, чем это делал Евросоюз.
А еще важнее, что даже при наличии ряда частичных совпадений общий охват у соглашений, имеющихся у Швейцарии и у Евросоюза, достаточно разнится. У Евросоюза действует ряд соглашений о свободной торговле, не имеющих «швейцарских эквивалентов»: с Сирией, Сан-Марино, Алжиром, Центральной Америкой и Андоррой. У Швейцарии имеются действующие соглашения с шестью торговыми партнерами, с которыми у Евросоюза таких соглашений нет: с Сингапуром, Южноафриканским таможенным союзом, Японией, Канадой, Украиной и Китаем с Гонконгом. Такое впечатление, что и без весомой поддержки Евросоюза Швейцария сумела заключить соглашения о свободной торговле с куда более значимыми торговыми партнерами, чем те, с которыми сподобился договориться ЕС.
И более того, если судить по последующему росту экспорта, включая услуги, то заключенные Швейцарией соглашения о свободной торговле выгоднее, чем те, что заключит Евросоюз.
Не сказать, чтобы пример Швейцарии был sui generis – исключительным в своем роде. Множество достаточно мелких государств успешно заключают торговые соглашения с другими странами и торговыми блоками, в том числе Коста-Рика с Китаем, Иордания с США, Израиль с ЕАСТ. Следовательно, сама перспектива, что стране придется в одиночку заключать торговые сделки, во-первых, не так уж и реальна, а во-вторых, не сопряжена с такими уж великими трудностями, как это выглядит на словах.
В чем состоит значение ВТО
При нынешнем положении дел защитой против применения дискриминации в сфере международной торговли выступает серия торговых соглашений, которые были выпестованы Всемирной торговой организацией (ВТО). Она же надзирает и за их соблюдением. ВТО была учреждена в 1995 г. как преемник Генерального соглашения по торговле и тарифам (ГАТТ), а то, в свою очередь, было создано после Второй мировой войны с целью понизить тарифы и устранить прочие торговые барьеры. ВТО создала условия для либерализации торговли на основании серии многосторонних соглашений. До недавнего времени действовали соглашения, достигнутые в ходе восьмого, так называемого Уругвайского раунда, состоявшегося в 1994 г.
Спустя 7 лет стартовал 9-й раунд, названный по месту проведения Дохийским, по имени столицы расположенного в Персидском заливе эмирата Катар. Правда, переговоры проходили крайне трудно, что породило разочарование в ВТО и подхлестнуло тенденцию к двусторонности в торговых договоренностях. Но в конце 2013 г. состоялась встреча участников ВТО на Бали, где торговые представители разных стран достигли согласия. Так что ВТО, если и поживает не очень хорошо, то хотя бы существует.
А давайте предположим, что ВТО больше нет. Что тогда? Ключевой страной в ВТО, несомненно, являются США. В первые десятилетия после Второй мировой войны они целенаправленно старались создать условия для либерализации мировой торговли, не в последнюю очередь из тех соображений, чтобы как можно больше стран приблизилось к уровню благополучия США, тем самым образуя надежный бастион против распространения коммунизма. Однако Америка может предвидеть, что в скором времени из-за относительного спада в ее экономике придется уступить экономическое первенство Китаю. США уже теряют влиятельность, и многое указывает на то, что в дальнейшем их активное участие в мировых делах пойдет на убыль. США в полной мере обеспечивают себя продовольствием, а достижение ими в перспективе самообеспеченности энергоносителями вполне может усилить тенденцию к изоляционизму.
Если США и в самом деле изберут курс на изоляционизм, остальные страны мира установят торговые барьеры, и по их примеру то же сделают страны Европы, сохраняющие какую-либо форму объединения или нет. И тогда отдельно взятая европейская страна может почувствовать себя очень неуютно за пределами союза, поскольку окажется одинокой перед лицом остального мира.
Я не хочу преуменьшать риск подобной ситуации. Несомненно, он существует, и вполне возможно, что мы увидим, как в послевоенном мире чем дальше, тем больше торговля приобретает свободный характер, что станет результатом конкретной позиции США в мировой экономике и в международной политической системе. И хотя подобное развитие событий нам следует расценивать как наихудший из возможных сценариев, вероятность его, на мой взгляд, не так уж велика. Даже если США еще усилят свой изоляционизм, все равно они едва ли полностью отвернутся от Европы и наверняка пожелают заключить торговые соглашения с европейскими партнерами, на коллективной ли или на индивидуальной основе. В самом деле, даже если большинство стран уже сформировали те или иные торговые блоки, они не практикуют протекционизм в форме установления барьеров в торговле с другими странами. Ни NAFTA, ни ASEAN, ни MERCOSUR не препятствуют своим членам заключать торговые соглашения с третьими странами. У нас нет оснований предполагать, что эти блоки станут возражать против заключения сделок с другими государствами, разве что ситуация в мире приобретет совсем уж скверный оборот.
Более того, европейские страны, надо полагать, осознают, что в их общих интересах обзавестись чем-то наподобие соглашения о свободной торговле. И, безусловно, они смогли бы, хотя это дастся им непросто, заключить целое множество торговых соглашений на двусторонней основе. Как говорилось выше, если Евросоюз расформируется, его бывшим членам едва ли грозит перспектива вернуться к состоянию изоляционистских национальных государств. Напротив, в Европе сложатся несколько блоков, с которыми (и внутри них) можно будет достаточно просто заключать соглашения по торговле.
Варианты выбора для Великобритании
Я уже достаточно отчетливо высказал ту мысль, что, если Великобритания покинет Евросоюз, она, по всей вероятности, сохранит благоприятные и тесные торговые отношения с ним. Но риск существует и многие страшатся, что Великобритания «останется одна» перед лицом мира. Вышеприведенный анализ выявил факторы, которые должны ослабить эти опасения. Я объяснял, что Великобритания будет в силах договориться о зонах свободной торговли со многими странами мира, но в дополнение к этому она могла бы воспользоваться двумя конкретными организациями, способными предоставить ей преимущества клубного членства.
Первая из таких организаций – NAFTA. Небезызвестный Кеннет Кларк прямо из кожи вон лезет, стараясь опорочить эту идею, и заявляет следующее:
Романтика всегда отыщет уголок в душе британца. Нас не может не трогать навеянный атакой легкой бригады образ Британии с ее упорством наперекор всему действовать в одиночку. Эти же сантименты как раз и просматриваются за идеей сменить членство в Евросоюзе на вхождение в NAFTA.
В сущности, мысль войти в состав NAFTA не так уж и нереальна. Об этом говорил сенатор от штата Техас Фил Грэмм, и можно не сомневаться, что данной идее обеспечена значительная поддержка в США, Канаде и самой Великобритании.
Но Великобритания не вступит в NAFTA, пока остается членом Евросоюза, а выйдя из его состава, может это сделать. Для Великобритании такой сценарий был бы благоприятен, поскольку ей будет обеспечена свободная торговля с Северной Америкой, и это не повлечет за собой никаких ограничений для британской экономики. Также Великобритания сохранит возможность договориться о создании зон свободной торговли с Евросоюзом и другими странами или блоками по всему миру.
«Роман» с Содружеством
Имеется еще одна интригующая перспектива, которая не идет вразрез с британским членством в реформированном ЕС или в ассоциациях любого другого формата, о коих я говорил выше. Дело в том, что Великобритания представляет собой ядро и центр группы стран, коллективно именуемых Содружеством наций (его состав представлен на рис. 10.4.).
Рис. 10.4. Содружество наций. Источник: www.thecommonwealth.org
Пускай сам образ объединения изрядно потускнел в британском национальном сознании, но относительный размер совокупного ВВП этой группы стремительно увеличивается. Возможности, которые Содружество открывает перед Великобританией, ярко пропагандирует и отстаивает в своей книге «Old Links and New Ties» («Старые связи и новые узы») бывший министр – член кабинета консерватор Дэвид Хоуэлл. Он особо подчеркивает, что Содружество представляет собой «сеть, раскинувшуюся на 54 независимых государства, охватывающую 16 королевств и 38 республик или монархий других видов, и население в 2 000 000 человек, а это примерно треть народностей Земли. По крайней мере, на бумаге этот экономический исполин располагает 20 %-ной долей в мировой торговле и такими перспективами роста, которые заставили бы европейцев позеленеть от зависти».
Невозможно переоценить, насколько многообещающи перспективы роста стран Содружества, причем это касается не только азиатских стран в его составе. В Содружество входят многие активно развивающиеся страны Африки. По мнению многих специалистов, африканская экономика может вот-вот тронуться в рост, примерно так же, как это сделали несколько десятилетий назад «азиатские тигры». И что любопытно, вопреки ожиданиям, состав Содружества не ограничивается одними только странами, в прошлом входившими в Британскую империю. Мозамбик и Руанда, например, тоже состоят в нем, а ряд других стран, никогда не бывших британскими колониями или доминионами, уже выразили желание присоединиться к Содружеству.
Важно, однако, не переоценивать возможностей Содружества. Оно не является экономическим блоком в таком смысле, как Евросоюз, и не представляет собой зону свободной торговли или таможенный союз. Что, впрочем, не означает, что его можно сбросить со счетов. Дэвид Хоуэлл особо подчеркивает, что в реалиях цифрового, опутанного густыми сетями связей мира сама идея блоков, объединяющих несколько стран, все быстрее превращается в анахронизм. Зато Содружество предлагает своим членам набор связей и договоренностей, которые способствуют торговле. В основе его лежит язык общения – английский – и сходство институциональных и правовых структур, выстроенных по британской модели.
Выдвигались даже предложения учредить Инвестиционный банк Сообщества и деловую визу Сообщества. Это вряд ли кардинально изменит ситуацию, но возможности увеличения торговли за счет Содружества не стоит запросто сбрасывать со счетов. В конце концов, и нынешний Евросоюз начинался с Европейского сообщества угля и стали.
Если обобщить все те соглашения и приготовления, которые Великобритания должна осуществить после того, как покинет Евросоюз, получится следующий перечень.
• Соглашение о свободной торговле с Евросоюзом.
• Членство в NAFTA.
• Соглашения о свободной торговле с как можно большим числом стран, в том числе с Китаем.
• Расширенные и углубленные связи с государствами Содружества.
Размышляя о подобной перспективе, многие в Британии воображают, будто стране не хватит сил добиться соглашений о зонах свободной торговли, поскольку она такая маленькая и значение ее невелико. Такая точка зрения не соответствует действительности. И это ясно видно, если присмотреться к показателям на рис. 10.5. Великобритания все еще остается достаточно крупной страной, с шестой по величине экономикой мира, большей, чем у России, Бразилии или Индии.
Рис. 10.5. Десятка крупнейших экономик мира и ряда избранных стран, 2015 г. (ВВП рассчитан в рыночных ценах), млрд долл. Источник: IMF
Так почему Великобритании не удастся договориться об удовлетворительных условиях торговли? Америка сумела же сделать это. Критики отвечают, что Америка – страна сверхбольшая. Но тогда как быть с Сингапуром? А Сингапур, видите ли, страна исключительно маленькая. Похоже, эти «кассандры» всерьез верят, будто страна должна быть либо сверхгигантом, либо карликом, а Великобритания в этом смысле оказывается «между двумя стульями». Ни дать, ни взять, эффект Златовласки, только навыворот: и это не подходит, и то не хорошо, Великобритания слишком велика, чтобы относиться к разряду мелких стран, но слишком мала, чтобы считаться крупной.
На самом деле все это – чепуха. А истина в том, что, будучи все еще существенно значимой экономикой мира и крупным рынком для экспорта других стран, Великобритания имеет хорошие позиции, чтобы добиваться для себя благоприятных условий в торговых отношениях со многими государствами мира, как это делает Швейцария, что я доказал выше.
Больше скажу: помимо того что Великобритании абсолютно не грозит неминуемая утрата значения в мире, хотя так полагают многие, страна еще и обладает всем необходимым, чтобы сохранить свои позиции в общемировом рейтинге ВВП, а может даже, и подняться на более высокое место.
Огромную роль во всем этом сыграет демографический фактор, рассмотренный нами в главе 6. Если существенные иммиграционные потоки в корне не поменяют ситуацию, то резонно предположить, что население Германии, Италии и Испании будет сокращаться, население Франции несколько подрастет, а потом стабилизируется. А тем временем население Великобритании, как ожидается, резко пойдет в рост. И как я упоминал в главе 7, вполне возможно, что после 2050 г. Великобритания по численности населения обгонит Германию.
Соответственно, Великобритания запросто может выдвинуться на место самой крупной экономики в Евросоюзе. И хотя к тому времени британскую экономику непременно перегонят индийская и бразильская, сама она оставит позади экономики Франции и Германии, а это означало бы, что Великобритания, возможно, станет шестой в мире. (Данные сравнения сделаны на основе показателей ВВП в рыночных ценах. Если учитывать паритет покупательной способности, рейтинги могут быть несколько иными, но существо дела это не изменит.)
Все упирается в умение видеть будущее
Размышляя о будущем Евросоюза, главное, что мы должны четко уяснить себе, – в ближайшие 20–30 лет расклад мировых сил, в который лидеры Евросоюза так горят желанием впихнуть свое детище, претерпит радикальные подвижки. Нам не дано знать наверняка, как повернутся события, ясно только, что крайне маловероятно, чтобы будущее сколько-нибудь точно соответствовало той картине мира, какая виделась в свое время отцам-основателям ЕС.
Лидеры Евросоюза страдают принципиальной неспособностью ясно видеть перспективу. Подобно генералам с их обыкновением воевать и выигрывать прошлые войны, представители ЕС зациклились на идее тесной экономической и политической ассоциации со странами, близкими в географическом плане. Показательно, что подобный строй мыслей отвечает особенностям исторического прошлого европейского континента, когда в период, предшествовавший Первой мировой войне, из обширных кусков территории выстраивали единую протяженную империю. Учитывая все те события, что произошли в мире за последние десятилетия, такое мировоззрение абсолютно не вяжется с современными реалиями.
И что любопытно, взгляды лидеров ЕС прямо противоположны логике возникавших в прошлом заморских политических и экономических объединений, которые собирали под одной крышей территории, разделенные дистанциями огромного размера. Возьмите Великобританию, Францию, Испанию, Португалию и Нидерланды – у каждой из этих стран имелись собственные колоссальные империи, земли которых располагались за семью морями от метрополии. В XVII в., и еще в XIX в., а порой даже и в начале XX в. связи и коммуникации между лежащими на противоположных краях империи территориями представляли известную трудность, но все же осуществлялись.
Никто не спорит, что форма политического объединения, которая обеспечивала целостность этих образований, совсем не то, что было бы желательно или приемлемо для нас сегодня. Но по тем временам империя была работоспособным типом объединения, на деле доказавшим свою эффективность. Ряд стран в составе Британской империи от статуса колоний поднялись до статуса доминионов, по существу самоуправляемых и равноправных членов империи, связанных с метрополией историческим прошлым, общими законодательными и политическими установлениями, языком общения и общим для всех монархом – и все это в отсутствие удобств, какие дают нам сегодня передовые средства коммуникаций.
Великобритания выковала империю, ее фрагменты были рассеяны по всему миру, и она являлась крупнейшей из всех, что когда-либо видел мир. Великобритания успешно правила своей империей и выжила (пережив ее гибель) в мире, где расстояния имели огромное значение. Не укладывается ни в какие рамки, чтобы в век интернета Великобритания вдруг уверовала, что ей должно вступить в политическое и экономическое подобие брака с ее непосредственными соседями. Сегодня вопросы языка, культуры, исторического прошлого, правовых установлений и общности взглядов стоят выше, чем географическое соседство.
Современные средства и способы коммуникаций видоизменили основы для объединения. Мгновенные коммуникации по всему миру означают, что объединиться теперь можно не только с теми, кто располагается в географической близости от вас. Эта мысль получила четкое признание в мире экономической науки, и, в конечном итоге, не это ли стало основой глобализации? Фирмы, квартирующие где-нибудь в Америке, получают жизненно важные для своих производств компоненты из Китая, Индии, Южной Кореи или каких-либо других мест.
На мир политики глобализация, как мне представляется, не произвела сколько-нибудь видимого эффекта. Тем не менее невозможно привести разумные причины, по которым сегодня был бы невозможен успех политической или иной тесной ассоциации между странами, разделенными огромными расстояниями.
Впрочем, все вышесказанное не означает, будто я полностью отвергаю важность фактора расстояния. Когда дело касается вопросов охраны окружающей среды или безопасности, понятно, что больше всего общих интересов у вас будет как раз с соседями. Европейские государства могли бы успешно сотрудничать в вопросах безопасности и охраны окружающей среды без того, чтобы создавать валютный, фискальный и политический союз.
Евросоюз умудрился свершить нечто феноменальное: он одновременно и слишком мал, и слишком огромен. Он излишне огромен, чтобы сформировать состоятельное политическое образование, но слишком мал, чтобы добиться положения самодостаточного, сосредоточенного исключительно на самом себе экономического блока. В экономических делах единственное образование, к которому имеет смысл принадлежать, – это весь мир. А к нему страны – члены Евросоюза и так уже принадлежат.
Единодушное мнение интеллектуалов
Несмотря на все провалы и опасности интеграционистского проекта, остается только ломать голову, отчего столь многочисленные интеллектуалы (особенно среди европейских элит и в американском истеблишменте) так до сих пор и не желают признавать их. Разумеется, кое-кто уже сподобился на это, и евроскептицизм сейчас набирает обороты почти повсеместно. Отгадка состоит в том, что они видят лишь желаемое. А там, где все же признают наличие проблем, предпочитают отделаться щедрой дозой надежд на улучшение.
Эта тенденция к широко распространенным заблуждениям, принявшая систематический характер, имеет богатую родословную. Еще в начале ХХ в. бесчисленные европейские интеллектуалы, воодушевленные идеями коммунизма, с восторгом поддерживали Советский Союз. На протяжении почти всего межвоенного периода многие западные интеллектуалы состояли в коммунистической партии, в том числе и Дэннис Хили – человек, которому впоследствии суждено было занять в Великобритании высокие государственные должности министра финансов и министра обороны. К числу активных сторонников Советского Союза относятся писатели Джордж Бернард Шоу, Герберт Уэллс и журналист Уолтер Дюранти; немецкие писатели Эмиль Людвиг, Генрих Манн и Лион Фейхтвангер, американский писатель Теодор Драйзер и французские литераторы Симона де Бовуар, Ромен Роллан, Анатоль Франс, Анри Барбюс, Луи Арагон и Эльза Триоле. В 1920-е гг. эти почитатели Страны Советов, посещая в составе делегаций СССР, выносили яркие впечатления от увиденного. Видимо, им в голову не приходило, что им показывают «потемкинские деревни» – картины промышленных, сельскохозяйственных и прочих достижений, специально сконструированные, чтобы ввести их в заблуждение и заставить восхищаться. (Подобный феномен я лицезрел во время визита в Китай в начале 1980-х гг., правда, он не повлиял на мое мнение об этой стране.)
Суть вопроса в том, почему такое множество людей умных и искушенных с готовностью поддавались на обман. Отвечу: потому что их не устраивало то, что они видели в капиталистическом обществе, и хотелось поверить, что где-то есть что-то лучшее. И, если говорить о России, они прекрасно знали обо всех пороках предшествующего царского режима.
Во время и после Второй мировой войны идея солидаризироваться с Советским Союзом стала еще притягательнее, поскольку СССР с беспримерным мужеством противостоял фашизму и сыграл решающую роль в победе над ним. В этом просматривался решительный контраст с малодушием западных демократий, старавшихся умиротворить Гитлера. Это был взгляд на СССР через розовые очки, ибо он отбрасывал тот факт, что Сталин заключил с фашистской Германией Пакт о ненападении, а также что первыми войну Гитлеру объявили Великобритания и Франция. Но зачем было позволять фактам опровергать столь удобную сказку? Вот миф и продолжал существовать, служа оправданием и моральной поддержкой для целого ряда высокообразованных британцев, которые шпионили на Советский Союз.
Я вовсе не берусь утверждать, что Европейский союз или идея все более тесного союза идут хоть в какое-то сравнение с пороками коммунизма. Скорее, мой посыл в том, что множество людей мыслящих и исполненных весьма благих намерений способны с необыкновенной легкостью впадать в глубокое заблуждение относительно какой-либо злободневной идеи. Они могут подпасть под обаяние единодушного мнения интеллектуалов. А общепринятое мнение, коли уж оно пустило корни, чрезвычайно трудно выкорчевать. Люди могут поддаться и поверить в то, что хочется, поскольку так им спокойнее и проще смотреть на мир, а будущее менее страшит их. Этот интеллектуальный «бром» подобен наркотику, и от такого пристрастия, как и от наркотический зависимости, избавиться крайне трудно.
Политические заблуждения
У разных стран свои пристрастия и «пунктики», которые зачастую определяют их отношение к Евросоюзу. Политический истеблишмент Британии пребывает в тенетах трех серьезных экономических заблуждений, и ими-то, судя по всему, и продиктовано решение сохранять членство в Евросоюзе. Это следующие ошибки: синдром президиума (вечное желание председательствовать или по крайней мере заседать в президиуме); величинизм (чрезмерное значение, придаваемое размеру экономического образования) и фетишизация сродства и соседства. Между тем бесспорные успехи мировой экономики за последние два десятилетия, и особенно бурный прогресс многих стран с развивающейся рыночной экономикой, начисто опровергают эти три заблуждения, претендующие на звание экономических премудростей.
Если евро все же сумеет выжить, то готов ручаться, что это произойдет не без участия некой формы фискального и политического союза, который будет сляпан на скорую руку для сохранения валютного союза и обречет Британию на судьбу маргинала. Союз этот будет облагать налогами, гармонизировать и регулировать до бесконечности – пока рак на горе не свистнет. Все указывает на то, что без фундаментальной реформы подобный союз будет принимать решения, изрядно подрывающие возможности экономического роста экономики Евросоюза. Создание евро со всеми жуткими экономическими последствиями служит весьма серьезным предостережением против того, чем все это может обернуться.
Разумеется, было бы правильно попытаться радикально реформировать ЕС изнутри, и Великобритании следует приложить существенные усилия в этом направлении. Тем не менее фундаментальная реформа остается задачей чрезвычайно трудновыполнимой. Евросоюзу пришлось бы окоротить свои размеры и амбиции. В частности, ему следует решительно отказаться от цели добиваться «все более тесного союза». Если такого рода реорганизация проведена не будет, Великобритании следует собирать вещички и готовиться на выход из ЕС. Ничего похожего на экономическую катастрофу это не вызовет, а напротив, могло бы послужить основой, на которой возникнет вновь обретенная уверенность в своих силах и процветание. То же в полной мере относится к другим странам – членам Евросоюза, исчерпавшим свою терпимость к интеграции.
Вообще эта тема более широкая, и нельзя сводить ее к одной только экономике: она касается демократии и качества управления государством. Но негативные экономические последствия проистекают из дурного управления государством. Руководствуясь тем, как действовал и жил Евросоюз со дня своего основания, а также принимая в расчет разнородность стран, которые придется силком загонять в политический союз, мы будем совершенно правы, ожидая от ЕС только наихудшего. По его милости нам уже навязали денежное эсперанто (я имею в виду искусственно созданный евро), а теперь, судя по всему, готовятся навязать еще и государственное эсперанто (в виде такого же искусственного политического союза).
Готов согласиться, и так думают многие, что евро не есть итоговый результат пороков ЕС, и даже сам Евросоюз не является источником всех бед и неполадок в Европе. В этом смысле евроскептики, пожалуй, перебарщивают. Но европейские лидеры имеют обыкновение фокусировать внимание абсолютно не на тех вещах, на каких нужно. Они все мечтают, как добьются всеобщего единообразия, тогда как им следовало бы озаботиться достижением совершенства, даже если это означает многообразие, торжествовавшее в Европе на протяжении большей части ее истории.
Малосведущие в экономике, европейские элиты всегда умудрялись действовать чуть ли не точно во вред интересам Европы, а все потому, что в своем неизбывном стремлении к единообразию помешались на всяческих договорах, соглашениях и ограничениях. И, видимо, невдомек им, что процветание народов и стран зиждется на, казалось бы, скучных и будничных делах простых людей, которые трудятся на фабриках, в магазинах или в сфере услуг, в крупных компаниях или в мелких – если только им дают возможность преследовать свои интересы, не донимают излишними ограничениями и не воздвигают на их пути бюрократических препон.
Между тем, стараясь реализовать интеграционистскую повестку и свою социальную модель, европейские национальные правительства, по сути, гонятся за химерой. Пускай у них огромные государственные аппараты, но это ни в коей мере не делает их эффективными. Наоборот, они безнадежно неэффективны в том, что традиционно надлежит делать исправному национальному правительству: защищать своих граждан от внешних и внутренних угроз. Будь то проблемы иммиграции или обороны, современное европейское государство проявляет себя жалким профаном – здоровенное, боязливое, расточительное, но совершенно некомпетентное. Таков смысл критики справа. А тем временем из стана левых раздаются жалобы, что государство не способно выполнять свою роль гаранта «социальной защиты» населения в условиях стремительного натиска глобализации и давления рыночных сил.
Причем критика с обеих сторон справедлива и обоснованна. И все же без Евросоюза, нависающего над ними одновременно как щит и благовидное оправдание провалов, даже национальные правительства Европы могли бы наконец очнуться и приступить к выполнению своих прямых обязанностей.
Упадок Европы стал результатом взаимодействия и взаимовлияния экономики и политики. Экономическое благополучие оказало Европе дурную службу, позволив потворствовать пагубным привычкам. А деградирующая политика только укореняла и закрепляла все те факторы, что неуклонно вели к упадку, поскольку лидеры убаюкивали сознание граждан, щедро потчуя их успокоительными речами, что все идет как нельзя лучше. Бесконечные призывы ко «все более тесному союзу» только уводили в сторону от настоящей цели – закладывать основы для последующего успеха Европы.
Более слабые страны – члены Евросоюза, хотя и сопротивляются политике европейских элит, но довольно умеренно, поскольку признают, что их собственные институты слабы и несовершенны, а в их недавней истории имеются кое-какие весьма сомнительные и неприглядные эпизоды. Чересчур долго эти страны безропотно выносили смесь высокомерия, некомпетентности и коррупции, что изливалась на них из Брюсселя.
Опасности и надежды
Но ситуация меняется. Народы по всей Европе взбудоражены. Отреагируют ли на это элиты? Если нет, нам, боюсь, предстоит стать свидетелями каких-нибудь уродливых проявлений. Стагнация в экономике (а если она будет развиваться по какому-либо из экстремальных сценариев, то следует ожидать коллапса) в сочетании с отсутствием доверия к политическим институтам, ксенофобией и расизмом чревата последствиями смертельно опасными.
Все изложенное в этой книге дает надежду, что если Евросоюз возьмется за ум и проведет фундаментальную реформу, он вполне сможет внести достойный вклад в будущий успех Европы. Если это не получится, следует надеяться, что ЕС распадется и оставит после себя национальные государства, которые либо пойдут каждое своей дорогой, либо войдут в состав некой новой ассоциации, чтобы обеспечить Европе большее благополучие и усилить ее влияние в мире.