Когда лязгнул засов на двери, Иржи не пошевелился. И даже глаза не открыл – прикинулся спящим. Глупо, конечно, – разве уйдут тюремщики, если увидят, что узник спит? Растолкают, еще и кулаком по ребрам пройдутся. А все одно: тянешь невольно время, отсрочиваешь неизбежное.

– Вставай.

Ну хоть без кулака обойдется – отведут в допросную небитого, не станут у палача хлеб отнимать. При мысли о дыбе Иржи стиснул зубы. Даже если он не станет молчать, пытать все одно будут – чтобы убедиться в искренности, да и просто «для порядку».

– Ты не спишь. Вставай.

Иржи повернулся на лежанке. Ну надо же – наемный меч Иоахима припожаловал. Тот самый, что скрутил на площади неудачливого Пороха, как малого ребенка. И которого до смерти ненавидит малыш Марек.

– Эк вы затянули-то. Я думал, раньше обо мне вспомните.

– Раньше не получилось.

Иржи замер. Что-то не понравилось ему в словах Микаэля.

– А где… стражник? В прошлый раз меня стражники вели.

– Тута я, тута, – в двери протиснулся Стефан – грузный и неопрятно одетый детина; был он неповоротлив, точно раскормленный боров, но и весьма силен – с тяжестью его ручищ Иржи уже имел несчастье познакомиться.

– Ну шо, дождался своего часу, убивец, – толстяк насмешливо гыкнул. – Ужо мастер Бьорн подпалит тебе…

– Просто веди его, – прервал Стефана Микаэль. – Не болтай.

Недовольно скривившись, толстяк все же послушался – было заметно, что инквизиторского цепного пса он опасается. Пухлая, но крепкая рука «помогла» Иржи подняться и толкнула к двери:

– Пшел, кр-рысоед!

Каменный пол, босые ноги… зябко. Или это от страха в озноб кидает? Иржи не сомневался: сегодня вывернутыми руками он не отделается, сегодня будет по-настоящему жарко. Выдержит ли? Скрывать ему особо нечего, но как бы не дать слабину перед папской гадиной, не опуститься до слез и позорной мольбы.

– Что хозяин-то ваш? – подал голос Стефан. – Бают, скверно.

– Так и есть.

– Ишь… А этого все едино к себе требует.

– Дело превыше всего.

Изумленный, Иржи даже не сразу понял, что они прошли мимо допросной. Что творится-то? Проклятому Иоахиму… скверно?! Неужто случилось чудо, и какой-нибудь крошечный осколок от громового шара добрался-таки до печени святоши?! Куда… куда его, собственно, ведут?

Оказалось, наверх, из подвала, и потом – еще этажом выше. И с каждым шагом, с каждой каменной ступенькой Иржи все меньше нравилось происходящее. Обостренное чутье прямо-таки кричало ему: «Не так тут что-то! Не так!» Но что не так? Или… кто?

Поднявшись по узкой каменной лестнице, они внезапно остановились. Микаэль придержал стражника за плечо и, когда тот повернулся, сказал:

– Все, можешь обратно идти. Дальше я сам.

– Как так? – удивился толстяк. – А как же того… у двери покараулить?

– Нечего тебе делать под дверью святого отца, – тон телохранителя стал суровым, но Стефан, вопреки ожиданию, не отступил.

– Ты мне не указывай, наемник, есть чего, аль нету чего, – набычился он. – Мое дело – стеречь тут все, за тем поставлен. Да не тобою, а самим господином Глассбахом. И без моего пригляду убивец никуды не пойдет. А опосля той бучи, кою твой «святой отец» учинил, ты спасибо скажи, что твои просьбы тут еще слушают.

Микаэля, похоже, отповедь стражника смутила, он замешкался с ответом, зато не удержался от вопроса Иржи:

– Я не иначе все интересное проспал. Что такое «учинил» ваш святоша?

– А ну не тявкай, песий охвосток! – Толстяк повернулся к пленнику мощным и грозным движением…

Тут Микаэль, быстро шагнув вперед, двумя пальцами коснулся бычьей шеи Стефана… и подхватил оседающее тело – даже не крякнув, будто хрупкую девицу на руки принял, а не здоровенного мужика; приподнял, усадил на приютившуюся в небольшой сумрачной нише каменную скамью, потом ловко придал стражнику позу, подходящую для спящего. Иржи прямо глазам не верил, глядя, как управляется с обеспамятевшим толстяком самозваный телохранитель… Самозваный – больше уж сомнений у него не осталось!

– Оборотень! – прошептал он, невольно пятясь назад.

– Тихо, – приказал лже-Микаэль. – Не вздумай кричать – люди набегут и тебя же первого скрутят. Хочешь обратно в подвал?

Иржи быстро перекрестил чертово отродье. Отродье терпеливо выждало несколько мгновений, после спросило:

– Доволен?

– Ладно, – поляк, к собственному удивлению, немного смутился; про бесчинствующего в городе демона болтали всякое, но ни один из жутковатых слухов не соотносился с мирно уснувшим стражником. – Кто ты такой? И зачем тебе я?

Страх уже уходил, теснимый природной любознательностью бывшего пражского школяра. Когда оборотень подошел ближе и его холодный взгляд впился в лицо пленника, Иржи даже не вздрогнул. В силе и ловкости нелюдя он уже убедился: захотел бы тот убить – давно убил бы.

– Есть вопрос, на который мне нужен ответ.

– Валяй, спрашивай.

– Ты можешь сделать так, чтобы человек вспомнил забытое?

– Ма-арек, – протянул Иржи, прищурясь. – Знаком с Мареком, оборотень?

– Да, – не стал темнить нелюдь. – Он сказал, что ты помог ему вернуть нечто важное.

– Забавно, что говоришь об этом под такой вот личиной.

Следовало отдать оборотню должное – тот явно смекнул, куда клонит Иржи, и нахмурился, но сказал совсем про иное:

– Есть другой человек, потерявший часть своего прошлого.

Иржи пожевал губами, раздумывая. Очевидно, что решать нужно быстро.

– Какая мне с этого польза будет, оборотень?

– Я вытащил тебя из подвала. Поможешь – не стану возвращать обратно.

Еще несколько мгновений на размышления.

– Что с инквизитором?

– У нас мало времени.

– Что с ним?

Нелюдь чуть слышно вздохнул и ответил с явной неохотой:

– Он умирает. Поднял горожан против фон Ройца, и барону это… не очень понравилось. Когда толпа разбежалась, люди отнесли жреца в ратушу, но его рана слишком тяжела, лекарь бессилен.

– Где он сейчас?

– Неподалеку.

– Хочу его видеть.

– Время, – повторил настойчиво лже-Микаэль, но Иржи и не подумал отступить:

– Либо я увижу его, либо можешь вернуть меня в подвал – помогать не стану.

– Хочешь убить?

– Зачем? – Ерж Порох криво, зло усмехнулся. – Ты ведь сказал, что он и так подыхает. Ну так я только удостоверюсь.

Колебался нелюдь недолго:

– Хорошо, иди за мной.

Дошли быстро: всего два десятка шагов по коридору – и оборотень уже остановился рядом с узкой дверью.

– Здесь.

Плохо смазанные петли скрипнули, открывая проход в маленькую комнатушку, единственным предметом обстановки которой был широкий и массивный стол. Здесь, очевидно, располагалась вотчина одного из писарей – сидел тут, растил башни из свитков и приходных книг, а потом пришли напуганные и злые люди, сгребли бумаги на пыльный пол, а посреди стола положили истекающего кровью человека. Повязка, перехватывающая объемистый живот доминиканца, насквозь промокла и стала почти черной.

Он и сейчас лежал там, где его оставили, – недвижный и тихий. Жив ли еще? Иржи дыхание затаил, вглядываясь… Жив! Отзываясь на скрип двери и звук шагов, лежащий человек зашевелился. Попробовал приподняться, но сил не хватило, и, едва оторвавшись от столешницы, голова тут же упала обратно, породив глухой деревянный стук.

Раненый слабо застонал, потом заговорил – сбивчиво, едва слышно:

– Кто… нибудь… эй, кто тут… воды… пить… дайте…

В три шага Иржи подошел, встал у изголовья, вгляделся в смертельно бледное, обескровленное лицо умирающего врага.

– Эй… дай мне… эй… я тебя… знаю?

– Знаешь, – подтвердил поляк. – Гляжу, чертов барон оказался половчее меня.

Инквизитор его вспомнил – Иржи понял это, уловив отблеск страха в наполненных болью глазах.

– К… как ты… сюда…

– Тебе-то что за дело? Главное, я здесь и ты тоже. Все как в прошлый раз, только теперь я стою, а ты лежишь.

Вот он – враг: только руку протянуть – и пальцы сомкнутся на дряблом горле. От нестерпимого прилива ненависти Иржи даже озноб пробрал, он сжал кулаки, унимая дрожь. Нет в таком убийстве никакой радости, враг доживает последние минуты, он почти уже мертвец, и добить его теперь – значит явить милосердие, избавить от страданий. Вот уж нет, ни мгновения он у него сейчас не отнимет!

– Эх, с какой же радостью я сам отправил бы тебя на тот свет! – Молодой поляк буквально прошипел это в бледное лицо священника.

– Я делал… что должно! – истово зашептал в ответ Иоахим. – Что… должно!

В отчаянии он повернул голову, и его мечущийся взгляд остановился вдруг на собственном телохранителе, молча ожидающем у дверей.

– Мик… – Голос инквизитора сорвался от изумления. – Микаэль! По… моги!

Нелюдь не ответил, не изменился в лице и даже не двинулся с места, но Иржи отчего-то показалось, что тот колеблется.

– Поздно, святоша! – Поляк склонился над умирающим, сжал ладонями его виски и заставил смотреть себе в глаза. – Поздно о помощи молить, папская свинья! Если ад есть, скоро ты будешь на самом дне его корчиться у чертей на жаровне! Но ты, на адских углях поджариваясь, не о своем горящем заду думай, а о том, что Ерж Порох тут наверху остался! Потому что, когда однажды и я в пекло спущусь, черти тебе ангелами покажутся!

С этими словами Иржи выпустил, наконец, трясущегося от ужаса священника, быстрым шагом прошел мимо лже-Микаэля и распахнул дверь злым пинком.

– Прочь отсюда! – прорычал он, сжимая кулаки. – Нужна моя помощь, оборотень? Вытащи меня из этого городишки и получишь ее, пся крев!

В коридоре было пусто и тихо – тревога еще не поднялась, но все же медлить не стоило – вот-вот мог очнуться незадачливый толстяк либо кто-нибудь наткнулся бы на сомлевшего охранника и решил бы его разбудить. Все же, едва закрылась дверь в последнее пристанище отца Иоахима, поляк снова крутнулся на пятках и спросил у своего избавителя:

– Чем ты недоволен, брат оборотень? Он моих друзей на костер отправил, а я ему даже в рожу не плюнул. Это ли справедливость?

– Мне этот человек не сделал ничего, – пожал плечами нелюдь. – А я оставил его в уверенности, что он предан и брошен своими людьми.

– Что же ты не сменил обличье? Для тебя небось дело плевое.

Нелюдь ответил неохотно:

– На смену маски нужны силы. А лишних у меня сейчас нет.

– Кто ж ты такой, хотел бы я знать?

– Ты дал обещание.

– Дал. И слово мое крепко.

– Тогда идем. На вопросы больше нет времени, до темноты мы должны быть на месте.

– Не поспеть! – Двумя этими словами Микаэль зачеркнул то, что рассказал им Марек. Надежду зачеркнул. И странник удивился, поняв, как уязвим, в сущности, этот сильный и опасный человек. Его воля – стальная броня, его опыт – обнаженный клинок, он много раз убивал и видел, как убивают других. Но достаточно одной лишь мысли, что девочку – едва знакомого ему ребенка – ждет страшная смерть, а он не в силах этому помешать… Где ты, броня? Пробита насквозь. И клинок не справляется – некоторые удары парировать невозможно.

– Два дня, – протянул Николас задумчиво. – И это еще если с сегодняшним считать. Пока до города, пока обратно… Так еще и лес кишит ублюдками.

– И не только ими, – напомнил Девенпорт.

– Верно. Там еще Ворг… – Он не договорил.

– Перегрин поможет! – Звонкий мальчишечий голос даже пламя свечей вздрогнуть заставил.

Занавеска, до сих пор скрывавшая проход в соседнюю комнатушку, откинулась, и к столу подскочил Пауль – всклокоченный, с блестящими глазами. Чутье странника давно уже подсказало, что паренек не спит и невидимкой присутствует при разговоре взрослых. И вот, наконец, мальчишка не выдержал.

– Клянусь кровью Христовой, – зарычал капитан наемников. – Если еще кто-нибудь откуда-нибудь вылезет и что-нибудь гаркнет, он пожалеет, что родился на свет!

Впрочем, Пауль на грозный тон француза даже ухом не повел. Указывая пальцем на Перегрина, он быстро заговорил:

– Ты же можешь – так, как давеча со мною! Ты же быстрый, как ветер, быстрее лошади! Ф-фу-ух – и уже обернешься! Ну что тебе стоит, Перегрин?!

– Перегрин? – На него снова смотрели все – уже без удивления, с одним лишь ожиданием во взглядах. Люди быстро уверовали в чудо.

А он… колебался. Слишком много уйдет сил, бесценной энергии, что понадобится ему при встрече с Тенью – быть может, вся понадобится, до последней капли.

– Можешь? – спросил Микаэль.

– Могу, – ответил он.

– Как скоро?

– Примерно… к вечеру.

– Постой-постой, – подхватился Николас. – Если уж ты, словно волшебный дух, способен людей переносить из одного места в другое, так не лучше ли всем нам отправиться в Шаттенбург? Теперь, когда мы знаем правду об Источнике, пригодятся все воины барона. Да один Гейнц стоит пятерых!

– Я не дух, – с сожалением возразил Перегрин. – Человека мне придется нести на собственной спине. Посему выйдет намного быстрее, если туда я побегу налегке.

– По… бежишь?!

– Да. Всего лишь побегу. Правда, бегать я умею хорошо…

Иисусе Христе, что это был за бег! С крыши на крышу, с дома на дом! Где ни один человек не смог бы допрыгнуть даже без груза на плечах, там демон в обличье Микаэля невероятными скачками перемахивал через пропасти улиц. У Иржи дыхание перехватывало, и он лишь ругался – сдавленно, сквозь зубы, боясь хотя бы словом помешать своему носильщику.

Кажется, и минуты не прошло, а городская стена уже приблизилась, выросла перед ними, а затем – рванулась навстречу. Поляк не утерпел – охнул: очередным прыжком оборотень запрыгнул с крыши крайнего в улице дома прямо на боевой ход и, единого мига не задержавшись, махнул дальше – за каменные зубцы… Вниз, вниз… О-ох!

Опустившись на самый край опоясывающего город рва, нелюдь со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы, и только теперь Иржи понял: легкость, с которой мчался вперед лже-Микаэль, была обманчивой. Но долго над этим раздумывать не довелось – оборотень снова сорвался в бег. Странное дело: казалось, сам он почти не двигается, а это мир летит ему навстречу – все быстрее и быстрее. Пока лес вокруг не начал будто бы расплываться, течь, разматываться на рваные пестрые ленты…

Человека замутило, и он, сдерживая тошноту, зажмурился что было сил.