– Ну неужели я и впрямь похожа на ведьму? Матиас, малыш, ты ведь меня сколько знаешь?

– Сколько живу на свете, столько и знаю, – парень старался не смотреть на женщину за решеткой, но получалось плохо. Ведь он и в самом деле знал ее столько, сколько прожил на свете, – уже семнадцатый год. – А ведьм я и не видел никогда.

– Ну вот! – Она заискивающе посмотрела на него сквозь железные прутья. – Ты же не веришь, что я в самом… в самом деле…

Женщина закусила кулак, чтобы не расплакаться.

– А почем я знаю? – вскинулся Матиас. – Чего ж вы тогда на площади-то грянулись, когда инквизитор только что и рукавом задел? Может, то не рукав был, а сила святая?

– Да что ты…

– И кошка у вас черная!

– Кошка?! Да когда это было, Матиас? Ты же еще пешком под стол…

– А и что? – Охранник стукнул древком копья об пол, словно стараясь придать больше веса своим словам. – Была ведь? Вот так! А ведь известное дело, у каждой ведьмы – непременно черная кошка!

Он перевел дыхание. Разговоры эти ему уже осточертели до невозможности. И ведь еще неизвестно, кому тут тяжелее приходится: прядильщицу эту, Терезу Дресслер, законопатили в холодную с подозрением на ведовство, а ему-то за что тут томиться? Ее сторожить? Тут ведь двери такие, что тараном не своротишь, решетка из прутьев чуть не в два пальца толщиной. Куда Тереза ускользнет? Крысой оборотится или жуком каким? Так если б могла, давно бы оборотилась, нет?

Женщина за решеткой сгорбилась, обреченно уткнулась лицом в сложенные ладони. Конечно, она понимала, что не сторожа убеждать надо, а святых отцов, и прежде всего – того инквизитора. Это ведь лишь падучая, а против церкви и людей она никогда ничего не замышляла! Конечно, всю жизнь скрывала от окружающих свой недуг, и ей это удавалось, благо приступы были редки. Но вот теперь… Она всхлипнула. Что же с ней будет? Закуют в кандалы, будут испытывать водой и огнем? А потом что – костер, плаха?

Тереза Дресслер мучительно застонала от осознания своей беззащитности.

– Хватит ныть! – вскрикнул Матиас и шваркнул по столу кулаком, да так, что подпрыгнула миска с засохшей овсянкой, а пламя свечи заметалось, бросая на каменные стены кошмарные тени. – Хва…

Голос оборвался хрипом, наконечник упавшего копья звякнул о пол. Охранник ткнулся лицом в стол, и вскинувшаяся прядильщица увидела, как со стола часто-часто закапали тяжелые капли, почти сразу же превратившиеся в густую струйку. В скудном свете свечи она мнилась черной, но Тереза догадалась: будь здесь светлее, быстро растущая лужица на полу выглядела бы алой.

Из сгустившейся за спиной стражника тени выступил рослый мужчина, резким движением стряхнул с руки черные капли, и на миг прядильщице показалось, что пальцы у него небывало длинные, будто увенчаны когтями.

– Жаль, недосуг узнать его получше, – хищно улыбнулся незнакомец. – Но он ведь совсем юнец, ничего еще не видел. Что в нем может быть интересного? То ли дело ты…

Стремительным рывком он оказался возле самой решетки, и просунувшаяся меж прутьев рука стальной хваткой сжала плечо Терезы. Последнее, что успела разглядеть онемевшая от ужаса женщина, – это лицо: непрерывно меняющееся, оплывающее, словно она смотрела на него сквозь текучую воду…