Глава 23
ОРОХОРО
Мечты любой травницы я могу коснуться рукой. Было бы желание. Сегодня оно есть, и я прижимаю к груди охапку редких трав.
Степь… Бескрайняя, прекрасная, по-весеннему яркая, щедрая на разнообразные краски. На зеленом фоне алые всполохи маков, нежные ирисы всех цветов радуги, белый и розовый дикий лук, синие бубенчики, фиолетовые колокольчики и шлемники, индиговые свечи живокости, золотой пятилистник, молочная звездчатка, голубовато-зеленые лазурьки… Здесь столько видов трав, что устают глаза. Целебные и ядовитые, многолетники и одного сезона, влаголюбивые и неприхотливые, стойкие и увядающие от прикосновения. Степь потрясает многообразием растительного мира. Жаль, что почти вся эта красота завянет дней через десять.
А еще здесь царствует сизая полынь, горький аромат которой сильней всего ощущается в пик жары. Встречаются серебряные вкрапления ковыля, который действительно течет, перекатывается волнами, когда дует ветер. А если провести по сверкающему в лучах солнца растению рукой, можно ощутить его шелковистую мягкость.
Прекрасна степь и бездна синевы над ней…
Спугнув дрофу, иду дальше, куда глаза глядят. Веселые мелодичные песни жаворонков немного разгоняют печаль. Жарко.
О! А вот и самая ценная находка утра — седой барышник. Невзрачный серый кустик, преображающийся, когда начинают распускаться ярко-розовые бутоны, обладает уникальным свойством очищать кровь от яда любых видов. Сорвав с десяток веточек, прячу их в глубине букета. Если старая шаманка, кхм, моя будущая свекровь, решит в нем поковыряться, это не убережет их, но так есть шанс, что пронесу свое сокровище в поселение без препятствий.
Как же все-таки жарко…
— На! — впихивает мне в руки флягу охранница, каким-то образом почувствовав мою жажду. Дождавшись, пока напьюсь, отрывисто бросает: — Домой пора.
Домой… Слово горчит во рту полынью, коей здесь пропахла вся степь.
Я разворачиваюсь и покорно следую за четырехрукой Охрой. Ей, незамужней сестре Нгрна Тш-Кра, моего похитителя, выпала честь присматривать за невестой до ритуала.
Над плечом пролетает темно-фиолетовая бабочка. Я долго провожаю ее взглядом. Любимый цвет моей магиссы. Я смотрю легкокрылому насекомому вслед, заново переживая неприятные воспоминания.
Уснув в катакомбах, очнулась уже в шатре, в степи.
Как Нгрн меня доставил, сложный вопрос. Языковой барьер мешает правильно понять: то ли он шел «тропою предков, благословенных Ма», то ли «путем старших детей Ма». Но логика подсказывает: у орохоро был аварийный телепорт, открывающийся теми древними амулетами, о которых почти забыли. И это правдоподобнее всяких «троп» и «путей». Орохорские шаманы не боятся нечисти, поэтому могут заходить в проклятый город Зореаполь в Туманной долине. Это сокровищница уникальных магических вещиц и кладбище героев.
Очнулась я, когда меня переодевали, заодно лишая украшений. Первым делом сняли серьги, слегка искажающие внешность, и артефакты Фликса. Даже амулет святой Виржии подчинился узловатым пальцам бабки! А магисса… магиссу сначала не заметили — она спряталась в волосах. Лишь когда я села и мне начали заплетать косы, старушенция цапнула бабочку за крыло. Я успела закричать, но подарок Фрайда шмякнули об землю и раздавили ногой… Еще долго ее жалобный писк стоял у меня в ушах.
Теперь пролетающие мимо бабочки, особенно фиолетовые, делают меня слезливой. Привязалась я к магиссе сильно, даже неожиданно для самой себя.
Сегодня в поселении орохоро суета. Разделываются туши диких зубров, жарятся лепешки, варятся ароматные каши, томятся в горячем пепле гигантские яйца шваршей. Последний день перед великим праздником — Расцветом Ма. И его превращают в торжество — свадьбу молодого шамана и его невесты-чужачки.
Я уже не бьюсь в истерике — все-таки миновала неделя с момента похищения «женихом». А может, и больше времени прошло — сколько я находилась без чувств, точно сказать не могу. И это обидно, ведь на днях я стала совершеннолетней…
— Охра, я к шваршам.
Правой удерживая здоровенный букет трав, левой рукой указываю направление. Язык орохоро сложен, и без жестикуляции и гримас не обойтись. Правда, не все гримасы подходят: улыбаться можно только родным, а показывать зубы, то есть скалиться, значит, бросать вызов.
Сестра шамана кивает — она больше нянька и телохранитель, чем надсмотрщица, и тяготится своими обязанностями. На территории племени мне ничего не угрожает, и молодая женщина только рада избавиться от обузы.
Сдерживая радость, степенно шагаю к загону с ездовыми ящерами, которые заменяют степнякам лошадей, гончих псов и кур-несушек одновременно.
Ухаживают за шваршами рабы — две девушки и парень, все трое маги. Та, что постарше, как и я — целитель. Она и подает идею, как не допустить свадьбы: надо просто-напросто бежать. Вместе с ними.
Именно рабы — точнее, упоминание о них — вытаскивают меня на второй день пребывания в степи из истеричного скулежа. Мысль о том, что это могут быть мои родители с братом, придает сил. Увы, надеюсь я зря. Маги, бессильные и вечно сонные от зелий, которыми их пичкают, не осознают сами себя.
Как ни горько, приходится принять тот факт, что я должна думать не о поиске родных, а о собственном спасении. Только через Туманный перевал идти минимум четыре дня. Я не могу рассчитывать на помощь Каррая. Он-то, может, и появится, да только когда я буду замужем, а то и того хуже — помирать после брачной ночи.
Когда хочется жить, о стыде забываешь. В первый же день плена я едва ли не на пальцах объясняю шаману, что нам нельзя заключать брачный союз. Категорически нельзя! Ибо несовместимые расы. Нгрн, пожав могучими плечами, покидает шатер. В то, что он извращенец или сражен моей красотой, не верится. Да и была у него до меня невеста, притом любимая, от которой он был вынужден отказаться. Высоченная, крепкая соплеменница, я в сравнении с ней — как блоха рядом с саранчой…
Когда Ашшка узнала, что статус будущей супруги шамана больше ей не принадлежит, то кинулась меня душить. Спасло то, что случилось это при всем племени. Нгрн, отругав ее, запретил меня трогать. Ашшка дала клятву. И теперь каждый раз при встрече убивает взглядом, раз нельзя руками.
За воспоминаниями не замечаю, как подхожу к загону со шваршами. Разомлев на солнышке, серые ящеры мирно дремлют. Приблизившись к палатке, где хранится запас их корма, тихо зову:
— Яника, ты здесь?
Миловидная девушка с бледным печальным лицом появляется через минуту. Вялая, сонная, лишенная почти всех эмоций, как и другие невольники, она не хочет бежать. Но знает, что это нужно сделать, чтобы выжить.
Чем дольше маги принимают блокиратор силы, тем серьезнее подавляется личность, сильнее апатия. В конечном итоге они превращаются в бездушных кукол, если их хозяева не смилуются и хотя бы временно не заменят зелья браслетами-ограничителями. Меня жених «бережет» — я сразу получаю новые «украшения», лишающие магии.
Ох, как я иногда жалею, что оставила ученический браслет в общежитии! Даже будь он не на руке, а в сундуке шаманки, все равно работал бы маяком для спасателей. Увы, я не прорицатель, и потому меня теперь никто не спасет.
— Нашла? — не говорит, а шелестит бледными губами магичка.
Отвары, которыми она благодаря моим вылазкам за сырьем в степь поит товарищей, не вернут пленникам магию, но зато взбодрят и вернут жажду свободы.
— Да. Повезло найти барышник. А у тебя получилось?
Девушка без слов протягивает глиняную флягу с концентрированным снотворным. Если вылить его в казан с ритуальной кашей из трех злаков, которую будут есть все степняки от мала до велика, то нам может повезти. Если бы не Яника, шанса на спасение не появилось бы вообще: сварить настой у меня нет ни малейшей возможности, тогда как девушка готовит для шваршей специальный отвар от зуда, чтобы и во время весенней линьки они оставались спокойными.
В темно-зеленом платье не предусмотрены карманы. Детского размера, оно велико мне в талии, и положение спасает сплетенный из полосок кожи пояс. За него затыкаю флягу, которая в руках чужачки, не имеющей здесь практически ничего своего, смотрится подозрительно.
Не дойдя до шатра Охры, в котором живу и я, сдерживаю шаг. Медлю в надежде, что удастся разминуться с бывшей невестой шамана.
— С дороги, чужачка! — шипит Ашшка.
После неудачного покушения серокожая девица третирует меня в мелочах: то толкнет, то выбьет кружку с настоем, то наступит на подол платья, когда я за чем-то наклоняюсь…
Вот и сейчас — как ни стремлюсь убраться с траектории ее движения, мстительная степнячка задевает плечом. Задевает — мягко сказано, меня разворачивает на девяносто градусов и чудом не сбивает с ног. Зато фляжка падает. Старая посудина с глухим кряком надкалывается у горлышка, выпуская пахучую жидкость.
У орохоро тонкий нюх, но при этом кашу они приправляют десятком душистых трав. Именно на этот букет ароматов, который скроет снотворное, я уповала. Но теперь все летит к шэйшу!
Широко раздувая ноздри, Ашшка склоняется над разбитой флягой. Я молчу, окаменев на месте.
Как скоро она донесет «свекрови» о моей подлости? Для чего снотворное, ясно любому. Обидно, что и невольников своей невезучестью подвожу тоже…
— Ашка…
— Аш-шка! — сердито поправляет степнячка, не отрываясь от интересующего ее предмета.
— Ашшка, я…
Резким взмахом верхних рук она обрывает мою покаянную речь. Наступив на флягу и тем самым превращая ее в черепки, бывшая невеста Нгрна весело хмыкает:
— Замуж не хочешь?
— Нет! — Я энергично качаю головой.
— Любопытно.
Больше ничего не произнеся, она уходит. И до самого вечера я вздрагиваю, стоит кому-то войти в шатер, который сегодня, как трактирный двор, полон народу. Меня, не забыв покормить, обряжают в наряд орохорской невесты. Платье необычно, но по-своему красиво: из кожи светло-серых шваршей, вышитое серебристой нитью. Без рукавов, слишком обтягивает, зато в пол. Декольте пошито таким образом, что грудь не только чересчур открывает, но и приподнимает ее, словно корсетом, который так любят некоторые модницы. Кожа ящериц крепкая, но при этом тонкая, мягкая и приятно льнет к телу.
Когда садится солнце, мучения прекращаются. Водрузив мне на голову венок из маков, шаманка выталкивает меня из шатра. В сопровождении незамужней сестры Нгрна и ее подруг иду к большому костру, вокруг которого сидят все воины племени: по обычаю женщины и дети ждут возле накрытых столов.
В голове пустота. Паники нет — вероятно, во время обеда мне что-то подлили в напиток. Или виноват он сам, потому что оказался алкогольным, а я и не поняла?.. Ладно, уже не важно. Что делать? Как избежать свадьбы?.. Ха! Действительно моя комната в общежитии необычная — выхожу в скором времени замуж, как и обещали!
Наша процессия идет по освещенной факелами дорожке — непривычно, что нет магических светильников, — и появление из темноты Ашшки немного пугает.
Прежде чем моя телохранительница успевает среагировать, бывшая зазноба шамана шипит:
— Говори: «Нет, во имя Ма»! — и едва ли не тыкает в лицо три пальца.
То есть нужно сказать: «Нет, во имя Ма» трижды?! А более понятно объяснить?.. Увы, Ашшку прогоняют, громко бранясь, подружки Охры.
— Молчи и кивай, — в очередной раз повторяет сестра Нгрна наставления своей матери. — Или умрешь.
Я покорно склоняю голову, твердо решив воспользоваться подсказкой соперницы. Велика вероятность, что ее совет может ухудшить ситуацию, но — не попробовав, не узнаешь.
Так называемое место силы племени встречает нас тишиной и ярким светом. Последнему отстраненно удивляюсь: все же не брезгуют степняки артефактами чужаков — в воздухе летает пара десятков «светляков», наверняка выпущенных из «световой шкатулки», которыми пользуются люди без дара.
Девушки уходят, и я остаюсь одна среди мужчин.
Четырехрукие воины наги по пояс, и ничто не мешает хорошо рассмотреть их татуировки и амулеты, если я захочу. Но я не хочу, не до любопытства. Страх постепенно, словно утренние лучи солнца через шторы, пробирается сквозь пелену апатии. Орохоро, сидящие на корточках, в своей неподвижности похожи на статуи из серого мрамора.
У костра стоят двое — жених и шаман, приглашенный из другого племени, ведь Нгрн не может провести церемонию для самого себя. Что так будет, поведала «свекровь», но я бы и сама догадалась — на голой груди гостя висит не клык, а косточка, изукрашенная орнаментом резьбы.
Шаман из другого племени говорит быстро, и я с трудом улавливаю суть речи.
— Пред ликом Ма… собрались скрепить, — произносит он торжественные малопонятные слова. И я боюсь пропустить вопрос, который все же звучит неожиданно: — Твое слово, пришлая дева?
— Нет, во имя Ма! — И уже на родном языке, все равно они меня не понимают, зачем-то, не иначе хмель в крови виноват, добавляю: — Я, кажется, люблю другого.
Судя по тому, как галдят воины, имя богини я ввернула вовремя.
— Твое слово, пришлая дева? — сурово повторяет шаман.
Нгрн пытается ухватить за руку, и я отпрыгиваю в сторону, за спину орохорского мага.
— Мне нравится мужчина моей расы, простите. — И на корявом орохорском: — Нет, во имя…
Договорить не позволяет человек, словно из воздуха соткавшийся возле нас:
— Молчите, адептка!
Каррай! Явись сюда святая Виржия, я бы так не удивилась ей, как поражена появлением боевика.
Искусник, запретив мне говорить, что-то быстро произносит Нгрну по-орохорски. Тот кивает и обращается к своим воинам. Несколько слов — и степняки сначала изумленно, затем радостно вопят:
— Союз с ядовитыми грызнями! Залог мира!
В круг, освещенный костром и «светляками», входит еще один шаман с посохом. Седой и морщинистый, он берет меня за руку и подводит к Карраю.
Я ничего не понимаю! Какие грызни? Какой залог мира? О чем они вообще?
Беспомощно ищу взгляд искусника, но натыкаюсь на стену холодности.
Маг не похож сам на себя. Отстраненный, хищный и настороженный. Взъерошенные волосы, голый торс. Запястья искусника обхватывают толстые браслеты, на груди болтается… знак племени?! Целый череп какого-то маленького зверька, судя по острым зубам, плотоядного, на втором шамане смотрится естественно, а на Каррае — странно. Может, потому что он меньше степняков и оттого амулет кажется слишком громоздким?
— Союз племен родством скрепить готовы… — Если я уцелею, обязательно выучу орохорский, чтобы бегло говорить как преподаватель. — Нгрн деву тебе вручает как продолжение или как половину?
Шаман пугает до полуобморочного состояния. Не поняла. Какая половина?.. Меня опять замуж выдают? Только на этот раз за Каррая?!
Сердце бьется громко-громко. Земля качается под ногами или это я шатаюсь?..
Боевик вопрошающе смотрит мне в глаза. В тишине слышны только мое взволнованное дыхание и рычание неподалеку.
Рычание?.. Повернувшись к зрителям, гадаю, кто привел разозленного зверя. Тщетные попытки — за пределом светового круга виднеются только силуэты.
Пока я оглядываюсь по сторонам, Каррай хрипло произносит:
— Нарекаю тебя дочерью.
— Да будет так! — Из шаманского посоха в небо вылетает сноп огненных искр.
— И-и-иху! — Грубые мужские глотки единогласно, как одна, издают победный клич.
Уши закладывает, и я не возражаю, когда искусник, крепко сжав мою руку, тащит прочь:
— Близард, кто надоумил вас согласиться на жертвоприношение?
— Простите?..
— Не прощу, — сердится он. — Жизнь — дар свыше, и от таких подарков не отказываются. Никогда! Даже в безвыходных ситуациях нужно бороться!
— Не пойму, о чем вы!
— «Нет, во имя Ма» — ритуальная фраза невесты, выбравшей вместо замужества смерть во славу богини.
Мне не хватает воздуха от потрясения, а Каррай все тащит и тащит куда-то в темноту.
— К-как — смерти?
— А вот так. Назовите имя мерзавца, посоветовавшего вам произнести древние слова.
Каррай не шутит, и я уныло поправляю его:
— Имя мерзавки… Это Ашшка, бывшая невеста Нгрна.
— Предательство? Что ж, шамана придется поставить в известность.
Мы стоим в степи, за пределами ограды из заточенных кольев. Где-то жутко хохочет гоготун — безобидная, но пугающая людей со слабыми нервами птица. Рыщут во тьме и страшные твари. К примеру, те же ядовитые грызни, но с Карраем я ничего и никого не боюсь.
— Племя Нгрна носит имя Черного Волка, а то, которое приняло вас, — Ядовитого Грызня?
— Да, адептка.
В голове роятся десятки вопросов и предположений, эмоции переполняют. А еще я счастлива, что избежала глупой свадьбы, что спас меня искусник, хоть до конца и не верю в это. Неужели о приключениях у степняков можно позабыть как о дурном сне?
— Я правильно поняла, что Нгрн, отдавая меня вам в качестве… дочери, заключает перемирие с племенем Ядовитых Грызней?
— Да.
А искусник сегодня весьма «разговорчив»! Вопрос, почему взял не в качестве жены, ведь все равно местные обряды законны лишь здесь, жжет мне язык.
Но я борюсь с собственной глупостью и бунтующим хмелем подсунутой шаманкой выпивки и спрашиваю совсем о другом:
— Я не совсем поняла, почему Нгрн решил жениться на мне? Ведь он и сам не радовался смене невесты?
Над головой холодно сияют крупные звезды, в буйной траве трещат ночные кузнечики, сладко пахнет лунными цветами, а мы все стоим. Кого-то ждем? Могли бы и поторопиться, холодно все-таки. Заглядываю в глаза искусника — в них отблески зависшего рядом «светляка», усталость и какая-то странная тоска.
— В катакомбах, приняв знак племени Черных Волков, вы поставили Нгрна в неловкое положение. Если женщина спасает жизнь холостому степняку, что именно вы и сделали, восстановив ток магии и подлечив, он обязан предложить ей замужество.
— Понятно, я стала заложницей чужих обычаев.
— Скорее собственной глупости, — поддевает маг. — Вам ведь говорили не трогать орохоро? Но вы, как всегда, поступили по-своему.
Оправдываться, что не могла иначе? Нет, не буду. К тому же есть более важная тема для разговора.
— Искусник, пока мы кого-то ждем и не ушли отсюда, скажите, можем ли мы помочь пленникам Черных Волков? Здесь парень и две девушки, все трое маги.
— Уже помогли, не беспокойтесь. — Голос Каррая теплеет, и грусть сменяется весельем. — Приятно все-таки, что моя дочь — альтруистка.
Я не успеваю толком понять, нравится мне его шутка или вызывает отчаяние, как из темноты раздается насмешливое:
— Но-но! Не засматривайся на чужих дочерей, Ларсер, делай и воспитывай своих!
Оборачиваюсь — и схожу с ума от радости.
— Папа! — Я прыгаю в объятия отца, не сдерживая слез. — Папка!..
Родные руки крепко обнимают, даря тепло и защиту.
— Тише, светлячок, тише, моя маленькая! Все плохое позади, не надо плакать.
Только после его просьбы осознаю, что рыдаю в три ручья. Отец гладит по голове, а я все никак не могу успокоиться.
— А мама? Мирнан? — озаряет меня внезапная мысль. — Где они?!
— Ждут нас, не переживай.
За слезами мало что могу разглядеть, но на ощупь чувствую, что отец похудел. Длинные волосы стянуты ремешком, щеки и подбородок заросли темной бородой.
Покашляв, Каррай смущенно произносит:
— Прости, Михал, но нам пора идти, не хочу больше никаких неожиданностей. Да и ребятам лучше скорее показаться Магдалене.
Слова искусника возвращают к действительности, и я замечаю, что мы не одни. Яника и ее товарищи по несчастью выглядят еще более утомленными, чем всегда. Страшно представить, что недавно и мои родные выглядели так же…
Бывших невольников поддерживают Рорк и Ричард Лайнеты, а еще граф Фрайд. Тот, который настоящий.
Я встречаюсь взглядом с парнем, которого совсем недавно называла Эйнаром Гарденом… с парнем, который выглядел как Эйнар Гарден, но был совсем другим человеком. Законнорожденный аристократ из благословенного рода, граф, внук герцога, будущий владетель северно-горных земель… В общем, неподходящая компания для дочери простого изобретателя.
— Здравствуй, Соннэя. Я рад, что мы успели, — тихо произносит Фрайд.
Черные бездны глаз, кажется, глядят прямо в душу. Зажмурившись, утыкаюсь лицом в плечо отца. Как же сложно привыкнуть к другой внешности того, которого считала другом! Голова идет кругом…
— Замерзла, светлячок? Оденься. — Отец отдает свою куртку, и я послушно беру, хотя замерзли только руки, все остальное прекрасно греет платье из кожи шварша. — Подожди минуту.
Он быстро снимает блокирующие мою магию браслеты.
— Ох, спасибо…
Создатель, какое счастье от них избавиться! Я снова чувствую ток силы, и с этим упоительным ощущением мир обретает дополнительные звуки и краски. Как хорошо все-таки быть магом…
Каррай демонстративно открывает телепорт с помощью одного из массивных браслетов на запястье. Отец тихонько хмыкает, и я понимаю, почему: универсал делает вид, будто пользуется бесценным артефактом перемещения, которых по всей стране не больше двух десятков.
Первой в ярком всполохе исчезает троица магов, сопровождаемая гайрусами, затем идем мы с отцом и Фрайдом. Искусник, шагнув вслед за нами в большой шатер, закрывает дыру в пространстве.
— Доченька! — На меня налетает смерч из маминых объятий и поцелуев. — Маленькая моя! Ты в порядке?
Самые любимые и ласковые в мире руки обнимают нежно-нежно, и я не могу внятно говорить. Мир скрывается за пеленой слез, плывет перед глазами.
— Мамочка… мама…
Я плачу от счастья, что все закончилось, и от страха, что может повториться. В детстве веришь, что папа и мама уберегут от любой беды, справятся с самыми страшными неприятностями, а когда пора наивности заканчивается, понимаешь, что родители не всесильны. Моей беззаботности настал конец, когда пришла весть об исчезновении самых любимых и родных людей.
— И я хочу обнять сестренку, — раздается позади подчеркнуто веселый голос Мирнана. — Ты только в слезах меня не утопи, Сонь.
Мама чуть отодвигается, и мы обнимаемся уже втроем. Руки у брата стали мускулистее и тяжелее, чем я их помню. Или раньше он не захватывал меня в почти медвежьи объятия?
— А можно и мне в ваш тесный круг? — смеется отец.
— Нужно, — всхлипываю я. — Иди к нам, пап!
Когда эмоции стихают, озираюсь. У зрелища под названием «семья Бладриз льет слезы счастья» свидетелей нет, нас деликатно оставили одних.
Вскоре мама отстраняется.
— Доченька, прости, — смущается она, — я должна взглянуть на ребят, которых спасли.
В этом суть целительства: невзирая на личные обстоятельства, думать в первую очередь о тех, кому больно и плохо.
Отец вздыхает:
— Я тоже пойду, нужно обсудить с Ларсером некоторые моменты путешествия по Туманной долине. А главное, я вынужден продолжить работу над артефактом, который поможет нам пройти через перевал.
Только сейчас замечаю, что он без очков. Видимо, разбились, и он разрешил маме подлечить ему глаза. Впрочем, как и ранее, острота зрения продержится недолго, раз даже у степняков он умудряется что-то изобретать.
— А можно я буду ассистировать? — умоляюще гляжу на маму.
В отличие от отца и братика она выглядит лучше, чем дома: отдохнувшей, с румянцем на щеках и блеском в красивых синих глазах. Обычно они уставшие и слегка покрасневшие — целительница Магдалена Бладриз пользуется популярностью и не отказывает никому из тех, кто жаждет попасть к ней на прием.
— Можно. — Мама кивает и под ручку с отцом выходит из шатра.
Брат придерживает меня за рукав куртки, не позволяя ринуться вслед за родителями:
— Переодеться не хочешь? Ты, конечно, превосходно смотришься в этом платье, но несколько не к месту.
Я морщусь:
— Не хочу, долго и не во что.
— Я поделюсь одеждой. — Мирнан подмигивает: — Или на самом деле ты не желаешь менять обтягивающий наряд на балахон-рубашку из-за кого-то?
Брат вечно меня поддевает, заставляя смущаться. Но сейчас, после всего пережитого, его подколки вызывают только улыбку.
— Угадал, — подмигиваю в ответ. — Из-за кого-то.
Оставив братца ловить челюсть, убегаю на поиски мамы.
Почти час мы занимаемся Яникой и ее друзьями. Больше всего времени уходит на то, чтобы заставить дар начать самоочищение от трав-блокираторов.
— Мам, а вы сами давно восстановили ток магии?
Она, на секунду задумавшись, пожимает плечами:
— Точную дату не скажу. С зимы, вскоре после того, как Ларсер узнал, что ты ищешь проводника. Он прислал вестника в племя, с которым дружит, и нас разыскали.
— Но… — От возмущения я не могу сразу задать вопрос, не выругавшись, а мама запрещает поминать шэйша. — Я понимаю, что зимой он вас забрать не мог, но почему не сказал мне? Что нашел? И вы в безопасности?! Я столько переживала, мучилась!
— Он не хотел давать тебе надежду раньше времени. Еще предстоит пройти перевал, Соня.
И столько грусти в ее голосе, что я не могу не воскликнуть:
— Нас будет вести Каррай! Все будет хорошо, я знаю.
Хм, почему мама как-то странно на меня смотрит? Будто видит в первый раз?
— И папа изобретает какой-то артефакт, который нам поможет. Неужели ты в нем сомневаешься?!
Родительница со смешком качает головой:
— И все же кричать «ура, спасены» мы будем, когда долина окажется за спиной.
Напоминание о сложном, полном опасностей пути осаждает радость.
Когда ребята засыпают, мама гасит яркие «светляки» и создает зеленоватый «огонек»: такой горел по ночам в спальне, когда я в детстве боялась темноты. Затем обнимает меня как маленькую, гладит по волосам, и на душе становится легко и спокойно… до поры до времени.
— Отец сказал, ты призналась перед орохоро, что влюблена. Это правда? Или было произнесено ради красного словца?
В голосе мамы нет осуждения, лишь любопытство и легкая тень беспокойства. Мне не хочется врать, и я пытаюсь убежать от прямого ответа:
— Сложно сказать…
— Ох, Соня! Надеюсь, ты отдала свое сердце не Ларсеру, а одному из мальчиков, что приехали с ним.
Немного дико слышать, что искусника она так запросто, по-свойски называет по имени.
— А чем плох Каррай? — спрашиваю из чувства противоречия.
Мама, тяжко вздохнув, целует меня в макушку:
— Отнюдь. Каррай — самый удивительный человек из всех, кого я знаю. Сильный, смелый, верный, умный и безгранично добрый, но… Одна умная женщина сказала, что лучше горгулья под седлом, чем дракон в небе, который и вовсе может оказаться фигурным облаком.
— Это сказала святая Абсента, мама, а потом вышла замуж за «дракона», то есть за принца демонов, хотя ей все говорили этого не делать.
— Исключение из правила — всего лишь исключение, сбой. Нет, Каррая лучше не любить, моя хорошая, если хочешь быть счастливой. Да и не выберет он студентку, только равную себе. Впрочем, и ту не сможет сделать счастливой.
— Почему?
— Почему всерьез не заинтересуется студенткой?
— Нет, почему не сможет сделать счастливой.
В этот момент мне хочется знать ответ больше всего на свете.
— Ларсером владеет желание найти убийцу Шанны, его младшей сестры, я когда-нибудь расскажу тебе эту историю. Наваждение так сильно, что он не живет для себя. Для других — да, ради торжества справедливости — разумеется. Его одержимость — главная страсть, других не будет, пока он не поставит точку в той давней истории. Нет, не такого мужчину я просила у судьбы для тебя.
Вспомнив шпиона в катакомбах, хочу обрадовать, что точка уже поставлена, искусник нашел убийцу сестры, но мама опережает провокационным заявлением:
— Ларсер — ошеломляюще сильный маг, прекрасный друг, и за то, что вы с Мирнаном появились на свет, нужно благодарить его.
— Благодарить? Как это, мам?!
На какой-то миг становится страшно, что я Карраю в самом деле дочь. Нет, только не это!
— Я дружила с Шанной Каррай и Флорин Ораш, поэтому покровительство их братьев распространялось и на меня также. Когда я влюбилась в теоретика, не обращавшего на меня внимания, девочки попросили Ларсера сыграть роль моего поклонника. — Мама улыбается приятным воспоминаниям. — Он был убедителен и непередаваемо романтичен, в его ухаживания поверила вся академия, ваш отец — тоже и принял меры по «отвоеванию». Каррай, как и многие адепты с его факультета, часто помогал теоретикам в испытании новых боевых заклинаний, и однажды даже пошел слух, что парни устроили из-за меня дуэль. На самом деле такую слаженную команду из творца заклинаний и боевика-испытателя, какой были в свое время они, сложно отыскать.
Даже не знаю, радует ли сейчас услышанное? Наверное, да. Все же неприятно узнавать, что твоя мама любила еще кого-то, кроме папы.
— А почему поклонника играл не Ораш?
— Ему, выходцу из низов, нужно было следить за репутацией, не привлекать к себе внимание, не попадать в скандалы.
— О, расскажи!
— Да нечего особо рассказывать. Их с Флорин мать была элитной куртизанкой, отец, судя по унаследованному детьми дару, — магом. Виттор заканчивал академию, когда они осиротели. И бедняге пришлось постараться, чтобы им с сестрой не довелось возвращаться в ту среду, откуда вышли, а риск был велик — родительница оставила им кучу неожиданных долгов.
Мама не знает, что они не только вернулись, но и заняли высокое положение там? Что ж, не буду ее разочаровывать.
— Сосчитать страшно число дуэлей, через которые довелось пройти Орашу, чтобы их с сестрой имя не трепали все кому не лень. А Флорин? Красивая, строгих правил девушка нередко плакала из-за несправедливых обвинений в распутстве. Слухи — зло. Ты не представляешь, Соня, как тяжело, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делала.
Ох, мамочка, прекрасно представляю! И даже больше того: позабыв, как мне было горько самой выслушивать сплетни, посмела обвинить Ораша на основании всего одной улики… Язык бы мне проколоть иглой за те слова…
— Если бы не случайность, кто знает, чем бы все закончилось.
— Что за случайность?
— Виттор спас жизнь императору.
— Ого!
— Обласканный монаршей семьей, с пожалованным титулом, он перестал быть удобной мишенью для насмешек. После показательного наказания никто больше не смел сыпать насмешками за спиной любимчика императора.
Мама смолкает, о чем-то задумавшись.
Какие потрясающие возможности открывались перед парнем с городского дна. Он мог сделать блестящую карьеру при дворе, но остался служить в гарнизоне. Остался, чтобы совершить подвиг: спасти спящий Вышеград от прорыва отряда орохоро и вытащить раненых товарищей, чтобы самому стать калекой после нападения щетинника. Но и после этого он не отчаялся, а продолжал бороться… Ох, не могу забыть о своем некрасивом поступке! Лучше бы я тогда себе язык откусила, чем бросалась обвинениями!
— Сонь, родная моя, я люблю тебя и желаю только счастья, — немного смущенно начинает говорить мама. — Ты в том возрасте, когда впечатлительные особы часто видят любовь там, где на самом деле мимолетное увлечение. И я очень надеюсь, что по-настоящему твое сердце еще свободно. А если нет… то молю Виржию, чтобы это был молодой гайрус, в крайнем случае — аристократ.
Удивленно округляю глаза:
— А Фрайд чем тебе не угодил?
— Тем, что граф и внук герцога. — Самая родная в мире женщина грустнеет. — Связываться с представителями благословенного рода опасно, их жизнь — сплошные интриги. Хотя этот парень мне симпатичен. Я невольно подслушала разговор Ларсера с оборотнем. Оказывается, упрямый мальчишка предъявил деду ультиматум: если придется, он отречется от рода, но отправится тебя спасать. Монтэм проникся и предложил любую помощь, а также лучших воинов-гайрусов.
Ощущения странные: с одной стороны, досада, что парень ссорится с родными из-за меня, с другой… Сердце сжимается, переполненное нежностью.
— И что?
— Каррай отказался их брать. Сказал, что через Туманную долину лучше проходить маленькими группами. Скитальцу, много раз водившему караваны и выкупавшему людей, виднее.
Я с ней полностью согласна. Уверена, один универсал лучше десятка тренированных гайрусов.
Остаток ночи пролетает незаметно, нам даже удается немного поспать. Сон тревожный — порывы сильного ветра ударяют о тяжелые стены шатра, будя и вгоняя в ужас.
Следующий день тратим на то, чтобы собраться и обсудить, как будет проходить переход через Туманный перевал. Говорит в основном Каррай, объясняя, чего он от нас ждет и чего просит не делать.
Нгрн в качестве извинения за подлость Ашшки клянется выкупить по возможности всех пленников, которые будут выставлены на торгах другими племенами, Карраю останется только потом их забрать и отвести в империю. А еще бывший жених дарит мне походный наряд из кожи ящера, на этот раз темно-серого цвета. Пандурские модницы обзавидуются, увидев обтягивающие штаны и приталенную куртку, украшенные охранной вышивкой и костяными бусинками. Впрочем, в столице я такое не рискну надеть, а вот в дорогу в самый раз: пока будем в степи, защитит от пыли, а в горах — от холода.
Мне также возвращают украшения: амулет святой Виржии, который не надеть без помощи жрецов, уже бесполезные серьги, искажающие внешность, и артефакты Фликса. Только магиссы больше нет…
После обеда мама вручает список растений, которые могут нам понадобиться во время перехода. Таких немного — готовыми зельями щедро делится шаманка племени Каррая и, как ни странно это звучит, моего тоже.
Теплый ветер мягко колышет маки. Солнце давно покинуло зенит. Не самое удачное время для сбора трав, но, как говорится, если очень нужно, то можно.
— …они пришли прямо на занятие и стали требовать, чтобы Элизара ехала с ними домой. Ваш декан…
— Вогар, — подсказываю я Фрайду, остро жалея, что пропустила такой момент, как явление родителей Нейсс за блудной дочерью.
— Да, по словам Элизары, искусник Вогар устроил настоящее представление, выпроваживая их из аудитории, — улыбается Фрайд. — А сам, пока они мчали к ректору, послал вестника Рорку — тот предусмотрительно попросил всех преподавателей жены сообщать о действиях ее родителей. Поэтому явился как раз к началу разговора с ректором. Бывший жених Элизары сразу отступился, когда понял, за кого она вышла замуж, а вот барон Нейсс еще долго бушевал, требуя признать брак дочери фарсом.
Наклоняясь за ярко-алыми лепестками ридиуса, одного из лучших кровоостанавливающих цветков, спрашиваю недоуменно:
— Почему он с ней так?
— Долги.
И все становится ясно. Чета Нейсс задолжала человеку, решившему жениться на юной магичке против ее воли.
— Кто-то влез в долги, а расплачиваются невинные?
— К сожалению, такое часто случается.
Фрайд обрывает ридиус с той же ветки, что и я. И в какой-то момент наши пальцы встречаются на одном цветке. Замирают. И отскакивают.
Непросто принять то обстоятельство, что у моего друга сейчас иная внешность, тем более парня, с которым у меня сложились непростые отношения. Нет, не могу! Так сложно смотреть в чернильно-черные глаза и помнить, что именно этот молодой человек ненавязчиво опекал меня, был рядом столько времени.
Мимо пролетающая бабочка напоминает о том, что и магиссу подарил мне он. Граф Фрайд, настоящий. Только высказала благодарность я не тому.
— Кстати, спасибо тебе за магиссу. Запутанная подсказкой Ока, я поблагодарила твоего кузена. Замечательный был подарок.
— Был? — удивляется Эйн… удивляется Фрайд.
— Был. Нет больше магиссы.
Парень довольно хмыкает:
— Магиссу сложно уничтожить. Как, ты думаешь, мы тебя отыскали? По бабочке.
— Но я же видела, как ее раздавила шаманка!
— Магисса — это не только брошь, которую можно сломать. Это добровольно согласившийся служить человеку дух, подпитанный магией. Позови — и он явится. Долго ждать не придется — видишь, сколько вокруг тебя летает бабочек?
Я поворачиваюсь вокруг своей оси. И правда много! А я еще злюсь, что они словно нарочно напоминают о моей потере.
Первая бабочка, фиолетовая с бархатно-черной каймой на крыльях, опускается на протянутую ладонь, за ней — алая и солнечно-желтая. Вскоре меня окутывает облако из разноцветных бабочек: зеленых, белых, розовых, черных, коричневых, полосатых и в крапинку, больших и маленьких… Зеленоватый свет и шелест крылышек будто переносят в иной мир, где есть только они, мои бабочки…
Когда весь рой сливается в одну прозрачно-сиреневую магиссу, с улыбкой ей шепчу:
— Привет, я так рада тебя видеть.
Взлетев, она зависает у моего лица и осторожно прикасается усиками к щеке, словно кошка лапкой к ноге любимой хозяйки.
— Красивая, — тихо произносит Фрайд.
Мне кажется или он действительно смотрит не на мотылька, а на мои губы?
— Спасибо. — Чуть замявшись, впервые называю друга его настоящим именем: — Спасибо, Аестас.
Он вскидывает смоляную бровь. Черные омуты глаз не настолько пугающие, как казалось мне раньше.
— Шутишь? Тебе спасибо, Соннэя.
Мой черед удивляться, это ведь благодаря его подарку Каррай быстро нашел меня:
— За что?
— Ты спасла моего деда и весь род Монтэм.
Сильное заявление. Я молчу, боясь расспрашивать и мучаясь любопытством. К счастью, Гар… Фрайд желает выговориться.
— Больше года дед получал горечавку в малых дозах. Это, как тебе известно, медленная смерть не только тела, но и дара. Еще он легче поддавался внушению того, кто постоянно был рядом.
А кто постоянно рядом, как не младший сын? Удивительно, как еще племянника не оболгали и не лишили наследства.
— Что будет с твоим дядей? Он пытался убить по меньшей мере четверых человек: тебя, герцога, куртизанку и ее любовника.
Аестас, нахмурившись, качает головой:
— Дядя по приказу герцога отправился в отдаленное поместье подумать о своем поведении.
У меня пропадает дар речи. Я задыхаюсь от возмущения:
— Что?! Он хотел вас убить! И всего-навсего будет думать о своем поведении?
— Дядя хотел через своего сына наладить отношения со мной и дедом. Он не планировал нас убивать. Тот же имитатор был нанят, как дядя думал, для демонстрации преданности Эйнара.
Я уже открываю рот, чтобы выдать новую порцию возмущения, когда замечаю внимательный взгляд парня.
— Подожди, ты сказал «дядя думал»? Уж не хочешь ли ты сказать…
— Да. Его целью было доказать необходимость второго внука, чтобы герцог признал его законным представителем рода Монтэм. Я единственный, кроме деда, кто может владеть частью «шэйшевого» ключа. Дядя никогда бы не лишил наш род статуса благословенного, ведь после моей смерти, если не обнаружится других претендентов, артефакт будет передан императорской семье.
В моей голове бешено вертятся десятки мыслей. Неужели те демоны с кинжалом — не ирдийцы? Или ирдийцы, но на службе императора Кронии? Или все-таки служители Искусителя, которые пытаются выпустить его на свободу?
— Так это император…
Аестас поспешно останавливает:
— Не надо, давай оставим эту тему.
— Но если не разобраться, ты будешь в опасности!
— Благодаря кузену уже нет. Граф Фрайд считается пустышкой.
Лезть в интриги высшего света мне действительно не стоит. Сами разберутся, без помощи одной самонадеянной целительницы.
Но тему нападений следует закрыть раз и навсегда: вернувшись с родителями в Пандур, я буду жалеть, что не прояснила с Аестасом несколько важных моментов. Хочу вспоминать только светлое, без мрачных теней недосказанности.
— Хорошо, граф Эктор не планировал вас убивать. Но как быть с изувеченной им девушкой и едва не зарезанным сыном пекарши? Это тоже какая-то невинная затея? — Меня несет на волнах гнева, хоть и понимаю, что не имею права кричать и чего-то требовать. — Лазурная горечавка в кровь — это смертельно! Избить и снять с живой девушки кожу — это тоже достойно лишь ссылки в комфортное поместье?
Граф печален. Неподдельная скорбь отражается в утративших блеск глазах и в морщинке, разрезавшей переносицу.
— Подобные преступления достойны соразмерного наказания. Вот только дядя их не совершал.
Я даже рот открываю от удивления. Он пытается оправдать родственника? Неожиданно! И крайне неприятно!
— Знаешь, прошлый ты, скрывающийся под иллюзией внешности брата, был совсем другим. Честным и справедливым! — Уже выпалив обвинение, я сильно об этом жалею.
Парень раздраженно разводит руками:
— Ну, оказывается, настоящий я такой… несовершенный. Не рассмотрела за синими очами и блондинистой шевелюрой.
Он наклоняется и безжалостно выдирает кустик ридиуса с корневищем. И, выпрямившись, начинает обрывать цветки. Варвар! Чудом сдерживаюсь, чтобы не запустить ему в голову корзинкой. Бессердечный и бессовестный!
Тем временем защитничек дяди-маньяка глухо произносит:
— Он никого и пальцем не тронул. Он всего лишь отправил доверенного человека узнать, сказала куртизанка правду или соврала насчет ребенка. После рождения внебрачного сына дядя не выходит из дома без… без одного амулета.
Аестас тушуется, а я легкомысленно брякаю:
— Без «антизалетина», что ли? Так он в девяти случаях из ста дает сбой. — Легкий румянец на щеках молодого мага подсказывает, что я произношу что-то не то. — Кхм, этот амулет тестировал отец и назвал бездарной поделкой, а придумавшего его коллегу — ремесленником…
Мое почти невинное объяснение того, откуда у благонравной девицы подобные сведения, возвращает графу нормальный цвет лица.
— Дядя и представить не мог, что посланец так поступит с его любовницей. Если бы он только знал, то ни за что не доверил бы деликатное поручение.
Мне немного не но себе при виде злой улыбки на лице парня. Человек, которому граф Эктор доверял больше всего… О ком он?
— Если это сделал не граф, то кто?
— Зоэль Гарден.
— Целительница герцога? — шепотом, недоверчиво уточняю я. — Мама Эйнара?..
— Да, — твердо отвечает Аестас, и у меня пропадает всякое желание спорить, утверждая, что целительница не может такое сотворить.
Может… Целители умеют убивать. Когда пациента не спасти, мы вольны прервать его мучения.
— Она решила расчистить сыну дорогу к герцогскому трону и с радостью ухватилась за идею дяди немного меня попугать.
— При этом попытки убить были настоящими?
— Да. И вероятность того, что на свет может появиться еще один Монтэм, пускай снова внебрачный, ее не устраивала. К тому же, увеча куртизанку и сына пекарши, Зоэль преследовала еще одну цель: обвинить потом в преступлениях дядю, дабы внушить деду, что его младший сын безумен.
Объяснения Аестаса порождают новые вопросы. Я вспоминаю все, что увидела в комнате Корицы в ту страшную ночь. Очнувшись, она не успела сказать, кто на нее напал, а ведь плащ и маска одинаково хорошо скрывают и мужчину, и женщину. Я не разговаривала с Корицей после несчастья — Фликс отправил ее на лечение к одному известному целителю в герцогство Альнир. Много позже в памяти всплыл странный момент: почему садист бил любовницу с помощью магии? Ведь так вообще никакого физического контакта нет? Следовательно, он не получает никакого удовлетворения?
— Зоэль уже пыталась выдать одного из Монтэмов за безумца, — решительно произносит Аестас, глядя мне в глаза. — Она довела до самоубийства мою бывшую подругу, не зная, что это она меня бросила ради старых отношений, а не я ее. Только дед был посвящен в мою неудачу в любви, все остальные думали, что я — беспринципный ловелас.
Он спокойно говорит о предыдущем чувстве. Это ведь признак того, что оно в прошлом, не правда ли? А еще только сильные и уверенные в себе мужчины могут признаться, что и они порой получают от ворот поворот.
— Но как целительнице удалось склонить магичку к суициду?
— Зоэль Гарден не просто целитель, а целитель душ. Дед приблизил к себе именно ее, потому что нуждался в утешении после гибели моего отца.
Видно, что Аестасу нелегко даются признания. Обнажать сердце даже перед друзьями непросто.
— Мне жаль твою бывшую девушку, и честно говоря, маму Гардена тоже. Если бы граф Эктор на ней женился, она бы не устраивала судьбу сына такими ужасными методами.
— Сомневаюсь. Тысячи женщин, Соннэя, не выходят замуж за отцов своих детей, но при этом они не идут убивать невинных людей.
Он прав… Я сказала глупость. С досады закусываю губу.
— Что с Зоэль? Герцог будет ее судить сам? Или отправит в столицу, потому что не сможет проявить беспристрастность?
— Никто ее судить не будет.
— Что?! Хотя да, понимаю… мать внука…
— Это бы не остановило деда. Зоэль приняла яд, когда за ней пришли люди Лайнета.
Весть об отравлении напоминает о другом неясном моменте:
— У Зоэль при обыске нашли какие-нибудь запрещенные травы?
— Кроме огромных запасов горечавки обнаружили дурманящие разум сборы. Почему ты спрашиваешь?
— В Вышеграде кто-то торгует горечавкой, ею убито почти с десяток человек.
— Если отравлений больше не будет, значит, приторговывала именно Зоэль.
— Аестас, а что с Гарденом?
Лицо парня не выражает никаких эмоций, но откуда-то я знаю, что ему не нравится мой интерес к его кузену.
— Ничего. Зоэль посвятила его только в часть плана: он должен был стать моим другом, правой рукой. Вся затея с поддельными покушениями очень нравилась Эйнару, он признался в этом сам.
Понимаю, что, оправдывая Гардена, я огорчаю Фрайда, но промолчать не могу:
— Как мне кажется…
— …и вдруг она на него как прыгнет! Трибуны в шоке, судьи тоже… — Ветер доносит обрывки эмоционального рассказа Ричарда.
Мы оборачиваемся — гайрус и Мирнан направляются в нашу сторону. Братик, поначалу недовольный таким распределением по парам, теперь не сводит с нового знакомого горящего взора.
— А потом она еще и коленом наступила! Шары Тая всмятку…
Я густо краснею. Ну, Рич, ну, спасибо! Ладно, я еще поквитаюсь за болтливость…
Парни тащат гигантские охапки, и это притом, что брат с детства в курсе, как правильно собирать травы.
— Ой, а вам мама поручила и корней надрать? — притворно удивляюсь я, всплескивая руками.
Мирнан смущается, оборотень пожимает плечами:
— А что? Пусть будет.
— Ну-ну. В следующей порции мази от растяжений, приготовленной на основе слизи крыгунца, мне оставить и самого жука? Пусть будет, да?
— Соннэя, котенок, не будь такой жестокой!
— Рич, мы же договаривались — никаких прозвищ!
Ричард, дурачась, толкает Мирнана локтем в бок:
— Видишь, какая она у нас суровая? Повезло «Аквилону» с целителем!
Тот хитро щурит синие глаза:
— А с ее возвращением в ПУЧ повезет уже «Бризу».
С Лайнетом мы восклицаем одновременно:
— Соннэя, ты переводишься? А как же ВАМП и мы?!
— Мир, ты приглашаешь меня в свою команду?!
Довольный братец обнимает меня за плечи:
— Должны же быть преимущества у капитана? Хоть раз воспользуюсь своим положением, а ребята вскоре убедятся, как много «Бриз» приобретет с твоим приходом. Все равно с целителями не везет — меняются дважды-трижды в сезон.
— Эй, так нечестно! Это «Аквилон» открыл ее таланты в стрипе! Это наш целитель! — возмущается Ричард. — Не отдадим! Скажи ему, Стас!
Граф Фрайд не желает принимать участие в полушутливой словесной баталии — схватив корзину, он вырывается вперед.
И мы с ним не разговариваем до следующего утра. Я долго не могу избавиться от ощущения, что чем-то обидела друга. Только чем?
