Глава 8
Чтобы проникнуть в незнакомое здание, да еще на его секретный, скрытый от посторонних уровень, требуются три вещи: наблюдательность, сообразительность и богатый опыт. Ни у Пифуция, ни у его юного напарника такого набора в запасе не было, однако они искренне надеялись возместить сей недостаток артефактами, магическими способностями и дерзостью. Любой нормальный житель Тайного Города обязательно указал бы Пифуцию на самоубийственность подобных надежд, однако в настоящий момент конец не был нормальным, а скорее – скучающим, и не видел ничего дурного в том, чтобы как следует повеселиться.
К тому же он свято верил в стремительный и спасительный артефакт «Дырка жизни», с которым не расставался ни один уважающий себя маг и который молниеносно направлял поврежденное или испуганное тело мага в приемную Московской обители – лучшего на Земле госпиталя.
Что же касается юного спутника, у которого сей артефакт по вполне понятным причинам отсутствовал, то Пиф искренне желал ему удачи в предстоящем приключении.
– Здесь, – прошептал Максим, указывая на гладкую вроде бы стену театра.
– Уверен? – Конец недоверчиво прищурился.
– Абсолютно.
– Теперь я и сам вижу, что здесь, – сварливо произнес Пиф, оглядевшись и припомнив, что именно в эту клумбу вывалился молодой чел в прошлый раз. Садовники уже привели цветочки в порядок, однако конец точно запомнил место. – Но я ничего не вижу.
– А что ты должен видеть?
– Дверь, о которой ты говорил.
– Она видна, только когда я запускаю часы.
– В таком случае – запускай, – распорядился Пиф и на всякий случай сжал в кулаке «Дырку жизни». В этом жесте не было никакой необходимости – артефакт работал автономно, реагируя на повреждения тела, – однако конец чувствовал себя гораздо спокойнее, когда обнимал спасительное устройство толстенькими пальцами.
Воронов достал «Брегет», лихо щелкнул крышкой и театрально указал на стену:
– Вуаля!
– Чтоб тебя навы съели, – прокомментировал его действия Пиф. – Работает!
– А ты думал!
– Твой дед был хорошим колдуном.
– Прадед.
– Непринципиально. – Конец придирчиво оглядел появившуюся в стене дверь: старую, но видно, что толстую, массивную, на скрытых шарнирах, без ручки и замочных скважин, кивнул и нетерпеливо продолжил: – Открывай!
– Сейчас… – Воронов поднес часы к полотну, но замер, повернулся и поинтересовался: – Против десятифутовых ящериц есть что-нибудь?
– Открывай, – повторил Пифуций. – Разберемся.
– Я серьезно, – не отставал чел, на которого явление стража произвело сильное впечатление. – Вдруг она до сих пор за дверью ждет? Что тогда?
– Тогда – вот. – Толстяк показал пугливому спутнику перстень на правом среднем пальце, а затем другой – на левом. – И вот. Любых животных, хоть реальных, хоть магических… в пыль!
– Жестко.
– Я такой! – Конец самодовольно ухмыльнулся. – С зубастыми у меня разговор короткий.
Воронов припомнил агрессивное создание, которое чуть было не откусило ему ноги, и остатки любви к животным куда-то испарились.
– Хорошо. Ты готов?
– Все мои женщины знают ответ на этот вопрос.
– Я не женщина.
– Не знаю, радоваться тебе по этому поводу или нет…
– Помолчи.
Максим приложил часы к двери и покрутил стрелки:
– Прошу.
Темнота прохода напоминала, что слово «непредсказуемость» давно поселилось рядом с сочетанием «опасное приключение», и потому конец не двинулся с места.
– Ты же говорил, что там десятифутовая ящерица.
– И что?
– Иди первым.
– У тебя есть артефакт против них, – напомнил чел. – А у меня – нет.
– Есть, есть… – Пиф задумался. – Вряд ли твой дед запихнул сюда настоящую тварь: что она жрала бы все это время? Скорее всего, использовал один из вариантов защитного морока – «Образ дракона».
– Ты хочешь сказать…
– Нет там никакой ящерицы. – Конец внимательно посмотрел на один из перстней, не тот, который со среднего пальца, а соседний. – И вообще никого нет, во всяком случае, на первом пролете.
– Уверен?
– Сто процентов.
– Тогда иди вперед.
– Трус.
Конец заглянул в подвал, потянул носом и поморщился.
– Пахнет не очень. – Несколько секунд балансировал на пороге, затем решился и медленно двинулся вниз. – Ты идешь?
– А куда я денусь?
Воронову очень не хотелось проверять, была ли ящерица иллюзией, но он не мог не поддержать конца.
Освещение, как в прошлый раз, было так себе. Сначала показалось, что в подземелье царит кромешная тьма, но вскоре выяснилось, что во мраке пребывали только первые три пролета, а ниже света оказалось предостаточно. Правда, был он неестественно золотистый, мягкий и словно обволакивающий. Свет, казалось, лился отовсюду: из стен, из потолка, он проникал в каждую щелочку, не позволяя появляться даже намеку на тень.
– Тебе не кажется, что свет становится ярче? – поинтересовался Максим, когда они спустились на пять пролетов.
– Вроде бы нет.
– А вот мне – кажется.
– Глаза болят с непривычки, – объяснил Пиф. – Такое бывает.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, я постарше буду.
– И что?
– Слушай мои поучения с почтительным молчанием.
Воронов вздохнул, конец же уверенно продолжил путь.
Ниточка оборвалась…
Впервые с того момента, как Рудра перешел в его подчинение, голем не смог исполнить приказ. И позволил наследнику Бортникова исчезнуть. Вдобавок устроил шумную перестрелку, взбудоражив весь город и поставив на уши полицию. Все патрульные получили ориентировку на поиск крепких, хорошо одетых мужчин с характерной выправкой, так что любое появление големов на улицах Новосибирска, не обязательно Рудры – любого члена команды, могло привести к провалу.
«Что делать дальше?»
Рудра, разумеется, без проблем вернулся в убежище – использовав артефакт перехода, который мастер предусмотрительно включил в комплект снаряжения, – но, увы, с пустыми руками: торопливый обыск квартиры Бортникова результата не принес.
«Эта ошибка может стоить всей игры…»
А тем временем на острове кто-то запустил портал. Кто именно, Кукловод не знал, не рискнул сканировать, чтобы не быть обнаруженным по обратному ходу, но понимал, что на остров явился маг.
А вокруг театра сидят в засаде полицейские: после перестрелки в доме Бортникова, в этом не осталось никаких сомнений. Причем полицейские обыкновенные, не маги, потому что колдуны за Рудрой не шли… Или же они очень хорошо замаскировались…
Кукловод чувствовал, что теряется. Он не привык к современности, не осознал до конца особенности окружающего мира, ввязался в противостояние со слишком большим количеством противников и теперь «наслаждался» предвкушением поражения.
«Я запутался…»
В какой-то момент им овладела паника, появилось желание бросить все и использовать остатки энергии для того, чтобы скрыться. Просто – чтобы скрыться. Исчезнуть отсюда, наплевав на Сокровище и обязательства, с ним связанные… Он решился бежать, но…
У случившегося не было объяснения.
Ему просто повезло.
Невиданно.
Невозможно повезло.
В тот самый миг, когда отчаяние и паника практически заставили его покинуть убежище, с жалкой целью спасти свою жизнь, потайная дверь в театре открылась в штатном режиме, то есть под действием Главного Ключа, и в секретную зону Оперного вошли двое: конец и молодой чел, в котором обрадованный до истерики Кукловод опознал наследника Якова Бортникова.
Странные вещи происходят в жизни очень часто. Просто не все бросаются в глаза. Или мы не желаем их замечать, потому что так легче. И проще…
Это защитная реакция: ведь если все замечать, обдумывать и делать выводы, недолго и перегреться. Вот разум и жалеет себя, любимого, фильтрует информацию сразу, на подсознательном уровне, и отбрасывает подальше самые вопиющие странности.
Но за все в жизни приходится платить, и поэтому в последнем расследовании майору Колпакову воздалось за все, что его занудный разум отбросил, отфильтровал и пропустил мимо ушей в предыдущие годы. Странности обрушились на него снежной глыбой посреди жаркого лета и озадачили по полной программе. Но самое удивительное заключалось в том, что майор вдруг понял, как нужно воспринимать всю эту катавасию, понял, что мог жить и работать гораздо лучше, если бы в прежние времена не отмахивался от странных деталей.
И, черт возьми, это было бы интересно!
– Я знал, что вы струсите!
Да, было бы интересно, если бы не кое-какие детали расследования… а точнее – участники расследования, навязанные честным исполнителям суровым руководством.
– Кто струсил? – уточнил Колпаков.
В принципе, полицейский уже научился правильно реагировать на Десятника, давно перестал злиться и воспринимал «журналиста/блоггера» так, как тот заслуживал: как таракана на грязной кухне нерадивой хозяйки. Однако иногда он просто не понимал, с чего вдруг Десятника «несет» именно в этом направлении, а не другом.
– Кто струсил?
– Вы. Система. Аппарат подавления. Опричники.
– За языком следите, господин Десятник.
– Не угрожайте мне! Хотите меня посадить? Руки коротки, всех не пересажаете, потомственные рабы!
– Я всего лишь попросил не оскорблять меня, – пробурчал Колпаков.
– То есть вам стыдно?
– Мне неприятно.
– За свою работу?
– В вашем обществе.
– Повторите свое заявление под запись! – взвился блоггер/журналист. – Обществу нужно свидетельство того, что вы не уважаете общество.
– Только вас…
– Подождите, я включу диктофон.
К счастью, они приехали, и к машине сразу же подбежал Зябликов: энергичный, сосредоточенный, полностью увлеченный предстоящей операцией, но… Увидев за стеклом небритую физиономию журналиста/блоггера, лейтенант резко остановился и растерянно вытаращился на Колпакова:
– Серьезно?
– Как вы разговариваете, господин лейтенант? – строго осведомился майор, глазами указывая на спутника.
– Извините…
– Да уж, это вам не Америка. – Десятник вылез из машины, презрительно посмотрел на Зябликова, отошел в сторону и вытаращился на спецназовцев. Те – на него. Обе стороны видели эту форму жизни впервые.
– Зачем?
– Чтобы общество было в курсе происходящего.
– А-а… – В глазах лейтенанта появилось понимание. – Он нам не помешает, даже наоборот – поможет. Потому что ему никто не поверит, и если мы действительно столкнемся с тем, о чем лучше не говорить, то присутствие Десятника – благо.
– Похоже, Зябликов, ты собираешься стать генералом, – проворчал изумленный Колпаков.
– Не откажусь, – не стал скрывать лейтенант.
– Но почему, почему вы думаете, что ему никто не поверит?! – не сдержался майор. – Почему?
– Вы – это кто? – заинтересовался Зябликов.
– Ты, например.
– Мне так кажется, – улыбнулся лейтенант.
– Ладно… – Колпаков, в принципе, давно смирился с тем, что генералом ему не стать, и взял себя в руки: – План здания добыл?
– Конечно. – Зябликов достал планшет и открыл нужный файл. – Пожалуйста.
– Спасибо… – Колпаков пробежал глазами по схеме первого этажа Оперного, прикинул, как соотносится она с положением театра в реальности, и указал на одно из мест той стены, что выходила к скверу. – Что вот это?
– Вентиляционная шахта.
– Проверял?
– Вы не приказывали проверить. Вы приказали…
– Я помню. – Колпаков вздохнул, собираясь с духом, а затем очень твердо произнес: – Нужно пробить дыру сюда.
– В шахту? – изумился лейтенант.
– Да.
– С улицы?
– Да.
Следующую фразу можно было не произносить, но Зябликов не удержался.
– Будет скандал, – сказал он, глядя на щелкающего фотоаппаратом Десятника. – Жуткий скандал.
– Скандал будет, если мы ничего не найдем, – поправил напарника майор.
– А что вы собираетесь найти?
– Что-нибудь…
Цепочка рун струилась по лестничной стене до самого низа.
«Словно стражники», – неожиданно подумал Максим и оказался не так уж не прав. Руны-охранники контролировали «врата» – лестницу, по которой должны были пройти посетители перед тем, как очутиться в самом низу, в широком коридоре с довольно высоким потолком.
– Кажется, пришли.
– Еще нет.
– В смысле?
– Смотри…
Пифуций извлек из кармана плоскую серебряную коробочку, похожую на портсигар, поковырялся в ней, достал шарик дымчатого стекла, прошептал над ним несколько слов и мягко подбросил в воздух. В котором шарик и повис.
– Зачем это? – почему-то шепотом поинтересовался Макс.
– Наблюдай.
Шарик медленно поплыл в глубь коридора, но по мере удаления не уменьшался, а наоборот – постепенно рос, и через десяток ярдов раздулся до диаметра футбольного мяча и стал ярче, словно дымчатое стекло превратилось в жидкое серебро. Или ртуть.
– Там ловушка?
– Да.
А в следующий миг, подтверждая слова конца, перед шаром вспыхнула огненная сеть с мелкими ячейками. Шар колыхнулся, словно испугавшись препятствия, но затем уверенно врезался в него и лопнул. Звука не было, просто «ртуть» разлилась по огню и погасила его, вызвав у Пифа удовлетворенную улыбку:
– Все в порядке.
– Уверен?
– Теперь – да.
Освещение исчезло, однако конец справился и с этим: извлек из «портсигара» маленькую бабочку, которая после активизации стала большой, почти с ладонь, и яркой, как небесная звездочка, и пустил ее вперед.
– Лично я поставил бы еще пару ловушек, – вальяжно произнес Пифуций, спокойно двигаясь по коридору. – Но твой предок решил не усложнять. Видимо, понадеялся на следующие двери.
– А они есть?
– Обязательно.
– Далеко?
– Скоро узнаем.
Как выяснилось – не очень далеко. Ярдах в тридцати от лестницы коридор уперся в мощную бетонную стену, в которую была встроена не менее мощная металлическая дверь. Без ручек и замочных скважин. Зато с пометкой:
– «Стой. Запретная зона. Огонь без предупреждения», – прочитал Максим трафарет на двери. И удивленно посмотрел на спутника: – Откуда?
– Обычно из бойниц в одной из стен. – Пифуций огляделся. – Если же их нет, то возможно расположение оружия позади преграды. Открывай.
– Ты уверен?
– А для чего мы сюда пришли?
– Логично.
Максиму было очень страшно открывать дверь, однако он понимал, что другого пути у них нет. Заметил, что Пиф сделал пару шагов назад, усмехнулся: «Все правильно, рисковать должен кто-то один…», подошел к преграде, приложил к ней «Брегет», вздохнул и крутанул стрелки.
Дверь медленно подалась.
Воронов закрыл глаза.
Но выстрелов не последовало, а в открывшийся проход тут же влетела светящаяся бабочка.
– Там пусто! – провозгласил конец, заглядывая через плечо Воронова. – Никаких пулеметов!
Там вообще не оказалось ничего, кроме мусора.
В большой квадратной комнате валялся пыльный бытовой хлам, обломки мебели и – почему-то – листы бумаги с машинописным текстом. Единственное, что могло вызвать интерес, это еще две массивные двери с механическими замками «подлодочного» типа, правда, без грозных надписей.
– В какую пойдем? – Максим кивнул на правую дверь. – У этой замок заржавел.
– Значит, начнем с той, – решил Пифуций.
«Бабочка» висела под самым потолком, как лампочка, и света от нее оказалось вполне достаточно, чтобы в залежах мусора выделились кое-какие характерные элементы. Для Максима почти ничего не изменилось – хлам остался хламом, а вот Пифуций заинтересовался валяющейся в углу конструкцией, походящей на стоматологическое кресло, над которым кроме ламп нависали еще какие-то приборы или сложные инструменты. Конструкция выглядела старой, но не сломанной, просто выброшенной по каким-то причинам.
– Любопытно, – Пифуций потер пальцем дерматиновую обивку продавленного кресла, зачем-то понюхал пальцы и брезгливо поморщился: – Этот запах трудно спутать…
– Какой?
– Тот самый… Искусственная плоть…
– Что?
– Но кто здесь мог ею заниматься?
Конец огляделся и поднял с пола один из множества пыльных листков.
– Чем заниматься? – Макс оглядел левую дверь. – Здесь замок смазанный. И как будто недавно.
– Занимались, скорее всего, там, – Пифуций указал на правую дверь. – Сюда выбросили все лишнее и негодное. Какой кошмар! Я ковыряюсь в древней помойке! Отвратительно!
– Относись к этому, как к археологии… – Воронов подмигнул спутнику и навалился на дверь. – Ты смотри: замок смазан, а дверь не идет!
– Там заклинание.
– В смысле?
– Используй часы.
На этот раз крутить стрелки не пришлось: едва «Брегет» прикоснулся к металлическому полотну, дверь привычно распахнулась и кладоискатели изумленно замерли на пороге: в открывшемся помещении стояли не менее двух дюжин высоченных широкоплечих мужчин в форме офицеров НКВД.
– Это все из-за «Тангейзера», да? – прищурился Десятник. – Никак не можете успокоиться? Хотите отомстить обществу за унижение?
– Да уж, общество было унижено, – едва слышно прошептал Зябликов.
Но умно прошептал, чтобы скандалист его не услышал.
– Нет, не из-за «Тангейзера», – устало ответил Колпаков.
– Но вы собираетесь сломать Оперный театр? Как это, нет? Я ведь все вижу!
А посмотреть было на что. Патрульные плотно оцепили сквер, удалив за его пределы всех зевак. А у самой стены, практически погубив клумбу, установили демонтажного робота с гидромолотом на стреле. Около него заканчивали суетиться инженеры. А ярдах в тридцати позади робота приготовился спецназ: взвод парней в черных комбинезонах, которыми командовал капитан Феликс Яхонтов. Спецназовцы были вооружены автоматами и смотрели на здание Оперного так, словно из него вот-вот должны полезть фашисты.
– Вы понимаете, что собираетесь уничтожить памятник архитектуры?
– Никто не собирается его уничтожать…
– Представитель власти ушел от прямого ответа, – громко произнес в диктофон Десятник. – Так я и думал.
– Я ведь говорил… – Колпаков тяжело вздохнул. – Нам поступило сообщение… По оперативным данным, короче… В общем… Да…
– Что вы собираетесь делать?
– …в театре обустроено подпольное казино.
– В храме искусств? – с издевкой уточнил блоггер/журналист. – В здании, которое является символом города? Символом сопротивления творцам косной лжи и пропаганде? И вы хотите, чтобы я вам поверил?
– Можете верить, можете не верить – ваше право. – Майор махнул рукой. – Поговорим после операции.
– Поговорим! – пообещал Десятник. – В моем лице вы будете говорить со всей общественностью Новосибирска!
Получив разрешение принять участие в настоящей полицейской операции, блоггер/журналист решил, что по-настоящему прижал «слуг режима», и с каждой секундой становился все более и более неадекватным.
– Как скажете, – кивнул майор.
Зябликов вынул из рюкзака «ПМ» и сунул в карман штанов, но, поскольку узкие джинсы не были предназначены для таких довесков, пистолет пришлось переместить за пояс.
– Не отстрели себе там… – усмехнулся Колпаков.
– Я осторожен.
– Похоже, вы сексист, – заметил Десятник.
– Кто?
Зябликов закатил глаза и отвернулся.
Инженеры отошли от робота, один из них в последний раз проверил показания на пульте дистанционного управления и кивнул. Старший инженер выразительно посмотрел на Колпакова.
Театр покорно ждал продолжения.
– Я буду снимать это варварство! – пообещал блоггер/журналист. – Для истории!
– Для этого вы тут. – Майор отвернулся: – Спецназ?
Феликс поднял вверх большой палец:
– Начинаем.
Инженер плавно нажал на кнопку. Десятник поднял фотоаппарат, робот медленно поднес молот к стене и нанес первый, осторожный удар.
– Никогда бы не поверил, что стану свидетелем этого варварства, – бормотал Десятник в диктофон, не забывая снимать происходящее на видео. – Они все-таки добрались до храма искусств, не забыли о смелой постановке и принялись душить свободу. Они по кирпичику разбирают фундамент русского искусства у всех на глазах. Это горько. Это ужасно. Точно такие же чувства я испытал, узнав о смерти принцессы Дианы: полное опустошение. Помню, я пришел домой, лег на диван и не вставал с него два дня… Полное опустошение…
Тем временем робот нанес еще один удар и замер, отведя стрелу назад.
– Что там? – Колпаков нетерпеливо подошел к инженерам. – Что-нибудь нашли?
– Там точно пусто.
– Отлично! – У майора задрожали пальцы. Разумеется, за стеной могла действительно оказаться вентиляционная шахта, и в этом случае скандал был бы неизбежен, однако полицейский чувствовал, что идет по правильному следу. – Бей еще! – Покосился на Десятника и добавил: – Только аккуратнее.
– Вам нужно пройти или аккуратно пройти? – сварливо поинтересовался старший инженер.
Чувствовалось, что он был хорошим профессионалом. А спорить с профессионалом – себе дороже.
– Бейте так, как считаете нужным, – кивнул майор.
– Вот это разговор, – повеселел инженер. И что-то прошептал помощнику.
Робот, замерший было у стены, неожиданно резко поднялся, изогнул стрелу, точнее прицеливаясь, а затем нанес несколько мощных ударов подряд, вызвав облако пыли, короткий вскрик свидетелей и обрушение стены…
За которой появилась лестничная площадка.
Феликс выругался. Десятник присвистнул. Зябликов остался спокоен, но только потому, что ждал чего-то подобного.
– Вентиляционная шахта, говоришь? – с облегчением произнес Колпаков. Все-таки одно дело уходить на пенсию со скандалом и совсем другое – героем.
– Да уж, явно не она, – ответил инженер.
– Старая постройка, – прищурился его помощник.
– За восемьдесят лет никто не обнаружил? Странновато как-то, тебе не кажется?
– Откуда там дверь?
Они подошли ближе и с изумлением посмотрели на тяжеленную металлическую дверь, которая вывалилась вместе с куском стены.
– Может, она раньше была заштукатурена? – предположил инженер.
– Похоже…
– Теперь наше дело? – уточнил подошедший Феликс.
– Да.
Командир спецназовцев поднял руку, указал на пролом, и его ребята неспешно двинулись вперед. А за ними, через минуту, Колпаков, Зябликов и блоггер/журналист.
– Мы находимся в страшных подвалах, которые вырыла под храмом искусств советская репрессивная машина. Что здесь было? Тайная тюрьма НКВД?
– Это театр, а не Гуантанамо, – не выдержал Зябликов. – Перестаньте молоть ерунду.
– Этот театр строили преступники!
– Инженеры и рабочие.
– Вертухаи и рабы! Я знаю людей, которые сидели при советской власти! Я слышал их рассказы! Я знаю…
– Успокойтесь, Десятник.
– Господин Десятник! – взвился блоггер.
– Много вас таких, желающих быть господами…
– Что вы сказали?
– Тихо! – попытался остановить скандал Колпаков, но «на голос» закусивший удила Миша уже не реагировал.
– Не нравится, что мы – господа? Не нравится нам подчиняться? Быдло!
А в следующий миг испуганно пискнул, потому что Феликс неожиданно развернулся и упер ствол автомата в подбородок блоггера.
– У нас операция, дегенерат, или ты идешь тихо, или тебя выведут.
Десятник бросил взгляд на Колпакова, увидел, что майор демонстративно отвернулся, и кивнул:
– Будет тихо…
И зашептал что-то в диктофон о зверствах «кровавой гэбни»…
Лестница была обыкновенной. Ну, для старых построек, разумеется: бетонные ступеньки, металлические перила, крашеные стены… Немного смущало отсутствие освещения, но фонарики позволяли видеть достаточно ясно.
А вот подземелье, в которое их привела лестница, выглядело серьезно. Зарешеченные лампы на стенах, пучки сплетенных, словно косы, проводов в древней оплетке и на фаянсовых крепежах, облупившаяся местами краска, медные трубы под потолком, а в довершение картины – отполированный каменный пол и трафаретные надписи. Так не строили и не оформляли интерьеры спецпомещений с шестидесятых годов. Ну и в пол никто давно не вмуровывал выложенные мраморной крошкой даты. В конце тридцатиметрового коридора, под порогом массивной двери были хорошо различимы четыре цифры – «1934».
Дверь была приоткрыта. Майор заглянул в помещение за ней и увидел нескольких спецназовцев. Они замерли, словно охотники, на которых идет дичь, глядя на одну из внутренних дверей в левой стене отсека.
Колпаков подошел, замер и прислушался. Внутренняя дверь была не такой могучей, как входная, поэтому из смежного помещения доносились какие-то звуки. Кажется, там кто-то разговаривал.
В отзвуки невнятной беседы вклинился новый звук, легкое постукивание, а затем еще и скрип, словно кто-то крутил ржавый водопроводный кран.
Затем последовала пауза, после которой послышался резкий возглас.
– Почему ты не сказал, что твой дед прячет здесь выводок големов?
– Прадед.
– Сейчас не важно.
– Важно.
– Почему?
– Потому что он – прадед.
– Ты идиот.
– Мне просто очень страшно.
Страшно им было обоим.
К тому же никто не представлял, что следует делать дальше, и потому кладоискатели застряли в дверях, растерянно наблюдая за вооруженными куклами.
До сих пор Пиф тешил себя мыслью, что Бортников создал нескольких слуг для обслуживания убежища, однако теперь видел, что ошибся. Это убежище было создано для обслуживания «слуг», а точнее – целого подразделения высококлассных боевых кукол.
– Зачем он их сделал?
– Ты действительно думаешь, что сейчас это важно?
– Да.
– Почему?
– Не знаю…
– Они отключены?
– Не думаю.
– Почему?
– Мы ведь слышали голоса.
– Черт!
В следующий миг ближайший голем поднял руку, собираясь указать на кладоискателей пальцем, и Пиф спринтером сорвался с места:
– Бежим!
– Куда?
Ответа не последовало, зато сработал инстинкт самосохранения, и молодой человек бросился следом. Да так бросился, что в проеме первой «подлодочной» двери они с Пифуцием очутились одновременно и даже столкнулись плечами, «выясняя», кто должен убраться из опасного места первым.
– Пусти!
– Сам пусти!
Големы могли без труда пристрелить беглецов, но до сих пор не прозвучало ни одного выстрела, только топот. А значит, их явно хотели взять живыми.
– Наверх!
– Нет! – крикнул Макс, хватая Пифа за рукав. – Не пройдем!
В тоннеле, по которому они добрались до комнаты, повисло зловещее черное облако, и не надо было быть ни магом, ни провидцем, чтобы понять, что его предназначение – преградить беглецам дорогу к лестнице. Что оно делало, не имело значения: возможно, погружало в сон, возможно, замедляло движения – не важно. Важно было то, что нырять в него не следовало.
– Сюда!
Големы приближались, надежда на спасение таяла, но Воронов все равно ухватился за вентиль замка второй двери и принялся лихорадочно его крутить.
«Прощай, приятель, с тобой было весело!»
Пифуций понял, что приключение зашло слишком далеко, и решил более не рисковать собой, любимым: сдавил в кулаке «Дырку жизни», прикрыл глаза – он не любил падать в принудительный портал, – и лишь через пару секунд понял, что по-прежнему стоит в проклятом новосибирском подвале, а не барахтается на простынях в приемной московской обители.
Артефакт перехода не работал.
Конец похолодел.
Радость вновь сменилась… нет, не унынием, конечно же, но настороженностью: вслед за наследником Бортникова к театру подошли полицейские. Причем вооруженные так, словно собирались штурмовать американскую военную базу.
Сначала Кукловод не обратил на их появление внимания, решив, что они по привычке расположатся вокруг и будут ждать, когда к ним выйдут големы. Но так, увы, получилось. Полицейские пошли в атаку: проломили стену как раз в районе замаскированного входа в убежище и тем запустили цепочку отключения морока, что привело к обнаружению тайной лестницы, по которой челы отправились вниз.
В принципе, и в этом не было ничего страшного: при желании Кукловод мог замаскировать «казарму» големов, оставив любознательных блюстителей порядка без главного приза, но наследник Бортникова и конец спутали все карты. Их Кукловод прикрыть не мог, поскольку Пифуций молниеносно почувствовал бы чужую активность и насторожился. Полагаться на их сообразительность также не имело смысла, но главное – Кукловод не имел права отдавать их в лапы полиции. Оставалось одно: устроить кавардак.
Поэтому големы спугнули недотеп, выгнав их из «казармы», и позволили пройти дальше по тоннелю.
И стали прикрывать их от полиции…
Испуганный возглас за дверью и топот послужили знаком, что пора вмешаться.
Командир группы подал бойцам знак, спецназовцы распахнули дверь и вломились в смежное помещение.
За ними бросился Зябликов.
«Карьерист!»
Майор отреагировал последним, как, впрочем, и положено пенсионеру, а Десятник – самым последним. И начал не с движения, а с крика:
– Что происходит?!
– Будь позади!
– Я должен все видеть!
Миша наконец-то собрался с духом и обозначил шаг вперед.
«Проклятье!»
Нарушить приказ Колпаков не мог, но получить мертвого блоггера ему не хотелось.
– Не лезь под пули!
– Там пули?! – Десятник побледнел и вжался в стену.
«Сработало!»
И довольный собой майор бросился дальше… Но дальше порога не прошел, укрылся за дверью, с удивлением уставившись на тех, кто вел с полицейскими огневой бой.
– НКВД?! – взвизгнул подкравшийся сзади блоггер.
И самое ужасное заключалось в том, что он был прав – НКВД. В просторном, но изрядно захламленном помещении свистели пули, выпущенные из табельных «ТТ», с помощью которых бравые парни в военной форме стойко, и при этом как-то равнодушно сдерживали наступление вооруженных автоматическим оружием спецназовцев.
Гимнастерки, фуражки, шаровары, сапоги, уверенные действия в бою… Не оставалось сомнений в том, что полицейских встретили самые настоящие военные, и это обстоятельство вызвало у Десятника форменную истерику:
– Вы готовите переворот? Репрессии? Я так и знал, что здесь концлагерь и фашисты! Теперь я все знаю! Вы меня убьете?!
Блоггер предсмертно разрыдался.
А вот полицейских интересовало совсем другое:
– Куда они бегут? – вопросил Колпаков, высовываясь и тут же прячась обратно за угол.
– Они не бегут, они уходят, – проворчал спецназовец. – У них есть четкий план на бой, и мы не смогли его нарушить.
В дальнем конце помещения виднелась дверь, и именно за ней один за другим скрывались военные. Неспешно, но неотвратимо, уверенно прикрывая друг друга.
– Что с потерями?
– Все целы.
А выстрелы трещали так, будто из пулемета.
– Может, у них холостые? – предположил Зябликов.
А в следующий миг пуля врезалась в стену совсем рядом, наглядно продемонстрировав, что за «холостые» в старых стволах этих странных парней.
– Нормальные у них патроны, – угрюмо ответил Феликс лейтенанту. – Просто они не хотят нам вредить.
– Нет никаких сомнений в том, что под церковью…
– Под водой или под церковью? – въедливо уточнил шас.
– Где-то внизу, – поморщилась Роксана.
– Так стало намного понятнее.
Фата внимательно посмотрела на друга, но промолчала, понимая, что, если дать говорливому шасу возможность, он будет трепаться до утра.
– Итак, нет никаких сомнений в том, что где-то внизу происходит магическая активность. Она достаточно слабая, но при этом – она есть. Это данность. Вопрос в том, как далеко мы готовы зайти, чтобы ее проверить?
– Вопрос в том, что делать с хваном, который засел где-то на острове? – Дамир опасливо огляделся.
– Это второй вопрос.
– Уверена?
– Да.
Присутствие четырехрукого также тревожило Роксану, но, поскольку он не проявлял враждебности, фата решила пока не обращать на него внимания. А дальше… Дальше, безусловно, возможны варианты, однако одно ведьма знала точно: в магической схватке у хвана нет шансов, и потому главное – не позволить ему перейти в ближний бой.
– У нас преимущество: два Великих Дома против одного. Убить обоих он не успеет, значит, второй обязательно отомстит.
– Согласен, согласен: отомстит… – протянул Хамзи, а через секунду до него дошло: – Что значит «убить»? Что значит «не успеет»?
– Если ты хочешь узнать, что происходит внизу, то надо туда спуститься, – хладнокровно продолжила фата, не позволяя втянуть себя в глупый разговор.
– У тебя есть акваланг?
– У меня есть магия. Я могу построить на дне «пузырь» и провести в него портал.
– А хван? – тут же спросил шас. – Он сможет проникнуть в твой «пузырь»?
– К сожалению, да.
– Плохо.
– Так мы идем?
Дамир тяжело вздохнул, всплеснул руками, снова вздохнул и уныло ответил:
– Глупо останавливаться на полпути…
– Согласна.
– Но если появится хван – бей первой.
– А ты? – заинтересовалась Роксана.
– Я в это время буду убегать…
– Есть!
Левая дверь открылась примерно на треть и застряла, но главное – открылась. Протиснуться в образовавшуюся щель компаньоны могли только поодиночке, сначала Воронов, потом – перепуганный Пифуций. А вот следующий за ними голем оказался чересчур широк и застрял, нелепо дергая руками и ногами.
– Придурок, – важно сообщил ему конец.
Убедился, что застрявшая кукла не может стрелять, и отвернулся.
– Кажется, мы в ловушке, – грустно констатировал Макс.
– Кажется, – не стал спорить Пиф. – Но пока – на свободе.
Правда, неизвестно, надолго ли.
Тоннель, в котором они оказались, был преисполнен мрака. Черные стены, черный камень пола, черное марево под потолком…
И странный свет…
Нет, не черный, конечно же, но странного свойства: вблизи, на расстоянии вытянутой руки, кладоискатели видели достаточно четко, как в вечерних сумерках, но дальше начиналась подлинно ночная мгла, которую не могли разогнать ни фонарик смартфона, ни «бабочка» Пифа.
– Если я правильно разобрался в географии, тоннель ведет на юг, – негромко произнес Макс. – Если так, мы должны выйти к речке.
– К подземной?
– Да.
– Как называется?
– Каменка, – ответил Воронов, а после зачем-то пустился в объяснения: – Она не всегда была подземной. Раньше была обычной, с лесочками вдоль берегов… И рыба в ней водилась. А потом…
– Мальчик, я из Москвы, я могу тебе рассказать о таких речках все, – грубовато прервал его конец.
– Гм… возможно.
– Но лазать по сибирской канализации! Немыслимо! Когда мы выберемся на свет, я сразу же отправлюсь прямиком домой! Построю портал и уйду! Сразу! Довольно с меня приключений! Где твоя речка?
– Там.
– Там?
– Наверное.
– Почему наверное? – Пифуций уставился на один из своих перстней, побледнел, ну, насколько это было видно в сумраке, и вздохнул: – Кажется, у нас проблемы.
– Опять? – совсем не удивился Воронов.
– Шутки кончились, – упавшим голосом поведал конец.
– Давно кончились. – Однако Макс понял, что на сей раз его спутник действительно взволнован, и мрачно осведомился: – Что случилось?
– Мы не в тоннеле, – ответил Пиф, не спуская глаз с перстня. – Мы где-то… асуры знают, где! Это переход… Магический переход, но не обычный…
– Какой переход?
– Подземный, кретин! – взвизгнул толстяк.
– Не надо ругаться.
– Я от отчаяния. – Конец огляделся и вздохнул: – Выхода у нас нет, Макс, нужно идти вперед.
– Почему не назад? – В понимании Воронова, они прошли всего несколько шагов и запросто могли вернуться к двери. – Почему не назад? Из-за големов?
– Потому что никакого «назад» уже нет, – тихо ответил Пиф. – Уже нет…
Все двери распахнуты, свет везде включен, и в его лучах на полу особенно четко вырисовывались гильзы, как заметил Колпаков, двух типов: «ТТ» странных преступников и «Вихрей» спецназа. Пахло в основном порохом, а еще пылью, старым тряпьем и даже какой-то гнилью. Большая часть бойцов уже покинула этот уровень, и в помещениях стало пустовато… Подвал впечатлял размерами, и сейчас, когда в нем почти никого не осталось, походил на обезлюдевшую станцию метро.
– Здесь пытали правозащитников, – всхлипнул Десятник.
– С чего вы взяли?
– Кресло… – Блоггер/журналист подошел к куче мусора и благоговейно прикоснулся к остову кресла, похожего на гинекологическое. – Сколько смертей в нем случилось?
– Нисколько, – поморщился Колпаков.
– Их пытали! – с печалью поведал Миша. – Отец рассказывал, что при советской власти их сажали в такие же кресла, и специальные люди лезли им в рот ужасными машинками…
– Вы про дантистов, что ли? – не понял Зябликов.
– Бездушные зомби! – в очередной раз взорвался Миша. – Вы смеетесь над святым, над смертью храбрейших из нас, которые не побоялись бросить вызов системе! Я знаю, я чувствую – здесь пытали и расстреливали людей! Надо продолбить пол, и мы наверняка найдем скелеты многочисленных жертв… Давайте долбить пол! Этот город выстроен на костях!
– Ты шапочку из фольги дома не забыл? – ухмыльнулся Феликс, глядя на бегающего по всему подвалу блоггера.
– Зачем?
– Заразиться не боишься?
– У меня иммунитет.
– Мужик, – одобрил спецназовец. – Пошли, чего покажу.
Колпаков кивнул Зябликову: «Присматривай за Десятником» и последовал за капитаном в соседний отсек, играющий роль своего рода прихожей, в которую выходило несколько дверей.
– Что здесь интересного?
– Здесь – ничего. Кроме одной ерунды. – Феликс ткнул пальцем в один из проходов. – Ребята, которые шли впереди, клянутся, что именно за этой дверью скрылись как минимум четверо преступников. Слова парней подтверждаются записью с видеокамеры.
– Там коридор?
– Не совсем.
Майор заглянул за дверь и присвистнул, увидев малюсенькое, похожее на чулан, помещение. Не хватало только полок с химикатами, ведер на полу и прислоненной к стене швабры.
– Сколько народу сюда проскочило?
– Не менее четырех.
– И никто не вышел обратно?
– Нет.
– Ищи скрытую дверь, – предложил Колпаков.
– Ты серьезно? – вытаращился Феликс.
– Не нравится идея с дверью, ищи кнопку «нуль-транспортировки». Но сразу предупреждаю: докладывать о ней генералу будешь сам.
Спецназовец прищурился, многозначительно глядя на майора, но напугать без пяти минут пенсионера такой ерундой, как взгляд, не мог, как ни старался.
– Это все? – с улыбкой осведомился Колпаков.
– Нет, – протянул Феликс, силясь понять, что происходит и что именно недоговаривает майор. – Ты помнишь, что остальные… гм… преступники… спрятались там?
Еще один жест рукой.
– Не помню, но верю.
– Спасибо и на этом. – Феликс подтолкнул Колпакова к следующей двери. – Заходи.
Это помещение оказалось большим и просторным, под стать коридору. При этом – грязным…
«Нет, – поправил себя Колпаков. – Не грязным, а пыльным».
В него довольно долго не входили, и из вентиляции нанесло пыли.
– Что здесь интересного?
– Сюда отступили не менее десятка вооруженных преступников.
– И?
– И где они?
Майор театрально огляделся и развел руками:
– Ты мне скажи.
– Мне сказать нечего.
– Тогда ищи скрытые двери.
Несколько секунд Феликс прикидывал, не издевается ли над ним коллега, решил, что нет, и серьезно продолжил:
– Посмотри на следы, Боря, я специально парням велел не топтаться, чтобы все сохранить в лучшем виде.
– А что следы?
– Смотри внимательно. – В комнату спецназовец не вошел, и Колпакову не позволил. Задержал рукой на пороге и ткнул пальцем в пол: – Вот это – ботинки моих ребят, но их мало. Сюда входили только двое разведчиков, они все поняли, доложили, и я велел закрыть помещение. Потому что… Все остальные следы оставлены сапогами…
– Я знаю, что преступники переодевались в давнюю форму НКВД, – кивнул майор. – Только не понимаю зачем?
– Зачем – это твоя проблема. Мне интересно другое. – Феликс посмотрел Колпакову в глаза. – Если бы тут была скрытая дверь, преступники протоптали бы к ней дорожку, верно?
– Скорее всего.
– Теперь смотрим на следы. Вот, например: парень появился из «прихожей», преодолел пять шагов и исчез. Вот этот испарился в семи ярдах от входной двери, и в трех – от ближайшей стены. Вот этот…
– Я понял, – перебил спецназовца майор.
– А я – нет, – честно ответил Феликс. – Объясни.
– Я понял, что ты ничего не понял, – опомнился Колпаков.
– И?
– Ничего.
Последовала еще одна пауза, а затем спецназовец продолжил:
– И почему здесь нет крови? Допустим, они нам вредить не хотели и специально палили мимо. Но мы-то об этом не знали и целились точно. Неужели мои парни никого не подстрелили? В относительно небольшом помещении? Обеспечив высокую плотность огня…
– Должны были подстрелить.
– И где, в таком случае, кровь?
– Ищи, – развел руками майор. – Ищи, Феликс, ищи…