Отец Амвросий в его переписке со светскими и монашествующими

С возрастанием числа духовных детей о. Амвросия увеличивается и его переписка с лицами, искавшими его духовного руководства. К нему обращались не только монашествующие, но и светские люди самых различных положений, состояний и даже национальностей и вероисповеданий, с самыми разнообразными вопросами, касающимися веры и жизни христианской. Отец Амвросий считал своим долгом давать ответы на обращаемые к нему вопросы, и в этих ответах ярко обнаруживаются личность о. Амвросия, его взгляды на те или другие вопросы веры и жизни и его отношения к людям.

Ввиду этого считаем необходимым познакомить читателей с важнейшим содержанием переписки старца.

Отец Амвросий убеждал искавших его советов, что никогда, ни при каких жизненных затруднениях и неприятностях не надо унывать, а надо надеяться на Промысл Божий. «Старинные люди давно решили, ― пишет о. Амвросий, ― что век без притчи не проживешь, и прибавили, что и горшок с горшком сталкиваются, кольми паче людям, живущим вместе, невозможно пробыть без столкновения. И особенно это бывает от различных взглядов на вещи; один о ходе дел думает так, а другой иначе; один убежден в своих понятиях, кажущихся ему твердыми и основательными, а другой верует в свои разумения. Ежели в первоначальном правиле арифметики слагается один и один, то выходит два; если же в третьем правиле помножить два на два, то выйдет уже четыре; если же дело дойдет до дробей, то окажутся цифры вверху и внизу, а посреди них черта, так бывает и в делах человеческих. Если их очень раздроблять, то окажется неудобство и вверху, и внизу с какою-либо преградою посреди. Я как тебе писал и говорил прежде, так и теперь скажу: ежели будешь веровать в Промысл Божий и надеяться на всесильную Божию помощь, то не встретишь таких неудобств, какие предполагаешь, и сверх того, будешь всегда пользоваться возможным спокойствием душевным». В другом письме о. Амвросий пишет: «Получил от вас два письмеца отчаянных. Пишете мне: „Я погибла, потому что лошадей украли на хуторе“. Опомнитесь, что вы говорите? Что у вас украли лошадей, это не есть какой-либо грех смертный, за который надо погибать; и сверх того, вы не могли бы взять лошадей с собою на тот свет. Туда пойдут с нами одни дела наши, или добрые, или злые. Если не имеем добродетелей, то постараемся, по крайней мере, избавиться от грехов покаянием и терпением находящих скорбей, которые посылаются Промыслом Божиим к очищению души нашей от грехов, и пороков, и всякой неключимой примеси. Знаю, что у вас много скорбей и домашних неприятностей; но говорите себе и вразумляйте себя тем, что в аде хуже, и томительнее, и безотраднее; и оттуда уже нет надежды избавиться. А если человек терпит скорби с покорностью воле Божией, исповедуясь во грехах своих, то чрез это избавляется от тяготы вечных мучений. Поэтому лучше потерпим здесь неприятности, как бы они тяжки ни были, возверзая печаль свою на Господа и молясь Ему со смирением, да избавит нас от малодушия и отчаяния, которые хуже всех грехов».

Матери, скорбевшей о безбожии и вольнодумстве своего сына, о. Амвросий пишет: «Вы писали, что, подав однажды нищему милостыню о здравии вашего сына, смутились, когда он стал молиться о упокоении его, Не смущайтесь этим. От ошибки и недоразумения нищего не могло и не может произойти ничего противного для вашего сына. И ничего большего и лучшего никому нельзя пожелать, как в свое время сподобиться Царствия Небесного. А что вы в скорби своей о сыне иногда думали, что лучше бы было для него умереть, нежели жить так, как он живет, ― за это укорите себя и с полною верою предайте и себя самую, и сына вашего воле всеблагого и премудрого Бога. Если Господь чьи дни сохраняет, то благодетельствует; если чью жизнь пресекает, паки благодетельствует. И вообще, по слову Св. Церкви, Господь глубиною мудрости человеколюбно все устраивает и полезное всем подает. И потому для человека нет ничего лучше и полезнее преданности воле Божией; а нам судьбы Божии непостижимы. Вы сознаете, что во многом сами виноваты, что не умели воспитать сына, как должно. Самоукорение это полезно; но, сознавая вину свою, должно смиряться и раскаиваться, а не смущаться и отчаиваться; также не должно очень тревожиться вам мыслью, будто вы одни ― невольною причиною теперешнего положения вашего сына. Это не совсем правда: всякий человек одарен свободною волею, и сам за себя более и должен будет отвечать пред Богом.

Спрашиваете, не написать ли вам сыну вашему наудачу в Москву, и как ему написать, чтобы тронуть его сердце? Напишите ему сперва вкратце, чтобы узнать, где он теперь находится, а когда это узнаете, то можете написать ему и подробнее. Можете тогда ему сказать, что он теперь, вероятно, собственным опытом испытал, к чему ведет безбожие и вольнодумство; что, стремясь к необузданной свободе, он забыл, что от греха, особенно досаждения родителям, произошло самое рабство, которого прежде не было на земле и т. п. Помолясь Богу, пишите, как Господь положит вам на сердце… Вообще же, вам должно теперь не столько заботиться вразумлять его, но более молиться за него, чтобы Сам Господь, имиже весть судьбами, вразумил его. Велика сила матерней молитвы. Вспомните, из какой глубины зла извлекла блаженного Августина молитва благочестивой матери его. А молясь за сына, молитесь и о себе, чтобы Господь простил вас, в чем вы по неведению согрешили».

Другой матери, скорбевшей о болезни дочери, старец писал: «Слышу, что вы скорбите паче меры, видя страдания болящей дочери. Действительно, по-человечески нельзя не скорбеть матери, видя дочь свою малютку в таких страданиях, и страждущую и день, и ночь. Несмотря на это, вы должны помнить, что вы христианка, верующая в будущую жизнь и будущее блаженное воздаяние не только за труды, но и за страдания произвольные и невольные; и потому не должны нерассудно малодушествовать и скорбеть паче меры, подобно язычникам, или людям неверующим, которые не признают ни будущего вечного блаженства, ни будущего вечного мучения. Как ни велики невольные страдания дочери вашей малютки С., но все-таки они не могут сравниться с произвольными страданиями мучеников; если же равняются, то она и равное с ними получит блаженное состояние в райских селениях. Впрочем, не должно забывать и мудреного настоящего времени, в которое и малые дети получают душевное повреждение от того, что видят, и от того, что слышат; и потому требуется очищение, которое без страданий не бывает; очищение же душевное по большей части бывает чрез страдания телесные. Положим, что и не было никакого душевного повреждения. Но все-таки должно знать, что райское блаженство никому не дается без страданий. Посмотрите: и самые грудные младенцы без болезни ли и страданий переходят в будущую жизнь? Впрочем, пишу так не потому, что желал бы смерти страждущей малютке С., но пишу собственно все это для утешения вас, и для правильного вразумления, и действительного убеждения, чтобы вы нерассудно и паче меры не скорбели. Как ни любите вы дочь свою, но знайте, что более вас любит ее всеблагий Бог наш, всяким образом промышляющий о спасении нашем. О любви Своей к каждому из верующих Сам Он свидетельствует в Писании, глоголя: „Аще и жена забудет исчадие свое, Аз же не забуду тебе“. Поэтому постарайтесь умерить скорбь вашу о болящей дочери, возвергая печаль сию на Господа: „якоже бо хощет и благоизволит, так и сотворит с нами по благости Своей“. Советую вам приобщать болящую дочь с предварительною исповедью. Попросите духовника, чтобы поблагоразумнее расспросил ее при исповеди».

Вступившим в брак и начинающим семейную жизнь о. Амвросий дает следующее наставление: «Всегда вы должны помнить и не забывать, что тогда только жизнь наша будет проходить мирно и благополучно, когда мы не будем забываться и забывать Бога, Создателя нашего, и Искупителя, и Подателя благ временных и вечных. Не забывать же Его значит стараться жить по Его Божественным и животворным заповедям, и в нарушении их по немощи нашей искренно каяться и немедленно заботиться об исправлении своих ошибок и отступлений от заповедей Божиих».

«Если бы супруги ровно по-христиански разделяли тяготу жизни своей, ― пишет старец в другом письме, ― тогда людям и на земле было бы хорошо жить. Но как супруги часто бывают упруги, оба или один из двух, то наше благополучие земное и не упрочивается». С какою любовью относился о. Амвросий к своим духовным детям, видно из следующего. Одной из своих учениц, выражавшей опасение, что старец оставит ее, о. Амвросий писал так: «Давно собирался я успокоить вас, многозаботливая К., касательно боязни вашей, что будто я оставлю вас и не буду писать вам. Ежели я, по слабости моего характера, не отказался от вас, не знавши вас, как должно, а согласился на предложение ваше, не желая оскорбить вас, в крайней нужде духовной находящуюся, то теперь ли могу оставить вас, когда я, по недостатку истинного рассуждения, презрел свою душу, и собственное спасение оставил на произвол судьбы, мняся заботиться о душевной пользе ближних? Не знаю, есть ли кто неразумнее меня?!» Отчего бывает у людей тоска? «Тоска, по свидетельству Марка Подвижника, есть крест духовный, посылаемый нам к очищению прежде бывших согрешений. Тоска происходит и от других причин: от оскорбленного самолюбия или от того, что делается не по-нашему; также и от тщеславия, когда человек видит, что равные ему пользуются большими преимуществами; от стеснительных обстоятельств, которыми испытуется вера наша в Промысл Божий и надежда на Его милосердие и всесильную помощь. А верою и надеждою мы часто бываем скудны, от того и томимся».

«Пред судом Божиим имеют значение не характеры, а направление воли, ― говорит о. Амвросий. ― Знайте, что характеры имеют значение только на суде человеческом, и потому или похваляются, или порицаются; но на суде Божием характеры, как природные свойства, ни одобряются, ни порицаются. Господь взирает на благое намерение и понуждение к добру, и ценит сопротивление страстям…»

Как надо исповедоваться? «Надобно исповедовать, как согрешили и в чем согрешили, ― вот и все. Хорошо заблаговременно написать не по книге исповедь и прочитать самому перед духовником. Будет и ему понятно и незатруднительно, и исповедующемуся легко и отрадно».

По вопросу о том, что нужно давать читать детям, о. Амвросий писал: «Мнение мое такое, чтобы прежде всего занимать юный ум священною историею и чтением житий святых, по выбору, незаметно насевая в них семена страха Божия и христианской жизни; и особенно нужно, с помощию Божией, суметь внушить детям, как важно хранение заповедей Божиих, и какие бедственные последствия бывают от их нарушения. Все это выходит из примера прародителей наших, вкусивших от запрещенного древа, и за то изгнанных из рая. Крылова басни можно оставить до времени, а пока занимать ребенка изучением наизусть некоторых молитв, символа веры и избранных псалмов, например: „Живый в помощи Вышнего“, „Господь просвещение мое“, и подобных. Главное, чтобы ребенок был занят по силам и направлен к страху Божию. От этого все доброе и хорошее, как и напротив, праздность и невнушение детям страха Божия бывают причиною всех зол и несчастий.

Без внушения страха Божия, чем детей ни занимай, не принесет желаемых плодов в отношении доброй нравственности и благоустроенной жизни. При внушении же страха Божия всякое занятие хорошо и полезно».

В другом письме о. Амвросий писал о воспитании детей так: «Пишете, что замечаете в сыне своем сухость, или мало чувства и другие недостатки. Но в детстве вообще не у многих бывает истинное, настоящее чувство: а большей частью оно проявляется в более зрелом возрасте, уже тогда, когда человек более начнет понимать, и кое-что испытает в жизни. Притом, избыток внутреннего чувства незаметно служит поводом к тайному возношению и осуждению других; а недостаток чувства и сухость невольно смиряют человека, когда он станет понимать это. Потому много не огорчайтесь тем, что замечаете в сыне вашем этот недостаток; со временем, может быть, и в нем неизбежные в жизни испытания пробудят должное чувство; а только позаботьтесь о том, чтобы передавать ему по возможности о всем здравые понятия, согласно учению Православной Церкви. Пишете, что до сих пор сами занимались с ним и прошли с ним священную историю Ветхого завета; и спрашиваете, как и чему его учить, и кого избрать для этого? Прошедши с ним Ветхий завет, вам самим должно кончить это дело, то есть перейти к Новому завету; а потом уже начать катехизическое учение. Вы боитесь, что сухость катехизиса не прибавит ему теплоты. Катехизис никому не прибавляет теплоты; а довольно того, чтобы дети имели правильные понятия о догматах и других предметах Православной Церкви. Если желаете, чтобы православное учение действовало и на сердце вашего сына, то читайте с ним „Православное Исповедание“ и „Училище Блогочестия“; а законоучитель пусть обучает его по катехизису, принятому в учебных заведениях. Что касается до выбора учителя, то я, не зная никого из московского духовенства, вам ни на кого не могу указать; а помнится нам, что батюшка о. Макарий кому-то советовал избрать в законоучителя для детей младшего возраста не священника, а диакона: это проще, а потому бывает удачнее; московские диаконы ― все кончившие курс в семинарии, и катехизис хорошо знают… Вы затрудняетесь выбором и назначением духовника. Чтобы своего духовника не огорчить, только наперед сами объясните ему все то, что находите нужным и полезным для вашего сына, с прибавлением прошения исполнить это, так как по вашему сознанию священная обстановка при исповеди для ребенка нужна, хотя для понимающего она особенного значения не имеет. Перед исповедью и сами вы займитесь вашим сыном и приготовьте его к этому Таинству, как сумеете. Заставьте его пред исповедью прочесть заповеди с объяснением. Касательно исправления его недостатков вообще можете ему говорить иногда полушутливым тоном: „Ты ведь молодой князь, через такие поступки не ударяй себя лицом в грязь“. Пишете, что вы глубоко уверены, что нет для человека иного источника благополучия на земле и вечного блаженства на небе, кроме Церкви Христовой, и что все вне оной ― ничто, и желали бы передать это убеждение детям своим, чтобы оно было как бы сокровенной их жизнью; но вам кажется, что не имеете призвания учить и не можете говорить с должной силой убеждения об этом великом предмете. Как мать чадолюбивая, сами передавайте сведения об этих предметах вашим детям, как умеете. Вас в этом заменить никто не может, потому что другим вы должны бы еще сперва растолковать ваши понятия и желания, и при том другие не знают ваших детей и их душевное расположение и потребности; и при том слова матери более могут действовать на них, нежели слово постороннего человека. Наставления другие действуют на ум, а наставления матери на сердце. Если же вам кажется, что сын ваш многое знает, многое понимает, но мало чувствует, то, повторяю, не огорчайтесь и этим. А молитесь о сем Богу, да устроит полезное о сыне вашем, якоже весть. Вы пишете, что у него прекрасная память; пользуйтесь и этим. Передавайте ему кроме наставлений, душеполезные повести, и по времени спрашивайте его, чтобы он вам повторял, как помнит и как понимает. Все, что он от вас услышит, будет сперва храниться в его памяти и уме, а потом, с помощию Божией, при содействии опытов в жизни, может перейти и в чувство».

О том же предмете старец еще писал одной духовной дочери: «Веками утвержденный опыт показывает, что крестное знамение имеет великую силу на все действия человека, во все продолжение его жизни. Поэтому необходимо позаботиться вкоренить в детях обычай почаще ограждать себя крестным знамением, и особенно пред приятием пищи и пития, ложась спать и вставая, пред выездом, пред выходом и пред входом куда-либо, и чтобы дети полагали крестное знамение не небрежно или по-модному а с точностью, начиная с чела до персей, и на оба плеча, чтобы крест выходил правильный… Ограждение себя крестным знамением многих спасало от великих бед и опасностей».

«Пишете ― желала бы я, чтобы мы избегли с мужем того пагубного разногласия в деле воспитания, которое почти во всех супружествах вижу я. ― Да, вещь эта действительно премудреная! Но спорить об этом при детях, вы и сами заметили, что не полезно. Поэтому, в случае разногласия, лучше или уклоняйтесь и уходите, или показывайте, как будто не вслушались, но никак не спорьте о своих разных взглядах при детях.

Совет об этом и рассуждение должны быть наедине, и как можно похладнокровнее, ― чтобы было действительнее. Впрочем, если вы успеете насадить в сердцах детей ваших страх Божий, тогда на них разные человеческие причуды не могут так зловредно действовать».

О недопустимости развода старец писал одной из своих духовных дочерей следующее: «Пишете, что ваша мать всячески старается заставить вас уговорить невестку на развод с мужем, а вы этому не сочувствуете. И хорошо делаете, что не поддерживаете их в этом. Разводные браки ненавистны Богу. Ежели и допускаются, то это по человеческой немощи. Защищайте свою невестку, как можете; уступать в этом матери не должно, хотя бы через это и пришлось понести от нее неприятность. Вы не только себя, но и мать свою избавите от греха… Призывая на вас, и на мужа вашего, и на скорбящую невестку вашу, и на детей ее мир и благословение Божие, остаюсь с искренним благожеланием, многогрешный И. Амвросий».

Будучи сам строгим подвижником и точным хранителем уставов Церкви, о. Амвросий был в то же время очень снисходительным к действительным немощам других людей, поставляя смирение и самоукорение выше всякого телесного подвига.

«Наступающий пост, ― пишет он одной духовной дочери, ― старайтесь проводить рассудительно, соображаясь с телесными силами. По нездоровью и в 69 апостольском правиле разрешается елей в среду и пяток, и даже некоторым на Страстной седмице с покаянием и самоукорением, памятуя мудрое изречение св. отцов, что мы не телоубийцы, а страстоубийцы. Св. Исаак Сирин пишет об одном старце, который вкушал пищу через два дня. Если же приходилось ему побеседовать с приходящими час или два, тогда он уже не мог вкушать пищу обычно, а принуждаем был сокращать срок времени, и вкушал более обычной порции. Вам должно помнить, что вы хозяйка дома, окруженная детьми; к тому же и нездоровье привязывается к вам. Все это показывает, что вам нужно более заботиться о душевных добродетелях; касательно же употребления пищи и других телесных подвигов, у вас должно стоять впереди всего благое рассуждение со смирением. Ежели в душевных недостатках приемлется покаяние, смирением растворенное, то в телесных немощах покаяние и самоукорение еще более имеют место. Св. Лествичник приводит слова: «Не постихся, ни бдех, ни на земли возлегах; но смирихся, и спасе мя Господь». Начните, помолившись Богу, вкушать пищу в посте с елеем. Если же нужда потребует, по нездоровью вашему, и большего, то в виде лекарства можете употреблять и большее. Представьте со смирением немощь вашу Господу, и силен Он устроить все во благое. Во время приготовления к Св. Тайнам нужно несколько дней употреблять пищу без елея, но только советую вам придумывать пищу попитательнее, из сухих плодов и подобного, по желудку вашему, чтобы вы были способны к службам (если это возможно) и присматривать за детьми и в доме».

Облегчая пост немощным, о. Амвросий строго осуждал то предубеждение против поста, которое в настоящее время свойственно многим, и не советовал полагаться на мнения врачей, отвергающих пост.

«Тебе не нравится, что N. принуждает свою супругу к скоромному столу в постные дни. Да и невозможно, чтобы это нравилось кому-либо из благонамеренных, разве только одним новым и модным людям. Можешь сказать ему наедине, чтобы он не принуждал к этому свою супругу, а иначе могут быть вредные последствия, и для него самого неприятные. Когда жена, из угождения к нему, сперва невольно обременит совесть свою презрением святого поста, потом уже и добровольно будет презирать и то и другое. Зло не стоит в одном положении, а обыкновенно возрастает и прибавляется».

«Пишешь, что доктор советует тебе и в постные дни употреблять скоромную пищу…

Думаю я, что если весь Великий пост прожила без скоромной пищи, то как же двух дней в неделю не поститься? На докторские слова нельзя очень полагаться, потому что доктора большею частью предубеждены против постной пищи. Слышал я, что в Москве только один и есть доктор, беспристрастный в этом отношении. Хотя он лютеранин, но и сам, кажется, почти не употребляет мясной пищи, и больных не заставляет есть мясо в постные дни. Если хочешь, можешь с ним посоветоваться».

Обличая нарушителей св. постов, о. Амвросий и во всем другом твердо отстаивал истину и чистоту православия против всякого рода заблуждений. Так, он писал о спиритизме: «Спиритизм есть не что иное, как новое заблуждение и новая прелесть вражеская. Это учение есть общение людей с духами, но, разумеется, с духами не света, а с духами тьмы. Апостол Павел пишет: „Аще и ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет“ (Гал. 1, 8). Апостол упоминает это не об Ангелах благих, потому что благие Ангелы не будут благовестить ничего противного учению евангельскому и апостольскому; но явно, что говорит это об ангелах тьмы, сверженных с неба, которые принимают на себя вид Ангелов света для обольщения нерассудных… Через спиритизм будто бы и безбожники делаются очень религиозными. Но если хорошо вникнуть в душевное состояние этих мнимых религиозников, то явно откроется, что они в этом положении сделались еще опаснейшими для имеющих с ними сношения, нежели как были в состоянии атеистов. Явных безбожников всякий отвращается и удаляется; людей же, прикрывающихся видом ложной религиозности, в душе же своей пропитанных старым или новым заблуждением прелести вражией, не вдруг распознает кто-либо и из понимающих дело. Апостол говорит: „Христос вчера и днесь тойже, и во веки“ (Евр. 13, 8). Значит, какое учение в Православной Церкви насаждено вначале Духом Святым чрез Апостолов и чрез отцов вселенских соборов, то должно продолжаться до скончания века. Все новые учения суть не что иное, как новые заблуждения, посеваемые, так или иначе, древним врагом, и ненавистником, и наветником рода человеческого, который, по слову св. апостола Петра, „яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити“ (1 Пет. 5, 8). Враг этот в учении спиритизма прикрывается под видом вызывания мертвых душ, которые будто бы яснее растолковывают учение евангельское. Но это явное обольщение вражие и явное заблуждение людей, которые решаются верить духам тьмы, являющимся в виде людей умерших. Для душ святых в Православной Церкви удостоверение совсем другое. Они удостоверяют о святости своей явным нетлением мощей. Души же грешные, по учению Православной Церкви, заключены во аде и не имеют власти не только учить других, но и исходить оттуда, в страшном стенании ожидая Страшного Суда Божия. Следовательно, вызываются и являются не души умерших, а духи тьмы греховной и обольстители рода человеческого».

По поводу одной предполагавшейся дуэли старец писал: «Вы хотите кончить вражду свою по-язычески, т. е. по примеру людей неверующих, которые не верят ни будущей жизни, ни будущему вечному блаженству, ни будущим вечным мукам, ― кончить дуэлью, этим адским узлом двух убийств или, вернее, соединением убийства с самоубийством, потому что, хотя один иногда и остается в живых, но тот и другой думал убить, и себя самого добровольно подвергал умерщвлению, наперед душевно умирая. Прилично ли все это христианину? Посмотрите на Начальника веры и на Совершителя нашего спасения, Сына Божия, Царя Ангелов и Архангелов, как не отвратил Он лица Своего от заплевания и заушения и смиренно перенес всякий вид поношения и уничижения! Мы же, нарицающиеся последователями Его, не хотим по-христиански смириться!.. Умоляю вас именем Господа нашего Иисуса Христа ― понесите вы благорассудно, ради своего спасения, нанесенное вам оскорбление, не примешивая тут никого, и ни для кого, и ни для чего. Хорошо пожертвовать своею душою для Господа, для пользы ближнего и для собственного своего спасения. Но не только не хорошо, но и безрассудно и достойно всякого сожаления пожертвовать собою для погибели другого, и для погибели собственной своей вечной, нескончаемой, не возвращаемой никогда. Подражайте Искупителю нашему, молившемуся к Отцу Своему за распинавших Его: „Отпусти им, не ведят бо, что творят“». Как глубоко верующий православный христианин, о. Амвросий не сомневался в окончательной победе добра над злом в мире, но он отвергал нравственный прогресс человечества.

Однажды о. Амвросию был прислан на его разрешение следующий вопрос: обязанность христианина ― делать добро и стараться, чтобы добро восторжествовало над злом. При конце мира, в Евангелии говорится, зло восторжествует над добром. Каким же образом можно стараться о победе добра над злом, зная, что старания эти не увенчаются успехом, и что зло в конце восторжествует? По Евангелию, общество людей перед концом мира представляется в самом ужасном виде. Этим отвергается возможность постоянного совершенствования человеческого. Можно ли после этого трудиться на благо человечеству, будучи уверенным, что никакие средства не в состоянии в окончательном результате перед концом мира достигнуть возможного нравственного совершенства человечества?

Старец ответил: «Зло уже побеждено ― побеждено не старанием и силами человеческими, а Самим Господом и Спасителем нашим, Сыном Божиим, Иису­сом Христом, Который ради сего и снисшел с неба на землю, воплотился, пострадал человечеством, и крестными своими страданиями и воскресением сокрушил силу зла и злоначальника ― диавола, владычествовавшего над родом человеческим, освободил нас от диавольского и греховного рабства, как Сам сказал: „Се, даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию“ (Лк. 10, 19). Теперь всем верующим христианам дается в Таинстве Крещения сила попирать зло и творить добро, при посредстве исполнения евангельских заповедей, и никто уже не бывает одержим злом насильно, кроме одних нерадящих о хранении Божиих заповедей, и преимущественно тех, кто добровольно предается грехам. Хотеть же своими силами побеждать зло, ― которое уже побеждено пришествием Спасителя, ― показывает непонимание христианских таинств Православной Церкви и обнаруживает признак горделивой самонадеянности человеческой, которая хочет все делать своими силами, не обращаясь к помощи Божией, тогда как сам Господь ясно говорит: „Без Мене не можете творити ничесоже“. Вы пишете, в Евангелии говорится, что при кончине мира зло восторжествует над добром. В Евангелии этого нигде не сказано; а говорится только, что в последнее время умалится вера (Лк. 18, 8), и „за умножение беззакония иссякнет любы многих“ (Мф. 24, 12). А св. апостол Павел говорит, что пред Вторым Пришествием Спасителя „явится человек беззакония, сын погибели, противник и превозносяйся паче всякого глаголемого Бога“, т. е. антихрист. Но тут же сказано, что „Господь Иисус убиет его духом уст Своих, и упразднит явлением пришествия Своего“ (2 Сол. 2, 3–8). Где же тут торжество зла над добром? И вообще всякое торжество зла над добром бывает только мнимое, временное.

С другой стороны, несправедливо и то, будто человечество на земле постоянно совершенствуется. Прогресс, или улучшение, есть только во внешних человеческих делах, в удобствах жизни. Например, мы пользуемся железными дорогами и телеграфами, которых прежде не было; выкапывается каменный уголь, который скрывался в недрах земных, и т. п. В христианско-нравственном же отношении всеобщего прогресса нет. Во все времена были люди, которые достигали высоконравственного христианского совершенства, руководствуясь истинною верою Христовой и следуя истинному христианскому учению, согласному с откровением божественным, какое Бог в Церкви Своей являл через мужей богодухновенных, пророков и апостолов.

Такие люди будут и во время антихристово, которое их ради и сократится, по сказанному: „избранных же ради прекратятся дние оны“ (Мф. 24, 22). И опять: во все времена были люди, которые предавались различным порокам и беззакониям, или впадали в различные ереси и заблуждения, увлекаясь лжеименным разумом (1 Тим. 6, 20) и умствуя по земным началам, вопреки предостережению св. апостола Павла, который говорит: „Братие, блюдитеся, да никтоже вас будет прельщая философиею и тщетною лестию, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христе…“ (Кол. 2, 8) Нравственное совершенство на земле (несовершенное) достигается не всем человечеством в совокупности, а каждым верующим в частности, по мере исполнения заповедей Божиих и по мере смирения.

Конечное же и совершенное совершенство достигается на небе, в будущей бесконечной жизни, к которой кратковременная земная жизнь человеческая служит лишь приготовлением, подобно тому, как годы, проведенные юношей в учебном заведении, служат приготовлением к будущей его практической деятельности. Если бы назначение человечества ограничивалось земным его существованием, если бы для человека все кончалось на земле, то почему же „земля и яже на ней дела сгорят“, как говорит св. апостол Петр? (2 Пет. 3, 10) Он же присовокупляет: „Нова же небесе и новы земли по обетованию Его чаем, в нихже правда живет“ (2 Пет. 3, 13). Без будущей блаженной, бесконечной жизни земное наше пребывание было бы неполезно и непонятно. Желание трудиться на благо человечества ― весьма благовидное, но поставлено не на своем месте. Царственный пророк св. Давид говорит: сперва „уклонись от зла, а потом уже сотвори благо“ (Ср.: Пс. 33, 15). У нынешних же людей дело выходит навыворот. Все хотят на словах трудиться на благо ближним, и нисколько или весьма мало заботятся о том, что наперед нужно самим уклониться от зла, а потом уже заботиться о пользе ближних. Широкие затеи молодого поколения о великой деятельности на пользу всего человечества похожи на то, как если бы кто, не кончив курса в гимназии, много мечтал о себе, что он мог бы быть профессором и великим наставником в университете. Но, с другой стороны, думать, что если мы не можем двинуть вперед всего человечества, то вовсе не стоит трудиться, ― это опять другая крайность. Каждый христианин обязан, по силам своим и сообразно своему положению, трудиться на пользу других, но с тем, чтобы все это было вовремя и в порядке, как выше сказано, и чтобы успех наших трудов представлять Богу и Его святой воле».

В одном из позднейших своих писем (1875 г.) о. Амвросий опровергает ряд обвинений, направленных против православия и нередко высказываемых и в наши дни. Он по порядку приводит эти обвинения, высказанные братом одной его духовной дочери, и по порядку их разбирает. «Брат ваш пишет вам, что евангелистам принадлежат очень немногие догматы. Главных догматов Православной Церкви только два: догмат о Св. Троице и догмат о воплощении Сына Божия. Об этих догматах говорит все Евангелие. А кратко и ясно изложено об этом в предисловии каждой Псалтири… Сами это прочтите и брату укажите.

Брат ваш пишет: „Догматы ― это положения, ясно формулированные. Догматы выработались вселенскими соборами“. Догмат есть не положение человеческое, ясно формулированное, а истина Божественная о Боге, ― истина, которую люди сами по себе никак не могли бы постигнуть, если бы она не открыта была самим Богом. Истину можно наследовать, истину можно познавать, истину можно утверждать, а истину полагать нельзя. Брат ваш утверждает: „От догматов до духа христианского, как до звезды небесной, далеко“. Неправда. Когда воплотившийся Сын Божий ученикам Своим апостолам открыл догмат о Св. Троице, сказав: „Шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа“, то тут же с сим догматом соединил нераздельно и учение о духе христианском, говоря: „И учаще их блюсти вся, елика заповедах вам...“ (Мф. 28, 19, 20)

Брат ваш пишет: „Ересь есть уклонение от мнения большинства“. Неправда. Ересь есть уклонение от истины Божественной, а не от мнения большинства. Не большинству Господь поручил истину, сказав: „Не бойся, малое стадо: яко благоизволи Отец ваш дати вам Царство“ (Лк. 12, 32). Римская церковь численностью в несколько крат превосходит Церковь Православную, но, уклонившись от истины, она уклонилась в ересь.

Брат ваш пишет: „Я считаю совершенно возможным человека, признающего все решительно догматы веры, и вместе с тем очень далекого от духа христианства“. Правда, что иногда, к сожалению, так бывает. Только такие люди, если захотят исправить свою жизнь, очень удобно обретают путь спасения. Кто же имеет неправильные, сбивчивые и ложные понятия о вере и истине христианской, тому неудобно обрести спасение, когда бы и захотел. Кольми паче невозможно ему иметь духа христианского и духа Христова… Вы пишете, что брат ваш кончил курс в Петербургском университете. Если бы кто стал уверять вашего брата, что не нужно учиться ни в гимназии, ни в университете, а только имей любовь к ближнему и получишь хорошую должность в окружном суде или даже в судебной палате, поверил ли бы брат ваш этому? Подобно должно рассуждать и о том, что невозможно иметь духа Христова тому, кто не имеет правильного и истинного ведения догматов веры христианской. По недосугу и по слабому здоровью более писать не имею возможности. А вкратце скажу: если брат ваш искренний и добросовестный человек, как вы пишете, то пусть с верою помолится Господу нашему Иисусу Христу, чтобы вразумил его в истине, и после пусть прочтет также с верою „Православное Исповедание“ Петра Могилы (книга эта есть в задонской книжной лавке, а если не найдется, то я могу вам выслать). Как Всеблагий Господь устроит о вашем брате, так пусть и да будет. „Хощет бо Господь всем спастися и в разум истины приити“».

Одному студенту-филологу, обратившемуся к о. Амвросию со своими недоумениями, старец писал (1871 г.): «Вы пишете, что, сознательно веря в бытие Божие, вы доходите почти до убеждения, что представление Его в трех Лицах и разделение небесных сил на чины есть не что иное, как идеал государства.

Такое понятие ваше весьма неверно и далеко отстоит от истины, особенно по причине какого-то смешения Божества с тварями, от Него созданными. Иное есть Единый Бог в трех Лицах, и иное девять чинов ангельских, от Него созданных, и, наконец, совсем иное ― государства земные и человеческие. Триединый Бог невидим и непостижим для твари, даже для Ангелов, кольми паче для человеков. Отчасти же ведом по откровению, сперва через пророков, вещавших Духом Святым, а потом через Единородного Сына Божия, вочеловечшегося, как говорит св. евангелист Иоанн Богослов: „Бога никтоже виде нигде же, Единородный Сын, сый в лоне Отчи, Той исповеда“. Как Единый Бог есть в трех Лицах, тому малое подобие видим в трисолнечном свете. Иное есть самое солнце, и иное ― рождающийся от него свет, и иное ― исходящие от солнца лучи. Все это одного существа и нераздельно, и с тем вместе тройственно. Второе подобие видим в душе человека. Иное есть ум в человеке, и иное есть внутреннее слово, от ума раздающееся, которое передается другому и в то же время остается внутрь нас, и иное есть дух, оживляющий человека и ведущий тайны его, по сказанному: „Никтоже весть, яже в человеце, точию дух человека живущий в нем; якоже и Божие никтоже весть, точию Дух Божий“. Все это составляет одно разумное существо человека, и вместе с тем есть тройственно. О Боге Едином и вместе Триедином твари, особенно люди, могут делать только такое заключение. Все видимое от Невидимого. Все вещественное от Невещественного. Все, имеющее начало, от Безначального. Все, имеющее конец, от Бесконечного. Все временное от Вечного. Все, имеющее предел, от Беспредельного. Все измеримое от Неизмеримого. Все постижимое от Непостижимого. Некоторые из св. отцов любомудрствуют, что сперва были созданы десять чинов ангельских… Но десятый чин пал; осталось только девять чинов ангельских, по подобию которых существует на земле не идеальное какое-либо государство человеческое, а единая истинная Вселенская Церковь, основанная Сыном Божиим, Господом нашим Иисусом Христом и искупленная дражайшею Его Божественною кровию… Что же касается до государств человеческих, то они нисколько не относятся ни к иерархии небесной, ни даже к земной, потому что единая, истинная Церковь не ограничивается никаким государством, а существует по всей вселенной, имея членами своими истинно верующих и истинно благочестивых христиан. Для Бога все равно, в каком бы человек государстве ни жил, только был бы истинно верующим и благочестивым христианином. „Един благоугождаяй Богу паче тысящ нечестивых“, ― как говорит св. Златоуст. Правда и неоспоримо, что не только Богу приятно, но и всем благочестивым, если целое государство будет процветать благочестием и истинными понятиями о вере. Но что же делать, когда пришло такое время, что многие заботятся о суетном, оставляя единое на потребу».

О театре о. Амвросий высказывался следующим образом: «Ваш N. единственною истинною школою нравственности признает театр. А зачем же сам он ходит в храм Божий причащаться Св. Христовых Таин? Стало быть ― театр не единственная школа нравственности… Да и нельзя отдавать театру особенное преимущество в нравственном воспитании людей. Возьмите для примера две картины, ― одну духовного содержания, например, распятие Господа нашего Иисуса Христа, претерпевшего ужаснейшие страдания и самую поносную смерть для спасения погибшего рода человеческого; а другую картину светскую, из народной жизни, например: как рассорились и разошлись муж с женою. Пусть N. ваш скажет по совести, какая картина будет иметь более благотворное влияние на нравственность человека. Если у него вкус в отношении к предметам нравственности еще не совсем испорчен, то, без сомнения, он должен отдать преимущество картине, изображающей распятие Господа нашего за наши грехи. А что представляют зрителям в театрах, как не сцены из народной жизни. Прибавить к этому нужно, что сцены эти по временам бывают очень грязны. Кроме того, какая обстановка в театре? Светская музыка, не дающая возникнуть в душе человека ни одной духовной мысли, ни одному духовному чувству. А эти рассеянные лица зрителей, переглядывающихся, смеющихся, иногда пересмеивающих друг друга, а при некоторых сценических представлениях приходящих в негодование, выражающееся в бурных криках, или увлекающихся сладострастными чувствами, сопровождающимися неумолкаемым смехом и азартными рукоплесканиями и прочим? Это ли школа нравственности? Наоборот, это школа безнравственности, способная заморить в душе человека последние остатки доброй нравственности, если она в нем есть. Оттого теперь и появляются люди, подобные вашему N., ― спорливые, упорные, раздражительные ― что они учатся нравственности в театрах. Приходилось слышать, что некоторые называют театр порогом Церкви. Пожалуй, с этим можно согласиться, что театр есть порог Церкви, только с заднего крыльца».

Старца спрашивали, можно ли молиться за казненных государственных преступников? Отец Амвросий, по поводу смерти Каракозова, ответил следующее: «Если он нелицемерно раскаялся и принес пред Господом и пред духовником искреннее сознание и исповедание всех своих согрешений, то справедливо слово Г. А. П., что без сомнения можно его поминать, как бы его ни похоронили. Вся важность не в образе погребения, а в том, с каким душевным настроением отошел он из сей жизни. Если он только для виду и из каких-либо человеческих предположений принес только наружное раскаяние, то какая ему будет польза от церковного поминовения. Но нам совершенно неизвестно, раскаялся ли он искренно, или нет, и даже приобщался ли; пусть разузнают те, кто об этом заботится, а потом пусть поступают сообразно с тем, что узнают. А что он лишен погребения и что получил конец такою позорною смертию и подобное ― все это, при искреннем раскаянии, может послужить ему к облегчению тяжкой вины преступления; другим же послужит это к вразумлению, чтобы так не забывались и так далеко не простирали своей дерзости. Господь всеблагий волею и неволею да вразумит нас всех и ими же весть судьбами да помилует произволяющих». О власти злых духов над людьми о. Амвросий писал: «Бесы имеют свойство сперва омрачить ум, а потом коснуться сердца, и уже тогда обладают всем телом, как хищные звери, прежде из головы высасывают кровь, а потом жрут все тело».

Подробнее о власти злых духов над людьми о. Амвросий пишет в следующем письме:

«Простите, что по немощи и недосугу до сих пор не мог отвечать вам на ваше письмо от 3-го июня.

Вы спрашиваете: „Неужели по желанию, или как будто по прихоти какой-нибудь бабы, может бес взойти в человека и в кого она захочет?“ Из приводимого вами самими примера о свиньях (Лк. 8, 32) видно, что совершенно ошибочно полагать, будто по одному желанию злого человека кто-либо может подвергнуться вражьему действию. ― Действию сему подвергаются лишь те, кому попустит Бог, а Бог попускает не просто, но за разные грехи: за гордость, за злобу и вражду, за нечистое житие, как сказано и в письме блаженного старца Макария. Как Господь дозволил бесам взойти в свиней, так Он попускает иногда вражеской силе простираться на тех, кто проводит свинское житие или порабощен другими страстями. А кто как должно проводит христианское житие, по евангельским заповедям Божиим, на того ни злые старухи, ни самые бесы не могут иметь влияния, по сказанному: „на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия; и аще что и смертное испиют не вредит их“. ― Далее пишете: „Неужели крещение, приобщение Таин Святых и вообще все освящение, получаемое нами от разных таинств, бессильно защитить нас от подобных действий?“. Таинства сии не только не защищают нас, если мы недостойно приобщаемся их, но дают вражьей силе еще более доступа к нам, как видно на примере Иуды, который, имея злоумышление предательства, недостойно приобщился св. Вечери; и потому сказано в Евангелии: „И по хлебе вниде в он сатана“. ― Пишете еще: „Кажется, Церковь наша запрещает, и не только запрещает, но и учит нас не верить во всякого рода гадания, волшебства, приговоры и прочее“. ― Церковь запрещает прибегать к сим действиям; но из того самого, что запрещает, видно, что признает их возможность и действительность. Церковь повелевает только не верить в различные суеверия, например, приметы, замечания, различие дней и подобное. ― Спрашиваете: „Почему эти тайны не известны людям ученым? Ведь они еще более могли бы зла наделать“. Очень известны. Что такое распространенные теперь между образованными людьми спириты и все подобное, как не такое же обольщение вражие? Пол-Америки в настоящее время занимаются этим. Сколько пасторов в Голландии от этого помешалось? Скольких увлек в Петербурге маг Юм? И разве не по внушению бесов люди ученые потрясают в целых поколениях веру и добрую нравственность. Чрез невежественных людей диавол действует по-невежественному и по-суеверному, а чрез ученых ― по-ученому. ― Разве мало зла наделал Вольтер, распространяя яд неверия и безбожия, по внушению беса? И что такое вольнодумство и всякие вымыслы, которыми люди отводятся от Бога и Церкви Божией, как не изобретение и не внушение беса? Также и в действиях некоторых из так называемых фокусников сколько есть такого, чего никак нельзя объяснить простою ловкостью или обманом, и что сами они приписывают это магии. Это то же самое, что колдовство в простом народе, но там оно обращено на суеверие или грубую зловредность, а здесь на приобретение денег и тонкую зловредность. ― Пишете: „Ежели Господу угодно наказать таким несчастием, то для чего Ему употреблять орудием таких колдуний, и будто без них обойтись Он не может?“ Господь не стесняет самовластия людей и попускает иногда злым людям, при содействии вражеской силы, сотворить зло, когда хочет наказать других; и к чему же Ему употреблять иные средства, когда есть на то готовые орудия? Это видно из слов апостола Павла „аще неправда наша правду Божию составляет, еда неправеден Бог наводяй гнев?“ Еще пишете: „Закон Петра I не признает порчи, и, вероятно, он был согласован со Св. Синодом“. Верно, не был согласован, ― а то бы этого не было. Далее удивляетесь, отчего священник из одной из своих дочерей не мог изгнать беса, между тем как привозимых к нему бесноватых он отчитывал всех почти. Всех почти ― значит не всех, и, стало быть, причина в тех, кого не может отчитывать. ― Наконец, спрашиваете: „Отчего же не всякий священник отчитывает бесноватых?“ ― Власть дана всем, а чтобы пользоваться ею, надо иметь твердую веру и благочестивую жизнь, и особое произволение.

Желаю вам иметь разум евангельски-православный».

Будучи ревностным защитником православия, отец Амвросий еще при жизни старца Макария написал несколько статей и писем, заключающих в себе подробное и ясное обличение заблуждений лютеранства и папизма.

И когда к нему обращались за советами лица инославных исповеданий, что бывало нередко, старец, разрешив с любовью их недоумения, всегда указывал им ошибочность их исповедания и имел радость многих обратить к Православной Церкви.

Одна француженка-католичка писала о. Амвросию следующее: «Многоуважаемый и добрый отец! Простите мою смелость, что я решаюсь написать вам несколько строк. Я слышала об вас, что вы истинный человек Божий, и потому я позволяю себе испросить чрез это письмо ваших добрых советов, в которых я очень нуждаюсь. Бес гордости владеет мною в такой степени, что не дает мне исполнять обязанность, как следует. Что должна я делать, чтобы от него избавиться? Несколько лет тому я была опасно больна, и тогда я обещала Богу, что, если Он сохранит мне жизнь и возвратит мне здоровье, я буду вести себя так, чтобы Господь мог забыть прошедшие мои грехи. Но увы! этого обещания, данного мною тогда на смертном одре, я не сдержала. Господь сохранил жизнь, а я, вместо воздаяния, сделалась еще хуже, чем прежде; и потому Бог меня наказывает и поражает меня в том, что мне дороже всего. У меня жил друг, очень дорогой мне; он был католический священник. И Бог, который даровал мне этого друга, отнял его у меня; он умер от чахотки в Неаполе, ― и упреки совести меня преследуют. Я не знаю, какая причина его болезни, потому что он ничего не открыл мне об этом. Не перехвачены ли были письма мои к нему? Или не сердился ли он на меня? Почему он мне ничего не открыл (о своей болезни)? Вот вопрос, который я постоянно предлагаю себе, и который меня непрестанно мучит. Иногда я боюсь, что сойду с ума; потому что какой-то голос мне говорит, что он мне писал. Но где его письма? От кого их требовать? ― Потом другая мысль мне приходит: не я ли причина его смерти? Не понес ли он наказание за свою вину? Зачем я его мучила своими письмами? Зачем бес избрал меня, чтобы искушать его? И почему я столько страдала и еще страдаю за него, ― почему я решительно не хочу забыть его? ― Отец мой, помогите мне, дайте мне советы, что мне делать? Я желаю умереть, чтобы свидеться с ним. В жизни нет ничего привлекательного для меня; а я виновна, я очень дурна и не могу явиться пред Богом, ибо я была бы осуждена, и боюсь, что уже проклята. Мучения, которые я испытываю, имеют свою причину. Почему Бог посылает мне их? Чтобы я принесла покаяние, а в моем положении это очень трудно. В моей должности требуется, чтобы я была здорова, чтобы я была весела. Что я должна делать? Скажите мне. Простите, что я вас прошу ответить по прилагаемому адресу. Если вы не сочтете меня недостойною вашего ответа, то прошу вас, ответьте мне. Если не получу от вас ответа, я буду думать, что и вы меня осуждаете».

На этот вопль больной, грешной и измученной души о. Амвросий отвечал следующим, полным деликатности и христианской любви, письмом: «Получил я от вас письмо в декабре прошлого года, и не мало удивился тому, что вы, не зная меня, отнеслись ко мне письменно с таким доверием. Если вы Бога ради отнеслись доверчиво ко мне, недостойному, то никак не могу оставить без ответа письма вашего. Но только прежде буду отвечать на второй ваш вопрос, а на первый, т. е. о гордости, буду отвечать после.

Вы пишете, что имели друга, который умер от чахотки. Вас теперь мучат различные помыслы, сомнения и недоумения: не были ли вы причиною его смерти, потому что мучили его своими письмами, на которые он не отвечал.

На это я скажу вам, что человека письмами уморить нельзя. А что он не отвечал вам, на это может быть очень простая причина: или не хотел вас огорчить известием о своей болезни, или надеялся скоро выздороветь, и тогда вам отписать, как все чахоточные думают и питают такую надежду. Еще пишете: „Не понес ли он наказание за свою вину?“ Если у вас вина была общая, то вам следует принести и покаяние, и молиться милосердому Господу, чтобы Он простил эту вину и вам, и другу вашему; потому что Сын Божий во плоти пришел на землю для того, чтобы призвать не праведников, но грешников на покаяние. Пишете также, что хотя все страдаю, но друга своего забыть не могу. Так бывает со всеми, когда кто любит другого любовью не по Богу, а любовью человеческою. Впрочем, если вы будете поминать друга своего, как выше сказано, т. е. с мыслью покаяния пред Богом, тогда такое памятование будет полезно ему и вам. К такой мысли покаяния обязывает вас и прежде данное вами обещание исправить жизнь свою и вести оную так, как было бы угодно Богу. Но вы пишете, что будто бы настоящая ваша должность препятствует такому настроению духа, так как она требует здоровья и веселости. Ни внешняя веселость, ни телесное здоровье не могут препятствовать мысли покаяния, которое хотя и требует внутреннего и духовного сетования, но это сетование может растворяться некоторой радостью, как пишет апостол Павел: „Ко всем долготерпите, всегда радуйтесь, непрестанно молитесь и о всем благодарите. Сия бо есть воля Божия“. Слово апостола показывает, что не одни праведные, но и согрешившие могут радоваться в некоторой степени при той мысли, что милосердый Господь даровал им средство к получению милости Божией вечной; и это средство состоит в искреннем раскаянии и в посильном исправлении своей жизни.

Теперь скажу и о первом вашем вопросе. Вы пишете: „Бес гордости владеет мною в такой степени, что он не дает мне исполнять обязанность мою, как следует. Что должна я делать, чтобы от него избавиться?“. На это должен я вам сказать слово, не всеми удобоприемлемое, а только истинно благопроизволяющими и искренно ищущими истины и пути истинного. И скажу не от себя, а как пишет древний святой отец, св. Иоанн Лествичник: что гордость побеждается смирением, а добродетель смирения принадлежит не всем людям разных вероисповеданий, а только правоверующим. Правое же и истинное вероисповедание одно, как свидетельствует св. апостол Павел, „един Бог и едина вера“. Слова апостола показывают: как един истинный Бог, так и истинное вероисповедание одно, а не многие, в которых много привнесено человеческих мнений, кроме Божественной истины. Вот, например, в Евангелии Сам Господь говорит о Св. Духе, что он от Отца исходит, а в вашей римской церкви, по человеческому умозаключению, прибавлено слово: и от Сына. Еще Господь говорит о св. тайне приобщения Кровию Его: „Пийте от нея вси“. В римской же вашей церкви только духовенство присвоило себе право приобщаться Кровию Хрис­товою; а мирян приобщаете только одним Телом Христовым, говоря в свое оправдание мирянам, что где тело, там и кровь. Вот я вам указал две неправильности римской церкви, первостоятель которой допустил по славолюбию и третью неправильность, присвояя себе первенство пред другими патриархами этой Церкви Христовой. А допуская славолюбие, мудрено и неудобно, и даже невозможно, бороться со страстью гордости. По этой причине предлагаю вам рассмотреть учение, правила и обряды Православной Церкви, которая неизменно соблюдает первоначальное христианское учение, получивши свое начало от Иерусалима, где распят был Господь и откуда апостолы начали свою проповедь. Что вы скажете на мое предложение? Отвечайте искренно».

Другому католику, сенатору, о. Амвросий писал: «Простите меня великодушно, что, получив от вас, чрез нашего о. игумена, десять рублей для бедных, в свое время не уведомил вас и не поблагодарил. Получивши еще от вас двадцать пять рублей (десять рублей от братца вашего для бедных, пятнадцать от вас на мое грешное благоусмотрение), приношу обоим вам искреннее благодарение за усердие ваше с приложением псаломского слова: „Блажен разумеваяй на нища и убога, в день лют избавит его Гос­подь“ (Пс. 40, 2). Также благодарю вас за присылку мне, грешному, Библии в прекрасном переплете и в малом формате. При получении этой книги мне пришла такая мысль: Библия одна, а смысл оной понимают в разных христианских вероисповеданиях различно. Отчего произошла такая разность? Причина этому следующая. Восточная Православная Церковь принимает во всей полноте как ветхозаветное, так и христианское вероучение, последуя словам Самого Господа, рекшего к апостолам: „Шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам“ (Мф. 28, 19–20). Другие же вероисповедания не считают обязательным исполнять все, а составили себе вероучение по выбору: что им нравится ― принимают, а что им не нравится ― отвергают. От такого выбора произошли различные ереси. Ересь происходит от греческого слова αίρέω ― выбираю.

Разным европейским вероисповеданиям первый повод подала западная римская церковь, к евангельскому слову Самого Господа приложив, по человеческой логике, прибавление, что Дух Святый исходит и от Сына. За прибавлением неминуемо последовало и убавление по выбору вопреки слова Самого Господа, глаголящего: „Прейдет небо и земля, иота едина, или едина черта не прейдет от закона, чтобы не исполнилось все“ (Ср.: Мф. 5, 18). Вот что, при получении от вас Библии, пришло мне в голову, то вам и написал. Простите, если написал я не у места и без надобности. Св. Иоанн Лествичник пишет: „Перед мудрыми не мудри“».

От переписки о. Амвросия со светскими лицами обратимся к переписке его с монашествующими. Впрочем, ввиду ее более специального характера, мы коснемся ее вкратце.

Отец Амвросий имел обыкновение к великим праздникам рождества Христова и Светлого Христова Воскресения рассылать своим духовным детям, главным образом, монахиням, краткие поздравления с наступающим праздником. Когда число духовных детей значительно возросло, а болезненность и слабость старца увеличились, он вынужден был заменить эти частные, отдельные поздравления общими поздравительными письмами, которые и рассылались по всем относившимся к о. Амвросию обителям. Такие общие поздравления начались с 1870 года и продолжались до самой кончины старца, причем они получили характер глубокосодержательных бесед о смысле наступающего праздника или заключали в себе разъяснения тех или других не совсем ясных церковных песнопений и мест Священного Писания, а иногда являлись нравственными наставлениями, касающимися преимущественно монашеских добродетелей ― смирения, послушания и других.

Так, к Рождеству 1870 года старец писал своим духовным детям о высоком смысле Боговоплощения: «Мудрствующим о Господе. Милостию и долготерпением Божиим паки и паки достигаем времени ежегодного празднования Рождества Христова.

Вместо простого обычного поздравления хочу вам сказать несколько слов о великом таинстве великого сего праздника. Церковь в песнях своих уже призывает верных высокими умы созерцать „Странствие Владычне и очищенными сердцами таинственно насладиться бессмертныя трапезы во убозем вертепе: како везде Сущий, преклонив небеса, сниде на землю, не оставль недр Отеческих; како Невидимый видим бысть; како Собезначальное Слово и Соприсносущный Сын Божий Сын Девы бывает; како Предвечный и в вышних Непостижимый от Девы рождается днесь, яко младенец; како Неприступный всем днесь, яко младенец, объемлется матерними девическими руками; како Покрываяй облаками небо днесь, яко младенец, пеленами повивается; како вся премудростию Сотворивый днесь, яко повитый младенец, в яслех скотиих полагается, да бессловесия избавит человеки; како Питаяй всяческая днесь, яко младенец, млеком матерним питается. О, таинства страшного! О, вещи непостижимые! Како Бог непреложно человек бывает, да богом человека соделает, предглоголавый пророком: Аз рех, бози есте вы, и сынова Вышнего вси! Но, о окаянства нашего! Мы же, яко человецы, умираем“. О, суетства нашего и нерадения о Божественном всыновлении! Возлюбихом паче рабство страстей и злато ради произволения нашего, волею и неволею подклоняем выю игу сопротивного. О, ослепления нашего и омрачения! Блаженны ушеса пастырей оных, слышавших, како на воздухе Ангелы, воспевая славу Богу в вышних, благовествовали мир земле и Божие благоволение человекам. Блаженны их очеса, видевшие, яко агнца непорочна, во чреве Мариине упасшегося. Блаженны и все те, которые сподобляются Божия благоволения и мира, всяк ум превосходящего. Блаженны и премудрые волхвы, пришедшие от далеких стран поклониться Рождшемуся от Девы, принесшие Ему достойные дары: злато, яко Царю, ливан, яко Богу, и смирну, яко Мертвецу бессмертному. Блаженны и все, достойно поклоняющиеся Ему духом и истиною, принося Ему дары, кийждо по силе своей: ов, яко злато, праведные лепты милосердия, ов, яко ливан и благовонное кадило ― славословие и чистые молитвы покаяния и исповедания; ов же, яко благоуханную смирну ― благодарное воспоминание страданий и благоговейное поклонение животворящим язвам Вочеловечшегося и плотию Распеншегося за спасение наше. Но что сотворим мы, унылые и нечувственные, от них же первый есмь аз, не могуще возвышенным от земли умом и очищенным сердцем насладиться, бессмертные сея трапезы во убозем вертепе. Смиряясь и зазирая себя, да внемлем усердно с благоговением чтению и пению церковному и от них, яко от источника жизни и бессмертия, да почерпаем себе утешение и вразумление, и спасение, милостию и неизреченным человеколюбием Воплотившегося нас ради Сына Божия, Ему же подобает слава и держава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и пресвятым и благим и животворящим Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь. Неизреченно Родивыйся от Девы, помилуй нас студных за молитвы Пречистыя Твоея Матери и всех благоугодивших Тебе!» К Пасхе следующего 1871 года старец разослал своим духовным детям послание, в котором разъяснял духовный смысл пасхальных священнодействий:

«Мудрствующим о Господе! К празднику Рождества Христова вместо обычного поздравления писал я Вам о великом таинстве великого сего праздника. Желал бы и теперь сказать вам что-нибудь о таинственном значении торжества христианских торжеств, т. е. праздника Воскресения Христова. Но по слабости болезненной не имею к тому ни сил, ни возможности. Разве только скажу вкратце, что ежегодное торжественное празднование Светлого Праздника Воскресения Христова, кроме собственного значения, служит вместе для нас и напоминанием всеобщего и всемирного воскресения, что особенно видно из знаменательных действий пасхальной утрени.

Первое. В светоносную нощь, после прочтения полунощницы, бывает торжественное похождение и обхождение храма священнослужителями и всеми верными с возженными свещами при несении креста, и святых икон и звоне колоколов. Явно, что это церковное действие прямо указывает на Евангельскую притчу о десяти девах, в полунощи возбужденных воплем: „Се, жених грядет, исходите в сретение его! Тогда восташа вся девы тыя и украсиша светильники своя, и изыдоша в сретение жениху“ (Мф, 25, 6–7). Девы эти ― души верующих. Жених ― Христос. Ночь ― жизнь века сего. Светильники ― вера и добрые дела. Как Евангельская притча, так и торжественное обхождение храма верующими при звоне колоколов не изображают ли всеобщее воскресение при конце мира, когда глас трубы архангельской возбудит всех мертвых, и верующие в Господа, подобно евангельским девам, изыдут в сретение Ему со светильники своими, каждый по достоинству своему.

Второе. Когда совершается это торжественное шествие около храма, двери церковные затворяются. Верные, идуще, видят в храме свет, а на пути пред собою и около себя непроницаемый мрак, и тако приходят в преддверие храма к затворенным дверям. Не означается ли сим, что все воскресшие во всемирное воскресение издали узрят чертог небесной Славы, но не все внидут в оный, а только одни достойные, у которых светильники, как у мудрых дев, не угаснут в сретении Жениха-Христа. Остальные же, у которых, как у юродивых дев, светильники угаснут, тщетно будут повторять начало церковного стиха: „Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный и одежды не имам, да вниду в он“.

Третье. В преддверии храма, пред затворенным оного входом, первенствующий служащий, сотворив обычное пасхальное начало прославлением Святыя Троицы и пением „Христос Воскресе“, с крестом в руках, отверзает двери церковные и первый входит во храм, а за ним входят безразлично и все прочие христиане, поюще радостную церковную песнь: „Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав“. Повторяя оную многократно, прилагают и другие всерадостные песнопения: „Воскресения день, просветимся, людие!“, „Пасха, Господня Пасха!“, „От смерти бо к жизни, и от земли к небеси Христос Бог нас приведе победную поющия“ и т. д. Не слышно уже обычного чтения, возбуждающего дух сокрушения, а слышно одно лишь непрерывное сладкопение, возбуждающее во всех радование. Непрестанно являются служители алтаря в блистающих одеждах, непрестанно зрим Крест Христов и поклоняемся сему знамению спасения нашего, непрестанно осеняемся курением священного фимиама; у всех в руках возженные свещи; в устах же у всех и служащих, и поющих, и предстоящих, только и слышится радостное: „Христос Воскресе!“

Так празднуется временная Пасха Христова на земле, и к сему празднованию допускаются все христиане, достойные и недостойные, потому что настоящая жизнь подлежит изменению: нередко достойные делаются недостойными, и наоборот ― недостойные делаются достойными, что явно оказалось на Иуде и разбойнике. Первый был в лике избранных дванадесяти Апостолов Христовых, три лета последовал за Христом, слушая непрестанно учение Его, и имел дарование изгонять бесов и исцелять многоразличные болезни. Но, наконец, обезумевши от нерадения и сребролюбия, предал Христа и погиб вечно. Последний же более 30 лет был в шайке закоренелых разбойников, но, вразумившись на кресте, исповедал волею Распеншегося Сына Божия Господом и Царем и первый вошел в рай. Примеры эти да содержим всегда в памяти, чтобы воздержать себя от греха осуждения, хотя бы мы видели кого-либо и при конце жизни грешащим, как убеждает нас св. Иоанн Лествичник.

Но иной будет порядок празднования на небеси Пасхи вечной после всеобщего воскресения и суда. К празднованию оной допустятся только одни избранные, достойные. И кто единожды допущен будет в чертог небесный к празднованию Пасхи вечной, тот вечно и останется в лике празднующих оную, во гласе радования. Кто же окажется недостойным участия в этом праздновании, тот уже пребудет в вечном лишении и вечном отчуждении.

Но теперь неблаговременно говорить подробно о горькой участи последних по причине всерадостного праздника. А скажем только одно, что все мы, христиане, пока живы, должны быть осторожны и внимательны к своему спасению. И мнящиеся из нас стояти, по слову апостольскому, да блюдутся, да не падут, памятуя всегда ужасающий пример погибшего Иуды. Немощные же из нас и падающие да возбуждаются надеждою исправления, видя утешительный пример благоразумного разбойника, наследовавшего рай.

О, Пасха, велия и священнейшая Христе! О, мудросте и Слове Божий, и сило! Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего!»

В другом роде было пасхальное приветствие старца, разосланное им в 1881 году:

«Сестры о Господе и матери! Христос воскресе! Христос воскресе! Христос воскресе! Поздравляю вас с светлым праздником Воскресения Христова и сердечно желаю всем вам встретить и провести всерадостное сие христианское торжество в мире и радовании, и утешении духовном, если кому не помешает несвойственная немощь. Вы спросите, какая же это немощь? Может быть, подумаете, что под этим разумеется неисправное проведение поста св. Четыредесятницы. Но св. Златоуст снисходит нам в этом, говоря: „Постившиися и непостившиися возвеселитеся днесь, воздержницы и ленивии день почтите!“ Также, может быть, подумаете, что это относится к памяти прежних согрешений, которая препятствует радости. Но и об этом он же говорит: „Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия“. Итак, спросите, какая же это немощь? Та несвойственная немощь, которая побудила Каина убить незлобивого Авеля, а иудеев побудила распять Христа Спасителя и Избавителя мира.

Сами можете понять, что говорю вам о страсти зависти, которая, по Писанию, не весть предпочитати полезная. Страсть зависти ни в какой радостный праздник, ни при каких радостных обстоятельствах, не дает вполне порадоваться тому, кем она обладает. Всегда, как червь, точит душу и сердце его смутною печалию, потому что завистливый благополучие и успехи ближнего почитает своим несчастием, а оказываемое другим предпочтение считает для себя несправедливою обидою.

Один греческий царь пожелал узнать, кто из двух хуже, сребролюбец или завистливый, потому что оба не желают другим добра. С этою целью повелел призвать к себе сребролюбца и завистливого и говорит им: „Просите у меня каждый из вас, что ему угодно; только знайте, что второй получит вдвое, что попросит первый“. Сребролюбец и завистливый долго препирались, не желая каждый просить прежде, чтобы после получить вдвое. Наконец, царь сказал завистливому, чтобы он просил первый. Завистливый, будучи объят недоброжелательством к ближним, вместо получения обратился к злоумышлению и говорит царю: „Государь! Прикажи мне выколоть глаз“. Удивленный царь спросил, для чего он изъявил такое желание? Завистливый отвечал: „Для того, чтобы ты, государь, приказал товарищу моему выколоть оба глаза“.

Вот насколько страсть зависти зловредна и душевредна, но еще и зложелательна. Завистливый готов подвергнуть себя вреду, лишь бы только вдвое повредить ближнему. Мы здесь выставили самую сильную степень зависти. Но и она, как и все другие страсти, имеет разные размеры и степени, и потому должно стараться подавлять ее и истреблять при первом ощущении, моляся Всесильному Сердцеведцу Богу псаломскими словами: „От тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади рабу Твою или раба Твоего“ (Пс. 18, 13–14). Также со смирением должно исповедовать немощь эту пред духовным отцом. А третье средство ― всячески стараться не говорить чего-либо противного о том человеке, которому завидуем. Употребляя эти средства, мы можем с помощию Божией, хотя не скоро, исцелиться от завистливой немощи.

Зависть происходит от гордости и вместе от нерадения к исполнению должного. Каин понерадел принести избранную жертву Богу. А когда Бог за такое нерадение презрел его жертву, а усердную и избранную жертву Авеля принял, тогда он, объятый завистью, решился убить и убил праведного Авеля. Всего лучше, как сказано выше, стараться истреблять зависть в самом начале смиренною молитвою, смиренною исповедию и благоразумным молчанием. Кто с помощию Божиею возможет истреблять в себе страсть зависти, тот может надеяться победить и другие страсти, и тогда не только в Светлый праздник Воскресения Христова и в другие христианские праздники он может радоваться радостию неизглаголанною, но и в простые дни всегда будет находиться в благом расположении духа и в благом устроении. Аминь.

А меня простите за непраздничное поздравление. Хотел я в праздник сказать вам нечто и полезное, а полезное редко сходится с приятным. Кому не понравится это поздравление, пусть прочтет его на Фоминой неделе и да заметит, что зависть вначале обнаруживается неуместною ревностью и соперничеством, а затем рвением с досадою и порицанием того, кому завидуем. Итак, да будем благоразумны и осторожны при первом появлении завистливого чувства, стараясь отвергать оное, прося всесильной помощи нас ради Распеншегося и в третий день Воскресшего Христа Господа. Аминь! Аминь!!!»

Не приводя других праздничных писем, из коих, в большинстве, старец разъясняет те или другие псаломские слова и церковные песни, например, «Уста моя возглаголют премудрость…», или «Наказуя, наказа мя Господь…», или «Еда забудет ущедрити Бог…», или «Покрыла есть небеса добродетель Твоя, Христе…», или «Жезл из корене Иесеова…», или «Таинство странное…» и т. д., скажем лишь, что этими своими письмами о. Амвросий создавал в своих духовных детях одно общее праздничное высокое настроение и, таким образом, соединял их в одну духовную семью.

Общие письма составляют лишь небольшую часть тех писем к монашествующим, которые были написаны о. Амвросием за 30 лет его старчества. Письма эти не так разнообразны по своему содержанию, как письма к светским лицам; они учат все одному и тому же: как иметь страх Божий, как искоренять страсти, как преуспевать в молитве, как вообще жить монаху или монахине, избегая прелести и обольщений; тем не менее, они глубоко назидательны и могут быть полезны не только для монашествующих, но и для мирян. Вот основные мысли некоторых из них: мудрость христианская состоит в том, чтобы во время искушений хранить веру в Господа; бодрость ― от единения с Господом, уныние ― от тщеславия; сознание своей немощи, самоукорение и терпение ― три ступени к смирению; кратчайший путь ко Христу ― носить тяготы друг друга; главные препятствия к усвоению святости ― похоть плоти, похоть очес и гордость житейская; серьезная болезнь серьезнее обращает к Богу; духовное возрождение начинается освобождением от страстей, а завершается прохождением добродетелей; о том, что грешнику полезнее вспоминать ад, нежели рай; гордый ученик должен искать старца строгого; найти совершенство без покаяния ― самообман; одни правила и посты без соблюдения заповедей не спасут; должно идти средним путем; не должно вступаться не в свои дела, а себе внимать; умеренному деланию цены нет, а крайности ― от диавола; об искушениях на молитве и т. д.