Двадцать первого сентября, через три недели после событий, разыгравшихся в Катании, паровая яхта «Феррато», подгоняемая крепким северо-восточным бризом, рассекала воды Гибралтарского пролива, проходя между мысом Европа, английским владением на испанской земле, и мысом Ла-Альмина, испанским владением на марокканской земле. Если верить мифологии, Геркулес, сей предшественник инженера Лессепса, расколол здесь ударом палицы прибрежные скалы, и воды Атлантики хлынули в Средиземное море, образовав пролив в четыре лье шириной.

Все это Пескад не преминул бы сообщить своему другу Матифу, показав ему на севере Гибралтарскую скалу, а на юге - гору Эль-Хорра. Два каменных столба - Кальпе и Авила - до сих пор напоминают нам о знаменитом герое мифологии. Без всякого сомнения, Матифу оценил бы такой «фокус», но зависть ни на минуту не закралась бы в душу скромного и простодушного гиганта. Геркулес из Прованса почтительно склонил бы голову перед сыном Юпитера и Алкмены.

Однако Матифу не было в числе пассажиров паровой яхты, не было среди них и Пескада. Матифу не захотел покинуть раненого друга, и они остались на Антекирте. Если потребуется их помощь, обоих вызовут телеграммой и быстро доставят по назначению на борту одного из «электро», входящих в состав эскадры острова Антекирты.

Доктор и Петер Батори были одни на борту «Феррато», которым командовал капитан Кестрик и его помощник Луиджи. Последняя экспедиция, снаряженная в Сицилию на розыски Саркани и Силаса Торонталя, не дала никаких результатов, так как закончилась гибелью Зироне. Необходимо было вновь напасть на их след, заставив Карпену открыть все, что он знает о Саркани и его сообщнике. Но так как испанец был осужден на каторжные работы и сослан в Сеуту, туда и следовало отправиться, ибо только в Сеуте можно было установить с ним связь.

Сеута - небольшой укрепленный городок, нечто вроде испанского Гибралтара, расположенного на восточных склонах горы Эль-Хорра. В описываемый нами день, около девяти часов утра, паровая яхта «Феррато» маневрировала в трех милях от сеутского порта.

Что может быть оживленнее знаменитого Гибралтарского пролива - этих ворот Средиземного моря! Через них вливаются в море воды Атлантического океана, через них прибывают из Северной Европы, из Южной и Северной Америки тысячи судов, заполняющих затем многочисленные порты средиземноморского побережья. Через эти же ворота проходят огромные пассажирские пароходы и военные корабли, которым открыла путь в Индийский океан и южные моря творческая мысль Франции. Что может быть живописнее узкого Гибралтарского пролива, окаймленного ласкающими взор горами! На севере вырисовываются горы Андалузии. На юге, вдоль причудливо изрезанного берега, тянется от мыса Эспартель до мыса Ла-Альмина горная цепь Буллонес со своими черными вершинами, высится гора Обезьян и семиглавая громада, называемая Septem fratres. Справа и слеза виднеются живописные города: они примостились в глубине заливчиков, карабкаются по склонам гор или вытянулись вдоль песчаного побережья, а далеко на заднем плане лежат такие порты, как Тарифа, Альхесирас, Танжер, Сеута. Между берегами пролива простирается неспокойная, изменчивая морская ширь, то серая, бурная, то голубая и спокойная, прочерченная зигзагами кружевной пены в тех местах, где сталкиваются встречные течения, а поверхность ее бороздят быстроходные паровые суда, которых ни волнение, ни ветер не могут остановить, и легкие парусники, что при западном ветре сотнями скопляются у выхода в Атлантический океан. Нет человека, который остался бы равнодушным к несравненной красоте континентов Европы и Африки, вставших друг против друга по обе стороны Гибралтарского пролива.

Между тем «Феррато» быстро приближался к африканской земле. Уже исчезла вдалеке глубокая бухта, в которой прячется Танжер, а сеутский утес вырисовывался все явственнее, тем более что берег здесь резко поворачивает к югу. Его громада мало-помалу выступала из моря, словно островок, всплывающий близ мыса, с которым его соединяет лишь узкий перешеек. У вершины горы Эль-Хорра показалась крепость, построенная на месте древней римской цитадели; там днем и ночью сменяются часовые, наблюдающие за проливом, а главное, за территорией Марокко, в которую вклинивается испанское владение - Сеута. В орографическом отношении эта местность сильно напоминает крошечное княжество Монако, расположенное на территории Франции.

В десять часов утра «Феррато» бросил якорь в Сеутской гавани, или, точнее, в двух кабельтовых от пристани, на которую яростно обрушиваются огромные морские валы. Действительно, здесь имеется лишь открытый рейд, не защищенный от морского прибоя. К счастью, когда суда не могут бросить якорь к западу от Сеуты, они находят отличное убежище по другую сторону утеса, где им уже не страшны западные ветры.

Около часу дня, после того как карантинные власти посетили корабль и подписали свидетельство о здоровье экипажа, доктор в сопровождении Петера сел в шлюпку, которая через несколько минут пристала к маленькой пристани у подножия городских стен. Не подлежало сомнению, что он намеревается завладеть Карпеной. Но каким образом? Это будет решено лишь после осмотра местности и в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. Можно будет либо похитить Карпену, либо устроить ему побег с сеутской каторги.

На этот раз доктор Антекирт не пожелал сохранить инкогнито. Побывавшие на борту «Феррато» портовые чиновники уже разнесли слух о прибытии столь выдающейся особы. В арабских странах от Суэца до мыса Эспартель все знали хотя бы понаслышке об ученом муже, жившем в последнее время на острове Антекирта в заливе Большой Сирт. Вот почему и испанцы и марокканцы оказали ему самый радушный прием. Впрочем, всем был открыт доступ на «Феррато», и многочисленные лодки тотчас же пристали к судну.

Весь этот шум, очевидно, входил в планы доктора. Известность, какой он пользовался, должна была содействовать их выполнению. Итак, ни сам доктор, ни Петер не стали прятаться от любопытных взглядов. В открытом экипаже, предоставленном им лучшей гостиницей Сеуты, они прежде всего осмотрели город, его узкие улички, зажатые между шеренгами унылых бесцветных домов, небольшие площади, где под чахлыми пыльными деревьями ютились плохонькие кабачки, казенные здания, похожие на казармы; короче говоря, здесь не было ничего интересного, если не считать мавританского квартала, еще не совсем утратившего самобытность.

Около трех часов пополудни доктор приказал, чтобы его отвезли к губернатору Сеуты, которому он желал нанести визит - знак внимания, вполне естественный со стороны знатного иностранца.

Само собой разумеется, что в Сеуте губернатор не может быть гражданским лицом. Сеута прежде всего военная колония. Там насчитывается около десяти тысяч человек. Офицеры, солдаты, торговцы, рыбаки и матросы с каботажных судов живут частью в городе, частью на побережье - это узкая полоска земли, простирающаяся на восток до границы испанских владений.

Высшей административной властью в Сеуте в то время был наделен полковник Гиярре. Под его командованием было три пехотных батальона континентальной армии, отбывающих срок службы в Африке, дисциплинарный полк, постоянно находящийся в Сеуте, две артиллерийских батареи, понтонная рота и мавританская рота, где служат местные уроженцы, семьи которых живут в специальном квартале. Что касается заключенных, то их число достигало двух тысяч.

Направляясь в резиденцию губернатора, коляска выехала за город и покатила по мощенному щебнем шоссе, которое ведет к восточной границе Сеуты.

Вдоль дороги тянулись узкой полосой поля, ограниченные с одной стороны горами, а с другой морем; они были прекрасно обработаны местными жителями, которые упорно борются со скудостью каменистой почвы. Здесь в изобилии произрастают всевозможные овощи и фрукты, но надо признать, что и в рабочих руках нет недостатка.

В самом деле, арестанты работают в Сеуте не только на благо государства, то есть в специальных мастерских, на строительстве укреплений и дорог, требующих постоянного ремонта, и даже в полиции (в награду за благонравие этим людям, находящимся под надзором, иногда самим поручают следить за порядком). Ссыльные, осужденные на двадцатилетнюю и даже вечную каторгу, порой обслуживают и частных лиц на условиях, определенных властями.

Осматривая Сеуту, доктор встречал каторжан, свободно разгуливающих по улицам: повидимому, они находились в услужении у горожан. Но большинство их все же работало вне крепостных стен Сеуты, на дорогах и в полях.

К какой категории каторжан принадлежал Карпена? Это следовало выяснить прежде всего. В самом деле, доктору пришлось бы применить ту или иную тактику, в зависимости от того, находился ли испанец взаперти или на свободе, работал ли он у частных лиц или на государство.

- Ведь испанец недавно осужден, - обратился к Петеру доктор Антекирт, - поэтому весьма возможно, что он не пользуется льготами, какие предоставляются некоторым каторжанам за хорошее поведение.

- Ну, а если он находится в заключении? - спросил Петер.

- Тогда похитить его будет сложнее, - ответил доктор, - но похищение должно состояться, и оно состоится!

Между тем лошади бежали мелкой рысцой, и экипаж медленно катил по дороге. В каких-нибудь двухстах метрах от городских укреплений работали под присмотром сторожей человек пятьдесят каторжан. Одни разбивали камни, другие усыпали щебнем шоссе, третьи трамбовали его с помощью катков. Вот почему экипажу пришлось ехать по самой обочине.

Вдруг доктор схватил Петера Батори за руку и прошептал:

- Это он!

Какой-то человек стоял шагах в двадцати от своих товарищей, опершись на ручку мотыги.

Это был Карпена.

По прошествии пятнадцати лет доктор без труда узнал истрийского солевара, несмотря на его арестантское платье, так же как и Мария Феррато узнала его в мальтийском костюме на уличке Мандераджо. Этот бездельник, не способный ни к какому ремеслу, не мог работать в мастерских Сеуты. Единственное, что ему оставалось, - это разбивать камни у дороги.

Но если доктор узнал Карпену, тот никак бы не мог узнать графа Матиаса Шандора. Ведь негодяй лишь мельком видел знатного беглеца в доме рыбака Андреа Феррато, когда привел туда полицию. Однако до него, как и до всех, дошла весть о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. А прославленный доктор был тот самый человек, о котором ему говорил Зироне во время их свидания близ грота Полифема в Сицилии, таинственная личность, которой советовал остерегаться Саркани, известный миллионер, захватить которого шайка Зироне напрасно пыталась в «Каса Инглеза».

Что произошло в уме Карпены, когда он внезапно увидел доктора? Какое впечатление он испытал и не было ли это впечатление столь же мгновенным, как фотографическая съемка? Трудно сказать. Но испанец неожиданно почувствовал, что доктор овладевает им, его собственная личность как бы перестает существовать и посторонняя воля порабощает его волю. Напрасно он пытался сопротивляться: ему оставалось только одно - подчиниться.

Между тем доктор, приказав остановить экипаж, продолжал пристально смотреть на преступника взглядом, проникавшим ему в самую душу. Эти блестящие, проницательные глаза оказали странное, неодолимое действие на Карпену. Сознание его затуманилось, веки замигали, сомкнулись и лишь изредка судорожно вздрагивали. Затем наступила полная потеря сознания, и он упал на краю дороги, но никто этого даже не заметил. Впрочем, Карпена заснул гипнотическим сном, пробудить от которого его мог только один человек.

Тогда доктор приказал ехать дальше в резиденцию губернатора. Этот инцидент задержал его не больше чем на тридцать секунд. Никто не обратил внимания на то, что произошло между ним и испанцем, за исключением Петера Батори.

- Теперь этот человек в моей власти, - сказал доктор, - и я заставлю его...

- Открыть нам все, что ему известно? - спросил Петер.

- Нет, сделать все, что я захочу, и притом бессознательно. При первом же взгляде на негодяя я почувствовал, что могу стать его властелином, подчинить его волю своей.

- Однако он не производит впечатления больного.

- Неужели ты думаешь, что гипноз действует только на невропатов? Нет, Петер, сильнее всего сопротивляются внушению как раз люди ненормальные. Чтобы поддаться гипнозу, субъект должен обладать собственной волей, и в данном случае мне повезло, ибо по своей натуре Карпена склонен подчиниться моему влиянию. Вот почему он будет спать до тех пор, пока я не вмешаюсь и не разбужу его.

- Пусть так, - заметил Петер, - но к чему все это? Ведь в том состоянии, в каком он сейчас находится, Карпена не сможет рассказать о том, что нас больше всего интересует!

- Несомненно, - ответил доктор, - и мне, конечно, не удастся заставить его рассказать то, чего я сам не знаю. Зато в моей власти заставить его сделать все, что я пожелаю и когда пожелаю, и он не сможет противиться моей воле. Стоит мне приказать, и Карпена убежит с каторги в указанный день - завтра, послезавтра, через неделю или через полгода, причем для этого ему вовсе не надо засыпать гипнотическим сном.

- Убежит с каторги, - воскликнул Петер. - Уйдет отсюда по собственной воле?.. Ну, а сторожа разве дремлют? Ведь сила внушения небезгранична, она не заставит человека разорвать цепи, сломать решетку в тюрьме или перебраться через непреодолимую преграду...

- Конечно, нет, Петер, - ответил доктор, - и он никогда не сделает того, чего не сделал бы я сам. Вот почему мне не терпится отправиться с визитом к губернатору Сеуты!

Доктор Антекирт нисколько не преувеличивал. Факты гипноза теперь общеизвестны. Работы и наблюдения Шарко, Броуна-Секара, Азана, Рише, Дюмонпалье, Модели, Бернхейма, Хэка Тьюка, Ригера и многих других ученых не оставляют ни малейшего сомнения на этот счет. Путешествуя по Востоку, доктор имел возможность изучить любопытнейшие явления гипноза и внес в эту отрасль физиологии ценный вклад. Итак, он был весьма сведущ в гипнозе и знал о его замечательных результатах. Одаренный от природы огромной силой внушения, доктор часто пользовался ею, когда жил в Малой Азии. На эту силу он и рассчитывал, намереваясь овладеть Карпеной, ибо, по счастливой случайности, тот сразу же подпал под его влияние.

Да, доктор мог распоряжаться Карпеной, заставить его действовать по своему усмотрению, подчинив его волю своей. Но чтобы сделать то, что ему приказано, преступник должен пользоваться свободой передвижения, а на это требовалось согласие губернатора. Такого разрешения доктор и надеялся добиться, иначе бегство испанца оказалось бы невозможным.

Десять минут спустя экипаж подъехал к длинным корпусам казарм, которые тянутся почти до границы Сеуты, и остановился перед резиденцией губернатора.

Полковник Гиярре был, конечно, осведомлен о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. Этого знаменитого человека встречали повсюду, как принца крови, ибо слава о его талантах и огромном состоянии широко распространилась. Вот почему, когда доктора Антекирта и его молодого спутника Петера Батори ввели в гостиную губернаторского дома, полковник Гиярре оказал им самый радушный прием. Прежде всего он предложил показать гостям Сеуту - «этот кусочек Испании, так удачно расположенный на марокканской территории».

- Мы охотно принимаем ваше предложение, господин губернатор, - ответил доктор по-испански. Этим языком он владел столь же свободно, как и Петер Батори. - Но, право, не знаю, смогу ли я воспользоваться вашей любезностью, так как времени у меня очень мало.

- Полноте, доктор Антекирт, ведь колония невелика, - возразил губернатор. - За полдня мы вполне успеем осмотреть ее. Кстати, сколько времени вы думаете пробыть у нас?

- Четыре-пять часов самое большее. Сегодня же вечером я должен ехать, иначе не попаду завтра утром в Гибралтар, а меня там ждут.

- Неужели вы уедете сегодня вечером! - воскликнул губернатор. - Убедительно прошу вас, останьтесь! Поверьте, доктор Антекирт, наша военная колония стоит того, чтобы вы с ней получше ознакомились. Несомненно, во время своих путешествий вы много видели, сделали немало интересных наблюдений, но, уверяю вас, Сеута заслуживает внимания и ученых и экономистов, взять хотя бы нашу пенитенциарную систему!

Разумеется, похвалы, которые губернатор расточал этой испанской колонии, были отчасти продиктованы честолюбием. Впрочем, он нисколько не преувеличивал, - сеутская пенитенциарная система (точно такая же существует и в севильской исправительной тюрьме) справедливо считается одной из лучших в Старом и в Новом Свете как в смысле содержания заключенных, так и в отношении морального на них воздействия. Итак, губернатор продолжал настаивать, он хотел, чтобы знаменитый доктор Антекирт согласился отсрочить отъезд и почтил своим присутствием исправительные заведения Сеуты.

- Это совершенно невозможно, господин губернатор. Но на сегодняшний день я в вашем распоряжении, и если вам угодно...

- Но сейчас уже четыре часа, - возразил полковник Гиярре, - и у нас остается слишком мало времени...

- Вы правы, - согласился доктор, - и это тем более досадно, что в ответ на ваше любезное приглашение мне тоже хотелось бы принять вас на своей яхте!

- Неужели, доктор Антекирт, вы не можете отложить свой отъезд хотя бы на один день!

- Я охотно сделал бы это, господин губернатор, если бы, как вам уже известно, свидание, назначенное на завтра, не вынуждало меня сегодня же вечером выйти в море!

- Как это обидно, - ответил губернатор, - я всю жизнь буду жалеть, что не сумел вас удержать подольше! Но берегитесь! Ваша яхта находится под угрозой моей береговой артиллерии, и, стоит мне дать приказ, «Феррато» тут же пойдет ко дну.

- А вы не боитесь ответных мер, господин губернатор? - смеясь, спросил доктор. - Неужели вы хотите вступить в войну с могущественным государством Антекирты?

- Ну нет, это было бы слишком опасно! - в том же тоне ответил губернатор. - Но я готов пойти на какой угодно риск, лишь бы удержать вас здесь еще на один день!

Петер не принимал участия в разговоре. Он задавал себе вопрос: подвинулся ли доктор к намеченной цели? Решение доктора в тот же вечер покинуть Сеуту несколько удивило Петера. Неужели за такое короткое время они успеют подготовить бегство Карпены? Ведь через несколько часов преступники вернутся в тюрьму, где их запрут на всю ночь. А в этих условиях вряд ли удастся вызволить испанца из заключения.

Но Петер понял, что у доктора уже созрел план действий, когда тот сказал:

- Я прямо в отчаянии, господин губернатор, что не могу исполнить вашего желания, по крайней мере сегодня! Но, может быть, нам удастся все уладить к обоюдному удовольствию.

- Говорите же, говорите, доктор Антекирт!

- Завтра утром я должен быть в Гибралтаре, и мне необходимо выйти в море сегодня же вечером. Но мое пребывание на этом британском утесе вряд ли продлится более двух-трех дней. Сегодня четверг; я могу вернуться в Сеуту в воскресенье утром, вместо того чтобы продолжать свое плавание к северные берегам Средиземного моря...

- Вот действительно самый лучший выход! - воскликнул губернатор. - Это будет так любезно с вашей стороны! Сознаюсь, для меня это вопрос самолюбия. Но у кого из нас нет тех или иных слабостей? Значит, решено, доктор Антекирт, вы вернетесь к нам в воскресенье!

- Да, но при одном условии!

- Какое бы оно ни было, я принимаю его заранее.

- При условии, что вы согласитесь позавтракать со своим адъютантом на борту «Феррато».

- Обещаю, доктор Антекирт, обещаю... но тоже при одном условии.

- Как и вы, господин губернатор, я безоговорочно принимаю его!

- Вы непременно должны отобедать у меня вместе с господином Батори, - заявил губернатор.

- Согласен, - ответил доктор, - а между завтраком и обедом...

- Я злоупотреблю своей властью и заставлю вас осмотреть все достопримечательности моего государства! - воскликнул полковник Гиярре, пожимая руку доктору.

Петер Батори также принял приглашение, вежливо поклонившись любезному губернатору Сеуты, который был в восторге от своих гостей.

Доктор тут же стал прощаться, и Петер заметил по выражению его лица, что он добился всего, чего хотел. Губернатор непременно пожелал проводить своих посетителей до самого города. Итак, все трое сели в коляску и поехали по дороге, соединявшей резиденцию губернатора с Сеутой.

Воспользовавшись случаем, губернатор принялся превозносить достоинства маленькой колонии; он толковал об улучшениях, которые намерен внести в систему военного и гражданского управления, утверждал, что географическое положение древнего Авила ничуть не хуже положения Кальпе на противоположной стороне пролива, уверял, что нетрудно превратить Сеуту в настоящий Гибралтар, столь же неприступный, как и английский, возмущался дерзкими высказываниями господина Форда, заявившего: «Сеута должна принадлежать Англии, ибо Испания не в состоянии ее укрепить и лишь с трудом может удержать», и негодовал на этих нахалов англичан, которым стоит высадиться в каком-нибудь месте, чтобы навеки там обосноваться. Впрочем, такая словоохотливость была вполне естественной для испанца.

- Но пусть они хорошенько подумают, прежде чем отважиться на захват Сеуты, - воскликнул губернатор, - и позаботятся лучше о том, чтобы сохранить за собой Гибралтар! У нас там есть некая гора, которая в один прекрасный день может свалиться им прямо на голову!

Доктор даже не поинтересовался, каким образом испанцы вызовут такую геологическую катастрофу, и не стал оспаривать утверждений губернатора, высказанных с горячностью истого идальго, впрочем разговор был прерван внезапной остановкой. Кучеру пришлось сдержать лошадей, так как человек пятьдесят каторжников столпились на дороге.

Губернатор сделал знак бригадиру, и тот приблизился к экипажу, шагая по всем правилам военного устава. Затем, сдвинув пятки и приложив руку к козырьку, он вытянулся перед начальством.

Все остальные - каторжане и сторожа - расступились и выстроились по бокам дороги.

- Что случилось? - спросил губернатор.

- Ваше превосходительство, - ответил бригадир, - тут один арестант валяется у обочины. Он как будто бы спит, но мы никак не могли его разбудить.

- И давно он заснул?

- С час назад.

- И никак не может проснуться?

- Никак, ваше превосходительство. Он похож на мертвеца! Парня толкали, кололи, даже выстрелили из револьвера у самого его уха: он ничего не слышит, ничего не чувствует!

- Почему же вы не вызвали тюремного врача?

- Я послал за врачом, ваше превосходительство, но его не оказалось дома, а пока он не пришел, мы не знаем, что делать с этим человеком.

- Ну так отправьте его в больницу.

Бригадир собирался выполнить приказание губернатора, когда в разговор вмешался доктор Антекирт.

- Господин губернатор, - сказал он, - разрешите мне осмотреть этого человека, спящего непробудным сном. Мне, как врачу, интересно разобраться, в чем тут дело.

- Как вам будет угодно, - ответил губернатор. - А негодяю повезло: сам доктор Антекирт займется им!

Все трое вышли из коляски, и доктор подошел к человеку, распростертому у обочины дороги. Арестант, казалось, был без чувств. Прерывистое дыхание и частый пульс были единственными признаками жизни.

Доктор жестом попросил всех отойти. Затем наклонился над неподвижно лежащим человеком и сказал что-то шепотом, пристально глядя на него, точно хотел, чтобы его воля передалась спящему.

- Пустяки! - проговорил, наконец, доктор, выпрямляясь. - Это попросту гипнотический сон!

- Неужели? - воскликнул губернатор. - Вот любопытно! А вы можете разбудить арестанта?..

- Это очень просто! - ответил доктор. Он коснулся лба Карпены и, слегка приподняв ему веки, проговорил: - Проснитесь! Я вам приказываю!

Карпена шевельнулся, открыл глаза, но все еще находился в полусонном состоянии. Тогда доктор помахал рукой перед его лицом, чтобы освежить больного, и мало-помалу оцепенение прошло. Испанец встал и, не сознавая того, что с ним произошло, подошел к группе своих товарищей.

Губернатор, доктор и Петер Батори снова сели в коляску и направились к городу.

- А не был ли этот негодяй попросту пьян? - спросил губернатор.

- Не думаю, - ответил доктор, - это самое обычное проявление сомнамбулизма, вот и все.

- Но каким образом это случилось с ним?

- Понятия не имею, господин губернатор. Быть может, он вообще подвержен таким припадкам. Но теперь, когда он на ногах, от болезни не останется и следа!

Карета вскоре очутилась у крепостных стен Сеуты, въехала в город, пересекла его из конца в конец и остановилась на маленькой площади, расположенной над пристанью.

Доктор и губернатор распростились самым сердечным образом.

- Вот и «Феррато», - проговорил доктор, указывая на яхту, слегка покачивающуюся на волнах. - Вы не забудете, конечно, господин губернатор, что обещали позавтракать в воскресенье утром на борту моего судна?

- И вы тоже не должны забывать, доктор Антекирт, что обедаете у меня в то же воскресенье!

- Я не премину воспользоваться вашим любезным приглашением!

Они дружески расстались, но губернатор оставался на пристани до тех пор, пока вельбот доктора не вышел из гавани в море.

Вернувшись на яхту, Петер спросил доктора, все ли получилось так, как он хотел.

- Да!.. - ответил доктор Антекирт. - В воскресенье вечером Карпена будет на борту «Феррато» с разрешения самого губернатора Сеуты!

В восемь часов вечера паровая яхта снялась с якоря и взяла курс на север. Вскоре гора Эль-Хорра, господствующая в этом месте над марокканским побережьем, исчезла в ночном тумане.

Путешественник, который сойдет на берег в Гибралтаре, ни за что не догадается, в каком пункте земного шара он находится, если только он не знал заранее, куда направляется привезший его корабль.

Он увидит прежде всего пристань и множество причалов, потом крепостную стену с бастионом и ничем не примечательными воротами, дальше неправильной формы площадь, зажатую между высокими казармами, которые уступами поднимаются по склону холма, и начало длинной, узкой, извилистой улицы, носящей название Мэйн-стрит.

На этой улице, мостовая которой остается сырой в любую погоду, царит неизменное оживление: носильщики, контрабандисты, чистильщики сапог, продавцы сигар и спичек толпятся здесь среди повозок, телег и тележек, груженных овощами и фруктами, взад и вперед снуют мальтийцы, марокканцы, испанцы, итальянцы, арабы, французы, португальцы, немцы. В этом космополитическом смешении народов можно встретить даже граждан Соединенного королевства, представленных по большей части пехотинцами в красных мундирах и артиллеристами в голубых куртках и крохотных плоских шапочках, которые каким-то чудом держатся на одном ухе.

Новоприбывший находится, однако, в Гибралтаре, на Мэйн-стрит, пересекающей весь город от Морских ворот до ворот Аламеды. Отсюда дорога ведет к мысу Европа, в четырех с лишним километрах от города, минуя нарядные виллы, склады со снарядами, артиллерийские батареи различных образцов и систем и проходя под сенью высоких деревьев, среди растительности всех поясов земного шара. Эти четыре километра приблизительно и составляют длину гибралтарского утеса, похожего на безголового дромадера, который лежит, скорчившись, на песках Сан-Рока, а хвост опустил в Средиземное море.

Огромный утес, высотой в четыреста двадцать пять метров, отвесно обрывается в сторону Испании и грозит ей своими пушками - «зубами старухи», как говорят испанцы. В крепости более семисот артиллерийских орудий, жерла которых выглядывают из бесчисленных бойниц. Двадцать тысяч жителей Гибралтара и шесть тысяч солдат его гарнизона обосновались на нижних уступах горы, омываемой водами залива, но на вершине древнего Кальпе все еще живут подлинные хозяева этой земли - знаменитые бесхвостые обезьяны «monos» из семейства четвероруких, издревле населяющие юг Испании. С вершины утеса, господствующего над проливом, виден весь марокканский берег. Средиземное море с одной стороны, Атлантический океан - с другой, а в английскую подзорную трубу можно обозревать горизонт на протяжении добрых двухсот километров, исследуя малейшие извилины побережья, что, впрочем, гарнизон и делает.

Если бы, по счастливой случайности, «Феррато» прибыл на гибралтарский рейд дня на два раньше, если бы между восходом и заходом солнца доктор Антекирт с Петером Батори высадились на маленькой пристани и, выйдя через Морские ворота на Мэйн-стрит, добрались до ворот Аламеды, а затем до великолепного парка, раскинувшегося слева по склонам холма, то весьма вероятно, события, рассказанные в этой книге, приняли бы иной оборот и развязка, пожалуй, наступила бы быстрее.

В самом деле, девятнадцатого сентября, во второй половине дня, на одной из высоких деревянных скамеек английского парка, в тени прекрасных деревьев, сидели спиною к батареям рейда два человека и разговаривали, стараясь, чтобы никто их не слышал. Это были Саркани и Намир.

Читателям уже известно, что Саркани должен был встретиться с Намир в Сицилии в тот день, когда предпринято было нападение на «Каса Инглеза», закончившееся смертью Зироне. Предупрежденный во-время Саркани изменил план действий, и доктор напрасно прождал его целую неделю в Катании. А Намир, получившая приказание немедленно покинуть Сицилию, вернулась в Тетуан, где она тогда жила. Из Тетуана она и приехала в Гибралтар - место встречи, назначенное Саркани. Он же прибыл туда накануне и рассчитывал уехать на следующий день.

Намир, суровая сообщница Саркани, была предана ему душой и телом. Она воспитала его, как мать, в дуарах Триполитании и не покидала, даже когда он был маклером в Триполи и поддерживал тайные связи со страшной сектой сенуситов, грозившей захватить Антекирту, как об этом было сказано выше.

Намир, сосредоточившая на Саркани все свои чувства и домыслы, была привязана к нему гораздо сильнее, чем когда-то Зироне - друг, деливший с ним горести и радости. По одному знаку Саркани она совершила бы преступление и не колеблясь пошла бы на верную смерть. Итак, Саркани мог вполне положиться на Намир, и теперь он вызвал свою наперсницу в Гибралтар, чтобы поговорить с ней о Карпене, который после ареста стал для него очень опасен.

Это была их первая и единственная встреча со времени приезда Саркани в Гибралтар, разговор велся на арабском языке.

Прежде всего Саркани задал Намир вопрос, который оба сообщника, очевидно, считали наиболее важным, ибо от него зависело их будущее:

- Где Сава?

- Она в Тетуане, в надежном месте, - ответила Намир, - на этот счет ты можешь быть вполне спокоен!

- Ну, а в те дни, когда ты уезжаешь?..

- Когда я уезжаю, в доме остается преданная мне старая еврейка и сторожит ее днем и ночью! Этот дом - настоящая тюрьма, туда никто не проникнет! К тому же Сава не знает, что она в Тетуане, не знает, кто я, и даже не подозревает, что находится в твоей власти!

- Ты попрежнему говоришь с ней о замужестве?

- Да, Саркани, - ответила Намир. - Я все время приучаю ее к мысли, что она должна стать твоей женой, так оно и будет!

- Это необходимо, Намир, совершенно необходимо, тем более что от состояния Торонталя остались лишь крохи!.. Что поделать, бедняге Силасу сильно не везет в игре!

- Ты не нуждаешься в нем, Саркани: скоро ты станешь много богаче, чем прежде!

- Знаю, Намир, но свадьба должна состояться не позже известного срока, и этот срок уже приближается! Нужно, чтобы Сава добровольно согласилась стать моей женой, иначе...

- Я заставлю ее подчиниться, - воскликнула Намир. - Да, я вырву у нее согласие!.. Можешь положиться на меня, Саркани!

При этих словах на лице марокканки появилось решительное и свирепое выражение.

- Прекрасно, Намир! - ответил Саркани. - Продолжай хорошенько ее стеречь! Скоро я приеду к вам!

- Не думаешь ли ты, что нам лучше покинуть Тетуан? - спросила марокканка.

- Нет, к чему это? Ведь там никто не знает Савы, да и знать не может! А если что-нибудь изменится, я тотчас же извещу тебя.

- Ну, а теперь скажи, Саркани, - спросила Намир, - зачем ты вызвал меня в Гибралтар?

- Видишь ли, есть вещи, о которых не стоит писать, и мне лучше переговорить с тобой с глазу на глаз.

- Говори, Саркани, я готова исполнить любое твое приказание.

- Выслушай же, как обстоят мои дела, - продолжал Саркани. - Госпожа Батори исчезла, ее сын умер! Итак, из всей этой семьи мне больше некого опасаться! Госпожа Торонталь умерла, а Сава теперь в моей власти! С этой стороны мне тоже ничто не грозит! Но есть другие люди, которым известны мои тайны: один из них Силас Торонталь, мой сообщник, всецело подчинился моему влиянию, а другой, Зироне, погиб в Сицилии. Ни тот, ни другой не станет, да и не может свидетельствовать против меня!

- Чего же ты боишься в таком случае? - спросила Намир.

- Я боюсь вмешательства только двух людей. Одному из них отчасти известно мое прошлое, ну а другой, повидимому, интересуется моими делами больше, чем следует.

- Первый - Карпена?.. - задала вопрос Намир.

- Да, - ответил Саркани, - а второй - доктор Антекирт. Его связи с семейством Батори в Рагузе мне всегда казались весьма подозрительными. Впрочем, я узнал от Бенито, трактирщика из Санта-Гротта, что Антекирт, этот богач-миллионер, подстроил западню Зироне с помощью некоего Пескадора, находящегося у него в услужении. Если он так поступил, то, конечно, лишь для того, чтобы похитить Зироне - меня-то он не захватит, руки коротки! - и вырвать у него нашу тайну!

- Это ясно, как день, - ответила Намир. - Вот почему тебе следует особенно остерегаться доктора Антекирта...

- И надо по возможности знать, что он делает, а главное, где находится.

- Это не так-то легко, Саркани, - возразила Намир. - Мне говорили в Рагузе, что доктор Антекирт нынче в одном конце Средиземного моря, а завтра в другом!

- Да, этот человек кажется прямо вездесущим! - воскликнул Саркани. - Но я не позволю ему вмешиваться в мою игру и сумею с ним разделаться, даже если мне придется отправиться за ним на остров Антекирта...

- После свадьбы, - ответила Намир, - тебе нечего будет опасаться ни его, ни других!

- Безусловно... но покамест...

- А покамест надо быть начеку! К тому же у нас есть одно важное преимущество: мы всегда можем узнать, где находится доктор Антекирт, а он ничего не знает о нас! Поговорим теперь о Карпене. Почему ты боишься этого человека, Саркани?

- Карпена осведомлен о моих отношениях с Зироне! За последние годы испанец участвовал во многих набегах, к которым и я приложил руку, он может донести...

- Пусть так, но Карпена теперь в Сеуте, он осужден на вечную каторгу!

- Вот это меня и беспокоит, Намир! Карпена способен донести на меня, ведь таким путем он может улучшить свое положение, добиться кое-каких поблажек. Если мы знаем, что он сослан в Сеуту, другие тоже могут об этом узнать. Возьмем хотя бы Пескадора, который так ловко провел его в Мальте; этот человек знает Карпену в лицо. А через него доктор Антекирт всегда сумеет установить связь с испанцем! Он может купить у него тайну ценой золота, более того - помочь ему бежать с каторги! Право же, Намир, мне даже странно, что доктор до сих пор ничего не предпринял, это же напрашивается само собой!

Саркани - человек проницательный и хитрый - отлично разгадал намерения доктора относительно испанца и сообразил, чем это может ему самому грозить.

Намир пришлось согласиться, что в своем теперешнем положении Карпена мог стать чрезвычайно опасным.

- И почему только, - воскликнул Саркани, - почему Карпена не погиб вместо Зироне!

- Ну, если этого не случилось с ним в Сицилии, - холодно заметила Намир, - то вполне может случиться в Сеуте!

Вопрос был поставлен вполне ясно. Намир тут же стала объяснять Саркани, что ей ничего не стоит приезжать из Тетуана в Сеуту так часто, как это потребуется. От одного города до другого не более двадцати миль. Тетуан находится несколько в стороне от сеутской колонии, к югу от марокканского побережья. Намир нетрудно будет установить связь с Карпеной, с которым она была знакома и раньше: ведь заключенные работают на дорогах, а некоторые даже свободно разгуливают по Сеуте. Она уверит испанца, что хочет помочь ему бежать, и даже передаст немного денег и кое-что из еды в добавление к скудному арестантскому пайку. Ну, а если окажется, что кусок хлеба или фрукты отравлены, кто будет волноваться из-за смерти Карпены и доискиваться ее причины?

На каторге одним негодяем станет меньше, вот и все; из-за этого губернатор Сеуты не перестанет спать по ночам! Зато Саркани не придется больше опасаться испанца, в тайны которого хотел бы проникнуть доктор Антекирт.

Результат этого разговора был следующий: в то время как доктор Антекирт и его друзья подготовляли побег Карпены, Саркани и Намир пытались воспрепятствовать ему, отправив Карпену в тот мир, откуда нет возврата!

Выработав план действий, Саркани и Намир вернулись в город и сейчас же расстались. Вечером Саркани уехал из Испании к своему Сообщнику Силасу Торонталю, а на следующий день Намир, перебравшись на противоположный берег Гибралтарской бухты, села в Альхесирасе на пакетбот, совершавший регулярные рейсы между Европой и Африкой.

Но как раз в тот момент, когда пакетбот выходил из порта, ему встретилась яхта, пересекавшая бухту, чтобы бросить якорь в английских водах.

Это был «Феррато». Намир, видевшая яхту в Катании, сразу же узнала ее.

- Как, доктор Антекирт здесь! - прошептала она. - Саркани прав, нам грозит опасность, и она не за горами!

Через несколько часов марокканка высадилась в Сеуте. Но прежде чем вернуться в Тетуан, она постаралась установить связь с испанцем. План ее был прост, и он должен был удаться, лишь бы хватило времени его осуществить.

Однако возникло осложнение, которого Намир никак не могла предвидеть. Воспользовавшись тем, что доктор Антекирт случайно освидетельствовал его при посещении Сеуты, Карпена сказался больным, и, хотя болезнь эта была мнимая, ему удалось лечь на несколько дней в тюремную больницу. Намир напрасно бродила по улицам, проникнуть в больницу ей так и не удалось. Одно ее утешало: если она не может видеть Карпену, то доктору Антекирту с друзьями это тоже недоступно. Итак, думала Намир, непосредственной опасности пока еще нет. Ведь побега Карпены нечего опасаться, пока он не работает на дорогах колонии.

Но Намир ошибалась. Доктору было как раз на руку, что Карпена в больнице, ибо это сулило успех его замыслам.

Вечером двадцать второго сентября «Феррато» бросил якорь в Гибралтарской бухте, открытой восточным и юго-западным ветрам. Яхта должна была пробыть в Гибралтаре всего один день - субботу двадцать третьего сентября. Высадившись утром на берег, доктор и Петер тотчас же отправились в почтовое отделение на Мэйн-стрит, где их ждали письма до востребования.

Одно из них, адресованное доктору Антекирту, было послано его агентом из Сицилии; этот человек писал, что со времени отплытия «Феррато» Саркани не появлялся ни в Катании, ни в Сиракузах, ни в Мессине.

Второе письмо, на имя Петера Батори, было от Пескада, он сообщал, что чувствует себя гораздо лучше и что рана его совершенно зарубцевалась. Как только доктор Антекирт пожелает, он сможет воспользоваться услугами обоих друзей. Матифу, этот провансальский Геркулес, прекрасно отдохнул и свидетельствует свое почтение доктору и Петеру Батори.

Наконец третье письмо, на имя Луиджи, было от Марии. Строки эти дышали глубокой нежностью, почти материнской любовью.

Если бы доктор и Петер Батори прибыли в Гибралтар на полтора дня раньше и вздумали прогуляться по его прекрасному парку, они, конечно, встретились бы там с Саркани и Намир.

Весь день двадцать третьего сентября пополняли запасы угля в бункерах «Феррато»: уголь доставляли на яхту с помощью грузовых габар, забиравших его с пловучих складов на рейде. Запаслись также пресной водой для котлов и для нужд экипажа, наполнив ею водяные цистерны. Все уже было готово к отплытию, когда, пообедав в отеле на Коммерческом бульваре, доктор и Петер вернулись на борт «Феррато». Как раз в ту минуту раздался пушечный выстрел, возвещавший о закрытии городских ворот. Надо сказать, что в Гибралтаре царит не менее суровая дисциплина, чем на норфолксской или кайенской каторге.

Однако в этот вечер «Феррато» не снялся с якоря. Такому быстроходному судну требовалось не более двух часов, чтобы пересечь пролив, и оно вышло в море лишь в восемь часов утра на следующий день «Феррато» миновал английские батареи, проводившие учебную стрельбу, и на всех парах направился к Сеуте, благополучно избежав падавших в воду снарядов, так как при виде яхты артиллеристы соблаговолили изменить прицел. В половине десятого «Феррато» уже находился у подножия горы Эль-Хорра, но, так как ветер был северо-западный, яхта не бросила якорь на рейде, где останавливалась три дня тому назад. Капитан приказал отдать якорь с другой стороны города, в двух кабельтовых от берега, в прекрасно защищенной маленькой бухточке.

Через четверть часа доктор Антекирт высадился на берег. Подстерегавшая его Намир наблюдала за всеми маневрами паровой яхты. Доктор не мог узнать марокканки, так как видел ее лишь мельком ночью на базаре в Которе, зато Намир, часто встречавшая его в Гравозе и Рагузе, без труда узнала владельца паровой яхты И она тут же решила неустанно следить за ним, пока он будет находиться в Сеуте.

На пристани доктора уже поджидал губернатор колонии со своим адъютантом.

- Здравствуйте, дорогой наш гость, добро пожаловать! - воскликнул губернатор. - Поистине вы человек слова! Теперь я не отпущу вас до вечера, а может, и дольше...

- Я к вашим услугам, господин губернатор, но сперва вы побываете на борту «Феррато». Не забудьте, что завтрак уже ждет вас!

- Если так, доктор Антекирт, то, право, невежливо заставлять его ждать!

Вельбот доставил на борт яхты доктора и гостей. Стол в кают-компании был роскошно сервирован, и все оказали честь разнообразным яствам.

Во время завтрака разговор шел главным образом об управлении колонией, о нравах и обычаях ее обитателей, о взаимоотношениях, установившихся между испанцами и коренными жителями Сеуты Доктор упомянул как бы невзначай об осужденном, которого он разбудил от гипнотического сна два или три дня тому назад, возвращаясь из резиденции губернатора.

- Надо полагать, он ничего не помнит? - поинтересовался доктор Антекирт.

- Решительно ничего, - ответил губернатор, - но в настоящее время он не работает на строительстве дорог.

- Где же он находится? - спросил доктор, но никто, кроме Петера, не заметил овладевшего им беспокойства.

- Арестанта поместили в больницу, - не без иронии сказал губернатор. - Испытанное потрясение, повидимому, подорвало его драгоценное здоровье!

- Что это за человек?

- Испанец по имени Карпена. Он самый обыкновенный убийца, доктор Антекирт, и не заслуживает участия. Даже если бы он случайно умер, потеря для колонии была бы, право, невелика!

После этих слов губернатора доктор сразу переменил разговор. Ему, конечно, не следовало проявлять интерес к Карпене, тем более что после нескольких дней, проведенных в больнице, тот должен был вполне поправиться.

После завтрака перешли на палубу, где под натянутым тентом был подан кофе. Легкий дым сигар и сигарет рассеялся в воздухе. Тут доктор предложил без промедления отправиться на берег. Теперь он был к услугам губернатора и с удовольствием собирался осмотреть испанскую колонию и все ее учреждения.

Предложение доктора было принято. До обеда у губернатора оставалось достаточно времени, чтобы показать знатному гостю все достопримечательности Сеуты.

Доктора и Петера Батори добросовестно возили по всей колонии - по городу и его окрестностям. Их заставили посетить и тюрьму и казармы. В этот день было как раз воскресенье, заключенные отдыхали от работы, и доктор мог наблюдать их уже в других условиях. Карпену он нашел в больнице, но тот, повидимому, не обратил на посетителя ни малейшего внимания.

Доктор рассчитывал уехать в ту же ночь в Антекирту, проведя большую часть вечера у губернатора. Итак, около шести часов он явился в резиденцию, где его ждал прекрасно сервированный стол: губернатор явно не хотел остаться в долгу у своего гостя.

Само собой разумеется, что во время этой прогулки intra et extra muros за доктором неотступно следила Намир, но он и не подозревал об этом.

Обед прошел очень весело. Губернатор пригласил к себе именитых горожан, несколько офицеров с женами и двух-трех богатых негоциантов, которые были очень польщены знакомством с доктором Антекиртом. Доктор охотно рассказал собравшимся о своих путешествиях, он прекрасно знал Восток, Сирию и Аравию, а также Северную Африку. Переведя затем разговор на Сеуту, он наговорил много любезностей губернатору, так умело управлявшему испанской колонией.

- Но мне кажется, - сказал он в заключение, - что надзор за арестантами должен доставлять вам немало хлопот!

- Но почему же, дорогой доктор?

- Да потому, что заключенные, конечно, пытаются бежать. А преимущество при этом на их стороне, ведь они упорно помышляют о побеге, тогда как сторожа не всегда проявляют должную бдительность. В общем, я ничуть не удивлюсь, если иногда на вечерней перекличке вы недосчитываетесь кое-кого из каторжан.

- Этого никогда не случается, - возразил губернатор, - никогда! Да и куда им бежать? Море-то не переплывешь! А бродить среди местного полудикого населения далеко не безопасно! Вот почему наши заключенные преспокойно остаются в Сеуте. Не думаю, чтобы это доставляло им особое удовольствие, но так оно вернее!

- Могу только поздравить вас, господин губернатор, - сказал доктор. - Я опасаюсь, однако, что в недалеком будущем вам станет очень трудно охранять заключенных.

- Но по какой причине? - спросил один из приглашенных; слова доктора задели его за живое, ибо он был начальником тюрьмы.

- Видите ли, сударь, - ответил доктор, - за последнее время сделаны огромные успехи в области изучения животного магнетизма; теперь всякий может овладеть методами внушения, случаи гипноза наблюдаются все чаще, и гипноз приводит к совершенному подчинению воли одного человека воле другого.

- Ну и что же?.. - спросил губернатор.

- А вот что: если до сих пор вы наблюдали только за осужденными, то теперь будет совсем не лишнее наблюдать и за сторожами. Я много путешествовал, господин губернатор, и мне пришлось быть свидетелем поистине необычайных случаев гипноза, по-моему, они граничат с чудом. В ваших же интересах советую вам не забывать следующее: не только заключенный может попытаться бежать, бессознательно подчинившись чужой воле, но, повинуясь внушению, сторож может так же бессознательно отпустить заключенного на свободу.

- Будьте же так любезны объяснить нам, в чем состоит это явление, - попросил начальник тюрьмы.

- С удовольствием, сударь, - ответил доктор. - Проще всего будет пояснить это на примере. Представьте себе, что какой-нибудь тюремный сторож по натуре своей склонен подчиняться гипнозу, или, иначе говоря, животному магнетизму; допустите на минуту, что гипнотическое влияние на него оказывает заключенный... В таком случае заключенный станет властелином сторожа, и тот сделает все, что ему будет приказано: пойдет куда велят и даже откроет дверь тюрьмы, если эта мысль будет ему внушена.

- Конечно, конечно, - сказал начальник тюрьмы, - но предварительно надо еще усыпить сторожа...

- Вы глубоко ошибаетесь, сударь, - возразил доктор. - Сторож может и не спать под гипнозом, и все же он сделает все, что ему прикажут, сам этого не сознавая!

- Вы так думаете?

- Да, я утверждаю, что заключенный может внушить сторожу: «В такой-то день и час ты сделаешь то, что я тебе приказываю», - и он это сделает! «Ты принесешь ключи от моей камеры», - и он их принесет! «Ты откроешь двери тюрьмы», - и он их откроет! «Я пройду мимо тебя и выберусь на волю, а ты меня не заметишь!»

- И сторож даже не будет спать?..

- Конечно нет!..

При этих словах доктора присутствующие с явным недоверием посмотрели на него.

- А между тем все это более чем достоверно, - заявил Петер Батори, - лично я был свидетелем такого рода фактов!

- Итак, по-вашему, - сказал губернатор, - благодаря силе внушения один человек может оказаться невидимым для другого?

- Совершенно невидимым, - подтвердил доктор. - А у некоторых субъектов можно настолько исказить восприятия органов чувств, что они примут соль за сахар, молоко за уксус или обыкновенную воду за слабительное, действие которого не замедлит сказаться! У человека, находящегося под гипнозом, могут появиться какие угодно иллюзии, какие угодно галлюцинации!

- Мне кажется, я выражу общее мнение, доктор Антекирт, если скажу вам: такие вещи надо видеть собственными глазами, чтобы в них поверить! - воскликнул губернатор.

- Да и то, пожалуй, не поверишь!.. - присовокупил один из присутствующих.

- Как досадно, - продолжал губернатор, - что вы недолго пробудете в Сеуте и не успеете доказать нам это на опыте.

- Но... почему же? Я могу это сделать... - ответил доктор.

- Как, сию минуту?

- Да, если вам угодно!

- Еще бы! Говорите, приказывайте!

- Вы, конечно, не забыли, господин губернатор, что три дня назад один заключенный был найден крепко спящим на дороге. Я вам тогда еще сказал, это гипнотический сон.

- Как же, как же! - воскликнул начальник тюрьмы. - Этот человек находится сейчас в больнице.

- Вы помните также, что я разбудил его, в то время как все старания сторожей были напрасны.

- Совершенно верно.

- Так вот, после этого между мной и ссыльным... не знаю, как его зовут...

- Карпена.

- ...между мной и Карпеной возникла известная связь, и теперь он - в полной моей власти.

- Но для того чтобы эта власть проявилась, он должен быть здесь, перед вами?

- Вовсе нет!

- Как! Вот вы сейчас у меня в доме, а Карпена в больнице, и все же он поддастся вашему внушению? - спросил губернатор.

- Да, и если вы прикажете выпустить Карпену на свободу, откроете перед ним двери больницы, а затем ворота тюрьмы, - знаете, что он сделает?

- Очень просто, он убежит! - смеясь, ответил губернатор.

Вслед за губернатором рассмеялись и все гости.

- Нет, господа, - серьезно проговорил доктор Антекирт. - Карпена убежит лишь в том случае, если я этого пожелаю. Помимо моей воли он ничего не сделает.

- Ну, а что же вы ему внушите?

- Как только он выйдет из тюрьмы, я прикажу ему, например, направиться в вашу резиденцию, господин губернатор.

- И прийти в мой дом?

- Да, и, стоит мне пожелать, он будет настаивать на том, чтобы вы приняли его.

- Я?

- Да, если вы ничего не имеете против, ведь он будет беспрекословно повиноваться моей воле. А я могу внушить ему, что вы не губернатор, а другое лицо... ну, скажем... король Альфонс Двенадцатый.

- Его величество король Испании?

- Да, господин губернатор, и он попросит вас...

- О помиловании?

- Да, о помиловании и, кроме того, если вы ничего не имеете против, о награждении его крестом Изабеллы!

Слова доктора были встречены новым взрывом смеха.

- И заключенный не будет спать, проделывая все это? - спросил начальник тюрьмы.

- Нет, конечно, сна у него не будет ни в одном глазу, как и у нас с вами!

- Но... это просто невозможно, невероятно! - воскликнул губернатор.

- Сделайте опыт!.. Прикажите предоставить Карпене полную свободу действий!.. А из предосторожности велите, чтобы один или два полицейских издали следовали за арестантом после того, как он выйдет из ворот тюрьмы... Поверьте, он сделает все, что я вам сказал!

- Решено, а когда вы хотите...

- Скоро восемь часов, - ответил доктор, взглянув на часы. - Ну что же, в девять часов?

- Хорошо, а после эксперимента...

- После эксперимента Карпена преспокойно вернется в больницу, не сохранив ни малейшего воспоминания о том, что с ним случилось. Повторяю вам, - и это единственно возможное объяснение, - Карпена будет действовать в состоянии гипноза, и в сущности не он все это сделает, а я!

Губернатор, явно не веривший в гипноз, написал записку смотрителю тюрьмы, приказав ему выпустить на свободу заключенного Карпену, но все же учредить за ним слежку. Записку вручили одному из всадников конной стражи, который тут же отвез ее по назначению.

После обеда гости встали из-за стола и по приглашению губернатора перешли в гостиную.

Разговор попрежнему вертелся вокруг различных явлений животного магнетизма, или гипноза, которые дают поводы к таким горячим спорам между людьми, верящими в них, и неисправимыми скептиками. Воздух наполнился дымом сигар и сигарет, которыми не пренебрегают даже прелестные испанки, подали кофе, а доктор Антекирт все продолжал говорить о гипнозе, приводя очевидные, неопровержимые факты, случившиеся на его глазах, но они, повидимому, никого не убеждали.

Доктор добавил, что возможность гипноза должна бы серьезно волновать законодателей, криминалистов и судей, ибо внушением можно воспользоваться также в преступных целях. Кроме того, во многих случаях будет почти невозможно установить, кто совершил преступление.

Вдруг без двадцати семи минут девять доктор прервал свой рассказ, заявив:

- Карпена как раз покидает больницу! - И через минуту добавил: - Он только что вышел из ворот тюрьмы!

Тон, которым были произнесены эти слова, произвел сильное впечатление на гостей. Только губернатор продолжал недоверчиво покачивать головой.

Все опять заговорили, перебивая друг друга, иные опровергали мнение доктора, а другие соглашались с ним, когда без пяти минут девять доктор опять заявил:

- Карпена сейчас стоит у дверей губернаторского дома.

Почти тотчас же в гостиную вошел слуга и доложил губернатору, что какой-то человек в арестантском платье желает с ним говорить.

- Впустите его, - сказал губернатор, готовый отказаться от своего скептицизма перед столь очевидными фактами.

Было как раз девять часов, когда Карпена появился на пороге гостиной. Видимо, не замечая никого из присутствующих, - хотя глаза у него были широко открыты, - он направился прямо к губернатору и упал перед ним на колени.

- Ваше величество, - проговорил он, - прошу вас о помиловании!

Губернатор был так поражен, словно перед ним появилось привидение, он даже не знал, что отвечать.

- Вы смело можете помиловать этого человека, - сказал, улыбаясь, доктор, - он не сохранит ни малейшего воспоминания о том, что здесь произошло!

- Я милую тебя! - ответил губернатор с достоинством настоящего короля Испании.

- Не откажите мне еще в одной милости, ваше величество, - продолжал все еще коленопреклоненный Карпена, - пожалуйте меня крестом Изабеллы...

- Жалую тебя крестом Изабеллы!

Карпена протянул руку, взял воображаемый крест из рук губернатора, приколол его к своей куртке, встал и, пятясь, вышел из комнаты.

Гости, пораженные всем происшедшим, проводили его до парадного входа.

- Я хочу пойти вслед за ним, хочу видеть, как он вернется в больницу! - воскликнул губернатор, который все еще боролся с собой, не желая сдаваться перед очевидностью.

- Идемте! - предложил доктор.

Губернатор, Петер Батори, доктор Антекирт и несколько человек гостей направились за Карпеной по дороге в город. Намир, неустанно следившая за заключенным с тех пор, как он вышел из ворот тюрьмы, продолжала наблюдать за ним, крадучись в темноте.

Ночь была довольно темная. Испанец шел ровным, твердым шагом. Губернатор и сопровождающие его лица следовали за ним на расстоянии каких-нибудь тридцати шагов вместе с полицейскими, получившими приказ не терять из виду заключенного.

Не доходя до города, дорога огибает небольшую бухточку, где находится второй сеутский порт. На черной глади воды трепетали разноцветные блики. Это было отражение сигнальных огней «Феррато», очертания которого смутно выступали в темноте, отчего корабль казался гораздо больше, чем на самом деле.

Дойдя до этого места, Карпена сошел с дороги и повернул направо к причудливому нагромождению скал, которые вздымались футов на двенадцать над поверхностью моря. Повидимому, никем не замеченный Жест доктора или мысленно переданное им приказание заставили испанца изменить путь.

Полицейские хотели было ускорить шаг, чтобы догнать Карпену и отправить его в больницу, но губернатор приказал им не вмешиваться, зная, что побег заключенного невозможен.

Между тем Карпена остановился на вершине скалы точно под влиянием какой-то неодолимой силы. Пожелай он поднять ногу или сделать хотя бы один шаг, это оказалось бы для него невозможным. Воля доктора, которой он всецело подчинился, приковала его к земле.

Губернатор, наблюдавший за заключенным, проговорил, обращаясь к доктору Антекирту:

- Да, дорогой доктор, приходится волей-неволей сдаться перед очевидностью!

- Вы убедились, что я прав, господин губернатор, вполне убедились?

- Да, я убедился, что существуют явления, в которые надо верить слепо, не рассуждая! А теперь, доктор Антекирт, внушите этому человеку, что он должен немедленно вернуться в тюрьму! Альфонс Двенадцатый приказывает вам это!

Не успел губернатор произнести последних слов, как Карпена, даже не вскрикнув, бросился с вершины скалы в воду. Был ли это несчастный случай, самоубийство, или же преступник на мгновение освободился из-под власти доктора? Неизвестно.

Все тотчас же поспешили к месту происшествия, а полицейские сбежали вниз, чтобы осмотреть узкий песчаный берег, окаймлявший бухточку... Карпена исчез бесследно. Спешно приплыли несколько рыбаков на своих лодках, спустили шлюпки и с паровой яхты… Все было напрасно! Не нашли даже трупа заключенного: очевидно, течением его унесло в открытое море.

- Я очень сожалею, господин губернатор, что наш опыт окончился так трагически, - сказал доктор Антекирт, - но, право же, этого никак нельзя было ожидать!

- Как же вы объясните то, что случилось? - спросил губернатор.

- Очевидно, в области гипнотических явлений, которые вы теперь никак не можете отрицать, есть еще много неизученного, непонятного. Бесспорно одно: этот человек на мгновение ускользнул из-под моей власти и упал с высоты этих скал либо оттого, что закружилась голова, либо по какой-нибудь другой причине! Все же это очень досадно, так как мы потеряли ценный объект для наблюдений!

- Мы потеряли лишь негодяя, вот и все, - с философским спокойствием ответил губернатор.

Такова была надгробная речь, которой удостоился Карпена.

Доктор и Петер Батори тут же простились с губернатором: еще до восхода солнца яхта должна была сняться с якоря и направиться в Антекирту. Оба горячо поблагодарили полковника Гиярре за любезный прием, оказанный им в испанской колонии.

Пожимая руку доктора, губернатор пожелал ему счастливого плавания, взял с него слово, что он опять навестит Сеуту, и вернулся в свою резиденцию.

Быть может, читатели найдут, что доктор Антекирт несколько злоупотребил доверчивостью губернатора Сеуты. Пусть так. Можно критиковать, можно даже осуждать его поведение, но не следует забывать, какому великому делу посвятил свою жизнь граф Матиас Шандор. Не лишнее вспомнить и то, что он сказал однажды: «Тысяча дорог... к одной цели!»

Все случившееся в этот день и было одной из «тысячи дорог».

Через несколько минут шлюпка с «Феррато» доставила доктора и Петера Батори на борт судна. Луиджи уже ждал их у сходни.

- Где этот человек? - спросил доктор.

- Согласно вашему приказанию, - ответил Луиджи, - наша шлюпка, курсировавшая у подножия скал, подобрала его, как только он упал в воду. Я велел отнести его в носовую каюту.

- Он ничего не сказал? - спросил Петер.

- Да как он может говорить? Он спит, и его никак не добудишься!

- Отлично! - сказал доктор. - Я хотел, чтобы Карпена упал с высоты этих скал, и он упал!.. Я хотел, чтобы он заснул, и он спит!.. Когда я захочу, чтобы он проснулся, он проснется!.. А теперь, Луиджи, прикажите сниматься с якоря, и в путь!

Пары уже были подняты, приготовления к отплытию быстро закончили, и через несколько минут «Феррато» вышел в открытое море и взял курс на остров Антекирту.