Снаряд между тем уже миновал горные отроги Тихо. Барбикен и его товарищи с величайшим вниманием рассматривали блестящие лучи, которые по всем направлениям расходились от центра знаменитой горы.

Что это за сияющий ореол! Какие геологические процессы породили этот лучезарный веер? Этот вопрос чрезвычайно занимал Барбикена.

Перед его глазами во всех направлениях тянулись светящиеся полосы с приподнятыми краями и вогнутой серединой, иные шириною в двадцать, другие — в пятьдесят километров. В некоторых местах эти белые лучи тянулись на расстояние тысячи километров от Тихо и, казалось, покрывали собой всю половину южного полушария, особенно к востоку, северо–востоку и к северу. Один из таких лучей достигал цирка Неандра, расположенного на сороковом меридиане. Другой, закругляясь, бороздил море Нектара и через четыреста лье разбивался у подножий Пиренеев. Другие полосы тянулись к западу и покрывали сверкающей сетью море Облаков и море Влажности.

Что порождало эти белые лучи, пересекающие равнины и прорезающие горы, независимо от их высоты? Все лучи расходились из одного общего центра — кратера Тихо. Они словно «излучались» из него. Гершель считал эти блестящие полосы потоками застывшей лавы, но его мнение не нашло себе приверженцев. Другие астрономы видели в загадочных лучах ряды огромных глыб и камней, своего рода морен, изверженных в эпоху образования Тихо.

— А почему бы и не так? — сказал Николь, которому Барбикен излагал различные мнения ученых, отвергая их одно за другим.

— Потому что невозможно себе представить той силы, которая перебросила бы вулканические породы на такие расстояния, и невозможно объяснить геометрически правильного расположения этих светящихся полос! — сказал Барбикен.

— Уж и невозможно! — возмутился Ардан. — А по–моему, объяснить происхождение этих лучей нет ничего легче.

— В самом деле? — спросил Барбикен.

— Ну, конечно, — ответил Ардан. — На мой взгляд, это — звездообразная трещина, вроде трещины на оконном стекле от удара пули или камня.

— Бесподобно, — улыбаясь, ответил Барбикен. — Ну, а чья же могучая рука швырнула такой камень?

— Для этого не нужно никакой руки, — ответил Ардан, не сдаваясь, — а что касается камня, то его роль могла сыграть какая–нибудь комета.

— Комета? На кометы привыкли сваливать все! — воскликнул Барбикен. — Дорогой Мишель, объяснение твое недурно, но комета здесь ни при чем. Сотрясение, послужившее причиной подобной трещины, могло произойти в недрах самой планеты. Для такой гигантской звездообразной трещины достаточно сильного и быстрого сжатия поверхностной коры под влиянием охлаждения.

— Ладно, согласен и на сжатие. Видно, и у Луны бывали колики! — ответил Мишель Ардан.

— Это мнение одного английского ученого, Несмиса, — добавил Барбикен. — Оно, мне кажется, вполне удовлетворительно объясняет происхождение этих лучей.

— Несмис, как видно, не дурак! — заявил Мишель.

Путешественники не могли наглядеться на великолепное зрелище Тихо. Снаряд, утопавший в двойном сиянии — Луны и Солнца, должен был казаться со стороны раскаленным шаром. Итак, наши путешественники внезапно перешли из холода в зной. Сама природа подготовляла их к превращению в селенитов.

Превратиться в селенитов! Эта мысль снова вернула их к проблеме обитаемости Луны. Вправе ли они были решать эту проблему после всего виденного ими! Могли ли они решить ее в положительном или отрицательном смысле? Ардан приставал к товарищам и требовал, чтобы они без обиняков высказали, наконец, свое мнение, существуют ли на Луне животные или люди.

— Я думаю, что мы можем ответить на это, — сказал Барбикен. — Только, по–моему, вопрос должен быть поставлен несколько по–другому…

— Дело за тобой! Ставь вопрос, как хочешь, — ответил Ардан.

— Так вот, задача тут двойная и требует двойного решения: обитаема ли теперь Луна, или нет? Была ли Луна вообще когда–нибудь обитаема?

— Хорошо, — сказал Николь, — остановимся сначала на первом вопросе: обитаема ли Луна теперь?

— Говоря по совести, — вздохнул Мишель Ардан, — я ничего не могу сказать.

— А я отвечу отрицательно, — сказал Барбикен. — В ее теперешнем состоянии, с ее разреженной атмосферой, почти высохшими морями, недостатком воды, отсутствием растительности, резкими переходами от тепла к холоду, с ее ночами, длящимися в течение трехсот пятидесяти четырех часов, Луна кажется мне необитаемой; мало того, я думаю, что на ней отсутствуют условия, благоприятные для возникновения животного мира и хоть сколько–нибудь пригодные для жизни, в нашем понимании этого слова.

— Согласен, — ответил Николь. — Но, может быть, на Луне живут существа, имеющие совершенно особую организацию, не схожую с нашей?

— На этот вопрос ответить труднее, но я все–таки попытаюсь. Для этого я спрошу Николя, считает ли он движение необходимым и неизбежным следствием какой бы то ни было жизни, независимо от ее форм?

— Ну, разумеется, — ответил Николь.

— Так вот, мы наблюдали лунные материки с расстояния не более пятисот метров и не обнаружили никакого движения на поверхности Луны. Присутствие человека вызвало бы какие–нибудь изменения лунной почвы, от него остались бы какие–нибудь сооружения или хотя бы развалины. А что мы видели? Везде и повсюду только деятельность природы и никаких признаков труда человека. Значит, если представители животного мира на Луне и существуют, они укрываются где–нибудь в глубочайших впадинах, не доступных нашему взору. Этого я допустить не могу, потому что они оставили бы хоть какие–нибудь следы своих передвижений на равнинах, покрытых слоем воздуха, хотя бы и разреженного. Таких следов мы не обнаружила нигде. Остается одно: предположить, что здесь обитает порода живых существ, которым чуждо движение, то есть самая жизнь.

— Ну, это все равно, что сказать: живые существа, которые не живут, — возразил Мишель.

— Именно, — ответил Барбикен, — для нас это бессмыслица.

— Итак, можно подвести итоги прениям? — спросил Мишель.

— Можно, — ответил Николь.

— Хорошо, — продолжал Мишель Ардан. — Ученая комиссия, заседающая в снаряде «Пушечного клуба», на основании новых полученных фактов единогласно решила, что Луна в данное время необитаема.

Эта резолюция была занесена председателем «Пушечного клуба» Барбикеном в блокнот в виде протокола заседания от 6 декабря.

— Теперь, — взял слово Николь, — перейдем ко второму вопросу, неизбежно вытекающему из первого. Итак, я спрашиваю — была ли Луна вообще когда–либо обитаемой?

— Слово принадлежит гражданину Барбикену, — провозгласил Ардан.

— Дорогие друзья, — начал Барбикен. — Для решения этого вопроса — обитаемости Луны в ее далеком прошлом — мне не нужно было дожидаться нашего путешествия. Добавлю, что наши личные наблюдения только подтвердили мою уверенность. Полагаю, даже утверждаю, что Луна когда–то была населена человеческими существами, имевшими одинаковую с нашей организацию, что на Луне водились животные с таким же анатомическим строением, как и земные; по и эти человеческие существа и животные отжили свой век и исчезли навсегда.

— Так, значит, Луна более древняя планета, чем Земля? — спросил Мишель Ардан.

— Нет, — с убеждением ответил Барбикен. — Но она гораздо раньше состарилась. Процессы ее образования и разрушения протекали значительно быстрее. Организующие силы материи внутри Луны развивались более бурно, чем в недрах нашего земного шара. Это со всей очевидностью доказывается изрытой, изборожденной, истерзанной поверхностью лунного диска. И Луна и Земля представляли собой первоначально газообразные массы. Затем, под воздействием различных причин, газ превратился в жидкость и, наконец, в твердую массу. Но можно с уверенностью утверждать, что наша Земля находилась еще в газообразном или жидком состоянии, когда Луна уже затвердела под влиянием охлаждения и стала обитаемой.

— Согласен, — сказал Николь.

— В ту эпоху, — продолжал Барбикен, — Луна была окружена атмосферой. Воды, удерживаемые газообразной оболочкой, не могли испаряться. Под влиянием воздуха, воды, света, солнечного тепла и собственного внутреннего тепла Луны растительность должна была быстро развиться на благоприятной для нее почве, и, вероятно, именно в этот период на Луне и появилась жизнь, потому что природа не расходует своих даров бесполезно, и в мире, пригодном для обитания, несомненно, должны были появиться обитатели.

— Однако, — возразил Николь, — некоторые условия лунного мира, связанные с движением Луны, должны были все же препятствовать развитию растительности и животного царства. Возьмем хотя бы, например, дни и ночи, продолжающиеся по триста пятьдесят четыре часа.

— На земных полюсах они длятся по шести месяцев, — заметил Ардан.

— Ну, это не возражение, потому что полюсы–то как раз и необитаемы.

— Заметьте, друзья мои, — сказал Барбикен, — что если в настоящее время эти долгие ночи и длинные дни создают резкие колебания температуры, невыносимые для организма, то в древние времена дело обстояло иначе. Тогда лунный шар был окружен атмосферой, и ее плотный покров смягчал зной солнечных лучей и сдерживал ночное излучение. Благодаря воздушной атмосфере свет и тепло рассеивались. А отсюда и равновесие этих влияний, нарушенное теперь, когда почти никакой атмосферы на Луне уже нет. Кроме того, я вас удивлю…

— Ну, ну, удиви! — заинтересовался Мишель Ардан.

— Я полагаю, что в эпоху, когда Луна была обитаема, продолжительность дня и ночи на ней была короче.

— Почему же? — усомнился Николь.

— Потому что тогда, вероятно, период вращения Луны вокруг своей оси не равнялся обращению ее вокруг Земли. А ведь именно благодаря этому равенству каждая точка лунного шара оказывается в течение пятнадцати дней обращенной к Солнцу.

— Согласен, — ответил Николь, — но почему же тогда не существовало этого равенства, раз оно имеется теперь?

— Потому что это равенство обусловлено земным притяжением. А кто может утверждать, что это притяжение в те далекие времена, когда Земля находилась еще в жидком состоянии, было настолько сильным, чтобы повлиять на движение Луны?

— В самом деле! — сказал Николь. — Кто сказал, что Луна всегда была спутником Земли?

— Вот и я говорю то же самое, — вмешался Мишель Ардан. — Кто сказал, что Земля возникла значительно позже Луны!

Воображение наших друзей разыгралось, — вопрос представлял широкое поле для любых гипотез.

— Не будем слишком увлекаться, — остановил их Барбикен, — все это совершенно неразрешимые проблемы. Не стоит в них углубляться. Допустим только слабость первоначального земного притяжения. А тогда при различной скорости движения вокруг оси и вокруг Земли долгота дня и ночи на Луне остались бы такими же, как и на Земле. А впрочем, жизнь была бы возможна и без этих условий.

— Итак, человечество совсем исчезло с Луны? — спросил Ардан.

— Да, — ответил Барбикен, — исчезло, просуществовав, вероятно, много тысяч» веков. Затем атмосфера мало–помалу начала редеть. Луна стала необитаемой; такой же необитаемой станет когда–нибудь и наша Земля вследствие дальнейшего ее охлаждения.

— Вследствие охлаждения?

— Разумеется, — пояснил Барбикен. — По мере того как недра Луны остывали, ее внутреннее тепло уходило все глубже к центру, а поверхность затвердевала. Постепенно стали проявляться и последствия этого: исчезновение живых существ, исчезновение растительности. Вскоре затем почти полностью рассеялась и атмосфера, так сказать, сдернутая с Луны земным притяжением, а отсюда: исчезновение воздуха и испарение воды. К тому времени, как Луна стала необитаемой, исчезли и все населявшие ее существа. Она превратилась в тот мертвый мир, который мы можем наблюдать теперь.

— Ты думаешь, что та же участь ожидает и Землю?

— Весьма вероятно.

— Когда же?

— Когда она станет необитаемой вследствие охлаждения земной коры.

— А можно вычислить, когда наша злополучная планета начнет охлаждаться?

— Без сомнения.

— И тебе известны эти вычисления?

— В точности.

— Так что же ты молчишь, ученый сухарь, — воскликнул Мишель Ардан. — Я же сгораю от любопытства!

— Дорогой мой Мишель, — спокойно ответил Барбикен, — известно, насколько понижается температура Земли в течение одного столетия. Так вот, по некоторым расчетам, средняя температура Земли дойдет до нуля через четыреста тысяч лет!

— Четыреста тысяч лет! — вскричал Ардан. — Ну, так мы успеем еще пожить! А то ты перепугал меня до смерти. Послушать тебя, окажется, что нам осталось всего каких–нибудь пятьдесят тысяч лет!

Опасения Мишеля рассмешили его товарищей.

Педантичный Николь, любивший во всем порядок, снова вернулся к «повестке дня».

— Итак, мы считаем, что в прошлом Луна была обитаема? — осведомился он.

Ответ последовал единогласный и утвердительный.

Пока друзья предавались обсуждению этих несколько смелых теорий, отражавших в основном уровень современных им научных достижений, снаряд стремительно приближался к лунному экватору, все время мало–помалу отдаляясь от Луны. Они оставили позади себя цирк Виллема и сороковую параллель на расстоянии восьмисот километров от диска. Затем, оставляя справа Питат на 30 градусе, они проследовали вдоль южного берега моря Облаков, после того как в первую половину пути обогнули северную его границу. Среди ослепительной белизны полной Луны, как в тумане, проносились чередой цирки: Буйо, Пурбах, с кратером квадратной формы, затем Арзахель, со своим конусом, сверкающим неописуемым блеском.

И, наконец, контуры стерлись в отдалении, горы стали неразличимы, и от всего изумительного, необычайного, причудливого облика земного спутника у наших путешественников не осталось ничего, кроме неизгладимых воспоминаний.