2 января на восходе солнца путешественники миновали пределы золотоносного района и графства Тальбот. Теперь копыта лошадей ступали по пыльной почве графства Далхоуз. Несколько часов спустя отряд вброд переправился через речки Кальбоан и Кемпейс—Ривер между 144°35’ и 144°45' долготы. Полдороги, отделявшей путешественников от цели, было уже пройдено. Еще пятнадцать дней столь же благополучного путешествия, — и маленький отряд достигнет берегов залива Туфолда.

Все были здоровы. Слова Паганеля относительно здорового климата Австралии сбывались, — почти никакой сырости и вполне терпимая жара. Лошади и быки тоже были в прекрасном состоянии.

Но после Кемден—Бриджа строй отряда несколько изменился. После того как Айртон узнал о том, что железнодорожная катастрофа была вызвана преступлением, он настоял на принятии некоторых мер предосторожности, которые до сих пор находил излишними. Теперь всадники не должны были упускать фургон из виду, а во время привалов кто–нибудь должен был стоять на карауле. Утром и вечером тщательно осматривали ружья. Несомненно, в окрестностях орудовала шайка злоумышленников, и хотя непосредственной опасности не было, тем не менее следовало быть начеку. Излишне говорить, что эти меры предосторожности были приняты без ведома Элен и Мери Грант: Гленарван не хотел пугать их. Конечно, эти меры были разумны. Неосторожность, даже простая беспечность могли обойтись слишком дорого. Впрочем, не один только Гленарван опасался злоумышленников — жители уединенных поселений и скваттеры на своих стоянках тоже принимали меры предосторожности против внезапных нападений. Дома уже с наступлением сумерек запирались наглухо. Собаки, спущенные с цепи, заливались лаем при приближении посторонних. У каждого пастуха, загонявшего на ночь огромные стада, висел на луке седла карабин. Весть о преступлении, совершенном на Кемден—Бридже, вызвала эти чрезвычайные меры, и многие колонисты, спавшие до тех пор с открытыми настежь дверями и окнами, теперь, как только смеркалось, уже запирали двери на все засовы.

Администрация провинций также приняла меры, свидетельствующие о бдительности и усердии. В окрестности отправлены были отряды туземных жандармов. Телеграммы доставлялись под охраной. До сей поры почтовая карета разъезжала по пустынным дорогам без конвоя, но в тот день, когда отряд путешественников пересекал большую дорогу из Килмора в Хиткот, то мимо, поднимая облака пыли, промчалась почтовая карета, и Гленарван успел заметить блеснувшие карабины полисменов, скакавших рядом с ней. Можно было подумать, что вернулась та мрачная пора, когда вслед за открытием золотых россыпей на Австралийский материк хлынули подонки европейского общества.

В миле расстояния от килморской дороги фургон въехал в огромный, простиравшийся на сотни километров лес с гигантскими деревьями. Впервые после мыса Бернуилли путешественники попали в лес, занимающий площадь во много сот километров. У всех вырвался крик восторга при виде величественных эвкалиптов в двести футов высотой, с губчатой корой толщиной в пять дюймов. На стволах в двадцать футов в обхвате, изборожденных ручейками душистой смолы, не видно было ни единой ветки, ни единого сука, ни единого прихотливого отростка, даже узла. Будь эти стволы обточены токарем, и то они не были бы глаже. То была сотня одинаковых колонн, уходящих в небо. На огромной высоте эти колонны увенчивались капителями из круто изогнутых ветвей, на концах которых симметрично росли листья и крупные цветы, формой похожие на опрокинутые урны.

Под этой вечнозеленой завесой свободно веял ветер, высушивая почву. Деревья отстояли так далеко друг от друга, что между ними, словно по просеке, свободно проходили кони, стада быков, телеги. То была не лесная чаща с ее колючими кустами, не девственный лес, загроможденный свалившимися стволами, опутанный цепкими лианами, сквозь которые лишь топор да огонь в силах проложить дорогу пионерам. Ковер травы у подножия деревьев, завеса зелени на их вершинах, длинные, уходящие вдаль ряды стройных стволов, отсутствие тени, отсутствие прохлады, какой–то особенный свет, будто процеженный через тонкую ткань, однообразно расположенные пятна света, четкая игра бликов на земле создавали причудливое, изобилующее неожиданными эффектами зрелище. Лес Австралийского материка не похож на леса Нового Света. Эвкалипт тара — разновидность миртового дерева — преобладает среди древесных пород Австралии. Если под этими зелеными сводами тень не густа и отсутствует полумрак, то это является своеобразной особенностью листьев этого дерева. Они обращены к солнцу не лицевой стороной, а ребром. Глаз видит эту необычную листву лишь в профиль. Поэтому лучи солнца проникают сквозь листву, словно через щели решетчатых жалюзи.

Все обратили на это внимание и были удивлены: почему столь своеобразно расположены листья? Конечно, с этим вопросом обратились к Паганелю, и он ответил, как человек, которого ничто не может поставить в тупик.

— Меня удивляет не эта странность природы, — ответил он: — природа знает, что делает, но меня удивляют ботаники, которые не всегда отдают себе отчет в том, что говорят. Природа не ошиблась, дав этим деревьям такую своеобразную листву, а вот люди заблуждаются, именуя их эвкалиптами.

— А что значит это слово? — спросила Мери Грант.

— По–гречески оно значит: «Я хорошо покрываю». Ботаники попытались скрыть свою ошибку, назвав растение греческим словом, однако очевидно, что эвкалипт «покрывает плохо».

— Вполне с вами согласен, любезнейший Паганель, — отозвался Гленарван. — Но все–таки объясните нам: почему листья растут таким образом?

— По вполне естественной и понятной причине, друзья мои. В этой стране, где воздух сух, где дожди редки, где почва иссушена, деревья не нуждаются ни в ветре, ни в солнце. Недостаток влаги вызывает у растений недостаток соков. Поэтому эти узкие листья, защищаясь от солнца и чрезмерных испарений обращают к солнцу не свою лицевую сторону, а ребро. Нет ничего умнее листа.

— И ничего более эгоистичного, — заметил майор, — они думают только о себе и совершенно забывают о путешественниках.

Все в душе согласились с Мак—Наббсом, кроме Паганеля, который, вытирая потный лоб, ликовал, что ему довелось ехать под деревьями, не дающими тени. Но подобное расположение листвы имеет свои неудобства: переход через эти леса бывает очень продолжителен и мучителен, так как ничто не защищает путника от палящих лучей солнца.

В течение всего дня фургон катился между бесконечными рядами эвкалиптов. Ни одно четвероногое, ни один туземец не попались навстречу маленькому отряду. Только какаду сидели на вершинах этих гигантов деревьев, но на такой высоте, что их едва можно было разглядеть; их щебетанье доносилось как еле уловимое жужжание. Порой в отдалении между стволами пролетала стая попугайчиков, оживляя все вокруг разноцветным оперением. Но в общем глубокая тишина царила в этом огромном храме зелени, и лишь стук лошадиных копыт, несколько беглых слов, которыми порой перекидывались путешественники, скрип колес фургона да окрик Айртона, понукавшего ленивых быков, нарушали торжественную тишину.

Вечером разбили лагерь под эвкалиптами, на их стволах видны были явственные следы недавнего огня. Стволы этих гигантов походили на фабричные трубы, ибо огонь прожег весь ствол до самого верха. Однако, хотя от ствола оставалась лишь кора, дерево не погибало. Все же эта вредная привычка скваттеров и туземцев разводить костры у самого подножия деревьев постепенно уничтожает эти великолепные экземпляры, и в конце концов они исчезнут, подобно четырехсотлетним кедрам Ливана, погибающим от небрежно зажигаемых вблизи лагерных костров.

Олбинет, по совету Паганеля, развел костер для приготовления ужина в одном из таких обгорелых полых стволов. Тяга получилась отличная, и весь дым уносило вверх, где он пропадал в темной листве.

На ночь приняли необходимые меры предосторожности: Айртон, Мюльреди, Вильсон и Джон Манглс по очереди охраняли лагерь.

Весь следующий день, 3 января, дорога тянулась все тем же бесконечным лесом с длинными симметричными рядами эвкалиптов. Казалось, ему и конца не будет. Однако к вечеру деревья поредели, и в нескольких милях впереди на небольшой поляне показался ряд домов, расположенных правильными рядами.

— Сеймур! — крикнул Паганель. — Это последний город провинции Виктория, через который мы проедем.

— Это большой город? — полюбопытствовала леди Элен.

— Это простое селение, мадам, — ответил Паганель, — но оно быстро превратится в город.

— А найдем мы там приличную гостиницу? — спросил Гленарван.

— Надеюсь, — ответил географ.

— Тогда направимся в Сеймур. Думаю, что наши отважные путешественницы рады будут поспать хоть одну ночь с удобствами.

— Мы с Мери согласны, дорогой Эдуард, — сказала Элен, — но только в том случае, если это не доставит лишних хлопот и не задержит нас в пути.

— Нет, нет, — ответил лорд Гленарван. — К тому же и быкам нашим надо отдохнуть, а завтра на рассвете мы снова двинемся в путь.

Было девять часов вечера. Луна склонялась уже к горизонту, и косые лучи ее тонули в тумане. Понемногу мрак сгущался. Весь отряд во главе с Паганелем вступил на широкие улицы Сеймура. Географ, казалось, всегда прекрасно знал местность, которую ему никогда не приходилось видеть; им руководил инстинкт, и он привел спутников прямо к гостинице «Северная Британия».

Лошадей и быков поставили на конюшню, фургон — в сарай, а путешественникам предоставили сравнительно хорошо обставленные комнаты. В десять часов вновь прибывшим подали ужин, к которому приложил руку мистер Олбинет. Паганель успел уже пройтись с Робертом по городу и о своей ночной прогулке рассказал весьма кратко: он ничего не видел.

Однако человек, менее рассеянный, заметил бы на улицах Сеймура какое–то необычайное оживление. Там и сям собирались группами обыватели, и число их мало–помалу все возрастало. Велись разговоры и у дверей домов. Люди тревожно расспрашивали о чем–то друг друга. Читали вслух утренние газеты, обсуждали их, спорили. Все это не ускользнуло бы даже от невнимательного наблюдателя. Но Паганель ничего не заметил.

Майор, не выходя в город, не переступив даже порога гостиницы, а только поговорив десять минут с словоохотливым хозяином мистером Диксоном, успел разузнать, в чем дело, но ни словом ни о чем не обмолвился.

После ужина, когда Элен Гленарван, Мери и Роберт Грант разошлись по комнатам, майор задержал остальных спутников и сказал:

— Обнаружены злодеи, вызвавшие крушение поезда на Сандхорстской железной дороге.

— Они арестованы? — поспешно спросил Айртон.

— Нет, — ответил Мак—Наббс, будто не замечая поспешности, с какой боцман задал вопрос (поспешности, впрочем, очень понятной при данных обстоятельствах).

— Тем хуже, — заметил Айртон.

— А кому же приписывают преступление? — спросил Гленарван.

— Читайте, — сказал майор, протягивая Гленарвану выпуск «Австралийской и Новозеландской газеты», — и вы убедитесь в том, что главный инспектор не ошибался.

Гленарван прочел вслух следующее:

«Сидней, второго января тысяча восемьсот шестьдесят шестого года. Наши читатели, наверное, помнят, что в ночь с двадцать девятого на тридцатое декабря прошлого года произошло крушение поезда у Кемден—Бриджа, в пяти милях, на перегоне от станции Каслмейн до Мельбурна. Ночной курьерский поезд, вышедший из Мельбурна в одиннадцать часов сорок пять минут вечера и мчавшийся на всех парах, свалился в реку Люттон, так как Кемденский мост был разведен. Ограбление пассажиров, труп железнодорожного сторожа, найденный в полумиле от Кемденского моста, все это свидетельствовало, что крушение было следствием преступления, и действительно, расследование установило, что преступление совершено шайкой каторжников, бежавших полгода тому назад из Пертской исправительной тюрьмы в Западной Австралии, в момент, когда их переправляли на остров Норфолк.

Шайка каторжников состоит из двадцати девяти человек. Атаманом ее является некий Бен Джойс, опаснейший преступник, недавно появившийся в Австралии.

Властям пока что не удалось еще задержать шайку. Поэтому предлагается жителям городов, колонистам и скваттерам быть настороже и сообщать главному следователю все сведения, могущие способствовать розыскам преступников.

Ж. П. Митчелл».

Когда Гленарван окончил чтение, Мак—Наббс повернулся к географу и сказал:

— Вот видите, Паганель, оказывается, и в Австралии водятся каторжники.

— Беглые — это неоспоримо! — отозвался ученый. — Но те, которые отбыли наказание, те не имеют здесь права жительства.

— Важно то, что они есть, — заметил Гленарван. — Но я полагаю, что их наличие не изменит наших планов и мы будем продолжать путешествие. А вы, Джон, какого мнения?

Джон Манглс ответил не сразу, он колебался: с одной стороны, он понимал, какое это будет горе для Мери и Роберта Гранта, если приостановить розыски их отца, а с другой — он боялся подвергнуть экспедицию опасности.

— Если бы с нами не было леди Гленарван и мисс Грант, то меня очень мало тревожила бы шайка этих негодяев, — промолвил он, наконец.

Гленарван понял его и добавил:

— Само собой разумеется, что не может быть и речи о полном отказе от поисков, но не лучше ли, в интересах наших спутниц, отправиться в Мельбурн, сесть там на «Дункан» и морем проехать к восточному побережью, где и возобновить наши поиски Гарри Гранта? Как ваше мнение, Мак—Наббс?

— Раньше чем высказаться, — ответил майор, — я хотел бы знать мнение Айртона.

Боцман взглянул на Гленарвана и ответил:

— Мы находимся в двухстах милях от Мельбурна, и мне кажется, что если опасность действительно существует, то она одинакова как на южной дороге, так и на восточной. Обе эти дороги пустынны, и одна стоит другой. Кроме того, я не думаю, чтобы тридцать злоумышленников могли испугать восемь хорошо вооруженных и смелых людей. Итак, по–моему, если нет ничего лучшего, то я предлагаю двигаться вперед.

— Правильно, Айртон, — согласился Паганель. — Продолжая путешествие на восток, мы можем напасть на следы капитана Гранта, а возвращаясь на юг, мы, наоборот, теряем шансы их найти. Поэтому я присоединяюсь к вашему мнению. Эти беглые из Пертской тюрьмы меня не пугают: честному человеку они не страшны.

Предложение продолжать путешествие по ранее намеченному плану поставили на голосование, и оно было принято единогласно.

— Мне хотелось бы, сэр, высказать еще одно соображение, — промолвил боцман, когда все собирались разойтись по комнатам.

— Говорите, Айртон.

— Не послать ли распоряжение «Дункану» держаться вблизи берегов?

— Зачем? — вмешался Джон Манглс. — Даже когда мы прибудем в залив Туфолда, то и тогда будет не поздно послать это распоряжение. А вдруг какой–нибудь непредвиденный случай заставит нас направиться в Мельбурн, и будет очень печально, если мы не застанем там «Дункана». К тому же судно, вероятно, не вышло еще из ремонта. Поэтому, принимая все это в соображение, я полагаю, что лучше с этим обождать.

— Хорошо, — согласился Айртон, не настаивая на своем предложении.

На следующее утро маленький отряд, хорошо вооруженный и готовый ко всяким неожиданностям, покинул Сеймур. Через полчаса путешественники снова очутились в эвкалиптовом лесу, тянущемся на восток. Гленарван предпочел бы ехать по открытым местам. Равнина менее удобна для нападений и засад, чем густой лес. Но выбора не было, и фургон целый день пробирался между однообразными великанами эвкалиптами. Вечером, проехав вдоль северной границы графства Энглези, путешественники пересекли сто сорок шестой меридиан и раскинули лагерь на рубеже округа Муррей.