Глава 21

– Тренер, а как ты его заметил? – спросил Малыш, когда все расселись по позициям. – Лично я ничего не слышал. Да и Гном тоже.

– Не знаю, – признался Спец. – Я его и сам не слышал. Почуял что-то. Тот, который за Боцмана, напрягся, начал говорить наглее, пугал, но у самого позиция для атаки плохой была. Вроде как он к себе внимание привлекал. А когда попер буром, я понял, что второй сейчас прыгнет, и сработал на опережение. Его свет с толку сбил. Даже не пуля. Свет. Если бы попал или захватил, хана мне. Лежал бы без башки где-нибудь за бугром, муравьев кормил али на вас вместе с ними охотился. Они ведь охотятся, а они точно не живые. Я глаза видел. Да вы и сами видели! Чертовщина какая-то. Голливуд. Ночь восставших мертвецов семьдесят восемь.

– Этого не может быть, – неуверенно вмешался Док. – Трупы не бегают. Заявляю как доктор.

– Это ты им расскажи. Я тоже не встречался с такой активной загробной жизнью. До сей поры для меня максимум, на что были способны покойники, – так это агрессивно лежать в сторону противника. Все.

– Да, – философски протянул Малыш, смачно затягиваясь. – Я так мозгую. Если ты покойник, то лежи и не дергайся, переходи себе в высшую лигу, другим не мешай. Ты свой трансфер уже отработал. А если всякие там трупы начнут по полю бегать, то это хрень, а не игра получается.

– У нас в девяностые в Питере случай был, – подхватил незатейливую жизненную мудрость товарища Гном. – Зажмурили мы коллектив один. На гастроли ребятки приехали, на чужое рыло раззявили. Так вот, привезли мы их в крематорий. Сдали по описи сторожу. У нас с ним контракт был. Бабло отслюнявили и свалили. А потом я узнал, что сторожа менять пришлось. Вынужденная замена. Он с катушек съехал, когда сжигать стал, ребятки ему достались не в лучшем состоянии, поломаны как надо, одному череп топором проломили, а башка крепкая, топор там и застрял. Вытаскивать не стали – что у нас, топоров нет, что ли? – так с топором в башке и привезли. Так я к чему это. Вот этот с топором неожиданно встал и попер буром, как в кино. Сторожа чуть кондратий не хватил. И я его понимаю. Прикинь, из печки вдруг вылезает дымящийся зомби с топором во лбу и тащит за ногу еще одного. Алкоголь усилил впечатление у сторожа. Тот принял еще допинга, осенил себя трехкратным крестом, плюнул через плечо и пошел в атаку, вооружившись лопатой. Подробностей не знаю, но сторож сумел все же запихнуть зомби обратно в печь, а вместе с ним спалил все, что было в непосредственной близости. Его повязали, когда он крематорий пытался поджечь, заперев внутри всех, кто там был. С трудом повязали. Он несколько патрульных машин вскрыл лопатой, как банки с килькой, ментов оттуда пытался выковырять. Достал. Вернее, они сами достались. Потом с ними стометровки по всей территории бегали. Говорят, менты были толстые, но результат показали на уровне олимпийской сборной. В общем, тренировал он их до приезда ОМОНа. Те его скрутили – и в дурку. Как там, неизвестно, но вышел набожным и фанатичным. Уверяют, что дар у него открылся – дьявола изгонять. Сейчас в монастыре в Карелии выступает. Хотели с ребятами съездить посмотреть, но не срослось…

– Вот тебе и вся мистика. Такую сказку опошлил. Эх ты. – Спец облегченно улыбнулся.

– А что я? Я ничего. Другие вон чего – и ничего, а я чего, я ничего… – Гном сделал умильное выражение лица.

– Ты молодец, красавчик, – похвалил Спец. – Короче, за рабочую версию принимаем, что они либо сбрендили, либо упоролись вусмерть. Второе предпочтительней. Я их глаза видел: там зрачки странные – как у змеи, только больше. Что они принимают, я не знаю, но это не так чтобы важно. Известно, что болевой порог у них снижен до предела. Но их можно убить. Только для этого надо попасть в голову. Иначе они даже со смертельной раной успеют в глотку вцепиться. Не расслабляться, они скоро нападут. Еще до ломки.

Не успел Спец сделать двух шагов, как откуда-то сверху на него упала черная тень. Дрон, или кто там в Дроне был, прыгнул сзади, целясь в шею, но промахнулся – попал в плечо, зацепился за куртку и увлек Спеца за собой на землю. Пальцы острыми обломанными ногтями вцепились в плотную ткань. Из-под спутанных, свалявшихся, перепачканных потом, кровью и грязью волос блестел безумный глаз, утративший всякое человеческое выражение. Пальцы, словно тиски, сжимали плечо. Острые зубы клацали в сантиметре от горла. Изо рта вырывались зловонные миазмы гнили и плесени. Спец крутился как угорь на сковороде, уходя от мощных рук и зубов безумца. Обхватив туловище ногами борцовским захватом, он успевал менять траекторию ударов и постоянно выводил противника из состояния равновесия, не давая тому нормально закрепиться и нанести сокрушительный удар. Гном и Малыш подскочили к командиру, но стрелять боялись, чтобы случайно не задеть и его. Так продолжалось несколько долгих секунд. Наконец Спец рывком освободил руку, ослабив защиту в пользу позиции, удобной для атаки, и пропустил чувствительный удар в голову. Не смертельный, ибо у противника не было ни опоры, ни пространства для замаха, но весьма болезненный. Острые когти Дрона оставили глубокую борозду на скуле, вырвав приличный лоскут кожи. Но Спец выиграл позицию! Увлекшись атакой, одержимый раскрылся, и Спец, не обращая внимания на рваную боль, ударил коротко и точно, прямо в единственный блестевший злобой глаз. Послышался хрип. Одержимый на мгновение замер. Этого Спецу хватило, чтобы сгруппироваться и двумя ногами оттолкнуть от себя нападавшего. Тот отлетел, и сразу в игру вступили Гном и Малыш, буквально изрешетив Дрона из автоматов. Того отбросило еще дальше, он упал, но тут же поднялся и попытался скрыться. Пули прибивали его к земле, вырывали целые куски мяса, но Дрон упорно полз в темноту, хотя уже не так сноровисто и быстро. Он почти ушел, но тут Малыш подскочил к одержимому, схватил его за штормовку и как снаряд метнул в сторону.

– Ложись, – крикнул он.

Раздался взрыв. Гном и Малыш, не сговариваясь, включили прикрепленные к стволам фонари и метнулись к месту взрыва. Когда Спец поднялся, они уже вернулись, волоча за ногу то, что раньше называлось Дроном. Развороченное гранатой тело свалили у расписанного Пауком камня, на котором за отсутствием лучшего применения рубили дрова. Дрон лежал, неестественно подогнув под себя ноги и вывернув оставшуюся руку. От жутких ран отчетливо несло гниющей плотью. Но самым интересным было то, что он был еще жив. Он шевелился, силясь встать. Спец подобрал свой автомат и всадил две пули в изуродованную голову, сопроводив действие длинной сентенцией о межродственных связях в семье Дрона. Череп лопнул, как гнилой орех. Освобожденный мозг брызнул на камень.

– Живучая тварь, – произнес Малыш. – Сказали туше – значит, туше, падла.

– Теперь задумается, – эхом отозвался Гном. – Пораскинет мозгами. Тренер, ты того, морду-то обработай спиртом, что ли. Вдруг он тебе какую заразу занес. Как в ужастиках.

– Ты когда это, превращаться начнешь, того, не тупи, сообщи нам по-братски, мы того, с заменой подсобим.

– Сообщу, сообщу, не переживайте. Как положено, заявку подам, – осторожно ощупывая разодранную до кости скулу, сказал Спец. – Смотрите по сторонам, остряки, второй еще где-то должен ошиваться.

Только сейчас бойцы внимательно оглядели лагерь. Костры по-прежнему горели ярко. У дальней кромки освещаемой территории без сознания лежал Санек. Морро и Док стояли рядом и испуганно водили стволами по сторонам. Больше никого нигде не было видно.

Гном и Малыш подскочили к Саньку и быстро оттащили его в центр стоянки. Спец врубил фонарь и присоединился к Морро, прикрывая отход.

– Жив, но без сознания. Нокаут, глубокий, хотя повреждений не видно, – сообщил Гном, склонившись над телом Санька.

– Что произошло? – спросил Спец. – Что мы пропустили? Почему ничего не слышали?

– Все быстро произошло, – ответил Морро. – Когда этот на тебя напал, мы отвлеклись. А потом второй выскочил как черт из табакерки, схватил Санька и поволок. Мы даже испугаться не успели. Но он дошел до границы и почему-то бросил Санька и свалил. Все.

– А почему не стреляли?

– Так не успели. Быстро все так.

– Вот что значит позиции оставить. Ну эти-то понятно, парни пороха не нюхали, им простительно. А вы-то чего хлеборезки раззявили? За борьбой понаблюдать решили, а надо сектора держать. За помощь, конечно, спасибо, но одного бы за гланды хватило. А так чуть было Санька не проворонили. Хорошо, что этот его бросил. Кстати, – Спец хмуро посмотрел на лежащего на земле Санька, после перевел взгляд в ту сторону, с которой выскочила вторая тень, – почему он его бросил?

– Может, перепутал, не того взял?

– Это с чего это он таким привередливым стал? Тут что-то не так.

– Может, он дефективный какой. Я в кино видел, там зомби больных не жрали.

– Ага, гнилой, как папаша, – проворчал Спец. – Яблочко от вишенки недалеко падает.

– А может, увидел, как вы Дрона разделали, и испугался…

Внезапно очнулся Санек. Он открыл глаза и завыл, долго, протяжно, тоскливо, будто оплакивая утрату чего-то очень дорогого. Так воет мать, потеряв сына, или волк, попав в капкан или потеряв свободу. В его широко раскрытых глазах отражался камень, мокрый от стекающей по нему коричневой слизи, из-под которой зловеще мерцали, переливаясь в отблесках пламени, странные письмена, выбитые их безумным товарищем. Санек испуганно вскрикнул на высокой ноте, встал на четвереньки и побежал к Спецу. Схватив его за ногу, он что-то затараторил, плюясь и шепелявя. Разобрать слова было практически невозможно. Ухо выхватывало лишь обрывки отдельных фраз, общий смысл которых сводился к тому, что его надо спасти и увести подальше от этого проклятого камня и валяющегося рядом трупа.

– Сломался. Не боец. Снимаем с дистанции, – покачал головой Малыш.

– Тренер, помоги его к дальнему костру оттаранить. Там у меня спирт остался, ему сейчас надо. Иначе не отойдет. Слетит с катушек, а нам его еще папе отдавать.

– Неси, – одобрил Спец. – Спирт, воду, тушенку. По пятьдесят грамм нам всем не помешает, не больше. Ему можно. Думаю, до следующей атаки минут тридцать у нас есть. Док, прикрой их. Морро, Гном – со мной за дровами. Затариться надо по полной. Да и это сжечь. – Спец указал на труп Дрона.

Молчаливая ночь сеяла над горами свою вековую печаль. На короткое время из-за тучи выглянула луна, заливая мир бледным нездоровым светом, лишь под валунами оставалось угольно-черно. Ночь шумела, шуршала, подвывала за пределами лагеря. Где-то в стороне закричали непривычно металлическими голосами ночные птицы. За большим камнем слышался треск и сопение – там спешило по своим неотложным делам какое-то зверье. Потом раздался далекий заунывный вой, к нему присоединился еще один голос, но сорвался на нездоровый кашель. Спец, Гном и Малыш сидели спина к спине у камня с рунами. Морро и Док хлопотали вокруг впавшего в ступор Санька чуть поодаль. В него влили не менее трехсот грамм чистого спирта, прежде чем тот перестал трястись и начал проявлять первые признаки разумного поведения. При этом ничего внятного, кроме потока нецензурной брани, от него добиться не удалось. Потом пришел откат, и Санек впал в ступор. Так и сидел, завернувшись в спальник, со спиртом в большой металлической кружке, уставившись немигающим взглядом в пространство.

Спец и его команда использовали предоставленную им передышку на всю катушку. Они натаскали дров, упорядочили костры, сожгли труп того, что раньше называлось Дроном. Первая победа добавила им уверенности в своих силах. Враг стал понятен, а потому не так страшен. Что бы то ни было, но оно умирает, проверено на практике. Это вселяло надежду. Жизнь вернулась в прежнее русло. Волшебная сказка, приоткрывшая на миг таинственный полог реальности, продемонстрировав демоническую ухмылку темного мира, задернула занавес. Мир опять стал прост и понятен, тем более что ужасная ночь подходила к концу. Она уже не выглядела непроглядно черной. Пусть с трудом, но уже можно было различить очертания деревьев на тропе. Осталось подождать еще немного, пока рассвет наберет свою силу и можно будет начать движение домой, подальше от этих проклятых мест.

Рука Спеца непроизвольно нащупала нательный крестик, подаренный покойной супругой. В памяти немедленно всплыл похожий вечер, когда он впервые поцеловал свою первую и единственную настоящую любовь, ту, которая стала целью и смыслом его жизни, к ногам которой он был готов бросить весь мир, ту, ради которой смог бы умирать хоть каждый день, но которой он не сумел уберечь, и в итоге она умерла за него, оставив в душе незаживающую кровоточащую рану… Только тогда она еще не была его. Более того, он изо всех сил противился этой великой силе. Он искренне и от души ненавидел эту женщину. Ах, как она издевалась над ним, какие словечки подбирала, все норовила ужалить побольнее… Тот вечер волею судьбы свел их вместе. Они вынуждены были провести ночь под одной крышей, пусть и в разных концах большого дома. Она всю неделю измывалась над ним, а в тот день особенно. Полночи он пил с товарищами, стараясь вином затушить пожар души, а потом решился. Резко встал, чуть не опрокинув стол, и, обведя мутным взором помещение, твердым быстрым шагом направился на балкон. Даже в дверь попал с первого раза, лишь слегка повредив локоть о дверной косяк. Спец не знал, где она находится, но чувствовал, что идти надо именно туда. Его трепещущее сердце бежало впереди, не позволяя помутившемуся сознанию потеряться в лабиринтах особняка. На балкон он не вошел – ворвался, едва не сорвав дверь с петель. Она стояла в углу, пристально всматриваясь в начинающее сереть небо. На грохот двери резко повернулась. В глазах промелькнул страх и еще что-то непонятное, но почему-то до судорог волнующее.

– Ты? – лишь успела произнести она.

Он не ответил, медленно подошел и схватил ее за руку. Она попыталась высвободиться, но он был намного сильнее. Могучим рывком притянул ее к себе, сжал плечи как тисками с такой силой, что с ее губ сорвался непроизвольный стон.

– Уйди. Убери руки.

Он захохотал, с наслаждением прижал ее к стене, чувствуя свою полную власть. Она беспомощна как овца, что ведут на веревке. Он сделает с ней все, что захочет! Спец приблизил свое лицо и взглянул ей прямо в глаза. Взглянул и утонул в них. В горле застрял горький ком. Дыхание сбилось. По телу пробежала жаркая волна. Руки сами по себе ослабили хватку. Он тонул в колдовских озерах ее глаз и понимал, что уже не сможет выбраться назад. Он даже не почувствовал, как его губы приближаются к ее губам, как от его грубых ласк ее губы набухли и вздулись как спелые, нагретые на солнце вишни, как она обмякла и по ее телу прошла сладкая дрожь.

Он с огромным усилием, словно разрывая толстые цепи, отстранился и с удивлением обнаружил, что пальцы его правой руки нежно держат ее голову, словно она могла сломаться от неосторожного движения, а пальцы левой осторожно и ласково касаются ее покрытой румянцем щеки, гладят выбившиеся локоны.

Ее дыхание остановилось, руки слабо пытались оттолкнуть, но замерли на его груди. Она молчала, но слова были не нужны. Ее глаза сказали все. Он вновь приблизил свое лицо, коснулся губ бережно, нежно. Сердце бешено колотилось, разгоняя горячую, как раскаленная лава, кровь… Захотелось схватить ее, бросить на пол, сорвать одежду и взять немедленно, жестко, полностью отдавшись животной страсти. Но он не мог себе позволить обидеть ее, а потому, стиснув зубы, давил разгоревшийся в теле пожар, держал ее в руках аккуратно, как ребенка, как бабочку с хрупкими крылышками.

Она ответила сама. Прильнула к нему, ухватилась обеими руками и поцеловала долгим страстным поцелуем. Мир исчез. Время остановилось. Осталось только сладкое наваждение, что разлилось по всему телу, бездумное, светлое, чистое. Его нельзя стряхнуть, ему нельзя противиться, ибо оно и есть Любовь.

Он уже не мог остановить ни своего рта, жадно пожирающего ее тело, ни своих рук, срывающих одежду… Ее губы стали слаще, нежнее. Он чувствовал ее упругую грудь, бархат ее волос, аромат кожи, теплое, податливое тело. Она была как воск в его горячих ладонях, что с готовностью принимает ту форму, которую пожелают его руки. Жаркая летняя ночь качалась на каблуках, стирая все, что было до этого дня.

Из сладких воспоминаний Спеца вырвал неожиданно оживившийся Санек. Он вскочил и начал суетливо мерить ногами пространство, мотаясь взад-вперед около Дока и Морро.

– Сядь, не мельтеши, – лениво сказал ему Морро. – А если энергию девать некуда, помоги вон дрова таскать, недолго осталось. Через час рассветет.

– Не могу, – ответил Санек. – Камень не пускает.

Его немного пошатывало, голос был резким и каким-то дребезжащим, глаза стали безумными, зрачки расширились, не оставив места радужке.

– Не понял, – удивился Морро. – Кто тебя не пускает? Куда?

– Он не пускает.

Санек указал на булыжник с остатками мозгового вещества Дрона.

– Это почему? – удивился Спец.

– Страшно, – искренне ответил Санек.

– Так ты не бойся, Морро тебя проводит. Правда, Морро, поможешь Саньку?

Морро состроил страшную рожу и знаком показал, что Санек все-таки свихнулся.

– Не помог спирт, – грустно констатировал он. – Зря такой продукт перевели. Что мы теперь папаше скажем?

Потом подошел к Саньку, взял его за руку и произнес тоном, с которым врачи обращаются к маленьким детям:

– Санек, если помогать не можешь, не надо. Хочешь до ветру, по-маленькому – давай прямо здесь, ну а по-большому потерпи до рассвета. Недолго уже. Мы тебя в обиду не дадим. Сядь, посиди.

Санек пристально, как бы оценивающе посмотрел на Морро, потом окинул взглядом остальных. Повернулся к Морро лицом, взял его за плечи и простоял так секунд тридцать.

– Паук вам сделал бесценный подарок. Этот камень и еще нелепый случай сохранили ваши никчемные жизни, но это ненадолго. Сила камня тает, а наша растет. Мне не нужны ваши тела, а души я заберу, сегодня же заберу. Никто вас не спасет.

Говоря это, Санек преобразился. Он выпрямился. Плечи визуально стали шире, движения уверенней. Черты лица заострились, лицо приобрело хищное выражение. Голос, прежде хилый, дребезжащий, полный страха и неуверенности, окреп, обрел силу и глубину, в нем появились интонации человека, привыкшего повелевать.

– Санек, ты чего это? – удивленно спросил Морро, пытаясь что-то разглядеть в его глазах.

Неожиданно резким движением Санек нанес удар локтем в челюсть Морро. Тот дернулся и безвольным кулем стал опускаться на землю. Упасть ему Санек не дал, подцепил тело за куртку и круговым движением выкинул Морро за пределы светлого круга, как молот метнул. Там сразу зашуршало. Раздался мерзкий злорадный смех. Сам Санек сделал гигантский прыжок назад и через мгновение скрылся в темноте.

Все произошло настолько быстро, что никто даже вскинуться не успел.

– Морро, братишка, – запоздало закричал Малыш и выпустил полрожка в темноту, где скрылся предатель. Потом схватил фонарь и рванул следом. Спец и Гном едва успели перехватить. Малыш сопротивлялся недолго. Потом он обмяк и заплакал. Он рыдал в голос, навзрыд, как ребенок, роняя крупные мужские слезы, громко осыпая проклятиями Санька и всю его родню. Потом резко замолчал, поднял осунувшееся и резко постаревшее лицо и твердо произнес:

– Я убью его сегодня. Или через год, не суть. Он не уйдет. И папашу его. Не вздумай мне мешать. Встанешь на пути – убью и тебя, ты меня знаешь. Морро был братом мне. Он мне дважды жизнь спасал. Пришло время отдавать долги. Я или умру, или отомщу. Меня не остановишь.

– Я тебя не остановлю, – сжал его руку Спец. – Я тебе помогу.

– Я тоже буду участвовать, брат, – подал голос Гном.

– Я в тебе не сомневался, брат, – эхом отозвался Малыш. – Я сделал свой выбор: этой семейке не жить.

Из темноты раздался смех и далекий голос Санька:

– Тебе понравился мой подарочек, Малыш? Я тебе еще один оформлю. Скоро.

– Сука! – заорал Малыш, стреляя на звук.

– Стой, не надо! – остановил его Спец.

– Тебе патронов жалко?

– Нет, они специально нас провоцируют. Да и жалко. У них еще генеральное наступление впереди. Пригодятся. Док, сюда, живо. Все за дровами. Тащим как можно больше. Времени мало, но оно есть. Пока они там Морро оприходуют. Док, возьми гранату, положи в карман. Будут тащить – рви кольцо. Всех касается. Все, по местам.

Они успели сделать лишь одну ходку, когда выше, в районе дальнего входа в пещеру, раздался вопль боли. За ним еще один, протяжный, срывающийся.

– Это Морро, – зло прошипел Малыш. – Отмучился, кажись.

– По местам! – скомандовал Спец. – Сейчас начнется.

Затем вопль перешел в вой, долгий, почти без перерывов, как будто с человека снимали кожу. Минуты через две крик захлебнулся. И вот уже вся долина завыла на различные голоса. Внезапно звуки оборвались, все стихло. В удушающей тишине воцарилось молчание бездны. Вдали почудилось какое-то движение. Вокруг, на самых окраинах поля зрения, зашевелились тени. Они то приближались, то удалялись, растворяясь во мраке, и затем материализовывались уже в другом месте. Ни единого звука не исходило от этих посланников темного мира. Воздух неожиданно похолодел, стал влажным, тяжелым. С вершин спустился густой туман. Огонь, доселе горевший ровным, сильным пламенем, вдруг как-то съежился, спрятался под толстыми ветками, стыдливо мигая багровыми глазищами углей.

– Хворост, весь что есть! – крикнул Спец. – Живо, в ближайший костер!

Гном и Док, закинув автоматы за плечо, начали собирать вокруг ветки, что помельче, и бросать их в костер.

– Лапник, лапник кидай, – торопил их Спец, сканируя пространство стволом автомата с включенным тактическим фонарем. Он вытащил второй фонарь, больше похожий на карманный прожектор, и включил, прижимая левой рукой к цевью. Мощный поток электрического света вырвался на свободу, но тут же растворился, отраженный в миллиардах капелек водяной взвеси, толстым слоем накрывшей поляну. Гном сгреб в охапку лапник, укрывавший место заготовки дров, и бросил его в огонь. Робкий язычок пламени осторожно лизнул новое лакомство, пробежал по поверхности, но затем вновь спрятался в глубине. Тьма подобралась совсем близко, накрыла вязким куполом. Гном ощутил легкое касание, словно пролетающий мимо нетопырь случайно задел лицо своим кожаным крылом. Гном судорожно открыл флягу с остатками спирта и выплеснул его в огонь. Короткая яркая вспышка разорвала туман. Темнота, недовольно ворча, отступила на время. Но спирта хватило ненадолго. Вскоре огонь пошел на убыль. Туман загустел настолько, что даже стоящий в полуметре командир виделся лишь размытым контуром. В воздухе почудилось движение. У самого уха послышался тихий смех. По позвоночнику прокатилась холодная волна страха. Ладони покрылись противным липким потом. Этот смех не был похож на человеческий: холодный, зловещий, как сама преисподняя.

– Все ко мне, – послышался приказ Спеца. – Спина к спине. Врубаем фонари, отступаем к камню.

Народ не пришлось уговаривать. Уже через несколько секунд все стояли у камня, упершись в спины друг друга, ощетинившись стволами автоматов.

– Не дрейфь, прорвемся, – ободряюще заявил Спец. – Санек сказал, что камень защищает. Значит, они близко не подойдут.

«Подойдут, подойдут, подойдут», – на разные голоса ответил туман. Опять где-то рядом прозвучал этот леденящий душу смех и затих. Его поглотил туман, как и все вокруг: горы, деревья, тропу и даже костры. Сквозь белый кисель проступали лишь неясные их очертания. Реальность потеряла форму и смысл. В сознании плавала такая же муть, непонятные, расплывчатые образы, видения. Голову сжимал раскаленный стальной обруч, глаза слипались. Все тело затекло от напряжения, ноги обмякли. Руки, сжимающие оружие, свела судорога. Гном пошатнулся и начал оседать на землю.

– Не спать. Бороться! – донесся сбоку громкий крик Спеца и очередь из автомата.

Громкие звуки выстрелов вывели людей из оцепенения. Они встряхнулись, затравленно посмотрели по сторонам и встали в строй.

– Зачем все это, тренер? – с тихой грустью спросил Малыш. – Мы все равно умрем. Я это видел. Нам не уйти.

– И ты решил сдаться?! А кто за Морро отомстит? Нет, брат, рановато нам помирать. Я сначала Санька поймаю, очко ему на немецкий флаг порву, потом папашу его. А потом и о покое подумать можно. Но не раньше! Слышишь? Не раньше!

– Да, все верно, – без энтузиазма, сонным голосом отозвался Гном. – Нам надо бороться. Ты только не бросай нас, тренер. Пожалуйста.

– Не брошу, браток. Русичи своих не бросают. Мы еще повоюем. Мы еще разнесем эту халабуду вдребезги и пополам. Рассадим всех по жердочкам и кукарекать заставим. Только не спите. Гном, Малыш, не спите, разговаривайте со мной.

Тяжесть навалилась внезапно. Стало трудно дышать. На плечи словно положили гору. На руки повесили пудовые гири. Ноги подкашивались. Перед глазами заплясали разноцветные мухи. Неимоверная усталость начала поглощать все чувства. Страх притупился. Неизвестно, в какой миг темнота перестала пугать, а, наоборот, стала приятной, манящей, зовущей. Спец ощутил, как неумолимо слипаются глаза, мир вокруг закачался и поплыл в теплую, ласковую бесконечность. В теле появилась легкость, невесомость. И лишь воля, голая железная воля крепко сжимала душу, не позволяя провалиться в сладкое, желанное ничто и раствориться в нем без остатка. Неимоверным усилием он заставил себя проснуться и бессознательно, действуя исключительно на инстинктах, открыл хаотичную, беспорядочную стрельбу. Громко чавкнула пуля. Раздался крик, полный негодования. Серые уродливые тени прыснули в стороны. Спец с трудом разлепил глаза. Все еще не отдавая себе отчета в своих действиях, он всадил в пустоту еще одну длинную очередь, пока затвор не лязгнул глухо, заявляя о том, что в магазине кончились патроны. Спец перехватил автомат поудобнее и приложил раскаленный ствол к собственной шее. Острая боль хлестнула в мозг, отгоняя остатки сонливости. Спец быстрым, отточенным движением поменял магазин и огляделся. Он обнаружил себя сидящим на теле Гнома. Тот сладко спал, счастливо улыбаясь во сне. Чуть впереди лежал Малыш и тоже спал. Спец сделал еще несколько выстрелов в «молоко» и прижег стволом руку товарища.

– Вставай, самое интересное проспишь.

– Где мы? Что произошло? – всполошился Гном, испуганно озираясь.

– Все там же, все там же. И живы пока еще.

Спец встал и неожиданно громко крикнул в пустоту:

– Хрен вам, а не Геннадий Куцик. От дохлого осла уши заберете завтра! Может, мало кому – так подходите, угощу! Гостинцев на всех хватит!

«Хватит, хватит, хватит…» – подхватило гулкое эхо.

Постепенно разгорался рассвет. Стало заметно светлее. Плотное вязаное одеяло тумана истончилось, уменьшилось, порвалось на отдельные лоскуты, из которых неровными кусками вываливалась белая масса и исчезала в первых лучах солнца. Дремавший доселе костер наконец принял подарки и жадно набросился на закинутые в него дрова, ярким пламенем извещая о своем пробуждении.

– Кажись, пронесло, тренер, – неуверенно произнес Гном. – Светает.

– Надеюсь, днем они не шляются.

– По-любому при естественном освещении играть легче. А где Док? Он же рядом был?

– Нет больше Дока, – печально произнес Спец. – Только мы остались. Боюсь, теперь придет он по нашу душу, если вовремя не смоемся.

– Док, Док! – громко позвал Гном. – Покажись. Вернись! Давай на финиш вместе.

– Не надо, – прервал его Спец. – Нет больше Дока. А если и покажется, то уже не он. Лично я если встречу, то только пулей в голову.

– Жаль, а мне Док нравился. Я бы с ним сыграл.

Неожиданно сбоку раздался голос:

– Наиграемся еще. Поверь. Скоро. Совсем скоро.

Гном вздрогнул и принялся шарить лучом фонаря по сторонам. Но никого не обнаружил, лишь вдалеке промелькнула быстрая размытая тень.

– Не Док это. Но быстрые же, суки, и не попадешь.

– Потому и уходим, как рассветет окончательно. Берем оружие, БК и хавчик. До вечера надо успеть на вчерашнюю стоянку.

– Установка ясна, тренер. Только надо с отходом что-то думать. Иначе если здесь не сожрут, то внизу Барин встретит. Неизвестно, что хуже.

– Согласен. Думать надо. Но не дрейфь, прорвемся. Помнишь свару с Мюллером? Там вообще расклад не наш был. Их впятеро больше, и оснащение не в пример… А мы все равно сработали! И только один трехсотый!

– Ага, Морро, – вступил в диалог Малыш. – Он тогда меня первый раз прикрыл. Мы тогда с тобой, Гном, славно в паре сыграли.

– Ага, не ждали они, что мы с тылу пройти сможем. Ну и рожи у них были! Мы тогда трое суток не спали, но прошли! Правда, на допинге были…

– Вот и сейчас спать не придется. Надо как можно дальше спуститься. Хоть задом в костре сидеть будем, но не спать. А допингом вон они будут. – Спец махнул в сторону пещеры. – Сейчас туман окончательно рассеется, вытащим консервы, пожрем как следует – и вперед.