Артур Рив
Неуловимая Констанция Данлап
Глава 1
Подделка
Поздно вечером Карлтон Данлап вошел в свою квартиру, очень стараясь не шуметь. В его повадках было нечто напоминающее о смертельно раненном звере, загнанном безжалостными охотниками.
Ни по глазам, ни по движениям рук нельзя было сказать, что он пьян, хотя в дыхании его чувствовался запах виски.
Данлап вошел в квартиру тихо, очень тихо. Осторожно и беззвучно запер дверь, отчаянно стараясь не шуметь.
Потом он замер и прислушался с инстинктивным страхом пещерного человека, опасающегося услышать звуки погони. Огляделся, тревожно высматривая жену в полумраке квартиры-студии, но Констанции нигде не было видно.
Странно. В минувшие ночи она нетерпеливо ждала его возвращения. Почему же сейчас ее нет?
Карлтон повернул ручку двери, ведущей в спальню, и чуть-чуть приоткрыл. Вот теперь рука его слегка дрожала.
Констанция лежала в постели. Данлап наклонился над женой, не осознавая, что та просто притворяется спящей. Она всегда слишком остро чувствовала присутствие мужа, чтобы пропустить его появление.
— Накинь что-нибудь, дорогая, — хрипло прошептал Данлап ей в ухо. — И иди в студию. Я должен кое-что тебе рассказать.
Констанция чересчур старательно изобразила, будто вздрогнула, неожиданно проснувшись, и теперь с трудом приходит в себя.
— О господи! — горько воскликнула она, поправляя прядь темных волос, чтобы скрыть от мужа слезы, еще не высохшие на раскрасневшихся щеках. — Неужто ты придумал новый предлог, Карлтон, вместо прежних избитых объяснений, почему тебе нужно засиживаться на работе до полуночи?
Констанция придала лицу суровое выражение, тщетно стараясь перехватить взгляд мужа, и продолжала тоном, который пробрал его до глубины души:
— Карлтон Данлап, я не очень умна. Мне немногое известно о бухгалтерии и расчетах, но я способна сложить единицу и двойку. И согласно этой арифметике один и тот же мужчина плюс две разные женщины дают в результате не четыре, а три! И из этих троих… — почти истерично закончила она заранее заготовленную речь, — из этих троих я вычту себя!
Тут она ударилась в слезы, но муж отреагировал на ее слова вовсе не так, как ожидала Констанция.
— Послушай меня, — настойчиво сказал Карлтон, беря жену за руку и ласково подводя к креслу.
— Нет, нет, нет! — плакала она, оставив притворство и с вызовом глядя на него. — Не прикасайся ко мне! Если хочешь говорить — говори, но не приближайся, не приближайся ко мне!
Они уже стояли друг напротив друга в комнате с высоким потолком, где Констанция хранила свои эскизы (до замужества она развлекалась рисованием).
— Ну, и что ты хочешь сказать? — обвиняющим тоном продолжила она. — В прошлые вечера ты больше молчал. Неужели наконец-то придумал веское оправдание? Надеюсь, оно хотя бы будет не слишком глупым.
— Констанция! — испуганно озираясь, взмолился муж.
Она инстинктивно почувствовала, что обвинения ее были несправедливы. Это было видно по загнанному выражению его лица.
— Если… Если бы дело и вправду было в том, в чем ты меня подозреваешь, возможно, мы смогли бы все уладить. Возможно. Но, Констанция, я… Я, наверное, уеду с первым же утренним поездом.
Перехватив испуганный взгляд жены, Карлтон не умолк, а продолжил на одном дыхании:
— Я и вправду работал каждую ночь всю последнюю неделю, пытаясь до конца года привести в порядок свои счета, и… и мне это не удалось. Через пару дней за них возьмется специалист. Завтра тебе нужно будет позвонить в офис и сказать, что я заболел, или придумать другую отговорку. Мне требуется хотя бы день-два форы, прежде чем они…
— Карлтон, — перебила Констанция, — в чем дело? О чем ты говоришь?..
Она удивленно осеклась, когда ее муж сунул руку в карман и выложил на стол пачку зеленых и желтых банкнот.
— Я выскреб все, что накопил, до последнего цента, — прерывающимся голосом сообщил он, стараясь держать себя в руках. — Эти деньги у тебя не отберут, Констанция. И… когда я обустроюсь… и начну новую жизнь…
Он с трудом сглотнул и отвернулся, не в силах вынести ее испуганный взгляд.
— …Когда я начну новую жизнь, под другим именем… Если в твоем сердце еще найдется для меня уголок… Я… Нет, было бы слишком безрассудно на такое надеяться. Констанция, мои счета не сошлись, потому что… Потому что я растратчик.
Карлтон Данлап резко замолчал, опустил голову и ссутулился; вся его поза выражала безмерный стыд.
Почему она ничего не говорит, ничего не делает? У некоторых женщин на ее месте началась бы истерика. Другие стали бы его обвинять. Но Констанция стояла молча, и он не осмеливался поднять глаза, чтобы проверить, что написано на лице жены.
Никогда еще Карлтон Данлап не чувствовал себя так одиноко. Все на свете были против него. Он в жизни не испытывал ничего подобного. И никогда в жизни не совершал поступков, заставивших его чувствовать себя так ужасно.
Карлтон застонал, по лбу его потекли капли пота, свидетельствуя о нравственных и физических страданиях. Сейчас он сознавал одно — жена стоит перед ним и молчит, холодная, как статуя. Статуя, олицетворяющая правосудие? Ее молчание он счел предвестником остракизма, которому вскоре подвергнет его весь мир.
— Когда мы поженились, Констанция, — печально заговорил он, — я был всего лишь клерком в компании «Грин и Ко», получавшим две тысячи в год. Тогда мы с начальством обо всем договорились. Я остался у них, и через некоторое время меня назначили кассиром с окладом в пять тысяч. Но ты знаешь не хуже меня, что пять тысяч — слишком мало, чтобы соответствовать нашему новому положению в обществе, положению женатой пары…
Голос его стал холодным и жестким, но он сдержался и не добавил (хотя вполне мог бы это сделать в порыве самоуничижения), что даже тысяча долларов в месяц была бы для нее только началом. Не к такому уровню Констанция привыкла в прежней жизни, из которой он ее забрал. А Нью-Йорк действовал на нее слишком возбуждающе.
— Ты ко мне не придиралась, Констанция, — смягчившимся тоном продолжал Карлтон Данлап. — Ты была хорошей женой и никогда не упрекала меня за то, что я не в силах дотянуться до уровня многих наших друзей, вышедших из семей коммерсантов. Ты никогда мне не лгала, никогда не лицемерила. Банкирский дом очень мало платит умным людям. Господи! — воскликнул он, стиснув кулаки и упав в кресло. — И так мало платит тем, кто вынужден противиться искушениям!
Карлтон отдал бы все на свете, чтобы сделать счастливой женщину, которая сейчас в холодном молчании опиралась на стол, не глядя ни на него, ни на стопку зеленых банкнот возле своей руки.
— Каждую неделю через мои руки проходили сотни тысяч долларов, — помолчав, снова заговорил он. — Банкирский дом в долгу передо мной за то, что я для него делал. Он забирал у меня все — и отказывал мне в сумме, выплачиваемой другими конторами своим лучшим сотрудникам. Когда человека начинают посещать подобные мысли, когда у него есть женщина, которую он любит так, как я люблю тебя… рано или поздно что-нибудь случается.
Он умолк, погрузившись в горькие мысли. Констанция шевельнулась, словно хотела что-то сказать.
— Нет-нет, — поспешно сказал Карлтон. — Сперва выслушай меня. Все, чего я хотел, — это одолжить немного денег из тех, что видел вокруг себя; не для того, чтобы присвоить, а лишь на короткое время, на несколько дней, может, всего на несколько часов. Деньги делают деньги. Так почему я не мог пустить в оборот мертвый капитал, чтобы получить причитающееся мне по праву? Когда прошлым летом мистер Грин отправился в отпуск, я услышал, как сослуживцы говорят о неких неликвидных капиталах… И тогда я начал жонглировать со счетами. Слишком долго рассказывать, какие именно шаги я тогда предпринял. На моем месте это мог бы сделать любой… И мог бы заниматься этим некоторое время. В общем, подробности тебе неинтересны, но я это сделал. Когда я впервые отважился на такое, все прошло успешно. Мне удалось очень удачно вложить выгаданные деньги. Именно благодаря этому мы съездили в фешенебельный отель в Атлантик-Сити, где ты приобрела столько знакомых. Но авантюра мне не помогла, а только швырнула в бездонное болото. Когда прибыль от первой сделки была потрачена, мне не осталось ничего другого, кроме как повторить свой фокус, успешно проделанный раньше. После этого я уже не мог остановиться.
Я снова пошел на риск, взяв небольшой залог по кое-каким облигациям. Наличность истощалась. Потом я провернул неудачную сделку, и пяти тысяч долларов как не бывало — оклада целого года. Я сделал еще одну попытку и лишился еще пяти тысяч. Я был почти разорен. Мне пришлось одалживать, используя вымышленные имена, называя самые неприметные, и подключать подставных поручителей. Это сходило мне с рук, поскольку я контролировал отчетность, но к добру не привело. Убытки превышали доходы, и сегодня я в пролете на двадцать пять тысяч долларов.
Констанция смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, до нее постепенно доходил ужас сложившейся ситуации. Карлтон продолжил, боясь остановиться, боясь, что его перебьют:
— Дипломированный бухгалтер, эксперт по обнаружению недочетов уговорил мистера Грина ввести у нас научные методы руководства и новую систему ведения дел. И вот я стою перед лицом неминуемого разоблачения.
Он начал расхаживать туда-сюда, глядя куда угодно, только не на лицо жены.
— Что мне делать? Одолжить? Но это бесполезно. У меня нет залога, который кто-нибудь бы принял. Значит, осталось одно…
Он понизил голос и продолжал говорить все тише, пока не перешел на хриплый шепот:
— Я должен исчезнуть. Я выскреб все, что смог, все, что сумел занять под свою страховку. Все это тут, на столе. Нынче ночью, последней ночью, я отчаянно работал в тщетной надежде, что наконец найду хоть какой-нибудь способ спастись. Такого способа нет. Выхода нет. В отчаянии я тянул до последнего момента и целую неделю жил с единственной мыслью — как я расскажу тебе обо всем, если придется открыться. Господи боже, Констанция, я дошел уже до такого состояния, что даже выпивка меня не берет!
Карлтон упал в глубокое кресло, опустил голову на руки и застонал при мысли о том, какая это будет мука — собрав чемодан, проскользнуть на Восточный экспресс через толпу на железнодорожном вокзале.
А Констанция все молчала. В голове ее крутилась единственная мысль — она неправильно все поняла. Никакой другой женщины не было. И, пока она слушала Карлтона, перед ней все больше раскрывалась истина: он пошел на преступление ради нее.
В последние месяцы их доходы все росли, а она не задавала никаких вопросов, принимая внезапное богатство как нечто само собой разумеющееся. И вот теперь настало горькое пробуждение.
Констанция провела руками по лицу, но все осталось как было. Нет, это был не сон, а жестокая реальность. Если бы она могла повернуть время вспять и все изменить! Но что сделано — то сделано. Она изумилась самой себе, но не преступление мужа заставило ее содрогнуться, как от леденящего холода, а ужас предстоящего разоблачения.
Карлтон сделал это ради нее. Эта мысль снова и снова вертелась в ее голове. Наконец Констанция взяла себя в руки и заговорила, еще не очень разобравшись в противоречивых чувствах, бурлящих в ее душе.
— Итак, ты оставляешь мне последние деньги, бросаешь на позор и собираешься сделать все возможное, чтобы улизнуть в безопасное место. Ты хочешь, чтобы я высказала за тебя твою последнюю ложь.
Ее голос звучал неестественно ровно; в нем слышалась пустота, причин такого поведения Карлтон не понял, но этот тон поразил его до глубины души. Он убил любовь своей жены. Он остался один. Он был в этом уверен.
Карлтон сделал последнюю попытку облизать пересохшие губы, чтобы ответить. И наконец сумел хрипло выговорить:
— Да.
Но, даже собрав в кулак всю свою волю, он не смог посмотреть на Констанцию.
— Карлтон Данлап! — воскликнула она, опершись обеими руками на стол и подавшись к мужу. Это все-таки заставило его посмотреть жене в глаза. — Знаешь, что я о тебе думаю? Я думаю, ты чертов трус. Вот что!
Вместо слез и унижений, вместо избитого «Как ты мог?», вместо жгучих обвинений в том, что он сломал ее жизнь, Карлтон прочел на лице жены нечто совсем другое. Что же?
— Трус? — медленно повторил он. — А чего бы ты от меня хотела? Чтобы я взял тебя с собой?
Она презрительно мотнула головой.
— Чтобы я остался и мужественно встретился с последствиями своих поступков? — рискнул он сделать другую догадку.
— А разве нет иного пути? — спросила она, все еще пристально глядя ему в глаза. — Думай! Разве нет иного способа избежать разоблачения хоть на время? Карлтон, ты… Мы загнаны в угол. Разве не осталось ни единого шанса?
Он печально покачал головой.
Констанция окинула взглядом студию, пока глаза ее не остановились на мольберте с небольшой акварелью. В этом незаконченном рисунке она пыталась выразить чувства к мужу, которые никогда бы не передала словами. На стенах висело множество набросков пером и чернилами, сделанных для собственного удовольствия. Констанция прикусила губу — ее осенила идея.
Карлтон снова угрюмо покачал головой.
— Нет. Надежды нет. Нет ни единого шанса.
— Я где-то читала, что умные обманщики пользуются акварельными красками, пером и чернилами, как настоящие художники, — медленно проговорила Констанция. — Думай… Думай! Как ты считаешь, можно ли нам… подделать чек, который даст нам передышку, а может, даже спасет?
Карлтон подался к жене, глядя на нее зачарованным взглядом, и накрыл ее руки своими ладонями. Руки Констанции оказались ледяными, но она не отодвинулась.
Мгновение они глядели друг другу в глаза, всего одно мгновение — но за этот миг поняли друг друга до конца. Они стали партнерами по преступлению. Да, они были начинающими преступниками, но все равно остались партнерами, какими были и в своей прошлой, честной, жизни.
Предложенный Констанцией выход просто не приходил в голову самому Карлтону. Но почему бы не последовать ее предложению? К чему колебания? Нет смысла останавливаться на полпути. Он уже стал растратчиком. Почему бы не добавить к одному преступлению другое?
Глядя в глаза жены, Карлтон почувствовал, как к нему возвращаются силы. Вместе они справятся. Ее острый ум предложил выход из ситуации. У Констанции хватит воли воплотить задуманное, как хватило силы убедить мужа в возможности спасения. Карлтон доверится ее интуиции, ее уму, ее навыкам, ее бесстрашию.
На столе в углу, где Карлтон частенько за полночь работал над огромными листами бумаги, испещренными цифрами бухгалтерских отчетов, стояли два пузырька с тонкими горлышками: один — с желтоватым раствором, второй — с жидкостью малинового цвета. В первом была простая хлорная известь, во втором — винная кислота, обычные средства для выведения чернил с бумаги. Рядом с пузырьками лежала палочка из тщательно переплетенных стеклянных нитей с искусно закрученным наконечником — она выскабливала поверхность бумаги бережней любого другого существующего ныне инструмента. То были инструменты для его… Нет, для ихреабилитации. Если за дело возьмутся умелые артистические пальцы Констанции. Под рукой имелось все необходимое для подделки — химия и навыки художницы.
— Да, — с готовностью сказал Карлтон. — Это выход, Констанция. Вместе мы справимся.
Теперь не было времени на нежности. Он просто констатировал факт, и супруги слишком хорошо поняли друг друга, чтобы сделать паузу для изъявления чувств.
Они засиделись допоздна, обсуждая, как лучше совершить преступление. Они тренировались в использовании ластиков, кистей и акварели на некоторых аннулированных зеленоватых чеках Карлтона.
Теперь Карлтону предстояло добыть чек с подлинной подписью руководителя фирмы. Они внесут в этот чек настолько искусные изменения, что никто ничего не заметит, и в результате добудут крупную сумму, которая поможет покрыть злосчастную растрату Карлтона Данлапа.
Поскольку накануне Карлтон работал допоздна, утром он имел право прийти чуть позже. Но, хотя и чувствуя себя разбитым и больным после бессонных часов планирования новой жизни, он явился на работу первым. Рука его дрожала, когда он перебирал большую стопку корреспонденции, уже доставленную в офис. Дойдя до письма, помеченного «В. Т. Рейнолдс компани», Карлтон помедлил.
Он знал, что в письмо вложен чек на оплату небольшого счета. Чек был от фирмы, которая обычно держала на счету в банке Горхэма сотни тысяч долларов. Идеальный вариант для его целей.
Карлтон приоткрыл конверт. Внутри, аккуратно сложенный, лежал следующий чек:
№ 15711, Дек, 27,191--.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ГОРХЭМА
Оплатить по векселю на имя……. «Грин и Ко»
Двадцать пять 00/100……………… долларов
$25,00/100
«В. Т. Рейнолдс компани», через Ч. М. Брауна, казначея.
Данлапа мгновенно осенило, что нужно делать. Двадцать пять тысяч как раз покрыли бы его растрату. Фирма «Рейнолдс» была большой и проворачивала крупные сделки.
Он сунул чек в карман. Его ведь могли украсть и на почте, верно?
Путешествие в верхнюю часть города оказалось мучительно долгим, несмотря на то что Карлтон не встретил никого из знакомых ни в офисе, ни на улице. Наконец он добрался до дома, где нашел тревожно ожидающую жену.
— Ты добыл чек? — спросила она и, едва дождавшись ответа, велела: — Дай мне взглянуть. Дай его мне.
Хладнокровие, с которым Констанция подошла к делу, изумила Карлтона.
— Здесь много отверстий, оставленных штемпелем, — заметила она, окинув быстрым взглядом чек, пока Карлтон излагал свой план. — Мы должны заполнить некоторые из них.
— Я знаю, каким именно штемпелем они пользуются, — ответил муж. — Я принесу один такой из банка Горхэма. И чековую книжку тоже. Ты займись работой художника, дорогая, а мои знания о чековых штемпелях, водяных знаках и специальной бумаге сделают остальное. Я скоро вернусь. Не забудь позвонить в офис незадолго до моего обычного появления и сказать им, что я болен.
Констанция лихорадочно орудовала легкими, как касание пера, движениями — частично жидкими растворителями чернил, но главным образом — инструментом из скрученного стекла. Сперва она выскоблила центы после надписи прописью «Двадцать пять». Потом осторожно тупой частью стеклянной трубки сгладила ставшую шероховатой поверхность бумаги, чтобы чернила не впитались в волокна и не получилась клякса. Снова и снова она упражнялась в написании слова «Тысяч» тем же самым почерком, каким был выписан чек. В качестве образца у нее имелась заглавная «Т» в «В. Т. Рейнолдс компани». Минувшей ночью она успела выяснить, что в чеках используются только следующие заглавные буквы — «О» в слове «один», «Д» в слове «два», «Т» в словах «три» и «тысяча», «Ч» в слове «четыре», «П» в слове «пять», «Ш» в слове «шесть», «С»в словах «семь» и «сто», «В» в слове «восемь», «Д» в словах «девять» и «десять».
Наконец Констанция осталась довольна своими достижениями.
И с хладнокровием, порожденным лишь отчаянием, написала: «Тысяч 00/100».
Завершив работу, она откинулась на спинку стула, дивясь на саму себя. Ее изумляло и, пожалуй, слегка пугало то, с какой готовностью она совершила подлог. А это, несомненно, было нарушением закона. Хотя Констанция понятия не имела, что подлог — одно из немногих преступлений, в которых женщины зарекомендовали себя более искусными, чем мужчины, она чувствовала в себе прирожденную способность к копированию и обладала всеми навыками, необходимыми для этого дела.
Потом Констанция снова взялась за стеклянную палочку, чтобы убрать обозначение центов после числа 25. Там, где оно раньше стояло, появились запятая и три нуля, а за ними — новые «00/100». Подпись осталась нетронутой.
Самым трудным было стереть «Грин и Ко», но это было сделано с минимальными потерями для окрашенной защитной краской бумаги. А потом после слов «Оплатить по векселю на имя» она написала, как велел муж, «Карлтон Реалти компани».
Настала очередь акварели, с помощью которой Констанция восстановила защитную краску там, где ее уничтожили стеклянная палочка и кислота. С огромной тщательностью она подобрала нужный оттенок и тончайшей кистью из верблюжьей шерсти наносила краску до тех пор, пока цвет тех частей, где поработал растворитель чернил, не перестал отличаться от остального чека.
Конечно, под микроскопом стали бы заметны неестественные пересечения волокон бумаги из-за резкого действия кислоты и стеклянной палочки. И все-таки обработка чека капелькой резиновой жидкости вернула бумаге блеск, который не вызвал бы подозрений при беглом взгляде невооруженным глазом.
Осталось очень трудное дело — защитные отверстия. Вот они — звезда, проколотая на чеке, знак доллара и число 25 и еще одна звезда.
Констанция все еще восхищалась своей работой, то тут то там слегка касаясь чека кистью и сравнивая его с теми, на которых практиковалась прошлой ночью, чтобы проверить, усовершенствовала ли она свою технику подделывания, когда Карлтон вернулся с дыроколом и незаполненными чеками банка Горхэма.
Из одного из чистых чеков он выбивал маленькие звездочки до тех пор, пока не подобрал ту, которая по водяным знакам и орнаменту точно совпадала со звездочкой на оригинальном чеке.
Констанция, чьи пальцы давно привыкли к тонкой работе, приладила звездочку после «$25», потом вынула, слегка смочила края клеем, взятым на конец зубочистки, и прилепила обратно. Горячий утюг завершил работу, сделав края гладкими. Без помощи увеличительного стекла теперь никто бы не разглядел, что после «$25» что-то было добавлено.
Стараясь ни на волосок не промахнуться, Карлтон пробил три нуля и звездочку — и сумма превратилась в $25,000. В конце концов чек снова прогладили утюгом, вернув ему первоначальную гладкость.
И вот работа была завершена.
Первый результат объединенных преступных усилий супругов был таким:
№ 15711. Дек. 27,191--.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ГОРХЭМА
Оплатить по векселю на имя…….« Карлтон Реалти компани»
Двадцать пять тысяч 00/100…………….. долларов
$25,000.00/100
«В. Т. Рейнолдс компани», через Ч. М. Брауна, казначея.
Как круто могут измениться люди всего за несколько часов! Карлтон и Констанция Данлап стояли бок о бок, изучая дело своих рук с той же гордостью, с какой могли бы изучать результаты многолетнего честного труда.
Теперь супруги стали первостатейными обманщиками кисти и пера, превратившими подделку документов в тонкое искусство и продемонстрировавшими, на что способны дилетанты. Потому что (хоть они об этом и не знали) из-за подобных дилетантов каждый год теряется больше семи миллионов долларов.
Следующей задачей было обналичить чек. Конечно, Карлтон не мог провести его через собственный банк, если не хотел, чтобы его тут же нашли по горячим следам. Тут мог помочь только колоссальный блеф, но в городе, где удавались именно колоссальные блефы, это было не так безнадежно, как казалось на первый взгляд.
После обеда супруги прогулялись в первоклассное здание на Бродвее, где сдавались внаем офисы. Агента впечатлила пара, поговаривавшая о крупных вложениях своей недвижимости. К мужчине агент мог бы отнестись весьма подозрительно, задав множество смущающих, но совершенно правильных вопросов, но женщину он встретил без всякой задней мысли. Агент даже согласился на просьбу Констанции проводить новых арендаторов до банка в верхней части города и представить их там. Они произвели отличное впечатление, сделав первый вклад из денег, которые Карлтон прошлой ночью швырнул на стол. Чек в уплату за первый месяц аренды совершенно успокоил агента, а разговоры о только что заключенной крупной сделке произвели должное впечатление на служащих банка.
Следующей проблемой было утвердить поддельный чек. Это тоже оказалось очень просто. Кто угодно мог войти в банк и утвердить чек на двадцать пять тысяч долларов — а вот если бы незнакомец появился перед окошком кассира, пытаясь обналичить чек на ту же самую сумму, его бы чуть ли не вышвырнули вон. Банки утверждали практически каждый неподдельный на первый взгляд чек, но увиливали, когда речь заходила о том, чтобы его обналичить.
Таким образом, еще до закрытия Данлап смог положить на депозит в своем новом банке чек, удостоверенный Горхэмом.
Требовалось выждать двадцать четыре часа, прежде чем он смог бы получить деньги по чеку, лежащему на депозите. Карлтон не собирался тратить это время попусту, поэтому на следующий день явился в «Грин и Ко», якобы почувствовав себя намного лучше.
На самом деле он пришел, чтобы навести порядок в своих счетах, зная, что через несколько часов сможет возместить недостачу.
К этому времени первые волнения, вызванные новизной игры, остались позади. Не случилось абсолютно ничего, что могло бы насторожить его и встревожить. Уже начался новый месяц, а поскольку большинство фирм подводили бухгалтерские балансы ежемесячно, Карлтон решил, что у него в запасе есть целых четыре недели.
Теперь совесть почти не мучила и Констанцию, продолжавшую упражнения со стеклянной трубочкой и другими инструментами на других банковских документах, в основном более мелких, чем их дебютный чек.
— Мы все равно крупно рискуем, — сообщила она мужу. — Так зачем останавливаться? Еще несколько дней — и мы сможем отложить неплохие деньги.
На следующий день Карлтон под благовидным предлогом отлучился из офиса и появился в своем новом банке с пачкой новых чеков, подделанных его женой, на общую сумму в несколько тысяч долларов. Все они были утверждены.
Наконец-то ему выплатили деньги по чеку на двадцать пять тысяч. Облегчение, испытанное им после нескольких изматывающих недель, было неописуемым. Карлтон тотчас поспешил к брокеру, чтобы купить акции, в которые и раньше вкладывал деньги. Теперь он мог возместить все растраченное, навести порядок в бухгалтерских книгах — словом, позаботиться, чтобы внедривший новую систему специалист не увидел ничего предосудительного и винил в любых замеченных недочетах только прежнюю систему. Лучше пусть Карлтона будут считать невежественным, чем бесчестным.
Тем временем Констанция водворилась в снятом ими маленьком офисе в качестве стенографистки и секретарши мужа. Едва начав рискованное предприятие, она не выказывала ни малейших намерений прекратить игру. Карлтоны наняли рассыльного и представили его в банке.
Мифическая компания по недвижимому имуществу процветала, хотя ее благополучие измерялось всего лишь банковским счетом.
Меньше чем за неделю умелое перо и кисть Констанции не только помогли погасить все долги Карлтона, но и обеспечили супругам неплохой доход. Доход этот достиг уже десятков тысяч долларов, в основном мелкими чеками. Некоторые из них были с подлинными подписями и суммами, другие — целиком поддельные.
Погружаясь в авантюру все глубже и глубже, Констанция начала чувствовать, какое место занимает в преступном союзе. Именно она стояла у кормила их империи. То была ее идея; исполнение тоже по большей части принадлежало ей, Карлтон всего лишь завершал дела благодаря своим познаниям в бизнесе, которыми Констанция не обладала. Проводя часы в маленьком офисе, пока Карлтон работал в центре, Констанция думала об этом все чаще и все больше и больше тревожилась. А вдруг он чем-нибудь себя выдаст? В себе-то она не сомневалась, а вот за мужа беспокоилась всякий раз, как он скрывался из виду. Стоило Карлтону упомянуть о любых событиях в банкирском доме, как Констанцию охватывало гнетущее чувство. Можно ли рассчитывать, что он не выдаст себя при первом же намеке на беду?
Близилась середина месяца. Стоило подождать его конца. Некоторые из множества фирм, чьи чеки они подделали, в любое время могли сверить бухгалтерские книги. Теперь Карлтоны планировали вывести тридцать тысяч долларов зараз.
Чек был выписан, и рассыльный отправился с ним в банк. Карлтон, как обычно, следовал за ним на расстоянии и наблюдал с улицы, как рассыльный стоит в очереди к окошку кассира. Случись что-нибудь непредвиденное, Карлтон сразу бы это заметил. Наконец очередь подошла, и рассыльный протянул чек. Его раскрытая сумка лежала на выступе под окошком кассы, ее прожорливая утроба готова была принять очередную пачку банкнот. Почему же кассир не поднимает планку и не проталкивает наличные?
Карлтон почувствовал — что-то не так. Очередь все удлинялась, стоявшие в хвосте все больше беспокоились из-за задержки. Один из служащих банка подошел и заговорил с рассыльным.
Карлтон не стал больше ждать. Игра была закончена. Он ринулся прочь от здания банка и метнулся в телефонную будку.
— Быстрее, Констанция! — закричал он в трубку. — Бросай все! Они задержали наш чек. Они что-то обнаружили! Хватай такси и медленно поезжай вокруг площади. Я буду ждать тебя в ее северной части.
Той ночью все газеты трубили об этой истории. Факты преувеличивали, искажали, приумножали до тех пор, пока речь не зашла о полученных обманом миллионах, а не тысячах. Но основа истории была правдивой.
Оставалось одно-единственное крошечное утешение. Последний абзац одной из статей гласил: «Похоже, мужчина и женщина, совершившие это умное надувательство, исчезли без следа. Словно получив телепатический сигнал, они скрылись как раз тогда, когда их карточный домик рухнул».
Супруги прибрались в квартире, избавившись от всех свидетельств своей преступной работы. Все связанное с подделкой чеков было уничтожено. Констанция даже начала работать над новой акварелью, чтобы продемонстрировать, что никогда не оставляла занятия живописью.
Что ж, они рискнули по-крупному и проиграли. Но все-таки после всех спекуляций у них осталось двадцать тысяч долларов. Теперь самой важной задачей было спрятать деньги и отвести от себя подозрения. Они проиграли, но даже в медовый месяц не испытывали таких чувств, какие познали теперь, вкусив вместе горечь и сладость общего преступления.
На следующий день Карлтон, как всегда, отправился на работу.
Раньше Констанция часами тревожно размышляла, не выдаст ли себя муж какой-нибудь оплошностью, но теперь вспоминала о том времени как об относительно спокойном. Во всяком случае, прежняя ее тревога не шла ни в какое сравнение с нынешней мучительной неопределенностью.
Однако первый день после провала в банке прошел сравнительно спокойно. Карлтон даже обсуждал это дело — собственное дело — с сослуживцами. Он отпускал комментарии о преступлении, о преступниках и гордился тем, что сама Констанция на его месте не справилась бы лучше.
Прошел еще один день. Констанция радовалась вчерашним достижениям Карлтона, но они так и не смогли до конца погасить ее тревогу. Однако никогда еще супруги так не зависели друг от друга и не были так сплочены, как сейчас, когда их связало нынешнее опасное положение. Констанция с трогательной преданностью пыталась поделиться с мужем собственной внутренней силой и помочь избежать разоблачения.
На второй день в контору пришел человек, назвавшийся Драммондом, и предъявил визитку компании «Рейнолдс».
— Вы оплачивали небольшой счет нашей компании? Счет в двадцать пять долларов? — спросил он.
Карлтон инстинктивно понял, что перед ним детектив.
— Чтобы сказать наверняка, сперва надо все проверить, — ответил он.
Он нажал на кнопку, вызывая помощника. Когда тот явился, Карлтон, словно черпая храбрость извне, спросил:
— Поищите счета компании «Рейнолдс» и посмотрите, оплачен ли… э-э… счет в двадцать пять долларов. Вы его припоминаете?
— Да, помню, — ответил помощник. — Нет, мистер Данлап, по-моему, не оплачен. Сумма небольшая, но мы уже выслали им вчера копию. Думаю, оригинал затерялся.
Карлтон мысленно проклял помощника за этот высланный счет. Но потом рассудил, что то был просто вопрос времени — когда обнаружится подделка.
Драммонд заговорил доверительным и в то же время пытливым тоном:
— Я так и думал. Где-то на полпути чек украли и подделали, увеличив сумму до двадцати пяти тысяч долларов.
— Как?! — Карлтон разинул рот, очень стараясь продемонстрировать свое удивление, но не переборщить. — Как же так?
— Без сомнения, вы читали в газетах о талантливом деле с фиктивной конторой недвижимости? Так вот, похоже, чек стал частью этого дела.
— Мы с радостью сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь компании «Рейнолдс», — заметил Данлап.
— Не сомневаюсь, — сухо отозвался Драммонд. — И вот еще что — боюсь, кто-то рылся в вашей почте.
— В нашей почте?! — в ужасе повторил Данлап. — Это невозможно!
— Пока не доказано обратного, нет ничего невозможного, — заявил Драммонд, глядя ему прямо в глаза.
Карлтон не вздрогнул. Он нашел в себе новые силы, которые давало ему в последние дни крепкое товарищество с Констанцией. Ради нее он мог встретиться лицом к лицу с чем угодно.
Но после ухода Драммонда Карлтон почувствовал себя точно так же, как тогда, когда осознал, что не сможет скрыть свою растрату. Почти нечеловеческим усилием воли он взял себя в руки.
Казалось, время остановилось и рабочий день никогда не кончится.
Вернувшись вечером домой, Карлтон опустился в кресло и сказал:
— Сегодня к нам приходил человек по имени Драммонд, дорогая. Один из наших сотрудников послал компании «Рейнолдс» дубликат счета. И насчет чека все выяснилось.
— Что же теперь будет?
— Хотел бы я знать, подозревают ли меня…
— Если ты будешь вести себя так, как сейчас, тебя не просто заподозрят. Тебя арестуют! — саркастически заметила Констанция.
При этих словах Карлтон вновь нашел в себе недавно обретенную силу духа. Но у Констанции снова возникло гнетущее ощущение, что она может полагаться лишь на себя, что только она в их союзе обладает твердой волей, хотя мозгом их империи является муж. Констанция не могла избавиться от мысли, что, поменяйся они местами, дело можно было бы успешно довести до конца.
На следующий день Драммонд снова появился в конторе. Теперь он больше не скрывал, кем является, откровенно заявив, что работает в детективном агентстве Барра, защищающем банки от подлогов.
— Работали пером. Или, как говорим мы, детективы, — ручная работа, — заметил он. — Чек подделан отлично; видно, что преступник знает свое дело. Но на пути тех, кто занимается подделкой чеков, так много ловушек, что, избежав одной, даже самый умный преступник в конце концов неизбежно попадет в другую.
Это был явно закамуфлированный допрос третьей степени.
— В наши дни преступники, совершающие подлоги, вынуждены сражаться с достижениями науки, — продолжал детектив. — Микроскоп и фотоаппарат могут слегка запоздать и не помешать преступнику получить деньги, зато появятся вскоре после совершения преступления и помогут поймать негодяя. И они обнаружат то, что нельзя распознать на чеке невооруженным глазом. Кроме того, удалось выявить первоначальную надпись «Грин и Ко» с помощью паров йода. Еще мы выяснили, что защитный слой восстановили обычными акварельными красками. Там, где бумагу подчистили и убрали с нее цифры, ее обработали смолистой субстанцией, чтобы на глазок казалось — она все так же блестит. Ну, спиртом удалось убрать и эту субстанцию. О, занимающиеся подлогом дилетанты могут быть самыми опасными из подобных преступников, потому что профессионал обычно следует заведенному порядку, оставляет следы, имеет сообщников, но эти…
Детектив помолчал и сделал энергичный вывод:
— Но всех рано или поздно ловят! Рано или поздно.
Данлап ухитрился сохранить самообладание. Ему помогло держать себя в руках то, что завеса, скрывающая маленькие тайны детектива, слегка приподнялась. Они уже общались как хорошие знакомые, и Данлап понимал — как раз это и входит в намерения Драммонда. И, как во время каждой опасной ситуации, Карлтона потянуло к Констанции. Еще никогда она не значила для него так много, как сейчас.
Той ночью, перед тем как войти в дом, он случайно оглянулся и увидел, что на теневой стороне улицы какой-то человек быстро нырнул за дерево. Данлап невольно вздрогнул. За ним следили.
— Остается только одно! — возбужденно воскликнул он, поспешив со своими новостями вверх по лестнице. — Мы оба должны исчезнуть.
Констанция отнеслась к его словам очень спокойно.
— Но мы не должны уезжать вместе, — быстро сказала она. Ее богатый на выдумки ум, как всегда, моментально приступил к выработке плана действий. — Если мы разделимся, меньше шансов, что нас выследят, потому что никто не ожидает, что мы так поступим.
Было видно, что здравый смысл борется с глубокими чувствами.
— Может, тебе лучше будет двинуться на запад, как ты с самого начала и хотел? А я отправлюсь на один из зимних курортов. Мы будем общаться только через частные объявления в «Стар». Подписывай свои — «Вестон». А мои будут под именем «Истон».
Эти слова обрушились на Карлтона как смертный приговор. Его чувства к жене были сильнее, чем когда-либо, и ему не приходило в голову, что теперь они должны расстаться. Разорвать их партнерство по преступлению? С его точки зрения, они заново начали жить той ночью, когда наконец-то поняли друг друга. И вот к чему это привело… К разлуке.
— Мужчина всегда может передвигаться быстрее, если он один, тогда ничто не может его задержать, — произнесла Констанция. Она говорила быстро, как будто боялась утратить решимость. — Женщина во время таких кризисных ситуаций — только помеха.
На лице жены Карлтон увидел то, чего никогда не прежде не замечал: любовь, готовую на любое самопожертвование. Констанция отсылала его прочь не для того, чтобы спастись самой, но для того, чтобы спасти его. Тщетно Карлтон пытался протестовать — она приложила палец к его губам. Никогда прежде он не испытывал к ней такой всепоглощающей любви. И, однако, Констанция невольно сдерживала его.
— Возьми столько, чтобы хватило на несколько месяцев, — быстро сказала она. — А оставшиеся деньги отдай мне. Я смогу их спрятать и позаботиться о себе. Даже если за мной будут следить, я сумею улизнуть. Женщине всегда легче удрать, чем мужчине. Мы обязательно придумаем, как мне потом вернуться в твою жизнь. Нет-нет, — добавила она, когда Карлтон порывисто ее обнял, — даже это не заставит меня передумать. Решение принято. Мы должны уехать.
Она вырвалась из рук Карлтона и кинулась в свою комнату, где с твердым лицом и пепельными губами стала кидать вещи в свой саквояж.
Карлтон с тяжелым сердцем тоже занялся сборами в дорогу. Как ни пытался он найти выход из ситуации, не смог придумать ничего другого, кроме того, что предложила жена. О том, чтобы остаться, не могло быть и речи. Возможно, даже бежать было уже поздно. Уехать вместе? Тоже отпадало, Констанция права. «Ищите женщину» — гласило первое правило полиции.
Выйдя из дома, супруги заметили, что за ними по другой стороне улицы неотвязно следует какой-то человек. За ними следили. В отчаянии Карлтон повернулся к жене. И тут ее осенила удачная мысль. На стоянке такси на углу ожидали две машины.
— Я возьму первую, — прошептала Констанция. — А ты бери вторую и следуй за мной. Тогда он не сможет нас догнать.
Они ринулись к стоянке, и у шпиона, которому спутали все карты, осталось время лишь на то, чтобы записать номера такси. Но Констанция успела подумать и об этом. Она остановила машину, Карлтон присоединился к ней, и, пройдя немного пешком, они сели в другое такси.
Карлтон вопросительно посмотрел на жену, но та молчала. В ее глазах он увидел тот же огонь, который вспыхнул, когда Констанция спросила, есть ли способ избежать разоблачения, и предложила помощь в подделывании чека.
Карлтон погладил ее по руке. Констанция не отодвинулась, но отвела взгляд, и это говорило, что она не слишком доверяет даже себе.
Они остановили такси перед воротами, за которыми ступеньки вели вниз, в длинный тоннель под рекой. Этот тоннель вскоре должен был поглотить супругов и укрыть их. И, подумав о том, что в новой жизни их будут разделять сотни или даже тысячи миль, Карлтон впервые до конца осознал, что ему предстоит. Он все годы любил Констанцию, но никогда еще не любил так неистово, как в последнюю пару недель. А теперь его ждала лишь бесконечная темнота. Он чувствовал себя так, будто рука судьбы разрывала его бешено стучащее сердце.
Констанция попыталась храбро улыбнуться. Она все понимала. Несколько мгновений женщина странно смотрела на мужа, пока вся неистовая любовь, которая встретила бы ради него любой вызов, сделала бы ради него все, боролась в ней со здравым смыслом.
Теперь или никогда.
Поняв это, Констанция сделала над собой колоссальное усилие. Одно лишнее слово — и все пропало. Она порывисто обняла мужа и поцеловала.
— Помни — через одну неделю… Колонка частных объявлений… В «Стар», — выдохнула она, буквально вырвалась из его рук и побежала вниз по ступенькам.
Прошла неделя. Тихая маленькая женщина в «Доме с видом на океан» оставалась для других постояльцев такой же загадкой, как и неделю назад, когда она появилась здесь, растрепанная и уставшая с дороги.
Никто не знал о самопожертвовании, совершенном ею, о чувствах, которые вынуждена была скрывать.
Женщину эту как будто ничто не интересовало.
Она машинально ела, большую часть времени проводила в своей комнате и никогда не принимала участия в развлечениях известного зимнего курорта.
Только раз в день Констанция проявляла еле заметный интерес к окружающему. Это случалось, когда прибывали газеты из Ню-Йорка. Тогда она всегда первой оказывалась у газетного киоска, и мальчик привычно протягивал ей «Стар». Но никто никогда не видел, как она читает газету. Едва получив ее, женщина возвращалась в свой номер. Там она размышляла над первой страницей, читая и перечитывая каждый абзац в колонке частных объявлений. Иногда она пыталась прочесть их задом наперед или переставляя слова, будто в этих объявлениях могла скрываться некая шифровка.
День проходил за днем, и женщина начала выказывать признаки нетерпения и раздражения.
Наконец минуло почти две недели с тех пор, как супруги Данлап расстались в Нью-Йорке, и с каждым днем Констанцию все больше терзали тревога и страх. Что случилось с Карлтоном, почему он молчит?
В отчаянии Констанция сама дала по телеграфу объявление в газету: «Вестон. Телеграфируй мне в «Виды на океан». Истон».
Три дня она ожидала ответа. Потом дала еще одно объявление. Но ответа по-прежнему не было, ни весточки, ни намека. Неужели его схватили?
Или преследователи подобрались так близко, что он не осмеливается ответить даже условленной шифровкой?
Констанция взялась за скопившиеся у нее газеты и снова пробежала объявления, даже вернулась к номерам того дня, когда разлучилась с мужем. Может, она пропустила объявление? Но нет, не может быть, ведь она просматривала газеты десятки, сотни раз. Где же Карлтон? Почему он тем или иным образом не ответит на послание? Никто ее не преследовал. Неужели полиция сосредоточила все усилия на том, чтобы схватить Карлтона?
Констанция то и дело посещала газетный киоск в вестибюле хорошо оборудованного отеля, все больше интересуясь чтением газет. Теперь она читала все подряд, не только столбцы объявлений. Прошло две недели с тех пор, как супруги Данлап расстались в Нью-Йорке, отправившись каждый в свое путешествие.
И вот на исходе еще одного пустого дня Констанция подошла к газетному киоску и начала привычно проглядывать выпуски вечерних газет. Жирные черные буквы заголовка бросились ей в глаза: «Преступник, подделывавший чеки, совершил самоубийство».
С трудом подавив короткий вскрик, Констанция схватила газету. Там была фотография Карлтона. В статье упоминалось его имя. Он застрелился в номере отеля в Сент-Луисе.
Констанция пробежала взглядом колонку; буквы прыгали перед ее глазами. Жирным шрифтом был напечатан текст найденного при нем письма: «Дорогая Констанция, когда ты это прочтешь, я буду уже там, где не смогу больше причинить тебе боль. Нет слов, чтобы выразить, как я сожалею, что вводил тебя в заблуждение, что обманывал тебя. Своим последним поступком я подтверждаю, что я — растратчик и подделыватель чеков. Прости меня за все. Я не мог рассказать тебе в лицо о двойной жизни, которую вел, поэтому отослал тебя и уехал сам. Может быть, Господь сжалится над душой твоего преданного мужа, Карлтона Данлапа».
Констанция снова и снова перечитывала эти слова, вцепившись в край прилавка газетного киоска, чтобы не упасть в обморок. «Вводил тебя в заблуждение и обманывал», «о двойной жизни, которую вел»… Что он имел в виду? Неужели он все же что-то от нее скрывал? Неужели у него и вправду была другая женщина?
Внезапно ее осенило, она поняла правду. Карлтона выследили, почти настигли — а ее не было с мужем, чтобы помочь спастись. Он решил, что другого выхода нет, и своим последним поступком принял все на себя, доблестно прикрыв ее от наказания, распахнув перед ней единственную дверь к спасению.
