Книга: Избранные произведения. В.2-х томах. Т. 1. Стихотворения. Песни
Назад: Стихотворения
Дальше: Песни

РАБОТА

Михаилу Светлову
Как жена, тишина одиночества
В этой комнате, мной занимаемой.
Здесь живу я без имени, отчества,
Молчаливый и необитаемый.

От всего отчужденный и пристальный,
По ночам я курю с увлечением,
Осененный, как высшею истиной,
Добровольным своим заточением.

Нет! Вы даже себе не представите,
Сколько слов я имею несказанных.
А на пестром платке моей памяти
Сколько встреч, узелками завязанных!

Сколько мыслей, действительно стоящих!
Нет! Вы даже себе не представите…
Я бросаю на стол, как сокровище,
Фестивальный платок моей памяти.

Развевается, переливается,
Открывает он венские улочки,
То внезапно француз появляется,
То шотландец играет на дудочке,
То с каким-то веселым младенчеством
Негритянка в лицо расхохочется…

Эту встречу со всем человечеством
Не зовите моим одиночеством!

1960

ВЕНСКОЕ ЗЕРКАЛЬЦЕ

Я запомнил, товарищи,
Фестивальное,
                                   верное,
Дорогое пристанище —
Общежитье фанерное.
Словно символ братания,
Рядом с Кубой —
Британия,
А за стенкой,
                         не далее, —
Молодая Италия.
Вот она —
                      география:
Три дорожки из гравия.
Здесь они,
                         кругосветные,
К центру запросто сходятся,
И под кранами медными
Негры
                с немцами моются.
Одеяний соцветие.
Общежитье на Пратере…
Не года,
                    а столетия
Друг от друга нас прятали.
За степями-пампасами,
За горами,
                  за далями,
За военными базами
Родились,
                        вырастали мы.
На смерть веку вчерашнему
Надо было нам съехаться,
Чтоб вот так,
                        по-домашнему,
Вместе бриться у зеркальца.
В этом зеркальце маленьком
Расстоянья сближаются,
В этом зеркальце маленьком
Вся земля отражается —
Лица желтые,
                         красные,
И такие индийские,
Удивительно разные,
Поразительно близкие!..
Есть у века двадцатого
Пушки,
                книги,
                             газеты,
Сила страшная атома,
Скоростные ракеты.
Только зеркальца этого
Так ему не хватало,
Чтобы в нем
                       человечество
Вдруг себя увидало!
Увидало
                   доверчивым,
Очень юным
                       и верным
В центре Вены,
                               на Пратере,
В общежитье фанерном.

1959

НЕСТИНАРКА

Горит костер, бьет барабан
В глухом селе Болгарии.
Огонь то сыплется песком,
То тлеет хрупким венчиком.
Горит костер, бьет барабан
Все громче, все угарнее,
На жарких углях босиком
Танцует женщина.
Она касается огня,
А он шипит, кусается.
И под подошвами дымят
Стволы, золой покрытые,
Она касается огня,
Как будто не касается,
Лишь ноги белые летят,
Огнем омытые!
А мы глядим, и страшно нам
В удобной нашей обуви.
Такое волшебство лишь здесь
Приезжему обещано.
А мы глядим, и страшно нам
И хорошо до одури,
Как будто в мире только есть
Огонь и женщина!
Еще движение одно —
И все в глазах сливается:
И Нестинарка, и костер,
И дым, и ветер дующий,
Еще движение одно —
Лишь платье развевается,
Лишь образ этой жрицы гор,
Во тьме танцующей.
Но вот выходит из огня
Она, чуть-чуть усталая,
Смеется нам в лучах косых
Луны над тихой Странджею.
Она выходит из огня,
И это пламя алое
Травой стирает с ног босых,
Пропахших сажею.

1961

МИТИНГ НА СТЕНЕ

В Париже на фасаде сером,
Как шрам, как след словесных драк,
Я увидал фашистский знак,
Зачеркнутый наотмашь мелом.

В ответ другой неофашист
Оставил тут же сбоку знаки.
По ним такой же — сверху вниз —
Удар черты, как острой шпаги.

А сверху рядом с той чертой
«Вив ля рюсси!» — слова на камне.
Как бесконечно дорога мне
Победа их над клеветой!

Смиренная строка молитвы,
«Свободу Дэвис!» — рядом с ней.
Слежу за ходом жаркой битвы
Мировоззрений и идей..

Да, в этом мире нет покоя,
Успокоенья не ищи —
Любой фасад
                              как поле боя,
Где кровоточат кирпичи.

1971

«Я держу на руках годовалого немца…»

Я держу на руках
Годовалого немца.
Так знакомо,
По-русски он смотрит,
Такой удивительно мой!
Национальность —
С годами все зримей,
А детство —
Интернационально оно
По природе самой.
Я кормил шоколадками
Беленьких панночек Кракова,
Я раскосых китайских мальчишек
Таскал на плечах…
Дети плачут
На всех языках одинаково,
Одинаково дети смеются
На всех языках!

1963

«Глядят с витрин мальчишки-битлы…»

Глядят с витрин
Мальчишки-битлы;
Мурлычет блюз,
Грохочет рокк.
Шальные «оппели»,
Как бритвы,
Вдруг резанут у самых ног.
А в древней тишине селений,
В патриархальной той тиши —
Большие факелы сирени,
Озер небритых
Камыши;
Дыхание
Берез пугливых
И ястребиные круги,
И в голубых морских заливах
Дневного солнца
Косяки;
Тюльпана чашечка
Газонного,
И свежесть
Мытого крыльца,
И целомудрие
Снесенного
Во мгле курятника
Яйца.
Опрятность,
Шведская опрятность
Любой усадьбы на пути.
Она —
Как высшая обрядность,
Она —
Религия почти.
Опрятность листика,
Причала,
Пригорка,
Платьица,
Окна…
Сто с лишним лет
Здесь не включала
Свои рубильники
Война.
Ни вспышки пламени,
Ни взрыва,
Здесь ни одной воронки нет.
Храпят дубравы молчаливо
Зеленый свой нейтралитет.
И я подумал о России,
О кровной родине моей.
Какие рвы,
Бои какие
За этот век прошли по ней!
Хватило б их
На сто столетий.
И все ты, Русь, перенесла
И ни к одной стране на свете
В душе не затаила зла.
И горд я тем,
Что этот крохотный
Флажок —
Мой русский сувенир —
Был знаменем
В дыму и грохоте,
Своею кровью
Спасшим мир.

1964

«Город белых мечетей, древний город — Стамбул…»

Город белых мечетей,
Древний город —
                                   Стамбул.
Здесь я холод столетий
В жаркий полдень вдохнул.
Город пестрых лавчонок,
Говор улиц чужих.
Здесь я,
                         словно ребенок,
Что отстал от родных.
Мне сулил сувениры
Царь царей —
                            капитал,
И выклянчивал лиры,
И за локоть хватал.
Все мне так незнакомо.
Мир дворцов и лачуг.
Ни ответа из дома,
Ни привета.
                          И вдруг…
В звездном небе Стамбула
Красным светом маня,
Вдруг ракета мелькнула.
О, Россия моя!
Словно слово,
                              промолвленное
Там,
            в родимом краю,
Я ловлю твою молнию —
Телеграмму твою.
Люди смотрят взволнованно:
Что за свет в вышине?
Это мне адресовано,
Понимаете,
                          мне!
На ночном небосклоне
Точка еле видна..
Не с моей ли ладони
Улетает она…
А наутро
                газеты
В этот край донесли
Космонавтов портреты —
Славу нашей земли.
И летит вдоль планеты
За звездою звезда.
И стоят минареты,
Как на старте ракеты,
Только эти ракеты
Не взлетят
                         никогда!

1963

«У норвежцев есть обычай…»

У норвежцев есть обычай:
В день рожденья своего
Флаг вывешивать на доме,
Чтоб все видели его.
Мы по Бергену шагаем.
Вьются флаги
                            там и тут —
На помолвку
                        или свадьбу
Флаги в гости нас зовут.
И мне вспомнился
                               недавний
Спор товарищей моих:
Что важнее —
                       стих любовный
Или наш гражданский стих?
В древней лирике интимной
Мне бы высказаться так.
Чтоб по личному мотиву
Вдруг
             раскрылся
                                   красный флаг!

1964

АКТРИСЫ

Стареют,
Уходят со сцепы актрисы…
Весной
По-домашнему в скверах сидят,
А их Дездемоны,
Джульетты,
Ларисы
На пенсию
С ними идти не хотят.
Старушка
От старости
За день устала.
На теплой скамейке
Невольно вздремнет,
Но где-то она
Не уехала с бала,
И в танце кружится
Влюбленная пара,
Джульетта к Ромео
Беспомощно льнет.
И там
Среди музыки вечной
И света,
За той,
Золотой,
Беспощадной чертой,
Согласна ты снова
Погибнуть, Джульетта,
Чтоб только остаться
Опять молодой!

1963

СОБАКА ЭДИТ ПИАФ

Жила певица.
Вместе с ней
Жил ее голос
Да еще
Ее старенький пес..

Так и жили
Втроем они
Вместе.
Друг без друга
Никак им нельзя.
У певицы
Был голос и песни,
А у пса
Были только глаза.
Но с певицею
Голос расстался;
С бренным телом,
С усопшей душой,
Он живой
На пластинках остался,
Отошел от нее,
Как чужой.
И когда
Из квартиры соседней
Этот голос
Летит на мороз,
Слепо мечется
В тесной передней
И на стены
Бросается пес.
У собаки
Особая память,
Ей не пить
На поминках вино,
Ей не высказать
Горе словами,
Может, легче бы
Стало оно.
И на самом
Бравурном аккорде,
Когда песня
Подходит к концу,
Влажно катятся
Слезы по морде,
А точнее сказать,
По лицу.

1965

КУЛИСЫ

Арена цирка. Крики. «Бисы».
Кульбиты. Смех. И блеск и свет.
Но начинаются кулисы —
Опилки, клетки и буфет.
В нем балерина ест свой ужин —
Кефир на крашеных губах, —
В халатике, в ботинках мужа,
В гигантских клоунских туфлях,
В нем фея, сказочная фея,
Что так летала высоко!
А здесь вблизи лишь бумазея
Ее поблекшего трико.
Она сейчас похожа очень
На елку в блестках конфетти,
Что после новогодней ночи
Стоит в парадном на пути.
Тягуч дремучий запах зверя —
Кружится гулко голова.
И я гляжу, глазам не веря,
На эти будни волшебства.
Как часто занавес кулисы,
Ты падал вниз.
И оттого
Вдруг обнажались все карнизы,
Все балки счастья моего.
Так что же завтра с нами будет?
Скажи мне вещие слова.
Что? Волшебство житейских буден,
А может, будни волшебства?

1965

«Он провожал ее в Москве, у пятого вагона…»

Он провожал ее в Москве,
У пятого вагона,
И сразу,
По-мальчишески лукав,
Встречал ее в Чите,
У пятого вагона,
В ТУ-104
Поезд обогнав.
А после
Стены
Общие,
Немые,
Сор
Мелких ссор.
Покорная тоска.
И кухонные,
Злые,
Примусные
Слова,
И бигуди из-под платка.
Он в дом идет —
Ворота
Как зевота.
Бранливые,
Ворчливые слова…

О, как мне жаль
Большого самолета,
Что намертво
Разбился
О слова!

1965

«От доброты ли, может быть, своей…»

От доброты ли, может быть, своей,
А может, это просто мягкотелость,
Хотел иметь я только лишь друзей,
Врагов
              иметь
                         никак мне не хотелось.
Я добрым был,
                           я не гневил богов,
Я не по лесу шел —
                                 по перелеску.
Но, не имея никаких врагов,
Я не имел
                     друзей
                                    себе в отместку.
Хоть солона на вкус,
                                     но дорога
Наука драки,
                      мудрая наука:
Начни с того,
                         что обрети врага,
А вместе с ним
                             ты обретешь и друга.

1971

«Ты не завистлив, не завистлив…»

Ты не завистлив,
                               не завистлив,
И, соблюдая свой режим,
До бледности
                         ты независим,
До немоты
                      непогрешим!
Подай тебе
                    хоть Льва Толстого,
Ты не завистлив —
                                    видит бог,
Поскольку в мире
                                     нет такого,
Кому б завидовать ты мог.
Упрямо,
                как свое спасенье,
Твердишь о друге:
                                  — Ерунда!
Чему завидовать?
                                Везенье!
Знакомств
                      подземных
                                              провода.—
Ты не завистлив,
                                    не завистлив —
Ты в этом свято убежден.
О друге
              подлое замыслив,
Считаешь ты,
                         что подлый
                                                он!
А я на помощь
                           зависть кличу,
И, эту зависть не тая,
Чужой успех
                     преувеличу,
Свой зачеркну, —
                                 завистлив я!
Завистлив
                      до тревожной жадности,
До хлесткой радости в борьбе,
До самой трудной беспощадности
До беспощадности
                                      к себе.

1961

СТИХИ ОБ ОДНОМ ДРУГЕ

Говорят,
                что друзья познаются в беде.
Что ж!
В беде
            он как раз
                                   настоящий товарищ:
Даст взаймы,
                         если ты оказался в нужде,
За ночь глаз не сомкнет,
                                             если ты захвораешь.
Если критик
                       стихи твои забраковал,
От души пожалеет
                                  и вспомнит при этом,
Что когда-то неплохо
                                      он сам рифмовал,
Но ему не везло,
                               потому и не стал он поэтом…
Если горя хлебнул
                                   или сбился с пути,
Ты поймешь,
                        что он может быть истинным другом…
Но попробуй к нему ты
                                         счастливым,
                                                     влюбленным,
                                                                    любимым прийти —
Загрустит,
                    поглядит с непонятным испугом,
Так,
            как будто тебе твое счастье
                                                                в вину,
Так,
         как будто присвоил ты что-то чужое,
Так,
          как будто увел от него ты жену
И ему теперь
                       нету покоя!..
Да, он может помочь,
                                     если будешь в нужде,
За ночь глаз не сомкнет,
                                           если ты захвораешь.
Говорят,
                 что друзья познаются в беде,
Но порою
                 лишь в счастье
                                                ты друга познаешь!

1952

«Мы вроде к ним пришли некстати…»

Мы вроде к ним пришли некстати.
Сидим поодаль от стола…
Из всей семьи
                           я помню скатерть, —
Она была
                   белым-бела.
И, все косясь на это диво,
Бокал в сторонку отводя,
Хозяйка разливала пиво,
Пожалуй, слишком погодя.
Хозяин жадно,
                             педантично
Пытал о Шолохове нас:
Знаком ли нам писатель лично,
Что ест, что курит он обычно,
Женат ли он и сколько раз?..
Я встал в ответ, прямой и резкий:
— А говорят, Есенин пил,
А между прочим, Достоевский
В картишки резаться любил!
Я не хотел бы вас обидеть,
Ведь каждый кормится своим,
Но жаль мне тех,
                                 кто хочет видеть
Не дуб,
              а желуди под ним.
Я знаю Шолохова лично,
Так, что интимнее нельзя,
Не по-житейски,
                              не привычно,
А по душам — читатель я.
И не ищу такого случая,
Чтоб ненароком свел нас быт.
А вдруг он мне не скажет лучшего,
Чем то, что в книге говорит.
Я в нем люблю
                          свою Аксинью,
Знакомый с детства Тихий Доп.
Свою судьбу,
                          свою Россию —
Люблю в нем большее,
                                             чем он.

1957

ШВЕЙЦАР

В подъезде моем многолюдном
Живет ресторанный швейцар
Со взглядом
Расплывчато-мутным,
Улыбчив,
Услужлив
И стар.
Швейцаров немало на свете,
Хороших и разных притом,
Но я говорю
О соседе,
Об этом соседе моем.
Не сразу,
А как бы осмелясь,
Он вдруг забежит наперед
И, словно на солнышке греясь,
Клиенту пальто подает.
А дома
Яснеет глазами
И, выпрямив спину свою,
Грохочет о стол кулаками,
Истошно орет на семью.
Он кормит их всех чаевыми —
Он гордость свою
Не щадил, —
Пускай, мол, походят такими,
Каким он на службе ходил!
Ему бы напиться,
Подраться,
Бесчинствовать,
Лезть на рожон,
Чтоб как-то с судьбой расквитаться
За каждый свой рабский поклон.
И логика неумолима,
И нету концовки другой:
Достаточно стать подхалимом,
И ты уже хам,
Дорогой!

1965

БАЛЛАДА О КОЗЕ

Шел балет «Эсмеральда»,
Плыл
                  воздушный,
                                             певучий,
Как рассветное облако
Всех цветов и созвучий.
Балерина
                       так трепетно
В этот день танцевала,
Что подобного чуда
На земле не бывало!
Танцевала
                   то ласково,
То печально,
                          то грозно,
И внимала ей публика
Религиозно.
Шел балет «Эсмеральда»,
Плыл
                  воздушный,
                                                 певучий…
И случился на сцене
Удивительный случай.
Появилась коза,
Абсолютно живая,
Достоверность
                           спектаклю всему
Придавая.
Появилась коза
С бородою по пояс,
Как триумф режиссера,
Как творческий поиск!
Балерина
                    то вьется,
                                       как пламя,
То струится
                        волшебной слезою,
Только
                   люди
                                   невольно
Следят за козою.
Вот коза
                   подскочила,
На суфлерскую будку полезла.
Кто-то вдруг засмеялся,
Где-то скрипнуло кресло.
Балерина танцует,
И легкость движений небесна.
Только
                  людям
                                  следить
За козой интересно.
И коза победила,
Коза победила,
Потому что на сцене
В тот миг… наследила.
Это был поединок
Перед зрительным залом,
Поединок
                  искусства
С веселым скандалом;
Поединок
                   таланта
С козлиным копытством,
Поклоненья святому
С простым любопытством.
О, минутные козы,
Премьеры сенсаций,
Что на миг
                   побеждали
Бессмертие Граций!
Не завидую вам,
Любопытство —
                                 плохая награда.
Мне
          сенца
                     от сенсаций,
Ей-богу, не надо!

1960

УДАЧА

Не минутная радость
Попадания в цель —
Есть
             в удаче
                               свой градус,
Свой обманчивый хмель.

Ты сумел потрудиться,
Ковш успеха допей,
Только
              опохмелиться
Тем успехом
                        не смей!
Опасайтесь довольных,
Я скажу вам, как врач,
Ибо
         безалкогольных
Нет на свете удач.
Победивший удачу, —
С ног
            сшибающий спирт
Сто
          и двести в придачу
Неудач победит!

1963

«Пусть слава подойдет к столу…»

Пусть
           слава
                       подойдет
                                         к столу, —
За нею
            гнаться
                               я не буду.
В стихах
              не буду
                            бить посуду,
Чтоб прогреметь
                                  на всю страну.
Пусть
          слава
                           подойдет
                                                к столу, —
Хочу
           услышать
                                  похвалу.
Заметь
                   меня
                                старик Державин.
Но хоть я
                      дьявольски
                                             тщеславен,
Пусть
             слава
                              подойдет
                                                 к столу, —
А подойдет
                        она
                                     к столу,
Я крикну ей,
                          коль рядом
                                                  встанет
— Не отвлекай,
                                я делом занят!
Постой за шкафом,
                                        там,
                                                    в углу,
А после
                подойдешь
                                       к столу,
Когда мой гроб
                              украсят
                                                розы.
Свободный
                       от стихов
                                         и прозы, —
Я буду
            ждать
                         твою хвалу, —
Пусть
            слава
                         подойдет
                                                к столу!

1967

АФИШИ

Иду под липами нависшими,
Где стынет утренняя тишь…
Москва обклеена афишами,
И всюду ты глядишь с афиш.

Твое лицо, так сладко спавшее
Под утро на моей руке.
И, вдруг повсюду замелькавшее,
Ловлю вблизи и вдалеке.

То там, где правила движения,
То у табачного лотка,
Хоть не имеешь отношения
Ты к производству табака.

Киоски, парки, учреждения —
Твое лицо. И оттого
Похож весь мир на день рождения,
На день рожденья твоего.

У входа в зал толпа расплещется,
Ее ты снова победишь.
Но вот идет к тебе расклейщица
Со связкой новеньких афиш.

Она спешит. Ей медлить некогда,
Афиши держит на весу
И вдруг привычно, как бы нехотя,
Проводит кистью по лицу.

А я за ней слежу растерянно:
Ладони маленькой нажим —
И ты зачеркнута, заклеена
Внезапным именем чужим…

Где вы, афиши, собиравшие
Когда-то нас на праздник свой,
Давно минувшие, опавшие
На этой самой мостовой!

Нет, с ними облик твой не вяжется.
В метро, у входа в Лужники,
Твоя улыбка вновь покажется,
Под утро встав с моей руки.

И все же, все же мне мерещится
Тот самый день, тот самый час,
Когда лицо твое расклейщица
Сотрет с афиш в последний раз.

1960

«Я сочинил когда-то песню…»

Я сочинил когда-то песню,
И песня встретилась со мной.
Она со школьниками вместе
Шла мимо
                         улицей ночной.
Шагала
                    с выпускного бала,
Меня задев слегка плечом,
В лицо взглянула —
                              не узнала,
Как будто ей я не знаком.
Не я как будто дал ей имя,
Был ею полон, сон гоня…
Она идет теперь с другими,
И нет ей дела до меня!
Хотелось крикнуть:
— Что ж ты, что же?
Остановись!..
                       Ведь ты моя! —
Но, как любой другой прохожий,
Ей уступил дорогу я.

1956

«Любой талант под старость очевидней…»

Любой талант
Под старость
                      очевидней.
Мне б испытанье
                                 старостью
Пройти.
Мне есть кого любить
И ненавидеть,
С кем счеты запоздалые свести.
Второй мой тайм.
Не жди,
что будет третий.
Не мельтешись.
Не путай
                с дракой
                                          бой.
Пусть днем и ночью
Внутренний твой тренер
Следит,
             как марсианин,
За тобой.
Второй мой тайм.
Дыхание второе.
Другой режим
Теперь необходим…
О, высшее волнение
Покоя
Жить всею жизнью,
А не днем одним!

1965

СТИХИ О СЕБЕ

Со мной
                 хорошо тебе,
                                              Коля?
Сегодня совсем ты другой.
Не знаю я,
                     что ты такое,
Не знаешь ты,
                        кто я такой.
Нет,
          зеркало нас не сближает.
Стою
            перед этим стеклом —
Как будто
               состав
                              отъезжает,
А ты,
           за вагонным окном.
Все дальше ты,
                            все отдаленней,
И все непонятнее мне,
Чужой
             и совсем посторонний
В стеклянной своей глубине.
Я знаю,
               кто этот прохожий,
И кем
            родила его мать,
Но кто ты —
                       плохой ли,
                                         хороший —
Вот этого
                     мне не узнать!
Умен ли ты,
                      мне неизвестно,
Силен ли ты,
                         мой дорогой?
Поэтому
               так интересно
И так мне печально
                                     с тобой.
Ищу тебя
                снова и снова
Пером,
               что острее, чем глаз.
Скажи мне,
                      хоть строчка,
                                             хоть слово
Останется ли после нас?
И нет нам
                     друг с другом
                                             покоя,
На кладбище
                          будет покой, —
Не знаю я,
                   что ты такое,
Не знаешь ты,
                             кто я такой.

1969

«Приснилось мне, что я один поэт…»

Я. Смелякову
Приснилось мне,
Что я один поэт,
Что на земле
Поэтов больше нет.
Ни Блока нет,
Ни Острового нет, —
Мои стихи
На всех столбцах газет.
Редактора
В канун великих дат
Мне ласково,
Просительно звонят.
Во всех журналах
Обо мне статьи,
Все юбилеи в ЦДЛ
Мои,
И даже
День поэзии самой
Встречает мир,
Как день рожденья мой.
В транзисторах
Навстречу мне
В упор
Мои стихи
Читает детский хор.
Во всех речах,
На всех повестках дня
Правительство
Цитирует меня.
Свой первый день
Я встретил, как король.
Как марсианин,
Встретил день второй.
На третий день
Не спал я и не ел,
Поскольку сам себе
Осточертел.
Стараюсь вспомнить Блока,
Хоть строку,
И ни строки
Припомнить не могу.
Стремительно
Врываюсь в магазин:
— Есть Пушкин
Или Федор Фоломин? —
Но продавец,
Почтителен и тих,
Мне предлагает
Том стихов моих.
Я имя,
Славу —
Все готов отдать,
Чтоб хоть на час
Читателем мне стать,
Снять, как пальто,
Фамилию свою…
Из ящика
Газеты достаю.
Вот чье-то имя
В траурном окне.
Сто некрологов
Тоже обо мне!

1965

МИКЕЛАНДЖЕЛО

Чем же отличается
Гениальный художник
                                      от бездарного?
В жизни
             гениального художника
Бывает такая минута,
Когда он чувствует себя
                                             бездарным.
В жизни
бездарного художника
Такой минуты
                           никогда не бывает.

* * *
Это понял я в Риме,
Понял только вчера.
Это зримого зримей
В хладном храме Петра.

На колене титана,
Что прославил тот храм,
Незажившая рана,
Незалеченный шрам.

Кто же, гунн или варвар,
Кто в безумье своем
Белый трепетный мрамор
Изувечил ножом?

Было небо оранжево,
Стыл на стеклах багрец.
Свой шедевр Микеланджело
Завершил наконец.

И, вдохнув в него душу,
Обратился к нему:
— Ты живой!
                        Почему же
Ты молчишь,
                         почему?!

И в отчаянье замер,
И потряс кулаком.
И божественный мрамор
Полоснул тесаком.

Как он этим безумством
Беспощадно велик,
Высшим знаком искусства,
Что как след от вериг.

Мне бы взять эту участь,
Быть в удаче таким!
Жить,
и силою мучась,
И бессильем своим!

Чтоб
           тревога не зажила,
Молод я
               или стар,
Чтобы,
              как Микеланджело,
Я удачи
              не знал!

1963

МОНОЛОГ ГЕНРИХА IV

Меня враги считали дураком.
О, я на них за это не в обиде!
Как куколку с потешным колпаком,
Я им себя протягивал — берите!

Играйте с ней и засыпайте с ней.
Когда Париж как замок заточенья,
Мне ваша снисходительность нужней
Опасного кровавого почтенья.

Настанет день. Придет моя пора.
Не далека развязка этой пьесы.
Башка шута не стоит топора,
Зато Париж, конечно, стоит мессы!

Что ж, хлопайте по заду, по плечу,
Есть голова, была бы только шея!
Я приучу вас, я вас приручу
К тому, что я ручной, что я вас всех ручнее

О, господи, быть глупым помоги!..
В бокалах яд. Блестят кинжалы бледно.
Взойду на трон я, снявши башмаки,
Бесшумно, заурядно, незаметно.

Взойду на трон, и Франция сама
Склонит чело, на верность присягая.
О, высшая стратегия ума —
Обманчивая глупость шутовская.

Ну а пока насмешки, как добро,
От королевских я приму фамилий.
Быть хитрым, это вовсе не хитро,
Куда хитрей казаться простофилей.

1968

МОНОЛОГ ЖАННЫ Д'АРК

— Я — Жанна д’Арк!
Кричу тебе, толпа.
— Я — Жаниа д’Арк!.. —
В ответ
                 летят каменья.
Я от костра
                      спаслась,
И за свое спасенье,
Распята
                 у позорного столба.
Вы, граждане,
                             причислили меня
К святым,
                  но я спаслась,
Я избежала пламени,
А вам
           так нужен был
                                    клочок огня,
Как шелк
                  для государственного знамени.
Я мученицей
                         вам была нужна,
Святая дева,
                           дева Орлеана!
Я жить хочу,
                        простая девка — Жанна,
Любить,
                   рожать детей,
И этим я грешна.
Я сделала для вас
                                    все, что смогла,
Для милой Франции,
                                     когда мой меч солдата
Рубил врагов.
В одном лишь виновата,
Что я из плена
                           убежать смогла.
Меня казнить
                            не удалось врагам,
Вы, граждане,
                            казнить меня готовы,
Все той же инквизиции оковы,
Тот же костер
                             ползет к моим ногам.
Вы,
          как иконе,
                              кланяетесь мне
И судите меня,
                              как самозванку,
Во имя той легенды,
                                      что крестьянку
Поставила
                   с богами
                                      наравне.
О, как ты,
                  милость короля,
                                                 лукава!..
Вокруг
             толпы
                              сжимается кольцо.
Теперь я знаю,
                               что такое слава,—
Мое же имя
                     больно
                                    и кроваво
Дорожным камнем
                                  мне
                                          летит в лицо.

1968

СТАРИНА

Вы видели улочки
Древней Варшавы,
Где стертые временем
Камни шершавы,
Где ржавы узоры
Торжественных врат.
Гербы на дверях
И решетки оконные.
Теснятся дома,
Как тома
Запыленные,
На улочках-полках
Вплотную стоят.
Здесь все сохранилось,
Как в средневековье:
И крыш
Черепичная свежесть морковья,
Той давней эпохи
И запах
И цвет,
Река
В неизменной старинной оправе…
А сколько же лет
Этой древней Варшаве?
А древней Варшаве
Лишь несколько лет!
Здесь рушились стены,
Здесь бомбы взрывались,
С корнями
Дома
Из земли вырывались,
И корчились в пламени
Прутья оград.
Но жители
Улочки восстановили
Такими,
Какими те улочки были
И перед войной,
И столетья назад.
Восстановили.
До каждого дворика,
До ссадинки каждой
На камнях заборика,
До каждого стеклышка
Древних палат.
Мне нравятся
Новые зданья
Варшавы,
Но улочки эти,
Часовни,
Заставы,
Как главы поэмы,
Как главы державы,
Об истинно польской душе
Говорят.
И вспомнил я
Первые стройки России,
Когда мы
Древнейшие зданья
Сносили.
Мы молоды были
В ту нашу весну.
Тогда
Мы не раз забывали наивно:
Взрывать старину
Не всегда прогрессивно,
Порой прогрессивно
Беречь старину.

1964

СТИХИ О ФИНЛЯНДИИ

Озера
В каменных оправах,
Дороги,
В каменных оправах,
Здесь валуны лежат в дубравах,
Как спящих мамонтов стада.
Поля зеленые на скалах,
Как на гранитных пьедесталах,
Как на гранитных пьедесталах
Сады,
                покосы,
                              города
Финляндии…

Гляжу на финскую природу,
Она как памятник народу.
Как вечный памятник народу
На склонах каменных — овес.
А посмотри на эти кручи,
На них леса густы,
                                  как тучи,
И тяжелы леса,
                             как тучи,
В прожилках тоненьких берез
Финляндии…

Трудолюбивы
Руки финна,
Не молчаливы
Руки финна,
Строгают доски,
Нянчат сына
И нянчат добрые цветы..
Что можно высечь из гранита?
Бутоны роз,
Степное жито.
Что можно высечь из гранита?
Неповторимые черты
Финляндии…

1964

«КОН-ТИКИ»

Лучшей книги
Я не читал.
Плот «Кон-тики»,
Тур Хейердал.

С ним
                 пять товарищей,
В шорты одеты,
И океанище
На полпланеты,

Без оболочки,
Круглый,
                       пустой,
Нет на нем точки,
Нет запятой,

Только смертельный
Отблеск звезды
Да беспредельный
Космос воды.

Шаткие бревна
Скользят под ногой —
Нет реальности
В мире
               другой.

И все же реальность
Надежная есть —
Это не берег,
Не палубы жесть, —

Викингов рыжих
Земное упорство,
Дружба
              и юмор,
И дух мушкетерства!

Это
            не плот
По безбрежности вод —
Книга
              «Кон-тики»
К людям плывет.

Мне бы такое
Встретить в пути,
Мне бы свой отпуск
Так провести!

И повторять,
Словно сагу, всегда:
Смерть —
                  минута,
Старость —
                     года!

1964

«Здесь окна пронизаны морем…»

Здесь окна пронизаны морем,
Весь город объемлет оно.
То дремлет, булыжники моя,
То вдруг заглушает кино.

Лежит, бесконечно прямое,
Оно среди белого дня.
А утром предчувствие моря
Чуть свет поднимает меня.

Спешу я к утесам и водам
Забыть неудачи хочу.
Морским исцеляющим йодом
Царапины эти лечу.

И снятся мне строки заглавий
Поэм, ощутимых едва,
И море шлифует, как гравий,
Все чувства мои и слова…

Вернувшись в свою комнатушку,
Где в окнах плывут катера,
Я море
                 кладу
                              под подушку
И слышу его до утра.

1960

КРЫМСКАЯ АКВАРЕЛЬ

А в Крыму осень,
А в Крыму осень,
Желтая,
            зеленая,
                              багряная,
Голубая,
                тихая,
                             стеклянная.
Вижу
         каждый камушек,
Сквозь волну
                        мерцающий,
Слышу
             каждый листик,
С дерева
                  слетающий.
Может, в эти краски,
Может, в эти листья
Ренуар
              обмакивал
Задумчивые кисти?
И меня, ленивого,
Словно петухи,
Будят на рассвете
Новые стихи.
У окна гостиницы
В честь такой погоды
В летних
                белых кителях
Ходят пароходы.
Винограда гроздья
На прилавках рынка,
И в полях
                  стрекозья
Легкая слюдинка.
…Неужели на свете
Есть что-то,
Кроме этой осени?
Неужели в Москве
Или в Мурманске
Шубы сегодня вы носите?
Можно сесть в самолет,
Чай допить,
                    закурить,
Как рубашку
                    на свитер,
Юг
          на север сменить.
Где-то вьюги полярные
В стекла стучат,
Не арбузы,
                    а бомбы
От спелости
                       где-то трещат.
А в Крыму осень!..

1962

КОКТЕБЕЛЬСКИЕ КАМНИ

Вот горный камень с профилем Волошина,
Он высится у бездны на краю.
А эта глыба кем-то так положена,
Что я черты Сократа узнаю.

Отдайся весь вниманию подробному
И только слушай камни, не дыша.
Они молчат так преданно,
                                                       по-доброму,
Как будто в них
                            живая есть душа.

Хотя бы эта маленькая галька.
Смотри,
                   ты видишь личика овал?
Она не галька, нет, —
                                     девчонка Галька,
Ее волшебник злой заколдовал.

У пыльных скал есть тоже имя, отчество.
Привыкли скалы о себе молчать.
Они скромны,
                        и мы их одиночества
Их муки не умеем замечать.

Мне с ними хорошо.
                                 Но, черт возьми,
Я о другом,
                      о самом добром чуде:
Ведь даже камни
                            могут быть
                                                  людьми,
Какими же людьми
                                    должны быть
                                                               люди!

1962

«Как ты опишешь молнию прибоя…»

Как ты опишешь
Молнию прибоя,
Как выдохнешь
Дыхание волны,
Как выскажешь
Молчанье голубое
Морской
Непостижимой
Глубины?
Такой в лесах
Прозрачный мрак зеленый,
Такой здесь Грозно-розовый закат,
Такие удивительные клены,
Что стих мой
Только жалкий плагиат!

1961

«Пришла ко мне свежесть…»

Пришла ко мне свежесть,
Детская свежесть.
На солнце я нежусь,
Травинкою тешусь.
Гляжу на море застланное,
С бурливою каймой:
О, мое сердце заспанное,
Скорей себя умой!
Я
        душно,
                          некрасиво
Жил в доме городском,
И от меня разило
Тоской,
               как табаком.
И вдруг эта свежесть,
И вдруг эта смелость,
И песня запелась,
Как ей хотелось!

1962

«Крым существует для солнца…»

Крым
           существует
                                    для солнца,
А солнце —
                      для Крыма.
Как без него,
                                без солнца,
Набережная нелюдима!
Влажно безмолвствуют пляжи
Без катеров на причале.
Даже киоски,
                          даже
Чайные одичали.
Мир этот южный,
                               фанерный,
Жалким становится,
                                      мокрым;
Море —
                недостоверным,
Каждый листочек —
                                        блеклым;
Все здесь лишается смысла,
Дни здесь —
                     не дни,
                                     а числа.
Все здесь лишается смысла,
Как жизнь моя
Без тебя!

1964

ТОСТ

Все,
           что противоположно,
Друг без друга
                           невозможно:
Если б не было
                          печали,
Счастья
               мы б не замечали,
И,
       друзья мои,
                               поверьте,
Что бы там ни говорили,
Если б не было бы
                                 смерти,
Так бы
           жизнь
                       мы не любили.
Потерял я
                       сто империй —
Сто надежд,
                          и тем не менее,
Может быть,
                       мои потери —
Главное приобретение?!
За тебя я пью,
                               поэзия,
Как за чувство равновесия.

1967

«Я был настолько молодым…»

Я был настолько молодым,
Что в пору,
                   в пору летнюю,
Девчонкой тоненькой любим,
Любил тридцатилетнюю.
Я прибавлял себе года
Не из пижонства пошлого,
А потому,
                что мне тогда
Так не хватало прошлого!
Я зрелости,
                    как равноправья,
                                                     ждал,
Жил с дерзкой торопливостью,
Поскольку
                   молодость
                                            считал
Большой несправедливостью!
Я был настолько молодым,
Что юность
                      оставлял другим.

1964

«Даю такое указание…»

Даю такое указание,
С годами став,
                            как дьявол,
                                                     мудрым, —
Любимым назначать свидания
Не поздним вечером,
                                       а утром.
Рассвет всегда трезвее вечера,
И очевидней,
                         достоверней
На зорьке утренняя женщина,
Чем женщина поры вечерней.
Она тебе яснее зрима,
Честнее плоть,
                           прямей душа.
Уж коль любима,
                                так любима,
Коль хороша,
                            так хороша.
Когда тебя я вижу сонную
На зорьке
                      около меня,
Ты мне вдруг кажешься мадонною
С ребенком розового дня.
И этим гимном, гимном жреческим,
На свежей зорьке, зорьке ранней
Я славлю
                 утреннюю женщину,
Как бога солнца
                           египтянин.

1970

«Все знаю смешинки лица твоего…»

Все знаю смешинки лица твоего,
Когда же глаза закрываю,
Никак не могу я
Представить его,
Я как бы его
Забываю…
А лица совсем незнакомых людей
Отчетливо в памяти вижу.
Выходит,
Тебя
         разглядеть
Тем трудней,
Чем мне ты
                      роднее и ближе.
Мы видим
                    лишь то,
Что хоть чуть
                         в стороне,
Хоть чуточку
на расстоянье.
Настолько со мной ты,
Настолько во мне,
Что видеть я не в состоянье!

1953

«Если ты зла, мне не надо добрее…»

В.В.
Если ты зла, мне не надо добрее,
Не молода, мне не надо моложе,
А не верна, мне не надо вернее.
Такая любовь на любовь не похожа.
А знаешь, быть может, мой прадед,
Тревожно и смутно
Прабабку твою
Ожидал
                и не встретил.
Мой дед перед смертью
Невнятно и трудно
О бабке твоей, о несбыточной,
Бредил.
И все это мне
По наследству досталось —
Довстретиться,
Если им недовстречалось.
Любовь к тебе
Мне перешла по наследству,
Как линия рта,
Как движенье любое.
Куда же, скажи мне, от этого деться?
Сомкнулось
                    навеки
Кольцо
              вековое.
Разлука —
Работа
                  труднейшего рода.
Таким я
                   живу,
А не просто люблю.
Как самый последний
Глоток кислорода,
Сейчас
            телефонный твой голос
Ловлю.

1966

ЖЕНЫ

Стихами
                   слишком поздними
Хочу воспеть красавиц
С морозными,
                          серьезными,
Замужними глазами.
Вы не были обещаны,
И я
        не смел
                           влюбляться.
Для нас красивы женщины,
Которых не боятся.
Как часто
                   в повседневности
С житейскою тщетою
Доступность
                       мы по лености
Считаем
                 красотою.
Я тоже
                по наивности
Считал былое новью,
Дежурные взаимности —
Единственной любовью.
Ведь даже
                       в зрелом возрасте
Мы ждем любовь,
                                как диво,
И сказка о серьезности
Нам так необходима!
Я славлю вас,
                              красавицы,
Что взглядом
                           нас минуют,
В которых не влюбляются,
Влюбившись,
                        не ревнуют.
Идете не замечены,
А ваша стать
                          прекрасна,
Вас чаще хвалят женщины —
Им это не опасно.
…Невесты наши строгие,
Живете вы годами
С такими
                 одинокими
Замужними
                            глазами!
Одну я понял истину
Всем существом глубинным:
Как трудно быть
                            единственным
И как легко
                         любимым!

1961

«Я видел вчера настоящее чудо…»

Я видел вчера настоящее чудо,
Не мог и представить подобного я:
На Ново-Басманной, сюда прилетевшие бог весть откуда,
Дрались два соперника —
Два воробья.

Дрались на дороге, отчаянно сыпались перья,
Вцепились друг в друга,
А клювы, как шпаги, в крови.
Толпа собралась:
— Это что за мистерия?!
— Дерутся! Смотрите!
— Да кто?
— Воробьи!

Машины столпились растерянно.
Автобус внезапно и круто
Остановился.
Гудит взаперти.
И даже милиция — сам представитель ОРУДа —
Порядок не может никак навести,
Водитель такси подошел к ним,
Схватил,
Оторвал друг от друга
И, в разные стороны их разбросав,
Вытер ладони в крови.
А через минуту на ветке…
— Смотрите!
— А ну-ка… А ну-ка!
— Смотрите! Дерутся!
— Да кто?
— Воробьи.

Мальчишки бросают в них камни с размаху,
А им нипочем! Наплевать им на нас.
И этим великим отсутствием страха
Два крохотных тельца прекрасны сейчас.

Какая Джульетта им клювы сцепила,
Им, витязям непостижимой любви?
Герои, достойные кисти Шекспира,
О, как я завидую вам, воробьи!

1970

«Быть может, я с тобою оттого…»

Быть может, я
С тобою оттого,
Что ты меня
Мне
Лишь по крошке даришь.
Я о себе не знаю
Ничего,
Ты обо мне
И наперед все знаешь.
Ты личность,
Личность жеста,
Личность глаз,
Ты личность тела,
Личность маленьких ладошек,
Во мне запела
Или занялась
Какая-то покойная
Хорошесть.
Красива ты.
И все же красота —
Не ямочек
Лукавая мгновенность.
Спасибо,
Что в тебе есть доброта
И высшая есть верность —
Достоверность.
Кем был я,
Кем я был без рук твоих?
Черновиком был,
Глиной был слепою,
Один мазок,
Один твой легкий штрих,
И, наконец,
Я стал самим собою.
Все отошло,
Что мне мутило кровь.
Нет от меня вчерашнего
Ни голоса,
Ни жеста.
Спросите:
Что такое есть любовь?
Я вам отвечу:
Жажда совершенства.

1966

СТИХИ О СЫНЕ

1
Был я невнимательным супругом,
Забывал тебе подать пальто,
А теперь вот
                           со смешным испугом
Только я и думаю про то,
Чтобы лишний раз ты не нагнулась,
Чтоб себя ты бережней несла,
Боже упаси —
                            не поскользнулась
До того заветного числа.
Именем семейного устава
Ты должна к себе нежнее быть,
Ведь тебе дано святое право
Больше всех теперь себя любить.
Ничего нет в мире человечней,
Чем твоя забота о себе,
Ничего нет в мире бесконечней
Новой той судьбы
                               в твоей судьбе!
Сколько на лице твоем покоя, —
Стало так задумчиво оно,
Будто что-то слышишь ты такое,
Что другим услышать не дано.
Выполняю просьбы,
                                      как приказы.
Мы вдвоем
                      и все же — не вдвоем:
Выпущены в талии запасы
На любимом платьице твоем…
Тяжелей твоя походка стала,
Глубже взгляд,
                           значительней слова.
Я с тобой не спорю,
                                  как бывало, —
Высшей правдой
                              ты теперь права!

2
Встреча с сыном началась с разлуки.
Мне тепло и грустно оттого,
Что в роддоме держат чьи-то руки
Без меня
                 мальчишку моего.
Пятый день пошел со дня рожденья.
В дверь стучу —
                             закрыта на засов.
Да, роддом — такое учрежденье —
Плохо приспособлен для отцов!
Шлю жене я разные вопросы:
«Точно опиши его глаза,
Нос какой — прямой или курносый,
Русым ли мой мальчик родился?»
«Он красавец!» —
                               мать мне отвечает.
В подтвержденье всех его красот
Факт один пока что отмечает:
Вес — три килограмма восемьсот!
Я иду,
             прохожим улыбаюсь, —
Черт возьми, мне здорово везет!
Засыпаю — сразу просыпаюсь:
Вес — три килограмма восемьсот!..
А при встрече повторяю сразу
Эту фразу всем моим друзьям.
Смысл огромный вложен в эту фразу,
А какой?
Не понимаю сам!

3
Мать, и ты гуляла босоногой,
Думала в тот дальний детский век,
Что бывает мамой
                                 самый строгий,
Самый взрослый в мире человек.
А теперь ты пишешь мне о сыне,
Будто вновь вернулась в те года, —
Нет, такой девчонкою, как ныне,
Не была ты прежде никогда!
Перед счастьем матери робея,
Стала ты моложе
                                и старей,
В нежности своей — чуть-чуть глупее,
В мудрости своей — куда мудрей!
Мне, отцу и мужу, думать лестно,
Что тебя и сына поутру
Из роддома с главного подъезда —
Двух детей
                           я сразу заберу!

4
Стоит у роддома машина,
От нетерпенья ворча.
— Берите же на руки сына! —
А я все гляжу на врача.
Гляжу боязливо, тревожно.
Беру, по паркету иду
Так медленно,
                           так осторожно,
Как будто ступаю по льду.
Мой путь вдруг становится топок,
Почти как дрожащая нить,
Как будто и сам я ребенок,
А мать меня учит ходить.
И вправду, мой возраст отцовский
Такой, как сыновний его…
Спит крохотный житель московский,
Не видит отца своего.
Постелью рука моя стала,
На ней уместился он весь,
Запрятан в конверт-одеяло —
Живая
                 грядущего весть!
Лишь первая строчка, поверьте,
Той вести в руках у меня.
Так пусть в этом теплом конверте
Растет она день ото дня.
Ее не постичь за минуту,
Такая уж доля отца, —
Всю жизнь я читать ее буду
И все ж не прочту до конца.
Волосики,
                   мягкое темя,
Цвет глаз — невозможно понять,
И спать ему долгое время,
Чтоб первые сны увидать.
Глядит он, не зная, что значит
Глядеть так серьезно на свет.
Он плачет, не зная, что плачет.
В нем — жизнь.
А его — еще нет…
И, вторя движениям нашим,
Рукой протирая глаза,
Не знает он главного даже,
Что сам он уже родился!
Так ясно все в нем,
                                так несложно:
Улыбка,
                движения век…
И все ж разгадать невозможно,
Какой же в нем спит человек?!
Смеется мой мальчик безбровый,
Наш главный хозяин в дому;
Мы все по-солдатски готовы
Во всем подчиняться ему.
Пусть он, улыбаясь, не знает,
В каком государстве рожден, —
Отец за него понимает,
Чему улыбается он!

1952

«Любовь, когда она одна, — любовь…»

Любовь,
Когда она одна, —
Любовь.
А если много,
Как сказать — любвей,
Или любовей?
Размышляю вновь
Над тонкостями слов и падежей.
Не любит множественного числа
Любовь на русском языке моем.
А почему?
Не думал я о том,
Пока однажды не пришла…
Через века
Я понял вдруг того,
Кто это слово мудро сочинил.
Быть может, верность предка моего
Родной язык навеки сохранил.
В земле далекий предок мой лежит,
А слово не стареет на земле.
И для меня оно теперь звучит
В твоем
Одном-единственном числе.

1953

«Ты запомни строки эти…»

Ты запомни строки эти…
Было так:
На белом свете
Жил какой-то человек,
Почему-то мною звался,
Очень часто увлекался,
Слишком часто ошибался
Он за свой короткий век.
На моей он спал кровати,
Надевал мое он платье,
И курил он мой табак.
Веселился он некстати
И грустил совсем некстати.
Жил не так,
Любил не так,
Был он слаб,
А я сильнее.
Скуп он был,
А я щедрее,
Груб он был,
А я нежнее.
Нет такого в нем огня,
Если б он тебя не встретил,
Значит, не было б на свете
Настоящего меня.

1945

ВЕРБА

Идя из северных сторон
Далекого степного края,
Ласкает вербу тихий Дон,
Под низкой кручей протекая.

Кипучий, буйный и седой,
Он в майский дождь, в шумящий ветер
Срывает пенною волной
С ее ветвей весенний цветень.

Отдав ему весну свою,
Она не знала и не знает,
Что, может быть, в другом краю
Он иву тонкую ласкает.

1938

ЛЮБОВЬ

Отыскала мой адрес,
С мороза вошла.
И горючей
Своей красотой
Обожгла.
Нет!
Она не вошла —
Это слишком земно,
Как подбитая ласточка,
Залетела в окно.
И робеет, молчит
Как-то очень всерьез,
И большие глаза
Хорошеют от слез.
— Чем обязан?..
Простите, что без пиджака…
Но, по-моему,
Мы не знакомы пока? —
И притих
От притихших,
Доверчивых глаз.
— Я пришла…
У меня вся надежда
На вас!
Не с кем
Мне поделиться.
Молчу и терплю.
Понимаете,
Очень его я люблю!
Подружились
Еще мы на школьной скамье…
Напишите стихи —
Он вернется ко мне!
Он послушает вас,
Он поверит, поймет,
Что нелепой,
Неправильной жизнью живет! —
Я молчу…
Виновато гляжу на нее.
Как петлей,
Перехвачено горло мое.
Что же мне ей ответить,
Когда в первый раз
Получил я такой
Социальный заказ?
О, святая наивность
Хороших людей,
Ничего нет прекрасней
Ошибки твоей!
«Он послушает вас!»
Только здесь я немой.
Да, но адрес
Взяла она именно мой!
Как укор, как награда,
Звучит в тишине:
— Напишите стихи —
Он вернется ко мне!
Нет! Конечно, не даром.
Ведь это ваш труд!
Вот за них гонорар…
Вся стипендия тут. —
О, святая наивность,
Постой, говорю,
Так за зельем любовным
Идут к знахарю!
И сижу одинокий,
Молчанье храня.
Если б так же безгрешно
Любили меня!

1961

ПОСЛЕНОВОГОДНЯЯ ЕЛКА

Завьюженная челочка,
Пушистая игла…
В — лесу родилась елочка,
В лесу она росла.

Не в ярком убранстве
Парадном,
Венчавшем ее красоту,
На лестничной клетке
В парадном
Увидел я елочку ту.

За дверь
Ее выставил кто-то,
Поскольку теперь не нужна.
И как-то устало и кротко
К стене прислонилась она.

Осыпались желтые ветки,
Ни бус, ни браслетов на ней.
Ей зябко на лестничной клетке
Без шубы роскошной своей.

Всего лишь неделя, —
Не месяц,
И вот с нее сняли красу.
О, как она старше ровесниц,
Зеленых ровесниц в лесу!

Чтоб только ты нас не винила
За праздник,
Который так мал,
Иголки,
Что ты обронила,
Я б все до одной
Подобрал.

1964

«Какая тишь — какая вольница…»

Какая тишь — какая вольница!
Снег, снег, насколько хватит глаз.
Песец и за границей водится,
А снег, ей-богу, лишь у нас!

Он русский, дедовский, старинный,
Такой, что тройку б под уздцы!
Летят снежинки над долиной
И тают, словно бубенцы.

А ночью на сугробах тени
И свет из позднего окна.
Не паровое отопленье —
Сквозь снег, сквозь свет мне печь слышна.

Всю жизнь мечтавший об уюте,
Стою я в сумраке ночном
И так завидую тем людям,
Что за своим живут окном!

Там елка лучшая в России,
Там елка детства моего!
А вот меня не пригласили
В тот теплый дом на торжество.

О снег, мягка твоя печальность.
В снегу поляны, как во сне.
Веселье, грусть, патриархальность,
Все краски, звуки — в белизне!

И боль, и нега, нега снега.
О, русский снег под Новый год!
Как будто с неба,
                                с неба,
                                             с неба
Не снег,
                а музыка идет!

1964

ОРЕНБУРЖЬЕ

Азиатская даль Оренбуржья.
Степь желтеет,
                           как шерсть
                                                 вековая,
                                                                     верблюжья.
А холмы —
как верблюжьи горбы.
Край ты древний
Нелегкой судьбы.
Где-то здесь,
Средь простора степного,
Звон копыт,
След копя Пугачева.
И не смыли
тот праведный свет
Все дожди
твоих весен и лет.
Как ты радуешь
Сердце весною
Своей зеленью
Нежно-льняною.
Одиноких деревьев шатры
И тюльпанов
                        живые костры.
Дед-казак,
Хоть и не был поэтом,
Так сказал
О просторе об этом,
Будто выдохнул
Он из себя:
— Посмотри:
Все степя,
все степя!..
И нежнее
Народного слова
Не найдешь
Для простора степного,
Чтобы было достойно тебя:
Все степя,
Да какие степя!..

1973

КВИТАНЦИЯ

Впервые в жизни
Он пришел на станцию,
Немолодой черкес,
В двадцатые года.
Впервые в жизни
Получил квитанцию,
Обычную
Багажную квитанцию,
Квитанцию,
                           квитанцию,
                                                квитанцию, —
Он слов таких
Не слышал никогда.
Таинственно,
                      заманчиво
                                              и женственно
Звучало слово,
Пело слово в нем.
И дочь свою
Назвал черкес торжественно
Квитанцией
За праздничным столом.
Квитанция,
                       Квитанция,
                                             Квитанция…
А он был прав —
Мечтатель и джигит, —
Не хуже, чем Джульетта,
Чем Констанция, —
Квитанция, —
Как здорово звучит!..
А я хожу
Открытой небу
Нивою
Так,
Будто я
Уже не раз здесь был,
А я гляжу
На женщину красивую
Так,
Будто я
Уже ее любил.
Нет,
Не отвык
Природе удивляться я
И все-таки не я,
А он поэт, —
Ведь для меня
Не девушка —
                         квитанция,
А счет за газ,
                          за воду
                                           и за свет.

1965

«Ты спрашиваешь меня — люблю я тебя или нет…»

Ты спрашиваешь меня —
Люблю я тебя или нет.
Если б я был совсем молодым,
Я б ответил тебе:
                               — Да!
— Да,—
                ответил бы тебе
Мой вечерний поцелуй.
          — Да! Да! —
                                 ответил бы тебе
Мой ночной поцелуй.
Но мне уже не двадцать лет,
И я очень хорошо знаю, —
Все зависит от того,
Каким будет
Утренний мой поцелуй,
И будет ли он.

1965

«Я живу потому, что я — это воздух морозный…»

Я живу потому, что я — это воздух
                                                                  морозный,
Тот, которым дышу.
Я живу потому, что я — это вечер стозвездный,
На который гляжу.
Я живу потому, что колется вьюга,
А руки теплы.
Потому что есть добрые, мягкие волосы друга,
На висках чуть белы.
Я — то голос его прозвучавший, недавний,
То вчерашней улыбки твоей красота…
Я живу потому, что слышна тишина мне
И видна темнота.
…Я лицо свое вижу,
                                        когда мне приходится бриться,
А потом забываю о нем среди белого дня.
Вот глаза у прохожей навыкате
                                                           в желтых ресницах…
А какие, скажите, глаза у меня?
Если ими на небо гляжу,
                                            то глаза мои сини,
А на ель,
                  то, ей-богу, они зелены!
Как же мне не любить, как себя,
Все цвета
                     и оттенки
                                          России.
Под моими бровями — простор белизны!
Я живу потому, что со мною все это.
Если ж я — только я,
                                    то меня уже нет, —
Если будут глаза мои
                                     одного только черного цвета…
Но об этом не надо!
Я живу,
И в окне моем синий рассвет.

1957

СТИХИ О ПРИРОДЕ

На станции
У самых шпал
Он вдруг пророс —
Росток травы,
                             зелен и мал,
Из-под колес.

Кузнечик,
Он почти приник
К металлу рельс.
Самоубийца каждый миг,
Зачем он здесь?

Все поезда,
Со всех сторон,
В сто тысяч тонн
Спешат сюда,
Чтоб ими был
Раздавлен он.

А он растет,
Трава травой,
Как прежде рос
Зеленой искрою живой
Из-под колес.

1970

«Я родился давно…»

Я родился давно.
Бесконечно давно.
Будто вычитал это
В старинном романе,
Самовара урчанье…
Немое кино…
В новогоднюю ночь
                                     краснолицых извозчиков
                                                                                  сани.
Бог ты мой,
Сколько было
                          военных
                                            и мирных
                                                             дорог!
Я когда-то и грезить не мог
О летящей в пространство
                                                   ракете…
Сколько прожито мною
                                         событий,
                                                          эпох, —
Их, пожалуй, хватило б
                                            на несколько тысячелетий!
Жизнь моя,
                       размышляю сегодня о ней
То тревожно,
                      то нежно,
                                           то строго…
А ведь было всего
                                    сорок семь новогодних ночей.
Это, право,
                       не так-то уж много!

1971

«В любом мужчине после сорока…»

В любом мужчине
После сорока
В шестнадцать лет
Я видел старика.
Чем больше я живу на свете
И чем белей
                        мои виски,
Тем
              для меня
                                 становятся моложе
Все старики.

1974

СНЫ

1
Мне двадцать лет. Гремит трехтонка.
Со мною в кузове девчонка.
Вокруг смертельная война.
Навстречу нам грохочут взрывы.
А я беспечный и счастливый…
И вдруг внезапно — тишина.
И пенье птицы почему-то,
И почему-то в окнах утро…
И сна засвеченная пленка.
Засвеченная пленка сна.

2
Себе я снился молодым.
Проснулся и не шелохнулся.
Себе я снился молодым
И все не верил, что проснулся.
А может, это был не сон?
А то, что я проснулся, снится?
Мне снится утро,
Тихий звон
Дождя.
Кто может поручиться,
Что пробуждение
                               не сон!

1973

УЛИЦА ЭНГЕЛЬСА

С. Гурвичу
Нет, дорогой,
                              не седеющий волос,
Хоть от него
                       никуда ты не денешься.
Знаешь, мой друг,
                              что такое наш возраст, —
Улица Энгельса,
                                 улица Энгельса.
Была эта улица
                           нашей,
                                          как сверстница и как подруга.
До каждого деревца
                                    нашей,
                                                 до каждого облачка пыли.
О, милые лица
                         чугунных,
                                              все видевших люков, —
Гляжу я на наши морщинки —
                                               вы те же,
                                                               вы те же,
                                                                                что были!
На улице этой
                           случались внезапные встречи,
На ней назначались свиданья
                                                        у входа в горсад под часами.
Носили мы модные,
                                      острые,
                                                     ватные плечи
И галстуки наши
                            роскошно вязали
                                                               большими узлами.
Еще не забрезжил нейлон.
                                                Был от нас он далек марсиански,
И атом дремал,
                                 как невинный младенец,
                                                                             в учебнике химии.
Была эта улица нашей
                                              от звезд
                                                               до оконной замазки,
На ней всех прохожих
                                       мы знали по имени.
И вот, наконец, я вернулся,
                                                   объехав полсвета,
                                                                                       на улицу нашу.
Топчусь я в толпе одиноко,
                                                затерян среди молодежи
И юность свою
                              здесь на каждом шагу
                                                                         все ищу,
                                                                                         как пропажу.
Я был здесь хозяином —
                                                стал незаметным прохожим.
Как это случилось?
                                   Мне даже не верится, право,
Как будто весь мир перевернут
                                                          движением резким.
Когда-то здоровался здесь я
                                                    налево,
                                                                   направо,
Теперь и здороваться
                                             вроде бы не с кем!
Нет, дорогой,
                        не седеющий волос,
Хоть от него
                          никуда ты не денешься.
Знаешь, мой друг,
                                что такое наш возраст,
Улица Энгельса,
                                 улица Энгельса.

1964

ОБАЯНИЕ

Не заслуживают внимания
Слишком правильные черты.
Обаяние, обаяние —
Совершенство живой красоты.
Как, скажите,
                           достичь совершенства,
Совершенства улыбки
                                           и жеста,
Совершенства лица своего?
Детство, детство,
                                  безгрешное детство.
Обаяние —
                      лучик его.

1963

«О, краски и запахи детства…»

О, краски и запахи детства!
Вы там,
                      на Кубани моей!..
Дымок испеченного теста,
И жар самоварных углей,
И лужиц весенних свеченье,
И сумерек тихий секрет,
И позднего солнца
                                      вечерний,
Почти электрический свет.
Душистая свежесть навоза
На глине просохших дорог,
А ночью гудок паровоза,
Какой-то уютный гудок!
О, краски и запахи детства —
Заветная память души!
О, краски и запахи детства,
Как после дождя,
                                      вы свежи!
Какая ж великая сила
В тех красках
                             и звуках степных
Ведь мне до сих пор еще мило
Лишь то,
               что похоже на них.
А может,
               обрадован летом,
Синицей,
                 присевшей на пень,
Я в детстве
                      был больше поэтом,
Мир видел острей,
                              чем теперь?
О, как бы вернуть мне все это!
Ей-богу, дороже в сто раз,
Чем детство,
                       которое где-то,
То детство,
                    которое в нас.

1964

ПРОХОЖИЙ

Закрыта наглухо калитка.
Стучу наотмашь —
Никого.
Хозяйка дома,
Как улитка,
Вдруг показалась из него.
«Вы кто такой?
К кому идете?»
В ее глазах вопрос немой.
Я крикнул ей:
— Не узнаете?
К кому?
             К себе!
Куда?
                Домой!
Не верите?
Откройте двери,
Вот там окошко в потолке.
Пять балок,
Можете проверить —
Их ровно пять
На чердаке.
В саду лопух цветет по-царски.
Здесь все обычное для вас.
А я
         сквозь стекла
                                    той терраски
Увидел
             солнце
                          в первый раз. —
Где он,
               тот мир родного крова,
Начало всех моих начал!..
Нет!
            Не сказал я ей ни слова,
Я в дом родной не постучал.
Забор, сиренью сплошь обросший,
За ним не видно ничего.
Но все стоит,
                          стоит
                                       прохожий
У дома детства своего.

1963

«Мой город, снова на путях…»

 Мой город,
                  снова на путях
Увидеть бы его,
Хоть день,
                   но побывать в гостях
У детства своего.
Войти в прохладный дворик вновь
По тропке из камней,
Чтоб после ливня,
                              как морковь,
Был свеж кирпич на ней.
Чтоб я с волненьем постучал
В тот дом далеких дней.
Чтоб где-то угольщик кричал:
«Углей!.. Кому углей!»
Туда не ходят поезда —
В даль детских тех времен.
Из видов транспорта
                                      туда
Доходит только сон.

1961

«Мой критик, пишешь ты сердито…»

Мой критик, пишешь ты сердито,
Хотя, быть может, и умно.
В твоих статьях порою скрыто
Рациональное зерно.

Но тон казенного приказа
Своею строгостью крутой
Меня отпугивает сразу
От справедливой правды той,

Подумай, критик мой, о тоне,
Чтоб я с тобой был заодно,
Чтоб я клевал с твоей ладони
Рациональное зерно.

1956

«Один мудрец эпохи Возрожденья…»

Один мудрец эпохи Возрожденья,
Алхимик или древний кибернетик,
Решил создать живого человека —
Железное подобие свое.
И создал он такого человека,
Который мог
                       слагать стихи и песни,
В секунду отыскать любую рифму!
В расчете четок,
                              в логике железен,
Не сочинял он,
                           а печатал сразу
Критические точные статьи.
Он даже мог
                       шутить и улыбаться!
Но только не умел он одного —
Он не умел дерзать
                                 и ошибаться,
Беспомощно
                       не мог он ошибаться.
— Нет! Не живой ты! —
                                     закричал ученый.
И он разбил в отчаянье машину,
Как жалкое подобие свое.

1963

«Год юности — транжира…»

Год юности —
Транжира,
Мот
И франт,
Мой собутыльник,
Дням
Не знавший счету.
Теперь мой год —
Старик официант,
Он счет
Кладет на стол —
За все
Плати по счету!
А я,
Я старше Пушкина,
Заметь.
И вот живу,
Смотрю в глаза России…
Как я решился жить,
Когда долги такие?
Решиться жить
Трудней,
Чем умереть.

1965

«Не для певиц в нарядных позах…»

Не для певиц
                           в нарядных позах,
Поющих
                словно соловьи, —
Хочу
             писать
                          для безголосых,
Они
             Шаляпины
                                  мои!
Певицы
                    простирают руки,
Платки привычно достают,
Но их заученные звуки
Как будто нам
                          без них поют.
Поют певицы в томных позах,
Как бы заводят патефон.
Хочу
           писать
                          для безголосых,
Сам
          безголосым
                                        я рожден!
И мне
            на этой перекличке
Имен,
            ансамблей
                                       и эстрад
Милее
               в поздней электричке
Гармошка шалая в сто крат!
Хочу
            писать
                          для безголосых,
Пускай
              они
                     меня поют.
В рыбачьих
                        северных морозах
Пусть создают себе уют.
Когда о щеки жарко трется
Норд-ост
                небритою щекой,
Пускай строка моя поется, —
Она
           как спичка под рукой!
Пускай в поселке
                              за буранами,
Придя
           по зову огонька,
Звенит
             на празднике
                                      стаканами
Моя душа,
                  моя строка.
Тяжелорукие
                              и рослые
Поднимут песню —
                                  не прольют…
Запели б только безголосые,
А вокалисты подпоют!

1961
Назад: Стихотворения
Дальше: Песни