ЛАОДАМИЯ

                     Я утром с дымом жертвенник даров,
                     Все потеряв, обеты возносила,
                     У Тартара безжалостных богов
                     Отнять царя убитого просила
                     И вновь взываю к милости небес:
                     Верни его, верни, великий Зевс.

                     О, не один порыв любви могучий,
                     Мольба и страсть в заломленных руках,
                     И точно луч, сверкнувший из-за тучи,
                     Зажегся новый блеск в ее глазах,
                     Грудь стала выше, стан поднялся стройный,
                     И ждет судьбы своей она спокойно.

                     О ужас! Кто здесь? Это ли не сон,
                     Убитого под Троей видеть друга?
                     Не может быть. Ужели это он?
                     Ужели тень любимого супруга?
                     Да, это он откликнулся на зов
                     И с ним крылатый посланец богов.

                     Своим жезлом, смиряющим мученье,
                     Ее коснулся ласково Гермес.
                     "Лаодамия! Зевсовым веленьем
                     Твой царь опять увидел блеск небес.
                     Но краток срок, дарованный судьбою,
                     Лишь три часа он проведет с тобою".

                     И бросилась к нему его обнять,
                     Прижать к груди старается напрасно.
                     Расплывшись, тень является опять,
                     Бесшумно прочь скользит от ласки страстной,
                     Уходит от объятья жадных рук
                     Ее любимый царственный супруг.

                     "Хочу я звук твоей услышать речи,
                     Протезилай! Умчался спутник твой.
                     Ты во дворце, ты для желанной встречи
                     Переступил порог тебе родной.
                     Ужель судьбе моей печали мало,
                     На горе мне тебя она послала".

                     "Лаодамия! Это я, поверь,
                     Подземные меня вернули недра.
                     Я только тень, но все же Зевс теперь
                     Тебя за верность награждает щедро.
                     Он милостив и полною рукой
                     Воздал и мне за прежний подвиг мой.

                     Ты помнишь предсказанье роковое:
                     В бою погибнет первым воин тот,
                     Кто первым выйдет на берег под Троей. —
                     Корабль пристал, и прыгнул я вперед.
                     За дело общее погибель не страшила,
                     И Гектора копье меня сразило".

                     "Ты доблестный, любимый мой герой,
                     О храбрости твоей не плачу боле.
                     Смятение владело всей толпой,
                     Но ты, ты принял смерть по доброй воле.
                     Как женщина, я не могла понять,
                     Что сердце мужа может подсказать.

                     Ты храбр, но ты когда-то был и нежным.
                     Ужели Тот, чьей властью в этот час
                     Ты вырвался от смерти неизбежной,
                     Могилою опять разлучит нас?
                     Прекрасен ты, и ветер Фессалии
                     Опять рассыпал кудри золотые.

                     Не призрак, нет, не тень передо мной,
                     О мой герой, приди ко мне, молю я,
                     Возляг на ложе брачное со мной,
                     Я, как невеста, жажду поцелуя".
                     Зевс хмурится, и Стикса тень легла
                     Опять на облик милого чела.

                     "Ты видишь ли? мне суждено иное,
                     Часов любви нам больше не видать,
                     Они прошли. Проходит все земное,
                     В Эребе их умеют презирать.
                     Земной любви нам чуждо содроганье,
                     Там радости спокойны, как страданье.

                     Смирением угодны мы богам:
                     Учись и ты владеть порывом страсти,
                     Вновь суждено расстаться скоро нам,
                     Не долог срок, нам данный высшей властью.
                     Под свод Эреба я вернусь опять —
                     Ты не должна ни плакать, ни роптать".

                     "Расстаться — нет! С тобой мы будем вместе.
                     Ты позабыть успел, как Геркулес
                     Спустился мимо Цербера к Альцесте
                     И вывел прочь под яркий свод небес.
                     Медею помнишь? Заклинаний сила
                     К соратникам Язона возвратила.

                     Ужели милость кончена богов?
                     Ужели им молилась я напрасно?
                     Ни сила мышц, ни власть волшебных слов,
                     Которым звезды дальние подвластны, —
                     Не одолеют сердца слабых жен,
                     Когда любовь воздвигла там свой трон.

                     Коль ты уйдешь, я за тобою". — "Тише". —
                     Спокойствие и скорбь в его очах.
                     Он перед ней стоит стройней и выше,
                     Нет призрачной неясности в чертах,
                     И отражает облик просветленный
                     Величие печали затаенной.

                     О той любви звучала речь его,
                     Которая царит в стране блаженной,
                     В грядущем не страшится ничего
                     И остается вечно неизменной,
                     И оживал рассказ в его словах
                     О подвигах великих и делах.

                     Он говорил о красоте нездешней
                     И о блаженстве жизни неземной;
                     Там воздух вечно дышит лаской вешней,
                     Там реки льются светлою струей;
                     Там алый день роняет отблеск яркий,
                     Перед которым меркнет полдень жаркий.

                     "Достойнейшим доступна та страна,
                     Конец печальный ждет безумцев грешных,
                     Которые в часы, когда без сна
                     Ты плакала в разлуке, безутешна,
                     И горьких слез не уставала лить —
                     Могли в разгуле счастье находить.

                     А юноши меж тем в потехах ратных
                     Готовились к походу и боям,
                     Старейшины с царями многократно
                     Сбирались для совета по шатрам.
                     И флот стоял, к отплытью снаряженный,
                     Безветрием томиться обреченный.

                     Желанный ветер дали боги нам…
                     Дорогою пророчество томило.
                     И я решил к Троянским берегам
                     Направить первым верное кормило
                     И с корабля спуститься на песок,
                     Где первым пасть судил мне темный рок.

                     Лишь было больно думать о разлуке
                     С любимою супругою моей…
                     Когда б ты знала, сколько было муки
                     В воспоминаньи наших светлых дней,
                     Когда за недостроенной стеною
                     Среди цветов бродили мы с тобою.

                     Но чтоб врагам позволил я сказать:
                     Они дрожат! Явились горделиво,
                     Посмотрим, как умеют умирать. —
                     Нет, эту мысль прогнал я торопливо.
                     И, с слабостью борясь, в последний миг
                     Решения отважного достиг.

                     В твоей груди любовь сильна, как прежде,
                     Но разумом смиряй порыв страстей,
                     Страдание переноси в надежде,
                     Что свидимся мы в царствии теней.
                     Пусть будет скорбь чужда всего земного,
                     И наш союз благословится снова.

                     Величия не забывай, скорбя,
                     Ведь нам любовь дана для высшей цели,
                     Чтоб человек позабывал себя,
                     Чтоб им порывы чувства не владели.
                     И лишь в любви изведать может он,
                     Что власть страстей один обман и сон".

                     Но громким стоном речь она прервала,
                     Гермес внезапно вырос перед ней.
                     Прошли часы — годов тут было б мало,
                     Он должен вновь вернуться в мир теней,
                     Объятия сдержать его не властны,
                     Он прочь скользит бесшумно и бесстрастно,
                     И на пороге труп ее упал безгласный.

                     К ней приговор бессмертных был суров,
                     За грех невольный боги ей судили
                     Жизнь долгую вдали от тех лугов,
                     Где праведные души опочили,
                     Где распустились райские цветы
                     Для них в садах бессмертной красоты.

                     Страданья человека слез достойны:
                     Обманутый в своих земных мечтах,
                     Он возбуждает жалость и в богах. —
                     Тенистой рощей вечно осененный,
                     Над Геллеспонтом холм сооружен,
                     Землей сырою скрыт там прах любимый,
                     И каждый раз, как юные вершины
                     Достигнут роста, так что Илион
                     Заметен им становится, сожженный, —
                     Их пышный цвет, так говорит преданье,
                     Печальное сменяет увяданье.

Отправить