СТРОКИ, НАПИСАННЫЕ НА РАССТОЯНИИ НЕСКОЛЬКИХ МИЛЬ ОТ ТИНТЕРНСКОГО АББАТСТВА ПРИ ПОВТОРНОМ ПУТЕШЕСТВИИ НА БЕРЕГА РЕКИ УАЙ

                    Пять лет прошло; зима, сменяя лето,
                    Пять раз являлась! И опять я слышу
                    Негромкий рокот вод, бегущих с гор,
                    Опять я вижу хмурые утесы —
                    Они в глухом, уединенном месте
                    Внушают мысли об уединенье
                    Другом, глубоком, и соединяют
                    Окрестности с небесной тишиной.
                    Опять настала мне пора прилечь
                    Под темной сикоморой и смотреть
                    На хижины, сады и огороды,
                    Где в это время года все плоды,
                    Незрелые, зеленые, сокрыты
                    Среди густой листвы. Опять я вижу
                    Живые изгороди, что ползут,
                    Подобно ответвленьям леса; мызы,
                    Плющом покрытые; и дым витой,
                    Что тишина вздымает меж деревьев!
                    И смутно брезжат мысли о бродягах,
                    В лесу живущих, или о пещере,
                    Где у огня сидит отшельник.
                                               Долго
                    Не видел я ландшафт прекрасный этот,
                    Но для меня не стал он смутной грезой.
                    Нет, часто, сидя в комнате унылой
                    Средь городского шума, был ему я
                    Обязан в час тоски приятным чувством,
                    Живящим кровь и в сердце ощутимым,
                    Что проникало в ум, лишенный скверны,
                    Спокойным обновлением; и чувства
                    Отрад забытых, тех, что, может быть,
                    Немалое влияние окажут
                    На лучшее, что знает человек, —
                    На мелкие, невидные деянья
                    Любви и доброты. О, верю я:
                    Иным я, высшим даром им обязан,
                    Блаженным состояньем, при котором
                    Все тяготы, все тайны и загадки,
                    Все горькое, томительное бремя
                    Всего непознаваемого мира
                    Облегчено покоем безмятежным,
                    Когда благие чувства нас ведут,
                    Пока телесное дыханье наше
                    И даже крови ток у нас в сосудах
                    Едва ль не прекратится — тело спит,
                    И мы становимся живой душой,
                    А взором, успокоенным по воле
                    Гармонии и радости глубокой,
                    Проникнем в суть вещей.
                                          И если в этом
                    Я ошибаюсь, все же — ах! — как часто
                    Во тьме, средь обликов многообразных
                    Безрадостного дня, когда все в мире
                    Возбуждено бесплодной суетой, —
                    Как часто я к тебе стремился духом,
                    Скиталец Уай, текущий в диких чащах,
                    Как часто я душой к тебе стремился.

                    А ныне, при мерцанье зыбких мыслей,
                    В неясной дымке полуузнаванья
                    И с некоей растерянностью грустной,
                    В уме картина оживает вновь:
                    Я тут стою, не только ощущая
                    Отраду в настоящем, но отрадно
                    Мне в миге этом видеть жизнь и пищу
                    Грядущих лет. Надеяться я смею,
                    Хоть я не тот, каким я был, когда,
                    Попав сюда впервые, словно лань,
                    Скитался по горам, по берегам
                    Глубоких рек, ручьев уединенных,
                    Куда вела природа; я скорее
                    Напоминал того, кто убегает
                    От страшного, а не того, кто ищет
                    Отрадное. Тогда была природа
                    (В дни низменных, мальчишеских утех,
                    Давно прошедших бешеных восторгов)
                    Всем для меня. Я описать не в силах
                    Себя в ту пору. Грохот водопада
                    Меня преследовал, вершины скал,
                    Гора, глубокий и угрюмый лес —
                    Их очертанья и цвета рождали
                    Во мне влеченье — чувство и любовь,
                    Которые чуждались высших чар,
                    Рожденных мыслью, и не обольщались
                    Ничем незримым. — Та пора прошла,
                    И больше нет ее утех щемящих,
                    Ее экстазов буйных. Но об этом
                    Я не скорблю и не ропщу: взамен
                    Я знал дары иные, и обильно
                    Возмещены потери. Я теперь
                    Не так природу вижу, как порой
                    Бездумной юности, но часто слышу
                    Чуть слышную мелодию людскую
                    Печальную, без грубости, но в силах
                    Смирять и подчинять. Я ощущаю
                    Присутствие, палящее восторгом,
                    Высоких мыслей, благостное чувство
                    Чего-то, проникающего вглубь,
                    Чье обиталище — лучи заката,
                    И океан, и животворный воздух,
                    И небо синее, и ум людской —
                    Движение и дух, что направляет
                    Все мыслящее, все предметы мыслей,
                    И все пронизывает. Потому-то
                    Я до сих пор люблю леса, луга
                    И горы — все, что на земле зеленой
                    Мы видеть можем; весь могучий мир
                    Ушей и глаз — все, что они приметят
                    И полусоздадут; я рад признать
                    В природе, в языке врожденных чувств
                    Чистейших мыслей якорь, пристань сердца,
                    Вожатого, наставника и душу
                    Природы нравственной моей.
                                               Быть может,
                    Не знай я этого, мой дух в упадок
                    Прийти бы мог; со мной ты на брегах
                    Реки прекрасной — ты, мой лучший друг,
                    Мой милый, милый друг; в твоих речах
                    Былой язык души моей я слышу,
                    Ловлю былые радости в сверканье
                    Твоих безумных глаз. О да! Пока
                    Еще в тебе я вижу, чем я был,
                    Сестра любимая! Творю молитву,
                    Уверен, что Природа не предаст
                    Ее любивший дух: ее веленьем
                    Все годы, что с тобой мы вместе, стали
                    Чредою радостей; она способна
                    Так мысль настроить нашу, так исполнить
                    Прекрасным и покойным, так насытить
                    Возвышенными думами, что ввек
                    Злословие, глумленье себялюбцев,
                    Поспешный суд, и лживые приветы,
                    И скука повседневной суеты
                    Не одолеют нас и не смутят
                    Веселой веры в то, что все кругом
                    Полно благословений. Пусть же месяц
                    Тебя в часы прогулки озарит,
                    Пусть горный ветерок тебя обвеет,
                    И если ты в грядущие года
                    Экстазы безрассудные заменишь
                    Спокойной, трезвой радостью, и ум
                    Все облики прекрасного вместит,
                    И в памяти твоей пребудут вечно
                    Гармония и сладостные звуки, —
                    О, если одиночество и скорбь
                    Познаешь ты, то как целебно будет
                    Тебе припомнить с нежностью меня
                    И увещания мои! Быть может,
                    Я буду там, где голос мой не слышен,
                    Где я увижу взор безумный твой,
                    Зажженный прошлой жизнью, — помня все же,
                    Как мы на берегу прекрасных вод
                    Стояли вместе; как я, с давних пор
                    Природы обожатель, не отрекся
                    От моего служенья, но пылал
                    Все больше — о! — все пламеннее рвеньем
                    Любви святейшей. Ты не позабудешь,
                    Что после многих странствий, многих лет
                    Разлуки, эти чащи и утесы
                    И весь зеленый край мне стал дороже…
                    Он сам тому причиной — но и ты!

Отправить