Ребенку так легко дышать на свете!
Он жизни полон, — и зачем ему
О смерти знать? Нет, мысли эти
Несродны детскому уму.
Иду, — мне девочка навстречу.
Семь лет ей, по ее словам.
Дивлюсь густым ее кудрям,
Волнами вьющимся на плечи!
Простые сельские черты,
И странность дикая наряда,
И глазки, чудо красоты, —
Все в этой девочке отрада.
"Вас сколько братцев и сестер?"
— Нас семь, — она мне отвечает
И робко любопытный взор
На незнакомца подымает.
"Благословенная семья…
И вместе все, душа моя?"
— На кораблях ушли куда-то,
Да двое нас в земле лежат;
А подле них, вон там в избушке,
Мы с маменькой…
Я слушать рад!
"Так двое за морем, вострушка,
Да двое в городе живут,
И стало вас не семь, а меней?"
— Нет, семь, ведь брат с сестрицей тут,
В земле, под купою ясеней.
"Ты, друг мой, споришь мне на смех!
Двоих уж вы похоронили;
Вас было семь, когда те жили,
Теперь не пятеро ли всех?"
— Их видно, барин, где они зарыты:
Могилки свежей зеленью покрыты.
За хижиной шагов пяток назад, —
Там! — оба рядышком лежат.
И я хожу туда вязать чулочек,
Для куклы шить или рубить платочек.
На травке сидя, как в раю,
Для них я песенки пою;
А закатится солнце красно
И на дворе тепло и ясно,
Я часто ужин свой беру, —
Хоть маменьке не по нутру, —
Иду опять к могилкам в гости
И ужинаю на погосте…
Сестрица прежде умерла:
В постельке охала, стонала;
Бог сжалился, — и перестала,
И молча в гробик свой сошла.
На кладбище ее зарыли.
Все лето с братцем мы ходили
К ней над могилкою играть;
Вот стал и снег уж выпадать,
Уж началися и катанья, —
Брат захворал — и, без страданья,
Он рядышком с сестрицей лег…
Я будто бы понять не мог.
"Так сколько ж вас теперь на свете?
Двоих Господь на небо взял?"
Она при том же все ответе:
— Нас семеро! — Я спорить стал;
Но речи тратил с ней напрасно,
Она стояла на своем,
И ей казалось очень ясно,
Что жить нельзя не всемером!