Детство — это царство, где не умирает никто

Детство — не то время от рождения до известного возраста,
когда человек, повзрослев, отметает все детское.
Детство — это царство, где не умирает никто
Из тех, кто для тебя что-то значит. Дальние родственники,
конечно,
Умирают. Видишься с ними редко или не видишься
вовсе;
Они дарят тебе конфеты или перочинный ножик,
И уходят. Хоть бы их вообще не было!
Умирают и кошки — лежат на полу, бьют хвостом;
И вдруг их шерсть становится дыбом —
Там, под шерстью, оказывается, блохи.
Бурые, блестящие, бывалые,
Перепрыгивают из мертвого мира в живой.
Берешь пустую коробку из-под обуви, но она для кошки
мала — больше ей не свернуться в клубок.
Нашлась другая коробка; хоронишь кошку во дворе
и плачешь.
Но спустя месяц, два, спустя год, два года не просыпаешься
среди ночи, зажав рот кулаком, не рыдаешь: «Боже,
о Боже!»
Детство — это царство, где не умирает никто
Из тех, кто для тебя что-то значит — матери и отцы
не умирают.
И если когда-то ты говорил: «Вечно ты лезешь с поцелуями!»
или
«Перестань, не стучи мне в окно наперстком!»,
У тебя в пылу игры еще оставалось время сказать:
«Мама, я больше не буду!»
Стать взрослым — значит сидеть за одним столом
с мертвецами, глухими, немыми, которые чая не пьют,
хотя и уверяют,
Что чай — такое утешение.
Спустись в подпол, принеси последнюю банку малинового
варенья — им хоть бы что!
Польсти им, вспомни, как они в тот раз хорошо говорили
с епископом, с попечителем бедных, с миссис Мейсон —
Их и этим не проймешь.
Завопи на них, побагровев, встань,
Рвани их из кресел за окоченевшие плечи,
Встряхни их что есть силы —
Они даже не вздрогнут, не засмущаются и повалятся назад
в кресла.
Чай у тебя остыл.
Стоя ты допиваешь чай
И уходишь.

Отправить