ПЕСЕННАЯ ЛИРИКА

(И. П. Макаров?)

* * *

Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю
Разливается песнь ямщика.

Столько грусти в той песне унылой,
Столько грусти в напеве родном,
Что в душе моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнём.

И припомнил я ночи иные
И родные поля и леса,
И на очи, давно уж сухие,
Набежала, как искра, слеза.

Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка.
И замолк мой ямщик, а дорога
Предо мной далека, далека…

Конец 1840-х или начало 1850-х годов

А. Е. Разоренов

Песня

Не брани меня, родная,
Что я так люблю его.
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.

Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так бьётся ретивое
И терзается тоской.

Всё оно во мне изныло,
Вся горю я, как огнём,
Всё немило мне, постыло,
Всё страдаю я по нём.

Мне не надобны наряды
И богатства всей земли…
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли…

Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить.
Знать, судьба моя такая, —
Я должна его любить!

Конец 1840-х или начало 1850-х годов

И. Е. Молчанов

* * *

Было дело под Полтавой,
Дело славное, друзья!
Мы дрались тогда со шведом
Под знаменами Петра.
Наш могучий император —
Память вечная ему! —
Сам, родимый, пред полками
Словно сокол он летал,
Сам ружьём солдатским правил,
Сам и пушки заряжал.
Бой кипел. Герой Полтавы,
Наш державный великан,
Уж не раз грозою грянул
На могучий вражий стан.
Пули облаком носились,
Кровь горячая лилась.
Вдруг одна злодейка-пуля
В шляпу царскую впилась…
Видно, шведы промахнулись —
Император усидел,
Шляпу снял, перекрестился,
Снова в битву полетел.
Много шведов, много русских
Пред Полтавою легло…
Вдруг ещё впилася пуля
В его царское седло.
Не смутился император,
Взор как молния сверкал,
Конь не дрогнул от удара,
Но быстрее поскакал.
Но как раз и третья пуля
Повстречалася с Петром,
Прямо в грудь она летела
И ударила как гром.
Диво дивное свершилось:
В этот миг царь усидел.
На груди царя высокой
Чудотворный крест висел;
С визгом пуля отскочила
От широкого креста,
И спасенный победитель
Славил господа Христа.
Было дело под Полтавой;
Сотни лет ещё пройдут, —
Эти царские три пули
В сердце русском не умрут!

Конец 1840-х или 1850-е годы

И. С. Никитин

Песня бобыля

Ни кола ни двора,
    Зипун — весь пожиток
Эх, живи — не тужи,
    Умрёшь — не убыток!

Богачу-дураку
    И с казной не спится;
Бобыль гол как сокол,
    Поёт-веселится.

Он идёт да поёт,
    Ветер подпевает;
Сторонись, богачи!
    Беднота гуляет!

Рожь стоит по бокам,
    Отдаёт поклоны…
Эх, присвистни, бобыль!
    Слушай, лес зелёный!

Уж ты плачь ли, не плачь
    Слёз никто не видит,
Оробей, загорюй —
    Курица обидит.

Уж ты сыт ли, не сыт —
    В печаль не вдавайся;
Причешись, распахнись,
    Шути-улыбайся!

Поживём да умрём —
    Будет голь пригрета…
Разумей, кто умен, —
    Песенка допета!

1858

* * *

Ехал из ярмарки ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Стал он на двор лошадей покормить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
В красной рубашке, кудряв и румян,
Вышел на улицу весел и пьян.
Собрал он девок-красавиц в кружок,
Выхватил с звонкой казной кошелёк.
Потчует старых и малых вином:
«Пей-пропивай! Поживём — наживём!..»
Морщатся девки, до донышка пьют.
Шумят, и пляшут, и песни поют.
Ухарь-купец подпевает-свистит,
Оземь ногой молодецки стучит.

Синее небо, и сумрак, и тишь.
Смотрится в воду зеленый камыш.
Полосы света по речке лежат.
В золоте тучки над лесом горят.
Девичья пляска при зорьке видна,
Девичья песня за речкой слышна.
По лугу льётся, по чаще лесной…
Там услыхал её сторож седой;
Белый как лунь, он под дубом стоит,
Дуб не шелохнётся, сторож молчит.

К девке стыдливой купец пристаёт,
Обнял, целует и руки ей жмёт.
Рвётся красотка за девичий круг:
Совестно ей от родных и подруг,
Смотрят подруги — их зависть берёт:
Вот, мол, упрямице счастье идёт.
Девкин отец своё дело смекнул,
Локтем жену торопливо толкнул.
Сед он, и рваная шапка на нём.
Глазом мигнул — и пропал за углом.
Девкина мать расторопна-смела,
С вкрадчивой речью к купцу подошла:
«Полно, касатик, отстань — не балуй!
Девки моей не позорь, не целуй!»
Ухарь-купец позвенел серебром:
«Нет, так не надо… другую найдём!..»
Вырвалась девка, хотела бежать,
Мать ей велела на месте стоять.

Звёздная ночь и ясна и тепла.
Девичья песня давно замерла.
Шепчет нахмуренный лес над водой,
Ветром шатает камыш молодой.
Синяя туча над лесом плывет,
Тёмную зелень огнём обдаёт.
В крайней избушке не гаснет ночник,
Спит на печи подгулявший старик,
Спит в зипунишке и в старых лаптях,
Рваная шапка комком в головах.
Молится богу старуха жена,
Плакать бы надо — не плачет она.
Дочь их красавица поздно пришла,
Девичью совесть вином залила.
Что тут за диво! и замуж пойдёт…
То-то, чай, деток на путь наведёт!
Кем ты, люд бедный, на свет порожден?
Кем ты на гибель и срам осуждён?

1858

Н. А. Некрасов

(Из поэмы «Коробейники»)

«Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы, и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
Выди, выди в рожь высокую!
Там до ночки погожу,
А завижу черноокую —
Все товары разложу.
Цены сам платил немалые,
Не торгуйся, не скупись:
Подставляй-ка губы алые,
Ближе к милому садись!»
Вот уж пала ночь туманная,
Ждёт удалый молодец.
Чу, идёт! — пришла желанная,
Продает товар купец.
Катя бережно торгуется,
Всё боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Расступись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!

— — —

«Ой! легка, легка коробушка,
Плеч не режет ремешок!
А всего взяла зазнобушка
Бирюзовый перстенёк.
Дал ей ситцу штуку целую,
Ленту алую для кос,
Поясок — рубаху белую
Подпоясать в сенокос, —
Всё поклала ненаглядная
В короб, кроме перстенька:
«Не хочу ходить нарядная
Без сердечного дружка!»

1861

* * *

В полном разгаре страда деревенская…
Доля ты! — русская долюшка женская!
    Вряд ли труднее сыскать.

Не мудрено, что ты вянешь до времени,
Всевыносящего русского племени
    Многострадальная мать!

Зной нестерпимый: равнина безлесная,
Нивы, покосы да ширь поднебесная —
    Солнце нещадно палит.

Бедная баба из сил выбивается,
Столб насекомых над ней колыхается,
    Жалит, щекочет, жужжит!

Приподнимая косулю тяжёлую,
Баба порезала ноженьку голую —
    Некогда кровь унимать!

Слышится крик у соседней полосыньки,
Баба туда — растрепалися косыньки, —
    Надо ребёнка качать!

Что же ты стала над ним в отупении?
Пой ему песню о вечном терпении,
    Пой, терпеливая мать!..

Слёзы ли, пот ли у ней над ресницею,
Право, сказать мудрено.
В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,
    Канут они — всё равно!

Вот она губы свои опалённые
Жадно подносит к краям…
Вкусны ли, милая, слезы соленые
    С кислым кваском пополам?..

Начало 1863

Л. Н. Модзалевский

Вечерняя заря весною

Слети к нам, тихий вечер,
На мирные поля;
Тебе мы поём песню,
Вечерняя заря.

Темнеет уж в долине,
И ночи близок час;
На маковке берёзы
Последний луч угас.

Как тихо всюду стало,
Как воздух охладел!
И в ближней роще звонко
Уж соловей пропел.

Слети ж к нам, тихий вечер,
На мирные поля!
Тебе мы поем песню,
Вечерняя заря.

(1864)

И. 3. Суриков

Рябина

«Что шумишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Низко наклоняясь
Головою к тыну?»

— «С ветром речь веду я
О своей невзгоде,
Что одна расту я
В этом огороде.

Грустно, сиротинка,
Я стою, качаюсь,
Что к земле былинка,
К тыну нагибаюсь.

Там, за тыном, в поле,
Над рекой глубокой,
На просторе, в воле,
Дуб растёт высокой.

Как бы я желала
К дубу перебраться;
Я б тогда не стала
Гнуться да качаться.

Близко бы ветвями
Я к нему прижалась
И с его листами
День и ночь шепталась.

Нет, нельзя рябинке
К дубу перебраться!
Знать, мне, сиротинке,
Век одной качаться».

(1864)

В степи

Кони мчат-несут,
Степь всё вдаль бежит;
Вьюга снежная
На степи гудит.

Снег да снег кругом;
Сердце грусть берёт;
Про Моздокскую
Степь ямщик поёт…

Как простор степной
Широко-велик;
Как в степи глухой
Умирал ямщик;

Как в последний свой
Передсмертный час
Он товарищу
Отдавал приказ:

«Вижу, смерть меня
Здесь, в степи, сразит, —
Не попомни, друг,
Злых моих обид.

Злых моих обид,
Да и глупостей,
Неразумных слов,
Прежней грубости.

Схорони меня
Здесь, в степи глухой;
Вороных коней
Отведи домой.

Отведи домой,
Сдай их батюшке;
Отнеси поклон
Старой матушке.

Молодой жене
Ты скажи, друг мой,
Чтоб меня она
Не ждала домой…

Кстати ей ещё
Не забудь сказать:
Тяжело вдовой
Мне её кидать!

Передай словцо
Ей прощальное
И отдай кольцо
Обручальное.

Пусть о мне она
Не печалится;
С тем, кто по сердцу,
Обвенчается!»

Замолчал ямщик,
Слеза катится…
А в степи глухой
Вьюга плачется.

Голосит она,
В степи стон стоит,
Та же песня в ней
Ямщика звучит:

«Как простор степной
Широко-велик;
Как в степи глухой
Умирал ямщик».

1865

Доля бедняка

Эх ты, доля, эх ты, доля,
    Доля бедняка!
Тяжела ты, безотрадна,
    Тяжела, горька!

Не твою ли это хату
    Ветер пошатнул,
С крыши ветхую солому
    Разметал, раздул?

И не твой ли под горою
    Сгнил дотла овин,
В запустелом огороде
    Повалился тын?

Не твоей ли прокатали
    Полосой пустой
Мужики дорогу в город
    Летнею порой?

Не твоя ль жена в лохмотьях
    Ходит босиком?
Не твои ли это детки
    Просят под окном?

Не тебя ль в пиру обносят
    Чаркою с вином
И не ты ль сидишь последним
    Гостем за столом?

Не твои ли это слёзы
    На пиру текут?
Не твои ли это песни
    Грустью сердце жгут?

Не твоя ль это могила
    Смотрит сиротой?
Крест свалился, вся размыта
    Дождевой водой.

По краям её крапива
    Жгучая растёт,
А зимой над нею вьюга
    Плачет и поёт,

И звучит в тех песнях горе,
    Горе да тоска…
Эх ты, доля, эх ты, доля,
    Доля бедняка!

(1866)

* * *

Сиротой я росла,
    Как былинка в поле;
Моя молодость шла
    У других в неволе.

Я с тринадцати лет
    По людям ходила:
Где качала детей,
    Где коров доила.

Светлой радости я,
    Ласки не видала:
Износилась моя
    Красота, увяла.

Износили её
    Горе да неволя:
Знать, такая моя
    Уродилась доля.

Уродилась я
    Девушкой красивой,
Да не дал только бог
    Доли мне счастливой.

Птичка в тёмном саду
    Песни распевает,
И волчица в лесу
    Весело играет.

Есть у птички гнездо,
    У волчицы дети —
У меня ж ничего,
    Никого на свете.

Ох, бедна я, бедна,
    Плохо я одета —
Никто замуж меня
    И не взял за это!

Эх ты, доля моя,
    Доля-сиротинка!
Что полынь ты трава,
    Горькая осинка!

1867

* * *

День я хлеба не пекла,
    Печку не топила —
В город с раннего утра
    Мужа проводила.

Два лукошка толокна
    Продала соседу,
И купила я вина,
    Назвала беседу.

Всё плясала да пила;
    Напилась, свалилась;
В это время в избу дверь
    Тихо отворилась.

И с испугом я в двери
    Увидала мужа.
Дети с голода кричат
    И дрожат от стужи.

Поглядел он на меня,
    Покосился с гневом —
И давай меня стегать
    Плёткою с припевом:

«Как на улице мороз,
    В хате не топно,
Нет в лукошках толокна,
    Хлеба не печено.

У соседа толокно
    Детушки хлебают;
Отчего же у тебя
    Зябнут, голодают?

О тебя, моя душа,
    Изобью всю плётку, —
Не меняй ты никогда
    Толокна на водку!»

Уж стегал меня, стегал,
    Да, знать, стало жалко —
Бросил в угол свою плеть
    Да схватил он палку.

Раза два перекрестил,
    Плюнул с злостью на пол,
Поглядел он на детей —
    Да и сам заплакал.

Ох, мне это толокно
    Дорого досталось!
Две недели на боках,
    Охая, валялась!

Ох, болит моя спина,
    Голова кружится;
Лягу спать, а толокно
    И во сне мне снится!

1867 или 1868

В. П. Чуевский

Тройка

Пыль столбом крутится, вьётся
По дороге меж полей,
Вихрем мчится и несётся
Тройка борзая коней.

А ямщик, разгульный малый,
Шапку на ухо надел
И с присвистом, разудалый,
Песню громкую запел.

Соловьём он заливался
Из дали, глуши степной.
С песнью русскою сливался
Колокольчик заливной.

Долго, долго пыль крутилась,
Долго песню слушал я,
И от песни сердце билось
Так тревожно у меня.

Тройка мчалась пред горою,
Вдруг ямщик коней сдержал,
Встал, слегка махнул рукою,
Свистнул, гаркнул и пропал.

Только пыль лишь разостлалась
Вдоль по следу ямщика…
Песнь умолкла, но осталась
На душе моей тоска.

(1866)

Фадеев

Песнь ямщика

Запрягу я тройку борзых,
Тёмно-карих лошадей
И помчуся в ночь морозну
К красной девице своей.

Гей вы, друга дорогие!
Мчитесь сокола быстрей;
Не теряйте дни златые,
Их немного в жизни сей!

Пока в сердце радость бьётся,
Будем весело мы жить;
Пока кудри в кольца вьются,
Станем девушек любить!

По привычке кони знают,
Где заветная страна, —
Снег копытами взрывают
И несутся, как стрела!

Песней звонкою, лихою
Оглашает степь ямщик;
Только к коням лишь порою
Удалой несётся крик:

«Гей вы, други дорогие!
Мчитесь сокола быстрей!
Не теряйте дни златые,
Их немного в жизни сей!»

Ночь была тиха и ясна,
Ямщик тройку осадил!
С поцелуем жарким, страстным
В сани любу посадил.

И тряхнув вожжами смело,
Тройке дружной он сказал:
«Гей вы, друга дорогие!
Мчитесь сокола быстрей!
Не теряйте дни златые,
Их немного в жизни сей!»

(1870)

С. Д. Дрожжин

(Из поэмы «Дуняша»)

Быстро тучи проносилися
Тёмно-синею грядой,
Избы снегом запушилися:
Был морозец молодой.
Занесла кругом метелица
Все дороги и следы…
Из колодца красна девица
Достаёт себе воды, —
Достает и озирается,
Молодешенька, кругом,
А водица колыхается,
Позадёрнутая льдом…
Постояла чернобровая,
Коромысло подняла
И свою шубейку новую
Чуть водой не залила.
Вдоль по улице, как павушка,
Красна девица идёт,
А навстречу ей Иванушка
Показался из ворот;
И, взглянув ей в очи ясные,
Тихо молвил на пути:
«Бог на помощь, девка красная,
Дай мне вёдра понести!»
Вдруг ведёрочки дубовые
Стал Ванюша подымать
И с улыбкой чернобровую
Обнимать и целовать.
Поцелуем красна девица
Заглушила поцелуй…
Разгуляйся ты, метелица,
Ветер в сторону подуй!..

1880

Н. А. Панов

Травушка-муравушка

Наша улица травою заросла,
Голубыми васильками зацвела,
Только губит василечки лебеда,
Сквозь нее почти не видно и следа.
Уж зато у наших окон и ворот
Белоснежная черемуха цветет.
Наша улица — зелёные поля…
Ах! ты травушка-муравушка моя,
Ты тропиночка нетоптаная!

Я на улицу раненько выхожу,
Я на травушку-муравушку гляжу;
А роса-то на ней свежая блестит,
Изумрудами, алмазами горит,
А цветочки как умытые стоят
И приветливо и весело глядят.
Наша улица — зелёные поля…
Ах! ты травушка-муравушка моя,
Ты тропиночка нетоптаная!

Мне у батюшки родного не живать,
Не живать — тебя, муравушка, не мять…
Едут сваты, все поклоны отдают,
Меня замуж за неровню выдают…
Поведут меня с постылым под венец,
Что-то скажет разудалый молодец?..
Наша улица — зелёные поля…
Ах! ты травушка-муравушка моя,
Ты тропиночка нетоптаная!

(1881), (1882)

Вас. И. Немирович-Данченко

* * *

Ты любила его всей душою,
Ты все счастье ему отдала,
Как цветок ароматный весною
Для него одного расцвела.

Словно срезанный колос ты пала
Под его беспощадным серпом,
И его, погибая, ласкала,
Умирая, молилась о нём.

Он не думал о том, сколько муки,
Сколько горя в душе у тебя,
И, наскучив тобою, разлуки
Он искал, никогда не любя.

Ты молила его, умирая:
«О, приди, повидайся со мной!»
Но, другую безумно лаская,
Он смеялся тогда над тобой.

И могила твоя одинока…
Он молиться над ней не придёт…
В полдень яркое солнце высоко
Над крестом твоим белым плывёт.

Только ветер роняет, как слёзы,
Над тобою росинки порой.
Загубили былинку морозы,
Захирел ты, цветок полевой…

Серый камень лежит над тобою,
Словно сторож могилы твоей,
О, зачем ты не встанешь весною
С первой травкою вольных полей!

Для чего ты жила и любила?
В чьей душе ты оставила след?
Но тиха, безответна могила…
Этим жалобам отзыва нет!..

(1882)

С. Ф. Рыскин

Удалец

Живёт моя зазноба в высоком терему;
В высокий этот терем нет ходу никому;
Но я нежданным гостем — настанет только ночь —
К желанной во светлицу пожаловать не прочь!..
Без шапки-невидимки пройду я в гости к ней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

При тереме, я знаю, есть сторож у крыльца,
Но он не остановит детину-удальца:
Короткая расправа с ним будет у меня —
Не скажет он ни слова, отведав кистеня!..
Эх, мой кистень страшнее десятка кистеней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

Войду тогда я смело и быстро на крыльцо;
Забрякает у двери железное кольцо;
И выйдет мне навстречу, и хилый и седой,
Постылый муж зазнобы, красотки молодой,
И он не загородит собой дороги к ней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

Войдет тогда к желанной лихая голова,
Промолвит: будь здорова, красавица вдова!..
Бежим со мной скорее, бежим, моя краса,
Из терема-темницы в дремучие леса!..
Бежим — готова тройка лихих моих коней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

Едва перед рассветом рассеется туман,
К товарищам с желанной примчится атаман;
И будет пир горою тогда в густом лесу,
И удалец женою возьмёт себе красу;
Он скажет: не увидишь со мной ты чёрных дней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..

1882

Д. Н. Садовников

Песня

Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выбегают расписные,
Острогрудые челны.

На переднем Стенька Разин,
Обнявшись с своей княжной,
Свадьбу новую справляет,
И весёлый и хмельной.

А княжна, склонивши очи,
Ни жива и ни мертва.
Робко слушает хмельные.
Неразумные слова.

«Ничего не пожалею!
Буйну голову отдам!» —
Раздаётся по окрестным
Берегам и островам.

«Ишь ты, братцы, атаман-то
Нас на бабу променял!
Ночку с нею повозился —
Сам наутро бабой стал…»

Ошалел… Насмешки, шёпот
Слышит пьяный атаман —
Персиянки полоненной
Крепче обнял полный стан.

Гневно кровью налилися
Атамановы, глаза,
Брови чёрные нависли,
Собирается гроза…

«Эх, кормилица родная,
Волга-матушка река!
Не видала ты подарков
От донского казака!..

Чтобы не было зазорно
Перед вольными людьми,
Перед вольною рекою, —
На, кормилица… возьми!»

Мощным взмахом поднимает
Полоненную княжну
И, не глядя, прочь кидает
В набежавшую волну…

«Что затихли, удалые?..
Эй ты, Фролка, чёрт, пляши!..
Грянь, ребята, хоровую
За помин её души!..»

1883

Ф. П. Савинов

На родной почве

Слышу песни жаворонка,
Слышу трели соловья…
    Это — русская сторонка,
    Это — родина моя!..

Вижу чудное приволье,
Вижу нивы и поля…
    Это — русское раздолье,
    Это — русская земля!..

Слышу песни хоровода,
Звучный топот трепака…
    Это — радости народа,
    Это — пляска мужика!..

Уж гулять, так без оглядки,
Чтоб ходил весь белый свет…
    Это — русские порядки,
    Это — дедовский завет!..

Вижу дубы вековые,
А вон там сосновый бор…
    Это — признаки родные,
    Это — родины простор!..

Вижу горы-исполины,
Вижу реки и леса…
    Это — русские картины,
    Это — русская краса…

Вижу всюду трепет жизни,
Где ни брошу только взор…
    Это — матушки-отчизны
    Нескончаемый простор…

Снова духом оживаю,
Снова весел, счастлив я
    И невольно ощущаю
    В сердце мощь богатыря!..

(1885)

М. Н. Соймонов

Бабье дело

На полосыньке я жала,
Золоты снопы вязала —
    Молодая;
Истомилась, разомлела…
То-то наше бабье дело —
    Доля злая!
Тяжела — да ничего бы,
Коли в сердце нет зазнобы
    Да тревоги;
А с зазнобой… толку мало!..
На снопах я задремала
    У дороги.
Милый тут как тут случился,
Усмехнулся, наклонился,
    Стал ласкаться,
Целовать… а полоса-то
Так осталась, недожата,
    Осыпаться…
Муж с свекровью долго ждали:
«Клин-от весь, чай, — рассуждали,
    Выжнет Маша».
А над Машей ночь темнела…
То-то наше бабье дело —
    Глупость наша!..

1880-е годы

М. Н. Ожегов

Меж крутых берегов

Меж крутых берегов
Волга-речка текла,
А на ней по волнам,
Легка лодка плыла.

В ней сидел молодец
Шапка с кистью на нем,
Он, с верёвкой в руках,
Волны резал веслом.

Он ко бережку плыл,
Лодку вмиг привязал,
Сам на берег взошёл,
Соловьем просвистал.

Как на том берегу
Красный терем стоял,
Там красотка жила,
Он её вызывал.

Муж красавицы был
Воевода лихой,
Да понравился ей
Молодец удалой.

Дожидала краса
Молодца у окна,
Принимала его
По верёвке она.

Погостил молодец —
Утром ранней зарей
И отправился в путь
Он с красоткой своей.

Долго, долго искал
Воевода жену,
Отыскал он её
У злодея в плену.

Долго бились они
На крутом берегу,
Не хотел уступить
Воевода врагу.

И последний удар
Их судьбу порешил,
Он конец их вражде
Навсегда положил:

Волга в волны свои
Молодца приняла,
По реке, по волнам,
Шапка с кистью плыла.

(1893)

Колечко

Сокрушилося сердечко,
Взволновалась в сердце кровь,
Потеряла я колечко,
Потеряла я любовь.

Я по этом по колечке
Буду плакать-горевать,
По любезном по дружочке
Поневоле тосковать.

Я по бережку гуляла,
По долинушке прошла;
Там цветочек я искала,
Но цветочек не нашла.

Много цветиков пригожих,
Да цветочки всё не те —
Всё цветочки непохожи
По заветной красоте.

Непохожи на те очи,
Что любовью говорят,
Что, как звёзды полуночи,
Ясно блещут и горят.

Где девался тот цветочек,
Что долину украшал,
Где мой миленький дружочек,
Что словами обольщал?

Обольщал милый словами,
Уговаривал всегда:
Не плачь, девица, слезами,
Не покину никогда.

Мил уехал и оставил
Мне малютку на руках,
Обесчестил, обесславил, —
Жить заставил в сиротах.

Как взгляну я на сыночка,
Вся слезами обольюсь,
Пойду с горя к быстрой речке
Я, сиротка, утоплюсь.

Нет, уж бог один свидетель,
Полагаюсь на него,
Мне не жаль тебя, мучитель,
Жаль малютку твоего.

(1896)

М. К. Штейнберг

* * *

Гайда, тройка! Снег пушистый,
Ночь морозная кругом;
Светит месяц серебристый,
Мчится парочка вдвоём.

Милый шепчет уверенья,
Ласково в глаза глядит,
А она полна смущенья:
Что-то ей любовь сулит?

Так с тревожными мечтами
Вдаль помчалася она,
И не помнит, как с устами
Вдруг слилися их уста.

Гайда, тройка! Снег пушистый… и т. д.

Уж сменилась ночь зарею,
Утра час настал златой,
Тройка мелкою рысцою
Возвращается домой.

Ах, надолго ль это счастье?
Не мелькнули бы как сон
Эти ласки и объятья
И вина бокала звон!

Гайда, тройка! Снег пушистый,
Ночь морозная кругом.
Светит месяц серебристый.
Мчится парочка вдвоём.

Конец XIX — начало XX века

З. Д. Буxарова

Ноктюрн

Крики чайки белоснежной,
Запах моря и сосны,
Неумолчный, безмятежный
Плеск задумчивой волны.

В дымке розово-хрустальной
Умирающий закат,
Первой звёздочки печальной
Золотой далёкий взгляд.

Ярко блещущий огнями
Берег в призрачной дали,
Как в тумане перед нами —
Великаны корабли.

Чудный месяц, полный ласки,
В блеске царственном своем…
В эту ночь мы будто в сказке
Упоительной живём.

1899

Е. А. Буланина

(Под впечатлением «Чайки» Чехова)

Заря чуть алеет. Как будто спросонка
Все вздрогнули ивы над светлой водой.
Душистое утро, как сердце ребёнка,
Невинно и чисто, омыто росой.
А озеро будто, сияя, проснулось
И струйками будит кувшинки цветы.
Кувшинка, проснувшись, лучам улыбнулась,
Расправила венчик, раскрыла листы…
Вот вспыхнуло утро. Румянятся воды.
Над озером быстрая чайка летит:
Ей много простора, ей много свободы,
Луч солнца у чайки крыло серебрит…
Но что это? Выстрел… Нет чайки прелестной:
Она, трепеща, умерла в камышах.
Шутя её ранил охотник безвестный,
Не глядя на жертву, он скрылся в горах.

…И девушка чудная чайкой прелестной
Над озером светлым спокойно жила.
Но в душу вошел к ней чужой, неизвестный,
Ему она сердце и жизнь отдала.
Как чайке охотник, шутя и играя,
Он юное, чистое сердце разбил.
Навеки убита вся жизнь молодая:
Нет веры, нет счастья, нет сил!

(1901)

Неизвестный автор

* * *

Вот мчится тройка почтовая
По Волге-матушке зимой,
Ямщик, уныло напевая,
Качает буйной головой.

«О чём задумался, детина? —
Седок приветливо спросил. —
Какая на сердце кручина,
Скажи, тебя кто огорчил?»

— «Ах, барин, барий, добрый барин,
Уж скоро год, как я люблю,
А нехристь-староста, татарин,
Меня журит, а я терплю.

Ах, барин, барин, скоро святки,
А ей не быть уже моей,
Богатый выбрал, да постылый —
й не видать отрадных дней…»

Ямщик умолк и кнут ременный
С досадой за пояс заткнул.
«Родные, стой! Неугомонны! —
Сказал, сам горестно вздохнул. —

По мне лошадушки взгрустнутся,
Расставшись, борзые, со мной,
А мне уж больше не промчаться
По Волге-матушке зимой!»

(1901)

Скиталец

* * *

Колокольчики-бубенчики звенят,
Простодушно рассказывают быль…
Тройка мчится, комья снежные летят,
Обдает лицо серебряная пыль!

Нет ни звёздочки на темных небесах,
Только видно, как мелькают огоньки,
Не смолкает звон малиновый в ушах,
В сердце нету ни заботы, ни тоски.

Эх! лети, душа, отдайся вся мечте,
Потоните, хороводы бледных лиц!
Очи милые мне светят в темноте
Из-под черных, из-под бархатных ресниц…

Эй, вы, шире, сторонитесь, раздавлю!
Бесконечно, жадно хочется мне жить!
Я дороги никому не уступлю.
Я умею ненавидеть и любить…

Ручка нежная прижалась в рукаве…
Не пришлось бы мне лелеять той руки,
Да от снежной пыли мутно в голове,
Да баюкают бубенчики-звонки!

Простодушные бубенчики-друзья,
Говорливые союзники любви,
Замолчите вы, лукаво затая
Тайны нежные, заветные мои!

Ночь окутала нас бархатной тафтой,
Звёзды спрятались, лучей своих не льют,
Да бубенчики под кованой дугой
Про любовь мою болтают и поют…

Пусть узнают люди хитрые про нас,
Догадаются о ласковых словах
По бубенчикам, по блеску чёрных глаз,
По растаявшим снежинкам на щеках.

Хорошо в ночи бубенчики звенят,
Простодушную рассказывают быль…
Сквозь ресницы очи милые блестят,
Обдаёт лицо серебряная пыль!..

1901

Я. Н. Репнинский

«Варяг»

Плещут холодные волны,
Бьются о берег морской…
Носятся чайки над морем,
Крики их полны тоской…

Мечутся белые чайки,
Что-то встревожило их, —
Чу!.. загремели раскаты
Взрывов далёких, глухих.

Там, среди шумного моря,
Вьётся Андреевский стяг, —
Бьётся с неравною силой
Гордый красавец «Варяг».

Сбита высокая мачта,
Броня пробита на нём,
Борется стойко команда
С морем, с врагом и с огнём.

Пенится Жёлтое море,
Волны сердито шумят;
С вражьих морских великанов
Выстрелы чаще гремят.

Реже с «Варяга» несётся
Ворогу грозный ответ…
«Чайки! снесите отчизне
Русских героев привет…

Миру всему передайте,
Чайки, печальную весть:
В битве врагу мы не сдались —
Пали за русскую честь!..

Мы пред врагом не спустили
Славный Андреевский флаг,
Нет! мы взорвали «Корейца»,
Нами потоплен «Варяг»!»

Видели белые чайки —
Скрылся в волнах богатырь,
Смолкли раскаты орудий,
Стихла далёкая ширь…

Плещут холодные волны,
Бьются о берег морской,
Чайки на запад несутся,
Крики их полны тоской…

Февраль 1904

Е. М. Студенская

Памяти «Варяга»

Наверх, о товарищи, все по местам!
    Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
    Пощады никто не желает!

Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
    Наверх якоря поднимая.
Готовятся к бою орудий ряды,
    На солнце зловеще сверкая.

Из пристани верной мы в битву идём,
    Навстречу грозящей нам смерти,
За родину в море открытом умрём,
    Где ждут желтолицые черти!

Свистит, и гремит, и грохочет кругом
    Гром пушек, шипенье снаряда,
И стал наш бесстрашный, наш верный «Варяг»
    Подобьём кромешного ада!

В предсмертных мученьях трепещут тела,
    Вкруг грохот, и дым, и стенанья,
И судно охвачено морем огня, —
    Настала минута прощанья.

Прощайте, товарищи! С богом, ура!
    Кипящее море под нами!
Не думали мы ещё с вами вчера,
    Что нынче уснем под волнами!

Не скажут ни камень, ни крест, где легли
    Во славу мы русского флага,
Лишь волны морские прославят вовек
    Геройскую гибель «Варяга»!

Между февралём и апрелем 1904

А. С. Рославлев

Новогодняя песня

Над конями да над быстрыми
Месяц птицею летит,
И серебряными искрами
Поле ровное блестит.

    Веселей, мои бубенчики,
    Заливные голоса!
    Ой ты, удаль молодецкая,
    Ой ты, девичья краса!

Гривы инеем кудрявятся,
Порошит снежком лицо.
Выходи встречать, красавица,
Мила друга на крыльцо.

    Веселей, дружней, бубенчики… и т. д.

Ляг дороженька удалая
Через весь-то белый свет.
Ты завейся, вьюга шалая,
Замети за нами след.

    Веселей, мои бубенчики… и т. д.

Нас свела не речь окольная,
Бабий нюх да бабий глаз:
Наша сваха — воля вольная,
Повенчает месяц нас.

    Веселей, дружней, бубенчики… и т. д.

Глянут в сердце очи ясные —
Закружится голова.
С милой жизнь что солнце красное,
А без милой трын-трава.

    Веселей, мои бубенчики… и т. д.

Словно чуют — разъярилися
Кони — соколы мои.
В жарком сердце реки вскрылися
И запели соловьи.

    Веселей, дружней, бубенчики,
    Заливные голоса!
    Ой ты, удаль молодецкая,
    Ой ты, девичья краса!

1907

 

 

Отправить