Книга: Век перевода (2006)
Назад: ВИТАЛИЙ СИМАНКОВ{216}
Дальше: ЮЛИЯ ТЕЛЕЖКО{222}

ЕЛЕНА ТВЕРСКАЯ

ТОМАС ГАРДИ (1840–1921)

После меня

Когда Время захлопнет за мною дверь, жизни дрожь уняв,
И Май-месяц крыльями листьев всплеснет опять,
Нежными, тонкими, словно шелк, — скажут ли про меня:
«Он-то умел подобное замечать»?

Если в сумерках это случится, когда, как ресницы взлет,
Ястреб беззвучно над тенью своей скользит
Вверх, на изломанный ветром сук, — может, кто вздохнет:
«Ему-то, верно, был знаком этот вид»?

Если я уйду теплой ночью, мягкой как мотылек,
Когда ежик крадется, страшась пути своего, —
Кто-нибудь, может, скажет: «Жалеть малых сих он мог,
Но немногим сумел помочь, и вот — нет его».

Если узнают, что я ушел, когда выйдут смотреть
В звездное небо в зимний вечерний час,
Будут ли думать те, кто меня уж не встретит впредь:
«Вот у кого на такие дела был глаз!»

И скажет ли кто-нибудь, когда погребальный звон,
Прерванный ветром, снова начнет звучать,
Так, словно это новый колокол: «Он —
Он-то умел подобное замечать»?

УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН (1907–1973)

«Не понимая, почему запретен…»

Не понимая, почему запретен
Был плод, не научивший ничему
Их новому, досаду скрыв, как дети,
Не внемля ни упреку, ни уму,

Они ушли. И память тут же стерла
Воспоминанья. Стала им ничья
Не внятна речь: ни псов, вчера покорных,
Ни сразу онемевшего ручья.

Мольбы и брань: свобода так дика!
При приближеньи зрелость отступала,
Как от ребенка горизонт, пока

Рос счет крутой опасностям и бедам,
И ангельское войско преграждало
Обратный путь поэту с правоведом.

Осенняя песнь

Листья падают — не счесть.
И лугам не долго цвесть.
Няньки вечным сном уснут,
Лишь колясочки бегут.

Шепотком соседский рот
Нашу радость отпугнет,
В ледяной ввергая плен,
Так, что рук не снять с колен.

Сзади толпы мертвецов
К небу обращают зов,
Буки вытянув свои
Пантомимою любви.

На охоту чередой
Выйдут тролли в лес пустой.
Соловей, как сыч, смолчит,
С неба ангел не слетит.

Впереди величьем стен
Высится гора Взамен,
К чьим прохладным родникам
Не припасть живым устам.

Блюз беженцев

Десять миллионов в городе моем.
Кто живет в покоях, кто — и под мостом.
Но места нет для нас, мой друг, но места нет для нас.

А была когда-то и у нас страна.
Посмотри на карту — вот она видна.
Но нам туда нельзя, мой друг, но нам туда нельзя.

Там растет у церкви старый тис прямой,
Он как новый — каждою весной.
А старый паспорт — нет, мой друг, а старый паспорт — нет.

По столу ударил консул нам вослед:
«Вас без документов всё равно что нет».
Но мы еще живем, мой друг, но мы еще живем.

В паспортном отделе нам указали дверь:
«Через год придите». А куда теперь?
Куда теперь пойдем, мой друг, куда теперь пойдем?

Я пошел на площадь, речи там ведут:
«Дай им только волю — хлеб наш украдут».
Они это про нас, мой друг, они это про нас.

Будто гром грохочет в небе в эти дни:
Это Гитлер грянул: «Пусть умрут они!»
Ведь это он о нас, мой друг, ведь это он о нас.

Видел я в жилете пуделя вчера,
Видел, в дом пускали кошку со двора.
Евреи — не они, мой друг, евреи — не они.

Вниз пошел на пристань, видел, как на дне
Вольные гуляли рыбы в глубине,
Всего в пяти шагах, мой друг, всего в пяти шагах.

Проходил я лесом, слышал на ветвях
Птиц, аполитично свищущих в кустах.
Куда им до людей, мой друг, куда им до людей!

Тысячеэтажный мне приснился дом,
Тысяча дверей и окон было в нем,
Но нашего в нем нет, мой друг, но нашего в нем нет.

По пустой равнине, где снега метут,
Тысячи солдат вперед-назад бегут:
За мною и тобой, мой друг, за мною и тобой.

Shorts

В драку лезь, на бой иди
И героя победи;
Льва поймай, плюнь с высоты;
Кто поймет, что слабый ты?

У прирожденной сиделки родня
Больше болеет день ото дня.

Изменяет мне терпенье
В моих личных отношеньях:
Мало в них хорошего
И стоят мне недешево.

Я за свободу стою, ибо цензору не доверяю.
Сделавшись цензором сам, о, как я стал бы суров!

Когда здоров он или рад,
Она ему устроит ад,
Но встанет каменной стеной,
Когда он слабый и больной.

Иных, не внемлющих уму,
Их действия погубят;
Иные гибнут потому,
Что действовать не любят.

Пусть в почет войдет навек
Вертикальный человек,
Всеми чтим и так тотально
Человек горизонтальный.

Частный тип
В публичном месте
Выглядит скорей на месте,
И милей, сказать по чести,
Чем чиновник в частном месте.

Птичьи беседы всегда
Сообщают так мало,
Но так много значат.

Из всех зверей
Лишь человек имеет уши,
Не выражающие чувств.

В минуты радости
Все мы хотели б иметь
Хвост, чтоб вилять им.

Стыд старения
Не в том, что желание гаснет
(Кто сожалеет о том,
в чем ему нету нужды?), — а в том,
что нужно сказать другому.

Девиз тирана:
Всё, что Возможно, —
Необходимо.

Красота, проходящая мимо,
Еще восхищает его,
Но он больше не должен
Оборачиваться вослед.

Судит ли нас Господь
По тому, как мы выглядим внешне?
Подозреваю, что да.

Сегодня две песни просились, чтоб я записал их:
Прости, уже нет, дорогая! Прости, мой дружок, еще нет!

В зеркало смотримся мы, чтоб дефект отыскать исправимый,
Неисправимые нам слишком известны и так.

Бог не вяжет узлов,
Но может, если попросят,
Легко развязать их.

Мечта поэта: быть
Как сыр — местным,
Но ценимым в других местах.

Назад: ВИТАЛИЙ СИМАНКОВ{216}
Дальше: ЮЛИЯ ТЕЛЕЖКО{222}