Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Дни мая душу веселят;
Дрозды поют издалека;
Покинув благодатный сад,
Я помню ту, что далека.
Не разорвать тоски тенет;
И птичий хор, и вишен цвет
Постыли, словно снег — зимой.
Я, верно, Господом заклят
Любовью к той, что далека.
Несчастья множатся стократ
В тоске о той, что далека.
Паломником объеду свет,
Чтоб взорами ее согрет
Был серый плащ и посох мой.
Просить приюта я бы рад
У той, что ныне далека.
Позволит — не покину град
Возлюбленной, что далека.
Близ той, кому принес обет,
В словах возвышенных бесед
Я мир обрел бы и покой.
Скорбя и сетуя, назад
Вернусь от той, что далека…
Увижусь с нею иль навряд?
Страна любимой — далека;
Троп много — да неясен след;
Грядущее хранит секрет;
Всё — в воле Господа благой.
Мне не узнать любви услад,
Когда не с той, что далека.
Прекраснее не видел взгляд —
Ни рядом, ни издалека.
Во имя той, что жизнь и свет,
Смирюсь на сколь угодно лет
И с сарацинскою тюрьмой.
Господь мой, всемогущ и свят,
Создавший ту, что далека, —
Дай сил, не убоясь преград,
Увидеть ту, что далека.
В ней встретив ласковый привет,
Дворцом царей сочтет поэт
Смиренный сад и кров простой.
Я стражду, я огнем объят
В мечтах о той, что далека.
Манящий свет иных наград
Померк пред той, что далека.
Но страсти утоленья нет:
Любя, не знать любви в ответ —
Таков злосчастный жребий мой.
Мне в страсти утоленья нет;
Любя, не знать любви в ответ —
Будь проклят приговор такой!
Смеркалось. Гордый дуб покачивал ветвями
(Дуб или, может быть, одна из старых лип).
Я, с кресла встав, в траву уселся рядом с вами
Под растревоженной качалки легкий скрип.
Вы, белокуры, как блондинки из журнала,
Качались взад-вперед, что лодка средь зыбей.
Синица средь листвы беспечно щебетала
(Синица — а не то обычный воробей).
Вдали играл оркестр напевное анданте
(А может быть, и не анданте, а шансон)
И ветка — как смычок в руках у музыканта,
Во тьме незримых струн едва касалась в тон.
Искрились звезды, мир красой обезоружа,
Червонный блик играл на зеркале пруда
(Пруда, что, верно, был не более чем лужа),
И синевой теней окрасилась вода.
Во мне мечта крыла несмело расправляла
(И кто б дерзнул назвать желанием — мечту?).
Взлетали кружева — подобно опахалу;
Я их украдкою касался на лету.
На шляпке трепетал шелк щегольского банта;
Ажурный воротник подрагивал слегка,
Отделан блондами — конечно, из Брабанта
(Ну, не гипюром же с фабричного станка!).
Откуда ни возьмись — как клякса на тетради! —
Вам прямо на подол жук приземлился вдруг,
И в страхе (или страх возник предлога ради?)
Вы бросились ко мне. О, добрый старый жук!
Звучали в полутьме лукавые авансы;
В глубинах томных глаз, желанием объят,
Я душу прозревал и все ее нюансы
(Ту душу, что была не более чем взгляд).
Ты хочешь настрадаться всласть,
В глазах друзей навеки пасть,
Изведать всякую напасть
И на торги
И верность выставить, и страсть?
Войди в долги.
Ты к унижению влеком?
Порвешь со всеми, с кем знаком?
Рад убедиться, что крутом
Одни враги?
Готов презреть семью и дом?
Войди в долги.
Тебе порядочность смешна?
Твоим обетам — грош цена?
Ты чаешь обойти сполна
Мытарств крути?
Не знать ни отдыха, ни сна?
Войди в долги.
Ты жаждешь угодить под кнут?
Изведать ближних строгий суд?
Ждешь, что тебя подлец и плут,
Чье кредо: «Лги!»,
К рукам однажды приберут?
Войди в долги.
Ты честь как должно не блюдешь?
Тебе милее фальшь и ложь?
Направить к бездне невтерпеж
Свои шаги?
Ты свой покой не ставишь в грош?
Войди в долги.
Ты низок, гнусен и бесстыж?
Ты именем не дорожишь?
Способен пресмыкаться лишь?
В глазах слуги
И то уронишь свой престиж?
Войди в долги.
Но если честь — твой духовник,
Ты сторонишься прощелыг,
А нормы, к коим ты привык,
Весьма строги, —
Не дай завесть себя в тупик.
Долгов — беги!
Под щеку руку подложив, она
Забылась сном: в плену у сладких грез,
Душа — разнежена и смятена,
На трепетных устах — немой вопрос.
Она не видела, как дрогнул свод
И как до срока наступила ночь,
Земля влила ей в губы сладкий мед,
Любовь, лишь поманив, порхнула прочь.
Мгновение — и хлынул страшный шквал,
Метались толпы, рокот рос вдали,
Померкли небеса: так мир узнал,
Что гордый город стерт с лица земли.
Жизнь канула во мрак; слепая мгла
Всех поглотила — сколько ни зови.
Она ж — как ее имя, где жила? —
Поныне дремлет, грезя о любви.
Ад сгинул, скорбный мир обрел покой;
Град канул в Лету; тек за веком век;
Вершил судьбу империй род людской.
И вот пришел к руинам человек,
И обнажились оттиски веков,
Явив нескромным взглядам красоту
Скульптурных форм; пал тления покров
С любви, согревшей каждую черту.
Забывшись сном, ничком лежит она,
Туника облегает стройный стан;
Над той, что страстью одушевлена,
Не властны ни века, ни ураган.
Читает сердце летописи дней
В прообразе, что смертью пощажен;
Бесплодный мир забвенья и теней
Она дарит красой былых времен.
И если грянет пробужденья день,
Как чает смертный, что надеждой жив,
Расступится унылой смерти сень
Для той, что дремлет, губы приоткрыв;
Она пробудится, чуть кликнет Бог, —
Так будит зорьку пение дрозда, —
Вся вспыхнет — и зардеется восток
Под жарким поцелуем сквозь года.
Витых извивов выплетая вязь,
Сквозь сладковатый сигаретный чад,
Виолончель ведет, одушевясь,
Анданте упований и утрат.
Павлины бутафорский пламень пьют,
Дам пробирает дрожь: абсента стынь
Струит Цирцеи колдовской сосуд.
Темнеет карий взгляд, густеет синь.
Трепещет звук, крещендо рвется ввысь,
И снова — спад. Сердца огнем зажглись.
Шпалера разошлась, зашелестев:
Всё шире прорезь — всё звучней напев.
Взлет — и крушение — тревожный хор —
Языческих фантазий непокой.
Стучит в висках, в сердцах — хмельной задор,
В ночь смертный взор впивается с тоской.
Кармен! Кудрей иссиня-черный жгут!
Кармен! Надежда — манит, очи — жгут.
Кармен кружит, куражится мотив;
«Кармен!» — вином навеянный порыв.
Качнув крылами, гаснущий финал
Уводит Кармен: занавес опал,
Обвисла выцветшая бахрома,
Ушли кутилы… лампы меркнут… тьма.
Рассвет: в тумане слышен скрип колес;
Вихляясь, катит прочь цыганский воз;
Но образ Кармен грезится иным
Доныне — смутен и непостижим.
Кто из вас взыскует возврата
В светлый край за моря и горы,
Знайте — в мире есть три дороги,
Три пути ведут от Эндорэ.
Первый путь — над сонной пучиной,
На закат — над морем угрюмым, —
Мост блаженный от края к краю,
Путь, открытый душам и думам.
А на море — ходят буруны
В переливчатом покрывале.
Этот путь — и древний, и юный,
Он зовется Олорэ Маллэ.
Путь второй — для благостных Валар,
Меж утраченных врат сквозь годы,
Славь же ясную Илуквингу,
Славь Хельянвэ, радугу свода.
Третий путь — уводит бесследно
В царство сумрачной круговерти;
Он — кратчайший, и он — последний,
То — Квалванда, Дорога Смерти.
В Вышнем небе — падают звезды,
В Среднем небе — птичьи хоромы,
Время сна заткало покровом
Вечный путь, открытый любому.
Войти с помощью соц. сетей: