Книга: Любит? не любит? Я руки ломаю
Назад: Вместо оды
Дальше: Даешь тухлые яйца!

Весна

В газетах
               пишут
                         какие-то дяди,
что начал
                любовно
                              постукивать дятел.
Скоро
          вид Москвы
                              скопируют с Ниццы,
цветы создадут
                         по весенним велениям.
Пишут,
            что уже
                        синицы
оглядывают гнезда
                              с любовным вожделением.
Газеты пишут:
                       дни горячей,
налетели
               отряды
                           передовых грачей.
И замечает
                  естествоиспытательское око,
что в березах
                      какая-то
                                    циркуляция соков.
А по-моему —
                      дело мрачное:
начинается
                   горячка дачная.
Плюнь,
            если рассказывает
                                          какой-нибудь шут,
как дачные вечера
                              милы,
                                        тихи.
Опишу
хотя б,
            как на даче
                               выделываю стихи.
Не растрачивая энергию
                                        средь ерундовых трат,
решаю твердо
                       писать с утра.
Но две девицы,
                         и тощи
                                     и ряб`ы,
заставили идти
                          искать грибы.
Хожу в лесу-с,
на каждой колючке
                               распинаюсь, как Иисус.
Устав до того,
                       что не ступишь на ноги,
принес сыроежку
                            и две поганки.
Принесши трофей,
еле отделываюсь
                           от упомянутых фей.
С бумажкой
                    лежу на траве я,
и строфы
                спускаются,
                                    рифмами вея.
Только
           над рифмами стал сопеть,
                                                     и —
меня переезжает
                           кто-то
                                      на велосипеде.
С балкона,
                 куда уселся, мыча,
сбежал
            во внутрь
                             от футбольного мяча.
Полторы строки намарал —
и пошел
              ловить комара.
Опрокинув чернильницу,
                                        задув свечу,
подымаюсь,
                    прыгаю,
                                  чуть не лечу.
Поймал,
             и при свете
                                мерцающих планет
рассматриваю —
                            хвост малярийный
                                                           или нет?
Уселся,
            но слово
                          замерло в горле.
На кухне крик:
                         — Самовар сперли! —
Адамом,
              во всей первородной красе,
бегу
        за жуликами
                             по василькам и росе,
Отступаю
                 от пары
                               бродячих дворняжек,
заинтересованных
                              видом
                                         юных ляжек.
Сел
       в меланхолии.
В голову
              ни строчки
                                 не лезет более.
Два.
        Ложусь в идиллии.
К трем часам —
                           уснул едва,
а четверть четвертого
                                    уже разбудили.
На луже,
              зажатой
                            берегам в бока,
орет
        целуемая
                        лодочникова дочка…
«Славное море —
                            священный Байкал,
Славный корабль —
                                омулевая бочка».

1927
Назад: Вместо оды
Дальше: Даешь тухлые яйца!