Сергею Есенину

Вы ушли,
               как говорится,
                                      в мир иной.
Пустота…
               Летите,
                            в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
                         ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
                     это
                           не насмешка.
В горле
            горе комом —
                                   не смешок.
Вижу —
              взрезанной рукой помешкав,
собственных
                     костей
                                 качаете мешок.
— Прекратите!
                         Бросьте!
                                        Вы в своем уме ли?
Дать,
         чтоб щеки
                          заливал
                                        смертельный мел?!
Вы ж
         такое
                  загибать умели,
что другой
                  на свете
                                 не умел.
Почему?
              Зачем?
                          Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
                               — Этому вина
то…
       да сё…
                    а главное,
                                     что смычки мало,
в результате
                    много пива и вина.—
Дескать,
              заменить бы вам
                                         богему
                                                     классом,
класс влиял на вас,
                               и было б не до драк.
Ну, а класс-то
                       жажду
                                   заливает квасом?
Класс — он тоже
                            выпить не дурак.
Дескать,
               к вам приставить бы
                                                  кого из напостов —
стали б
            содержанием
                                  премного одарённей.
Вы бы
           в день
                       писали
                                   строк по сто,
утомительно
                     и длинно,
                                     как Доронин.
А по-моему,
                    осуществись
                                          такая бредь,
на себя бы
                  раньше наложили руки.
Лучше уж
                 от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
                   нам
                          причин потери
ни петля,
                ни ножик перочинный.
Может,
            окажись
                           чернила в «Англетере»,
вены
         резать
                    не было б причины.
Подражатели обрадовались:
                                             бис!
Над собою
                 чуть не взвод
                                       расправу учинил.
Почему же
                  увеличивать
                                       число самоубийств?
Лучше
           увеличь
                        изготовление чернил!
Навсегда
               теперь
                           язык
                                    в зубах затворится.
Тяжело
            и неуместно
                                разводить мистерии.
У народа,
                у языкотворца,
умер
        звонкий
                      забулдыга подмастерье.
И несут
             стихов заупокойный лом,
с прошлых
                  с похорон
                                   не переделавши почти
В холм
            тупые рифмы
                                   загонять колом —
разве так
                 поэта
                           надо бы почтить?
Вам
       и памятник еще не слит,—
где он,
            бронзы звон
                                 или гранита грань? —
а к решеткам памяти
                                  уже
                                         понанесли
посвящений
                    и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
                 в платочки рассоплено,
ваше слово
                   слюнявит Собинов
и выводит
                  под березкой дохлой —
«Ни слова,
                 о дру-уг мой,
                                      ни вздо-о-о-о-ха».
Эх,
       поговорить бы иначе
с этим самым
                       с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
                          гремящим скандалистом:
— Не позволю
                       мямлить стих
                                              и мять! —
Оглушить бы
                     их
                          трехпалым свистом
в бабушку
                 и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
                            бездарнейшая погань,
раздувая
               темь
                        пиджачных парусов,
Чтобы

           врассыпную
                               разбежался Коган,
встреченных
                     увеча
                               пиками усов.
Дрянь
          пока что
                         мало поредела.
Дела много —
                       только поспевать.
Надо
         жизнь
                    сначала переделать,
переделав —
                     можно воспевать.
Это время —
                      трудновато для пера,
но скажите
                   вы,
                         калеки и калекши,
где,
       когда,
                 какой великий выбирал
путь,
         чтобы протоптанней
                                           и легше?
Слово —
               полководец
                                  человечьей силы.
Марш!
           Чтоб время
                              сзади
                                        ядрами рвалось.
К старым дням
                         чтоб ветром
                                             относило
только
           путаницу волос.
Для веселия
                   планета наша
                                          мало оборудована.
Надо
         вырвать
                       радость
                                    у грядущих дней.
В этой жизни
                      помереть
                                     не трудно.
Сделать жизнь
                        значительно трудней.

 

Отправить