Как часто я Дворцовым мостом,
Когда закат уже потух,
Спешу домой из Университета
И застываю на мосту.
Над морем чисто и прозрачно —
Так светел воздух, золотист,
Как золото на тонких шпилях,
Иль акварели свежий лист!
Иду Невой я увлеченно,
Так хорошо мне и светло.
И к людям чувствую я нежность.
И в людях чувствую тепло.
9 апреля 1964 года.
Сегодня ты снилась мне снова,
Как снится мне юность моя.
Там синее небо, высокое небо,
Там жаркая, в липах и в пчелах, земля!
Теперь и неважно, кого ты любила.
Поэту ведь важно, чтоб ты была —
Влюбленная женщина, как небо, вся чистая
И грешная, как летом, земля.
18 сентября 1964 года.
Видишь, небо над устьем Невы,
Над домами, над кранами?
Не бывало такой синевы
За оконными рамами.
А под вечер засветит закат,
Светом дивным струится.
В белой ночи стоит Ленинград,
И опять нам не спится.
Станет ясно, что мы смещены
И в пространстве и времени,
Может, в прошлое канули мы?
Или в будущем — самые древние?
18 сентября 1964 года.
1
Хожу по городу и день, и ночь.
Мне город мой всегда готов помочь —
Молчаньем улиц, сумраком ночей,
Внезапным взглядом — мимо, мимо —
Он говорит со мною тайнами очей
Стремительно, нетерпеливо.
Все лучшее в случайных встречах глаз,
Когда на миг, как сноп лучей, на вас
Надменность, пустота, смущенье, смелый зов,
Веселость пылкая, тайная любовь,
Досада, легкомыслие, милый гнев…
О, как все это нужно мне!
2
Люблю закатный час. Иду Невой.
Полнеба заволокло лиловой синевой.
И все лиловое — и невская вода,
И стены, и трамваи, и «Аврора»,
И нежность взора.
Летят лиловые года.
3
В закат на улице рублевский колорит.
А девушка уходит — как говорит:
Походка нежная и умная, ей улица, как сцена,
Походка милая — так поет сирена,
Походка — вся поэзия, музыка, пролог,
Походка — словно небо, словно Блок.
4
Войду я в Летний сад. Столетний клен
Расцвел, и светел над Решеткой небосклон.
Здесь стар и млад находит и природу,
И мир культуры, и только моду
Сюда привносит смело молодежь.
Вот в узких брючках — кого ты ждешь?
Смешная, ты чего от жизни хочешь?
Или о главном ты хлопочешь:
Война иль мир — там впереди?
Навстречу ей юнец… Ну, что ж, иди.
Еще когда придешь ты в Летний сад
С коляской сына, взятой на прокат,
С коляской внука ветхою старухой
Садиться тяжело и кашлять глухо.
Сегодня — ни о чем, сегодня — молода!
И ты вошла в мои года.
Октябрь 1964 года.
Аллея, Смольный в глубине.
Есть в каждом сердце та картина —
Прозрачно чисто иль под тиной…
Иду я вглубь и в тишине,
Как в беспредельности веков,
Хожу я, пристальный, бесцельный,
Как в детстве, вдумчивый и цельный,
За гранью всех земных оков.
Пусть скоро жизнь пройдет — я жил!
Ведь и на мне эпохи мета,
В последней битве тьмы и света
Поэтом радости я был.
Пройдут века — все будет так:
Аллея Ленина и Смольный,
И в синем небе ветер вольный,
Все тишина, все красота.
26-28 марта 1965 года.
В апрельском воздухе сверкали
Густые облака.
Мы шли, как будто что искали.
Внизу неслась река.
И город на пути расставил
Каналы и мосты.
Он нас увлек, над нами правил
Законом красоты.
Вслед солнцу золотому в окна
Исаакий полыхал.
Шпиль Петропавловки высоко
Струился и сиял.
Твой профиль в небе в час закатный
Мне голову кружил.
И люди шли толпою страстной…
Как без тебя я жил!
Тобой ли грезил я, — ты лучше!
Я верил: «Это ты!»
В лучах оранжевые тучи
Горели, как цветы.
24 апреля 1965 года.
Шла женщина неторопливо,
Шла в сантиметре от штыка.
Была высока и красива,
В одежи рваной, без платка.
Дождь отшумел, луга дымились.
Сияла за рекой лазурь.
А тучи низко проносились
И рвались в клочья в русле бурь.
Внезапно женщина очнулась.
Она умела жить, любить.
«Мы были счастливы, ведь правда?
Всю ночь я думала о нас.
И я была бы очень рада
Помочь тебе в твой смертный час!» —
И, глядя в небо, улыбнулась:
Жить!
Раздался залп — не за три шага —
Издалека, за сотню лет.
В провалах узкого оврага,
Как снег, струился яркий свет.
26 апреля 1965 года.
Сначала голые деревья
Сплетеньем веток в синеве
Просили нашего доверья
Прозрачно выситься в листве.
Их тени четкие чернели
В воде по лужам, что стекло.
Мои живые акварели
Иль мыслей светлое жилье?
И мы бежали в электрички.
Звала в деревни верба-весть.
Мы потеряли все привычки —
Читать и думать, спать и есть…
Науки выпали из жизни.
Дни полетели — это ты!
На красноватых ветках вишни
Цвели чудесные цветы.
В садах ли города, в лесах ли
Просторно в мире и светло.
Мы с головы до ног пропахли
Дождями, теплою землей!
29 апреля 1965 года.
Мы словно окунулись в озеро,
Где звук и свет приглушены,
И выплывал к нам с боку окунь,
Качались водоросли-сны.
Любила ранние ты утра.
Сначала ночь, затем светлей,
И речка вся из перламутра
Улыбкой радостной твоей.
Прохладно, чисто тучи плыли.
А мы в кругу берез и гор
Людей, как лоси, обходили
Вдоль дальних берегов озер.
А за равниной бесконечной,
Все дни покрытой белой мглой,
Мы видели наш город вечный,
Лилово-сине-голубой.
30 апреля 1965 года.
Фигурка стройная в плаще!
Плащ крепко схвачен пояском.
Вы — словно в чешуе лещей —
Стучите смело каблучком.
Вы в нем надменны и юны,
Ваш шаг то медленен, то скор.
В плаще есть прелесть новизны,
Сияет серо-синий взор.
И пусть придумали не вы,
Но новый плащ так вам идет.
Плащ серо-синий — цвет Невы.
Плащ светло-шумный — словно дождь.
8 мая 1965 года.
Когда я проснулся среди ночи,
Ты спала светло и тихо, как сирень.
А белые рассеянные лучи неба
Превращали ночь в сияющий день.
Казалось, ты спишь не дыша.
Отдельно от тебя твоя душа —
Сирень — дышала на столе.
А где-то на Земле…
Пока мы спим,
Быть может, у Филиппин
Или у белых берегов Японии
Перекатываются, перекатываются волны.
И женщина стоит. В слезах ее глаза.
Пустынны берег, небеса.
Века пройдут, пока веселый мальчуган
Найдет ее простые бусы и во рту
Их станет перекатывать, как океан
Ее жемчужную мечту.
12 июня 1965 года.
Мы возвращались мокрым лесом,
Ночным и скользким, как карась.
Мы шли к далеким светлым рельсам,
И было все, как в первый раз.
И дождь струился непрестанно.
И небо плыло в облаках.
Все было поздно или рано,
Щемяще больно, как в веках.
Что тени, мы возникли дома.
Запив клубнику молоком,
По лесенке, столь нам знакомой,
Мы проскочили босиком.
Впотьмах протянешь руку: «Где ж ты?
Как хорошо придти с гостей!»
Мы скинем мокрые одежды
И ляжем голые в постель.
Заснешь ты скоро и спокойно.
Не сплю я, вижу светлый сон:
Тебя в лесу на горных склонах
И этой ночи небосклон.
21 июня 1965 года.
Все материальное притихло.
Роится сумрак, точно в нем
Проснулись души мотоциклов,
Синея призрачным огнем.
В такую ночь хочу к бездомным.
Постель банальна, дом не в дом.
В такую ночь легко влюбленным.
Проснись, пора! Идем! Идем!
Воде гранитные ступени
Не одолеть, не одолеть.
Ты сядешь, обхватив колени,
Теченье светлое смотреть.
Нам жить недолго — время быстро
Летит, летит! Зачем? Куда?
Нас бьет лицом о каждый выступ,
Бросает за борт, где вода.
Мгновенье. Нет. Что делать, люди?
Наш первый час — последний час.
Ведь все, что было, все, что будет,
Прошло без нас, пройдет без нас.
24 июня 1965 года.
Итак, все съедено, все выпито.
Бутылки — в реку и в кусты.
И сколько тайн навеки вынуто.
Все были «вы», теперь на «ты».
Уходят прочь бродить влюбленные.
А кто-то скажет: «Спать пора!»
Но нам, глядящим в небосклоны,
Сидеть и грезить до утра.
Гори, костер, ведь ты веками
Горел и грел, и шла весна.
Мысль человечества кострами
Озарена и спасена.
Сидим. Погаснет папироска,
К лицу подносим уголек.
Девчонка, странная прическа,
О чем горит твой огонек?
В твоей походке и улыбке
Как век атомный отражен?
Тебе не кажется, всё зыбко,
И мир наш светлый обречен?
Ты пальцем трогаешь транзистор —
Там гибнут люди, города…
Здесь небо ясно, небо чисто,
Горит костер, над ним звезда.
25 июня 1965 года.
На стенах, как бумага, белых
Фантазией дитя, в мазках
Художника, свободных, смелых,
Жила вся наша жизнь в веках.
Была свобода, окрыленность
В рисунках и мечтах его.
И в нас возникла та влюбленность —
Твое ль, мое ли торжество?
Была в том, верно, неизбежность.
В тебе, как в стенах за сто лет,
Светилась и звучала нежность —
Высокий миг и мягкий свет.
3 июля 1965 года.
На остановке у канала
Не ты ль одна, чуть в стороне,
Ждала трамвая и стояла
И тайно улыбалась мне…
Когда входил я в тот троллейбус,
Не ты ли впереди сошла
Туда, где так светилось небо,
Сверкали мирно купола…
Не ты ли тенью в светлых шторах,
Спокойная, одна стоишь
Над этим миром в вечных спорах,
Над шумной суетой столиц…
В кино я знаю поневоле —
Ты в темном зале там сидишь.
Чей смех пронесся — он не твой ли?
На то ж, что я, смеясь, глядишь.
В музее, у картин Брюллова,
На улице ты, всюду ты.
Пройдешь ты, не сказав ни слова,
Ты — образ милой красоты.
8 июля 1965 года.
Ночное небо в белых, синих
Горах и дюнах облаков —
Как перламутры юных лилий,
Как колорит былых веков.
Пилястры, кариатиды, окна,
Колонны, фонари и ты…
Идешь ты стройно и спокойно,
Наш путь — каналы и мосты.
9 июля 1965 года.
Макс Линдер — гений! Правда, весело?
Доверчиво смеялась ты.
Что это было с нами? Не было?
Все вымысел, мои мечты?
Сплетались тихо наши руки.
Колени тайные твои,
Их поле встречи и разлуки,
Нам говорили о любви.
Какой чудесный этот Линдер!
Зал единодушно хохотал.
И шпага, и его цилиндр…
О, рыцарь! Джентльмен! Нахал!
Смеялась ты, но вдруг серьезно
Смотрела с мыслью обо мне —
О том, что сладко невозможно
И вспомнить стыдно в тишине.
14 июля 1965 года.
Я жил далекими веками.
Сидел, безумный, у реки.
И кто-то бросил в воду камень,
Поплыли светлые круги.
Я оглянулся — ты стояла.
Сказала просто: «Я пришла.
Фиалка прежняя завяла.
Вот я другую принесла.»
16 июля 1965 года.
В сосуде из-под майонеза,
С водою из-под крана,
Стоит фиалка, взор мой нежа,
Стоит светло и рано.
И мне покойно. Только жалко,
Ведь ей недолго жить.
Беспечно-нежная фиалка!
Ее легко любить.
А ты далече, ты не знаешь,
Не обо мне грустишь.
Ты головой, смеясь, качаешь,
Неслышно говоришь…
Твоими голосом, улыбкой,
Шагами по земле —
В прохладе, тающей и зыбкой,
Фиалка на столе.
18 июля 1965 года.
«С детских лет — видения и грезы…»А. Блок.
Что-то новое снова и снова
Возникает во мне.
Небо в листьях, река ли, слово,
Прозвучавшее, словно во сне?
Или просека в красках осенних?
Неумолчно поют провода.
За деревней богатый орешник,
За лесами встают города.
Или домик в зимнюю вьюгу?
Бак с водою, белая печь…
Или меч о кольчугу —
И старинная русская речь?
Снова озеро, лес и дорога,
Ночь, огни, поезда…
Кто в окно смотрит строго
И считает твои года?
23 октября 1965 года.
Сквозь Решетку Летнего сада,
Сквозь сплетенье ветвей
Скупо светит белое солнце
На подвижную группу детей.
Все одеты тепло и, конечно,
Беготня, и толканье, и крик.
Только мальчик один, самый малый,
Видел ветви и солнечный диск.
Кто-то, верно, его обидел.
Он стоял в стороне.
В нем звучали холодные дали,
Как когда-то звучали во мне.
24 декабря 1965 года.
Менделеевская линия!
Так уж быть, пора.
Если был я и беспечен,
Мне ль идти в профессора.
Из аудитории под крышей,
Пантеист-марксист,
Я смотрел на кроны клена…
Долго падал красный лист.
Вот и лето. На каштанах
Свечи. Каждый день
Ждал я тихо, словно чуда,
Запоздавшую сирень.
Выхожу к реке поэтов.
Светел в тучах неба край.
Мендеелевская линия,
До свидания! Гуд бай!
25 декабря 1965 года.
Фиолетовое небо.
Невский плес чернеет. Штиль.
Петропавловская крепость.
Бастионы. Тонкий шпиль.
Оснеженны парапеты.
В форме шара фонари.
Тишина на пол-планеты.
Ангел в золоте зари.
17 декабря 1965 года.
Невский плес — словно черные очи.
Под лучами прожекторов
Выступают из ночи
Стены лучших дворцов.
Торопливо, торжественно
Из подъездов, ворот
Выбегают нарядные женщины
И уходят вперед.
29 декабря 1965 года.
Там прошел человек прямо к солнцу.
Солнце село. Светит луна.
В белых шапках редкие сосны
И студенная тишина.
Льдистый шорох синего снега,
Удаленность сияющих звезд…
Занесло снова след человека,
И забыто, куда сколько верст.
16-17 января 1966 года.
Снег вечерний тепло блестит.
Тесно елям в тяжелых лапах.
Электричка уносит свой свист,
И вослед лай собаки.
В желтых окнах по белым холмам
Жарко топятся печи.
По ушедшим в ночь проводам
Льются песни и речи.
Январь 1966 года.
Чудесно-красные просветы
В лиловом море облаков…
И не было на лицах меты,
Какой страны, каких веков.
Но светят окна золотые
На зимний ледоход.
Где-то вся в снегу Россия.
Снег идет.
Январь 1966 года.
Куда бы мы ни шли сегодня —
На выставку картин, в кино, еще куда —
Ты шла спокойно и свободно,
Красивая, как никогда.
Все те, что проходили мимо,
Тебя глазами провожали.
Не знали, как тебе невыносимо,
Как горести в тебе кричали.
Кричали так, как эхо в катакомбах,
Меня повсюду настигали.
И сколько бы ни встретилось знакомых,
Все, как нарочно, радостью сияли.
6 февраля 1966 года.
Белым бело по всей Земле,
И свет кладет на снег живые тени.
Морозные узоры на стекле —
Как сны уснувших на зиму растений.
Так и у нас — мечты твои и сны,
Пространство, время — все пустое,
То тускло, то светло отражены
Во мне — как солнце золотое.
11 февраля 1966 года.
Жили бедно, жили скучно,
Жили весело и легко,
И, как солнце, восходит беззвучно
Золотое далеко.
Там качаются сосны, венчаются
Снег, весна, Озерки.
Все хорошее скоро кончается —
День и юность, кино и коньки,
И застенчивая доверчивость,
Упоительный трепет губ…
Все прошло. Делать нечего.
Ты был счастлив и очень глуп!
13 февраля 1966 года.
У любви все предвечно —
С мимолетных первых встреч.
Говорили о чем-то беспечно,
Но о главном шла все-таки речь.
А о чем? И не вспомнишь. Не надо.
Все одно. Все одно.
Только солнце чему-то радо,
С целым ворохом снов.
Беспечально, лениво
Горизонт голубел.
Свежий ветер с залива
С нами делал, что хотел.
5 марта 1966 года.
Ночь прошла уже — это странно.
Ты от холода вся дрожишь.
«Я вернулась домой очень рано!» —
Ты шутливо говоришь.
Выходи через двор на Неву
И бегом на Васильевский остров.
С головою в постель, в синеву —
Счастье быстро и остро!
5 марта 1966 года.
Пусть разложена она на части:
Это череп, это скелет…
Биология страсти.
Анатомия лет.
Пусть с древнейших времен известно:
Завлечет и обманет опять;
Что прекрасна, пока невеста, —
Ведьмой станешь ее величать…
Все, что слышал, читал и знаю,
Так легко и отрадно забыть,
Когда рядом с нею шагаю,
Когда весело ей любить.
6 марта 1966 года.
Снег мелькает, льется дождик,
Сфинксы тут как тут.
У Академии художеств
Сфинксы что-то стерегут.
Не могло ведь это слиться:
Тело львицы, женский лик?
То не женщина, не львица…
Отгадай, кто? Сфинкс!
Образ создан, и отныне
Сфинкс, как молния, влечет.
Над Невой и там, в пустыне,
Сфинкс загадки задает.
6 марта 1966 года.
Красивая, скажут. И правда!
Веселая! Сияние глаз!
Плюс обдуманность наряда.
Плюс обдуманность фраз.
Вот и ловятся, как на удочку.
И стараются. Я не рыбак!
Саксофонят, дуют в дудочку…
Ах, моллюски! Не то, не так.
Боже мой! Что же это такое?
Где ты? Кто ты? Твоя! Твоя!
Ведь для счастья нужны только двое,
Только двое: ты и я!
6 марта 1966 года.
В женской поступи есть эта прелесть,
Прелесть лета, света озер,
Что в душе у Шопена пелось,
Нежил Пушкина быстрый взор.
У меня за спиной котомка —
Акварели и ноты шагов.
Мимо сада идет незнакомка.
В ней мелодия дальних веков!
7 марта 1966 года.
В каждый миг в моей жизни я знаю,
Где ты ходишь, что делаешь ты.
Я маршруты твои отмечаю —
Эти улицы и эти мосты.
На работе — колбы, мензурки,
И вода не вода — аш два о.
Рост кристаллов — твои мазурки.
Муть в пробирке — твое торжество.
Пусть с трамвая у дома
Ты сошла, отошла не спеша, —
Ты трамваю давно знакома,
У трамвая — моя душа.
Ты выкладываешь булки из сумки.
Ты стираешь в пене белье.
В переулках огни и сумерки —
Как присутствие твое.
8 марта 1966 года.
Восемь лет, восемь лет —
Близко, рядом, бок о бок.
Вспоминаю твой ранний свет,
Он был скован и робок.
Ты качалась, как деревцо.
Ты боялась всего, как ребенок.
Некрасивой находила лицо,
Точно гадкий утенок.
Не состарили тебя года.
Ты сегодня светлей и прелестней.
Ты была год за годом, всегда,
Моей зреющей песней.
Восемь лет, восемь лет —
Сроки малые, сроки большие.
И в тебе тот раскованный свет
Новых лет и исканий России.
8 марта 1966 года.
На два часа не нужно слов,
Бессмысленных давно.
Над полем множества голов
В чужую жизнь окно.
Среди людей совсем одни,
В тебе смятение растет:
Когда погашены огни,
Он руку не берет.
Ты вся, как в сумраке — алмаз,
Сияешь в тишине.
Ты уголками светлых глаз
Обращена ко мне.
9 марта 1966 года.
Подруга, мама, уроки,
Прогулки по вечерам.
Но вся моя жизнь — тренировки
В спортзале, огромном, как храм.
Музыка, свет, арена…
Скажите, что она?
Принцесса, вакханка, царевна,
Артистка, весна?
И снова уроки, прогулки…
Задира! Ах, что он сказал?
Ночные шаги его гулки…
Скорее бы снова в зал!
22 марта 1966 года.
В колонном зале дворца
Музыка, свет ликуют.
Касаясь руки, лица,
Пары легко танцуют.
А мы убежали из зала
В холодный вечер весны.
Качаясь, ты плавно шагала
По краю тишины.
В сиянье огней, задорно
Нас город звал, уносил.
Стремиться друг к другу упорно
Никто ведь нас не просил.
Мы так бесконечно свободны,
Так жаждем всего, всего!
О, город, о, люди, сегодня
Да будет позволено всё!
31 марта 1966 года.
Небо красное над морем,
Телевышки огоньки.
Все тревожней по квартирам
Телефонные звонки.
Это ты? Кто это? Где ты?
Окна в золоте зари.
Город, в сумерки одетый,
Высветляет фонари.
Вечер сладкий, молчаливый,
Гадкий, страшный — не уйти.
Дня последние порывы
Горем, счастьем изойти.
1 апреля 1966 года.
Что же, едем! Залив огибая,
К морю, к листьям в росе,
Мимо домиков в лес убегая,
Шелестит, летит шоссе.
Ветер рвется, свистит, замирает.
Все смешалось — радость, печаль.
Расступается лес, нас встречает
В белых тучах синяя даль!
2 апреля 1966 года.
Хорошо здесь — снег сияет
Белым пламенем огня.
Даль холодная тает.
Ты встречаешь меня.
Хорошо здесь — теплые бури,
Дым из труб и собак гулкий лай…
О России в далекой лазури
Мне поет этот край.
23 марта 1966 года.
Как встарь, по ступеням спиральным
Выйти вплотную к Неве.
Светило рисунком наскальным
В Неве, а еще в синеве.
Приходится щуриться и сам с собою
Смеяться: «Старик, салют!»
Качаются льдинки, а там, под водою,
Их тени, как рыбки, снуют.
Уже не понять, ты старый, ты юный,
Какая эта река?
Но, верно, есть вечные струны,
Звучащие сквозь века.
25 марта 1966 года.
Смотри — облака над нами.
Как весело им сиять!
Вот книги — ведь их веками
Всем в упоеньи читать.
Мы счастливы ими, как дети,
И хочется ясно жить.
Но в мире далеких столетий
Не нам облака следить.
И жаль, если жизнь напрасно
Пройдет, не оставив следа.
Ведь вечно лишь то, что прекрасно,
Во что вольются года.
И кто-то в нас горько плачет,
И тают в дали облака.
Искусство — это ведь значит:
Жить всюду, во все века.
30 марта 1966 года.
Справа лес, слева поле,
И тропинка вьется в даль.
Хорошо нам здесь на воле.
Ничего не жаль.
Вечереет. Все прекрасно.
Лес и поле — не забыть.
Жизнь прошла, нам это ясно.
Ясно, как ее дожить.
4 апреля 1966 года.
С крыш высоких струится тепло…
Небо чище, улицы шире, —
Так с весною беспечно светло
Вдруг становится в мире!
Сразу столько смеющихся лиц!
Столько скромных, ищущих взоров!
Столько старых и новых страниц
Ты откроешь из разговоров…
Засияет над морем закат.
В смене дня, словно в смене столетий,
Ты идешь, сам не зная куда, наугад,
На людей натыкаясь, как дети.
5 апреля 1966 года.
Сойдя с ушедшей электрички,
Идем мы медленно проселком.
В деревьях голых вьются птички,
Не разберешь, какие толком.
Снег бел, податлив, точно глина.
Мы птичек кормим хлебом.
С холма откроется долина
В лесах, с далеким небом.
Стоим в сиянье снега,
И радость пламенная в нас,
С руками, с мыслью человека,
Бессмертные сейчас!
6 апреля 1966 года.
Твоим светлым дыханьем,
Словно в трубку из-под воды,
Я дышу с прилежаньем,
Чтобы не было мне беды.
Вижу мир я твоими глазами
И иду, как и ты, не спеша.
Надо всеми моими делами,
Словно солнце, твоя душа.
9 апреля 1966 года.
Весенний лес доверчив, нежен.
Колдует между веток свет.
Ты снова юн и безмяжен,
Как в синей дали детских лет.
Тогда ты шел, и лед весенний,
Рельефный, мокро голубел.
И также было воскресенье.
Ты громко песни пел!
20 апреля 1966 года.
1
С каждой встречей все нарядней,
Все обдуманней наряд.
Все живее, все смелее
Глаз прекрасных взгляд!
Говорит слова смешные
И сияет вся!
Неужели, неужели
Ничего нельзя?
2
Вся прелесть твоя — движенье:
Идти так, смеясь, стоять.
И знать: красота — наслажденье,
Свобода и благодать.
Апрель-май 1966 года.
Бревенчатый дом, две березы,
Скворечник, на ветке скворец…
Вскипают знакомые слезы
Во мне наконец.
Здесь всюду и тонки, и властны
Весенних птиц голоса.
Безлистны еще, серо-красны
Под небом живым леса.
Дорога в дали родные
Уходит, и душа вольна
Лететь, лететь по России
И петь без конца: весна!
7 мая 1966 года.
Убегали мы в лес от людей.
Зеленели пока только ели.
Прошлогодних желудей
Мы искали, что белки, и ели.
Желудь терпкий, как лес, как вино.
В горло льются сладкие струи.
Или мне так твои поцелуи
Ощущать сквозь года дано?
13 мая 1966 года.
К Неве! К Неве! Лучась, играя,
Лед ладожский, неосторожно колкий,
Так поздно, в середине мая,
Уходит, рассыпаясь на осколки.
А между льдин суровой сталью
Вода всплывает и вскипает,
И снова лед синеющей эмалью,
Шурша, со звоном наплывает!
16 мая 1966 года.
Превыше крыш, куполов
Над городом ласточки вьются.
Свобода, стремление, зов —
Так в душу мою и льются.
Как будто твоя рука
Коснулась души унылой:
«Ах, будет валять дурака.
Ведь некогда, некогда, милый!»
День прожит, и что-то прочь.
Над перистыми облаками
Восходит белая ночь,
И город грезит веками.
29 мая 1966 года.
«И с миром утвердилась связь…»А. Блок.
Мы начинались, жизнь все снилась…
Мы были резвостью смелы,
Пока чуть насмерть не разбилась
Душа о темные углы.
Нам стало больно и обидно.
Смеялись мы, как дурачки.
Ведь жаль людей и жизни стыдно,
Но снял я черные очки.
Хоть в жизни глупостей довольно,
Пускай бранит ее толпа.
Я не скажу, что жизнь глупа,
Я верю ей небогомольно.
Уже не требую у ней
Ни прав, ни красоты беспечной,
Ни героических затей,
Ни славы и ни правды вечной.
Жить хорошо — поутру дождь,
Сажусь о чем-нибудь писать.
Сейчас собью в ботинке гвоздь,
Иду по городу гулять.
Вхожу я в жизнь людей невольно,
И люди входят в жизнь мою.
И в мире весело и больно,
Смеюсь я, плачу и пою.
25 октября 1966 года.
По краю поля протекала речка,
Качая мост, по валунам.
Носилась рыбка в омуте, как свечка,
И всюду лес стремился к небесам.
Горели клены всей долины,
Как люстры! Дождь хлестал!
Была и грязь размытой глины
Светла, как краски чудного холста.
И солнца древний лик, как божество,
Глядел на нас, и небо, как палата,
Сияло в облаках заката…
Вот то-то было торжество!
13 ноября 1966 года.
Вечерний ветер сотрясает
Над нами крышу в полумгле
И снегом окна осыпает…
Сидим мы дома и в тепле.
Ты вспомни, как на полустанке
Ты провожала поезда,
И вереницей танки, танки,
На каждом — красная звезда.
О школе, девочке прилежной,
О грезах наяву, во сне…
О юности живой и нежной,
Где речь пойдет и обо мне.
Ты расскажи о первой встрече,
О белой ночи над Невой…
Ведь юность наша уж далече,
Что Млечный путь над головой.
Твой голос дивный… Дерзновенье
Во мне рождает голос твой,
Любовь к тебе и вдохновенье.
Я твой сейчас. А труд — за мной.
16 ноября 1966 года.
В тебе, веселой и унылой,
Мне все отрадней и родней
И зрелость женственности милой,
И зрелость человека — в ней.
Что пожелать тебе? Работы
Счастливой, трудной и живой!
И пусть иные все заботы
Промчатся мимо над тобой.
Чтоб в жизни ясной, жизни зыбкой
Ты знала, есть всему свой срок.
Чтоб просыпалась ты с улыбкой,
Проспав всю ночь, как я, сурок.
Чтоб жизнь не стала наважденьем,
Умей беспечно отдыхать,
Как я, с веселым наслажденьем
Шекспира, Пушкина читать.
Меня ж прости за все. Я знаю,
Тебя я не умел жалеть.
Всего же более желаю,
Мой друг бесценный, не болеть.
22 ноября 1966 года.
Она, и волны бегут, беснуясь.
И что ее гонит ко мне?
Приходит, смеясь и волнуясь,
Как яхта на быстрой волне.
И ветрено, солнечно, шумно!
Но ей это все — западня!
Весь мир ненавидит безумно,
Всего же безумней — меня.
И я стою непреклонно
На этой безумной черте.
Лишь в тайных стихах влюбленный,
Молюсь я ее красоте.
21 мая 1967 года.
Я сегодня хожу, влюбленный
В смех, в походку и жест
Всех хорошеньких женщин,
Как на ярмарке невест.
Взглянут прямо и мимо уходят,
Ну, а мне и не жаль.
Лишь веселость звенит веселее
И печальней печаль.
Но одна не поймет, что делать.
И прошла, и вернулась опять.
Зазвучат слова простые,
А о чем — не можем понять.
Рассмеюсь я, свободный и смелый,
Потому что душа вольна,
Потому что такая песня,
И весна зелена!
29 мая 1967 года.
Иду проселочной дорогой,
Взбираясь на равнинный холм.
Дорога кажется далекой,
И вся видна, и вижу дом…
К нему идут два человека..
Мужчина странно как идет.
Теперь я вижу: он калека,
Калека — как с войны бредет.
А рядом женщина с котомкой,
С цветастым, точно луг, платком.
Пригорок обойдя сторонкой,
Они взошли в тот низкий дом.
Обычный дом. Да, три березы
Склоненно высятся над ним.
Какие пронеслись здесь грозы,
Чтоб миром веяло родным
От низкой крыши, старой ставни,
От покосившейся избы…
И я иду с тревогой давней
За боль твою и свет судьбы.
1 июня 1967 года.
Тропинка вьется вдоль дороги,
Взбираясь к рельсам иногда,
Сбегая вниз (Замочишь ноги!)
Туда, где зелень и вода.
На синем-синем небосклоне
Стрельба, и снова тишина.
Там, на учебном полигоне,
С утра до вечера война.
Протяжный свист и свист отзывный,
И разминулись поезда.
И снова тихо, снова дивно,
Как в детстве, в давние года.
1 июня 1967 года.
Птицы звучно поют, поют.
Как причудливы их голоса!
За рекой, в небесах поют, поют,
Поют без конца
Ветер солнечный вдруг налетит,
Лес весенний сильней зашумит,
И без ветра шумит, шумит,
Шумит без конца.
И деревни по дальним холмам,
И поля, и фигурки людей —
Все родная земля, и весна, весна,
Весна без конца.
2 июня 1967 года.
Возникает она внезапно.
Перехватит мой взгляд на лету
И поймет мою влюбленность
В ее женскую красоту.
Взглянет быстро, снова взглянет.
Легкий вызов в веселых глазах.
Вдруг оглянется с восхищеньем
И пройдет в двух шагах.
17 июня 1967 года.