Юй Сяньхао
О поэтическом цикле Ли Бо «Дух старины»
Поэтический цикл Ли Бо «Дух старины» («Гу фэн») изучался сравнительно мало, и лишь в последние годы в научных кругах наметился отрадный интерес к всестороннему анализу цикла, хотя многое в таких достойных внимания областях, как структура цикла, его содержательная классификация и др., еще заслуживает дальнейшего углубленного исследования.
1
Словосочетанием гу фэн изначально обозначались нравы и традиции (фэншан) древних времен, стиль жизни (фэнду) древних людей. К середине танской эпохи, однако, оно стало также термином поэтики — как синоним понятия «стихи древнего стиля» (гу ти ши). В таком значении употребил это словосочетание поэт позднего периода танской династии Яо Хэ. Именно в таком смысле использовал его и Ли Бо, но ведь это было намного раньше Яо Хэ. Так сам ли он дал такое название своему циклу или это сделали потомки? Давайте поразмышляем.
В 6-м разделе сборника «Цайдяо цзи» три стихотворения Ли Бо — «Горючей друга проводил слезой» (в современной структуре цикла «Дух старины» это средняя часть стихотворения № 20), «Осенней сединой нефрита росы» (стихотворение № 23), «Есть в Чжао-Янь прелестница одна» (стихотворение № 27) — уже входят в категорию гу фэн, и последовательность их идентична сегодняшней структуре. Составитель сборника «Цайдяо цзи» Вэй Хуши, родом из той же, что Ли Бо, области Шу, писал, что этот поэтический цикл Ли Бо был составлен еще до Пяти династий. Однако в составленном Инь Фанем сборнике «Хэюэ инлин цзи» стихотворение «Приснился раз Чжуану мотылек» (в современной структуре цикла стоит под № 9) включено в категорию юн хуай (Стихи о заветном). Но в этом сборнике указано, что его составление «закончено в 30-й год цикла», а это стихотворение Ли Бо написал в 12-й год Тяньбао (753 г.), т. е. еще до 30-го года цикла, и в то время у самого Ли Бо еще не было такой рубрики «Гу фэн». Кроме того, два стихотворения — «Сянъян. Весны начальной яркий свет» (№ 8) и «Одухотворены мечи-Драконы» (№ 16), входящие сегодня в цикл, в составленном в эпоху Сун сборнике произведений Ли Бо («Ли Тайбо вэнь цзи») поставлены в 22-й раздел и стоят в категории гань юй (Думы о встречах). А стихотворение «Он был, как яшма чист… Но в Чу-стране…» (№ 36) вошло в 24-й раздел классификации — в категорию гань син (Вдохновение). Сравним поэтические циклы из 24-го раздела — «Повторяя древнее. Два стихотворения», «Подражая древнему. Двенадцать стихотворений», «Вдохновение. Восемь стихотворений», «Сокрытые речи. Три стихотворения», «Думы о встречах. Четыре стихотворения»: они не только структурно, но и содержательно похожи на цикл «Дух старины». Отсюда можно сделать вывод, что первоначально произведения, вошедшие в цикл «Дух старины», Ли Бо относил к категориям типа «стихи о заветном», «думы о встречах», но, распространяясь среди читателей, стихотворения выпали из рубрик, и возможно, Ли Янбин, составляя сборник, соединил все короткие пятисловные стихотворения древнего стиля, близкие по содержанию к категории «стихов о заветном», и обозначил их как «Гу фэн жогань шоу».
Есть точка зрения, что 59 стихотворений собрал в цикл «Гу фэн» сам Ли Бо. Цяо Сянчжун полагает: «На закате жизни Ли Бо отобрал их и соединил в крупномасштабный цикл». Этому утверждению недостает аргументов. Ведь сам Ли Янбин в предисловии к сборнику «Цао тан цзи» подчеркнул, что «десять тысяч свитков рукописей не были приведены в порядок», т. е. сам Ли Бо не подвергал тексты никакому редактированию. И к тому же объединяет этот цикл вовсе не содержание включенных в него стихотворений и не хронологическая последовательность их создания. Вот взгляните: написанное во время мятежа Ань Лушаня стихотворение «На западе есть Лотосовый пик» сейчас стоит под № 19, а стихотворение «С пером указ кометой прилетел» явно создано в период проводившихся Ян Гочжуном в 10-й и 13-й годы Тяньбао походов против государства Южное Чжао, но стоит в цикле под № 34. Разве Ли Бо допустил бы такой беспорядок, если бы сам «отбирал» и «составлял» цикл? Потому-то и следует заключить, что составлял цикл не сам Ли Бо.
Хотя название «Гу фэн» присутствует уже в сборнике «Цайдяо цзи», но последовательность стихотворений там не такая, как в сегодняшних собраниях произведений Ли Бо, и это, конечно, не могли сделать Лэ Ши, Сун Миньцю, Цзэн Гун и другие составители сунского периода. В Предисловии Лэ Ши к «Ли Ханьлинь цзи», сделанном в начале династии Сун, говорится: «Ли Янбин собрал стихотворения академика Ли в десять разделов (цзюань) сборника “Хранилище рукописей”, Лэ Ши дополнил их еще десятью разделами». Если сопоставить эти 20 разделов, три стихотворения «Гу фэн» из сборника «Цайдяо цзи» и весь цикл в современных изданиях, то становится видно, что Лэ Ши серьезно не изменил ту последовательность стихотворений, которая была в сборнике «Цао тан цзи». Однако сам сборник «Цао тан цзи» утрачен, и мы не в состоянии определить, присутствовали ли в нем уже 59 стихотворений цикла «Гу фэн» или это сделали Лэ Ши и другие сунские составители. В 20 разделах сборника «Ли Ханьлин цзи» Лэ Ши 776 стихотворений. Ко времени, когда свой сборник составлял Сун Миньцю, были обнаружены еще 225 произведений, которые, как указывается, «были упорядочены в соответствии с предыдущей классификацией», и составители предположительно не нарушили ее, а лишь несколько иначе расположили сами разделы. Что же касается Цзэн Гуна, то он, уточняя последовательность стихотворений в разделах, как раз цикла «Гу фэн» и не коснулся, поэтому в сегодняшней структуре раздела слишком много неразберихи. Общее количество (59 стихотворений), возможно, определилось позднее. В составленном Ли Янбином сборнике «Цао тан цзи» цикл именовался, напомню, «Гу фэн жогань шоу», а последующие составители расширили его, так и установилось количество стихотворений — 59.
Когда Ли Янбин, составляя собрание, назвал цикл «Гу фэн», он скорее всего имел в виду стихи, имитирующие древние. Сун Ло в «Маньтан шо ши» писал: «Такие произведения, как “Стихи о заветном” Чэнь Сытуна, “Думы о встречах” Чэнь Цзыана, “Дух старины” Ли Бо, “Подражание древнему” Вэй Сучжоу, — все они испытали влияние “Девятнадцати стихотворений”». «Девятнадцать древних стихотворений» — самый ранний в нашей стране цикл пятисловных стихотворений категории «о заветном». Хотя они и не созданы одним автором, но достаточно близки по форме и стилю и складываются в единую структуру. Поэтический цикл Ли Бо «Гу фэн», вне всякого сомнения, по своей структуре, содержанию, стилю — наиболее удачный из созданных до него циклов пятисловных стихотворений древнего стиля категории «о заветном». С этого времени понятие гу фэн обрело значение поэтического термина, синонимичного гу ши (древние стихи, стихи древнего стиля), и широко распространилось.
2
Основное содержание цикла «Гу фэн» Ху Чжэньхэн в «Ли ши тун» сводит к «намекам на современные события» (чжиянь шиши) и «переживаниям о случившемся» (ганьшан цзи цзао). Думается, к этим двум пунктам следует добавить еще один — «изложение своих идеалов» (шусе баофу).
Ли Бо весьма серьезно относился к собственной жизни и в таких стихотворениях, как «Ода о Великой птице Пэн», «К Ли Юну», «Песнь о близком конце», сравнивал себя с Великой птицей Пэн. Это проявилось и в «Духе старины». В стихотворении «На севере — Пучина-Океан» (№ 33) под громадной рыбой Ли Бо подразумевает себя — в том же смысле, как в упомянутой выше оде отождествлял себя с Великой птицей Пэн. В стихотворении «Одухотворены мечи-Драконы» (№ 16) последняя строка «Собрата горний дух всегда найдет» скрывает намек на то, что придет день, когда судьба сведет талантливого мужа с государем: тот же смысл, что в распространенных выражениях: «Талант дан мне Небом для того, чтобы он был использован», «Придет час, когда я с попутным ветром стану рассекать волны». В стихотворении «Волна качает пару белых чаек» (№ 42) Ли Бо идентифицирует себя с чайками, которых «поморы привечают», а вовсе не с «заоблачным журавлем» на высокой должности, и это подчеркнуто финалом: «Меж них и я с омытою душою / Забуду мир ничтожной суеты». Ли Бо показывает, что стремится к малому. В «Духе старины» есть и другие стихотворения, выражающие личные чаяния поэта, хотя по большей части он описывает «переживания о случившемся». Но об этом поговорим в последнюю очередь.
Стоит заметить, что в «Духе старины» Ли Бо формулирует свое отношение не только к политике и жизни, но и к литературе. В первом стихотворении цикла «Уж боле нет былых Великих Од» он призывает к возрождению «Великих Од» и «чистого тона» стихотворений раздела «Нравы правителя» из «Канона поэзии» («Ши цзин») как к возможному идеалу современной поэзии. В начальных двух строках, где сформулирована его возвышенная позиция, фраза «Кто их создаст теперь, когда я стар?» выражает «сожаление Тайбо о преклонных годах, препятствующих ему представить стихи [на суд] государя» (Ван Ци). В своем стихотворении Ли Бо кратко излагает историю развития китайской поэзии после «Канона поэзии», полагая, что военные столкновения периода Воюющих царств заглушили «чистый тон» поэзии «Нравов правителя» и раздался только скорбный голос «скорбного» поэта Цюй Юаня. Ли Бо считает, что оды ханьских поэтов Ян Сюна и Сыма Сянжу поддержали слабеющую волну, но, несмотря на взлеты и падения поэзии в разные эпохи, нормы «Великих Од», «Нравов правителя» канули в бездну, а уж после периода Цзяньань погоня за украшательством и вовсе затуманила содержание стихотворений.
Таковы вывод и оценка Ли Бо развития поэзии предыдущих периодов. Вслед за этим он славит время, в которое живет, за возрождение чистого духа Великой Древности, когда страной управляли, «свесив платье», предоставив ей развиваться естественным путем, и господствовал высокий, чистый, природный литературный стиль, а талантливые люди приветствовали ясность политики и имели возможность реализовать свои способности. В этом проявилось горячее одобрение поэзии периода расцвета танской династии. В завершение стихотворения Ли Бо говорит о собственных стремлениях: «“Отсечь и передать” высокий смысл / Обязан я, чтоб гаснуть свет не мог. / Мечтаю, как Учитель, кончить мысль / Лишь в миг, когда убит Единорог». Ли Бо рвется мыслью к Конфуцию, жаждет составить упорядоченный канон («отсечь и передать») поэтических произведений танской эпохи с тем, чтобы «свет не гас», чтобы никогда не прерывалась танская поэзия. Лишь исполнив это, он сможет отложить кисть — так он излагает свои литературные идеалы в этом стихотворении.
Есть еще одно стихотворение, которое перекликается с этим, — «Взялась уродка подражать красотке» (№ 35). В нем высмеиваются те, кто лишь копирует чужие образцы и занимается украшательством. Для первых четырех строк Ли Бо берет сюжеты двух притч из трактата «Чжуан-цзы». В сатирической форме он утверждает, что в литературе имитатор не может быть новатором-творцом. В следующих шести строках Ли Бо пишет о том, что украшательские произведения сродни так называемому «малеванию мошек», чем занимаются дети, и это может погубить природную непосредственность. На сооружение обезьяны из терновника, как рассказывается в трактате «Хань Фэй-цзы», потребовалось затратить много сил, но это не имело практической пользы, так что оставалось лишь восхвалять ее внешний вид. В последних четырех строках использован сюжет из трактата «Чжуан-цзы». Ли Бо считает, что «Великие Оды» и «Гимны», разделы «Канона поэзии» были вершиной творчества периода Вэнь-вана, основателя династии Чжоу, и литературный стиль того времени был прост и чист, но он давно утрачен, сетует Ли Бо, и возрождение его он видит своей задачей, но сомневается в возможности реализовать этот идеал.
Всеми признано, что в этих двух стихотворениях Ли Бо изложил свои взгляды на поэзию, и это — самое раннее в Китае формулирование эстетических концепций в поэзии. Все это, несомненно, так. Многие согласны с тем, что тут выражены литературные идеи и поэтические взгляды Ли Бо, и это вне всякого сомнения имеет большое значение. Нельзя, однако, забывать, что, входя в категорию «стихов о заветном», они ставят акцент на выражении идеала. Так что включение их в поэтический цикл «Дух старины» вполне правомерно.
3
В целом стихов, вполне определенно «намекающих на современные события», в цикле не так много. Но в этом небольшом количестве отражены взлет и падение правления Сюаньцзуна и важные исторические события. В стихотворении «Сто сорок лет» (№ 46) представлена яркая картина танской династии периода расцвета: «Сто сорок лет страна была крепка, / Неколебима царственная власть! / “Пять Фениксов” пронзали облака, / Над реками столицы вознесясь». Но на этом красочном фоне лишь высвечивается разнузданное поведение высшей аристократии, ее высокомерие: «А ныне — петухи в златых дворцах / Да игры в мяч у яшмовых террас. / Так мечутся, что меркнет солнца свет, / Качается лазурный небосклон». Поэт определяет это как путь к падению и гневно пишет о самодовольных людях, захвативших власть и отбрасывающих прочих, а когда они «сходят с тропы», то сами становятся никому не нужными, и только Ян Сюн «замкнув врата, / О Сокровенном создавал трактат», т. е. был верен своему Пути (Дао), не разменял души ради выгоды. Ли Бо явно сближает себя с Ян Сюном, протестуя против того, что правящая группировка отодвигает в сторону талантливых людей. В стихотворении «Весна приносит на Небесный брод» (№ 18) поэт изображает, как верховная знать спешит на аудиенцию к императору: «Развеет дымку утренний петух — / Вельможи во дворец спешат толпой», а вслед за этим рисует картину разгула в их дворцах по окончании аудиенции, и сцена эта весьма красочна. После чего, обратившись к именам Ли Сы и Ши Чуна с их историями сановного процветания и последующих бед, поэт говорит о недолговечности успеха, пытаясь отрезвить власть имущих. Вот такого типа стихотворения и можно отнести к тем, которые по своему общему направлению «намекают на современные события».
Император Сюаньцзун еще в период Кайюань пристрастился к петушиным боям и покровительствовал тем, кто устраивал их в императорской резиденции. В хрониках танского периода рассказывается о неком Цзя Чане, который даже был приглашен в костюме для петушиных боев сопровождать императора к теплым источникам. В те времена таких людей прозывали «петушиными святыми парнями» (цзи шэнmун). Ли Бо обрушивается на людей такого сорта: «Кареты поднимают клубы пыли, / Тропы не видно, в полдень меркнет свет. / Вельможи тут немало прихватили / Заоблачных дворцов, златых монет» (№ 24). Все эти прихлебатели имели внушительный и грозный вид, устрашающий встречных. Нет в наше время, вздыхает поэт, таких мудрецов, как Сюй Ю, кто мог бы узреть заблуждения танского Сюаньцзуна, а сам Сюаньцзун не замечает, сколь дурны люди вокруг него. Это стихотворение, где Ли Бо критикует Сюаньцзуна, относится к раннему периоду его творчества. Под именем легендарного правителя Яо там выступает Сюаньцзун, а под бандитом Чжи поэт имеет в виду вельмож и «петушиных» прихвостней; самого же себя он представляет в виде мудрого «старца, промывающего уши».
В период Тяньбао Сюаньцзун все больше устранялся от правления, и цзайсян Ли Линьфу раз за разом фабриковал судебные дела против многих талантливых чиновников. Ли Шичжи, Ли Юна, Фэй Дуньфу и многих других постигла страшная участь, в опалу попал Цуй Чэнфу, друг Ли Бо. В стихотворении № 51 «Духа старины» Ли Бо сравнивает Сюаньцзуна с «правителем Инь», с «чуским Хуай-ваном» — бесстыдными и безмозглыми тиранами. «Убит Би Гань, увещевавший власть, / В верховья Сян был сослан Цюй Юань» — это очевидный намек на судьбы Ли Шичжи, Цуй Чэнфу и др. Это одно из самых острых в цикле «Дух старины» стихотворений, осуждающих Сюаньцзуна. После смерти Ли Линьфу власть захватил Ян Гочжун. Укрепляя положение на границах, он затеял два военных похода против Южного Чжао, в которых погибло огромное количество людей. В стихотворении «С пером указ кометой прилетел» (№ 34) Ли Бо с осуждением пишет об этом. В первых восьми строках говорится о том, что в Поднебесной мир и нет причин для подготовки к войне. И люди, и птицы лишены покоя, взволнованные готовящимся походом. Подтекст, следующих двух строк весьма глубок — если в Поднебесной чистота и покой, нечего решать проблемы с помощью войск. Дальше поэт показывает, как солдаты прощаются с близкими и уходят в поход. В хрониках 10-го года Тяньбао (752 г.) говорится о «великой скорби, рыданиях отцов и матерей, жен и детей, сотрясающих землю». Это полностью сливается с описаниями у Ли Бо. История подтверждает, что в этой войне «Добыча тигра — утомленный зверь, / В зубах акулы — рыбья голова». Все войско погибло — «Из тысяч не пришел никто домой». А как бы хотелось поэту, чтобы правители умели воздействовать с помощью обряда и нравственности (вэнь-дэ). В то время Ли Бо еще питал в отношении танского Сюаньцзуна какие-то надежды.
Есть в «Духе старины» несколько стихотворений, которые трудно связать с какими-либо конкретными историческими фактами, но в них Ли Бо со всей очевидностью «намекает на современные события». Стихотворение «Степной скакун не любит горный юг» (№ 6) описывает тяжелый быт солдат, вдали от дома стерегущих границу. Намек на это можно увидеть в финальных строках, где поэт сетует, что «в этих битвах славы не найдешь». Или стихотворение «Одни пески у северных застав» (№ 14), в котором описываются пограничные войны. Некоторые исследователи (Ян Цисянь) полагают, что здесь идет речь о походах, начатых Ян Гочжуном против Южного Чжао. Но в стихотворении упоминаются «северные заставы», «небесные гордецы», на основании чего Сяо Шиюнь считает, что там говорится о войнах на севере, об усмирении танским генералом Гэшу Ханем г. Шибао. По своей основной тематике стихотворение, конечно, направлено против авантюрных войн, но в последних строках скрыта также мысль об отсутствии умелых военачальников. И вообще в широком смысле имеются в виду все военные события периода правления Сюаньцзуна.
Есть в цикле также стихотворения, относящиеся к категории «намекающих на современные события», которые выстроены в форме «стихов о заветном» и «странствий к небожителям», о чем мы еще поговорим. А сейчас обсудим одну проблему, а именно действительно ли некоторые произведения цикла «Дух старины» являются «намеком на современные события». Заслуживает серьезного анализа вопрос: а не притянуты ли они к этой категории искусственно? В последние годы стихотворение «Сяньян. Весны начальной яркий свет» (№ 8) стали интерпретировать как сатиру, направленную против Ян Гочжуна. В сунском издании произведений поэта («Ли Тайбо вэнь цзи») оно включено в 22-й раздел и отнесено к гань юй (Думы о встречах), т. е. в сунскую эпоху оно не было частью цикла «Дух старины». Да и первые четыре строки там были другими: «Сяньян, вторая-третья луна, / Сотни птиц распевают меж цветущих ветвей. / Чей это парень с мечом драгоценным? / Бравый молодец из Западной Цинь». Это вовсе не то, что Сяо Шиюнь характеризовал как произведение, «сатирически направленное против наглецов во власти». В первой половине этого стихотворения упоминаются похождения бравого молодца из Западной Цинь, а во второй — поэт Ян Сюн (этим именем поэт намекает на самого себя), оды, которые тот писал в поздние годы, трактат «Великое Сокровенное», окно, в которое выбросился, насмешки, которым был подвергнут молодцем из Западной Цинь. Это самое что ни на есть «стихотворение о заветном». Есть еще стихотворение «Большая Жаба в Высшей Чистоте» (№ 2): о нем раньше говорили, будто оно связано с удалением императрицы Ван от двора Сюаньцзуна и приближением «любимой наложницы» У. Но императрица Ван была удалена от двора в 12-м году Кайюань (724 г.), когда Ли Бо было всего 24 года и он как раз, попутешествовав по области Шу, прощался с близкими, чтобы выехать за пределы Шу, — в этот период он еще не был осведомлен о тайнах дворцовых палат, ему было не до них. А если бы он писал об этом задним числом, то ни к чему было заключать стихотворение строками: «Гнетуща ночь, ее конец не близок, / И слезы грусти увлажняют ризы». Так что нет оснований считать, будто в этом стихотворении рассказывается история императрицы Ван. Там говорится о затмении луны, о радуге, о наплывающих тучах, которые скрывают солнце, это может быть и история обольщения государя наложницей или скрытый намек на низких людишек у власти. «Тля ест цветы, и гибнут семена» — это ведь можно понять в том смысле, что низкие людишки несут гибель достойным мужам; «Небесным хладом снизошла беда» — это можно понять как упоминание о гонениях против достойных мужей со стороны императора. В целом лейтмотив этих стихотворений весьма расплывчат, и думается, что без достаточной аргументации не стоит навязывать его искусственно.
4
Из стихотворений, входящих в «Дух старины», половину составляют те, что относятся к категории «переживания о случившемся». Содержание некоторых из них сводится к воздыханиям об улетающем времени, переживаниям по поводу радостей и печалей человека. Таковы стихотворения «В Восточной Бездне тонет Хуанхэ» (№ 11), «Дух осени Жушоу злато жнет» (№ 32), «Наш лик — лишь миг, лишь молнии посверк» (№ 28), «Весны уходят бурные потоки» (№ 52), «Потоки Цинь с вершины Лун бегут» (№ 22), «Осенней сединой нефрита росы» (№ 23). Все они представляют собой или рассуждения о том, что время не ждет («Уж я не тот, каким бывал весной, / Я поседел к осеннему закату», «Мужей достойных вкруг себя не вижу, / С дерев опала прошлая краса»), или сетования путника («Стремится прочь бегучий ток воды, / Душа скитальца изошла тревогой»), или восхищение прекрасным высоким полетом бессмертного («Но разве так Гуанчэн-цзы летал? — / Был впряжен в тучку легкокрылый Гусь»), или утверждение радости, которая должна приходить в свой час («Нет, должен со свечою целый век / Идти сквозь тьму ночную человек!»). Встречаются вздохи о непостоянстве мира, о суетности погони за богатством и знатностью («Приснился раз Чжуану мотылек», № 9), о падении нравов, неустойчивости дружеских связей («Мир Путь утратил, Путь покинул мир», № 25; «Дух Сокровенный первозданных дней», № 30; «Кто у развилки растерялся вдруг», № 59).
Следует заметить, что для передачи ощущения утраты или нехватки чего-либо поэт часто использует такой прием, как метафора. Так, в стихотворении «Таинственный исток наверх выносит» (№ 26) в строках о «лазурном лотосе»: «Коль в пустоте живет очарованье, / Кому повеет сладкий аромат?» — скрыты размышления о невостребованном таланте, а в следующих: «Вот я сижу и вижу — иней ранний / Неотвратимо губит дивный сад» — передается горечь от стремительного бега времени. Финал — «Все кончится, и не найдешь следов… / Хотел бы жить я у Пруда Цветов!» — выражает надежду на то, что он еще может быть полезен императорскому двору. Красавица в стихотворении «Есть в Чжао-Янь прелестница одна» (№ 27) — это намек на самого поэта, строки «Ей грустно видеть увяданье трав, / Ветров осенних слышать дикий вой» выражают ужас от того, что придет старость, а он так и не будет призван ко двору, а финал — «Ах, где тот благородный господин, / С кем на луанях вместе полетим?!» — намекает на желанную встречу государя с подданным. Орхидея, совсем не различимая среди простых трав и под весенним солнцем думающая о летящих снежинках осени («В саду угрюмом орхидеи цвет», № 38), — это намек на то, что, даже если государь милостиво выделит его среди «сорных трав», низкие людишки все равно оговорят его. Финальные строки: «Без дуновений свежих ветерка / Кому повеет дивный аромат?!» — подразумевают, что он напрасно надеется на свой талант, если ему не окажут поддержки. Стихотворение «Зеленой плетью слабой повилики» (№ 44) все целиком — метафора. Финальные две строки: «Но если господин мой охладел — / Каким же горьким станет мой удел!» — явно говорят об охлаждении государя к подданному, которому теперь некуда податься. В стихотворении «Красавица-южанка, говорят» (№ 49) под «красавицей» поэт подразумевает себя, «благородного мужа», к которому «ревнуют девы пурпурных дворцов», и это откровеный намек на гонения со стороны таких ничтожеств, как Чжан Цзи, а финал: «Вернись на отмель южных берегов! / Кто здесь достоин вздохов и тоски?!» — передает чувства безнадежности, овладевшие поэтом. Метафоры в «Духе старины» в основном прямые, скрытые, сатирические.
Стихотворения категории «переживания о случившемся» постоянно смыкаются с теми, что относятся к разряду «намеков на современные события». Таково стихотворение «В ответ на стоны яньского вельможи» (№ 37), где сопоставление с историями осужденного Цзоу Яня и бедной вдовы, когда Небо подтвердило их невиновность, ниспослав в одном случае иней среди лета, а в другом гром и молнию, поразившие дворец, комментирует жалобу поэта: «Я ж от Златой палаты отодвинут, / А в чем, в конце концов, моя вина?». В следующих четырех строках «Наплыла туча, пурпур Врат скрывая, / Дневное солнце поглотил закат, / В песках чистейший перл не засверкает, / В бурьяне глохнет свежий аромат» порицается ситуация во власти, обвиняются те ничтожества, которые вводят в заблуждение императора и преследуют мудрых людей. В стихотворении «Добыв жемчужину со дна морей» в строках «Поднес царю — тот меч схватил тотчас» и «Сокровище унизил “рыбий глаз”» осуждается слепота государя и разгул ничтожных людишек, в результате чего высокоталантливые вынуждены удалиться — «Отвергнут дивный перл, как ни вздыхай… / Объяла душу горькая тоска». В стихотворении «Крылатым масть различная дана» (№ 57) под птицей поэт имеет в виду себя; «Когда б крыло ей протянул собрат, / Помог воды из Хуанхэ испить» — эти строки выражают желание мудреца, не имеющего должности, войти в круг тех, кто у власти; «Но равнодушно летуны летят… / Вздохну печально — ну, и как тут быть?»: те, кто при должности, «пролетают» мимо, и не на кого рассчитывать, остается лишь вздохнуть печально. В стихотворении «Взойди на гору, посмотри окрест» (№ 39) поэт печалится о неустойчивости мира, с осуждением пишет о тучах, скрывающих солнце. «Платан обсижен стаей мелких птах, / А Фениксам остался куст убогий» — эти строки перекликаются со строками из стихотворения № 15: «Потратят на забавы жемчуга, / А мудрецу — довольно и мякины», метафорически обозначая перевернутость правды и лжи, мудрости и глупости. В такой ситуации поэту только и остается: «Ну что ж, мечом постукивая в такт, / Уйду я в горы… Так трудны дороги!» (№ 39). В строках: «Но заросли скрывают дивный холм, / Душистых трав в ущелье не видать. / В краях закатных Феникс вопиет, / Нет древа для достойного гнезда, / Лишь воронье приют себе найдет, / Да возится в бурьяне мелкота», «Мой меч при мне, гляжу на мир кругом» (№ 54) — скрывается намек на ситуацию конца периода Тяньбао, когда ничтожества укрепились на своих постах, отодвинув императора: «Как пали нравы в Цзинь! Окончен путь! / Осталось только горестно вздохнуть» — и что еще остается поэту? В стихотворении № 45 метафорически изображается мятеж Ань Лушаня: «По всем краям пронесся страшный смерч, / Была живому гибель суждена, / Свет слабый солнца в туче не узреть, / В Великой Бездне дыбилась волна» — картина смятенного мира, ужаса в Поднебесной, бегства императора. И еще собственные переживания: «Но Феникс — выжил! Вырвался Дракон! / Так где ж его цветущая земля?! / Умчи меня на склоны, Белый Конь, — / Петь о ростках, взошедших на полях». Видно, что это произведение создано в поздние годы жизни Ли Бо.
Все вышеприведенные стихотворения относятся к категории «переживаний о случившемся», но тесно сливаются с текущими событиями, так что «намеки на современные события» и «переживания о случившемся» в «Духе старины» Ли Бо часто бывает трудно разделить.
5
Прежде считали, что в «Духе старины» Ли Бо есть немало стихотворений категории ю сянь (странствия к небожителям). Сунский Гэ Лифан утверждал, что «среди почти семи десятков стихотворений цикла “Гу фэн” Ли Тайбо можно насчитать тринадцать-четырнадцать, связанных со святыми небожителями». А минский Ху Чжэньхэн писал: «Из найденных на сегодня шести десятков произведений “Гу фэн” лишь стихотворений двенадцать говорят об обитателях Неба, девять из них — о странствиях к небожителям, а три иронизируют над жаждой человека стать небожителем». К стихотворениям о странствиях к небожителям он относит № 3 и 9, что ошибочно. Стихотворение «Правитель Цинь собрал все шесть сторон» (№ 3) связано с фактами истории. В первой его половине воспеваются деяния Цинь Шихуана по присоединению шести царств к Цинь, во второй поэт иронизирует по поводу таких дел Цинь Шихуана, как строительство дворца Афан, поиски снадобья бессмертия, охота на гигантскую рыбу, отправка корабля к бессмертным, так что это никак нельзя квалифицировать как «странствие к небожителям». И «Приснился раз Чжуану мотылек» (№ 9) тоже не текст о странствии к небожителям, в нем говорится об иллюзорности мирских дел, о том, что не следует суетно добиваться богатства и знатности. Так что представления предшественников о «тринадцати-четырнадцати», «двенадцати» стихотворениях о странствии к небожителям в «Духе старины» — это преувеличение.
Из 59 стихотворений «Духа старины» лишь несколько связаны со странствиями к небожителям, да и они преимущественно смыкаются с повествованием о личных событиях и переживаниях. Например, «С Посланьем Высшим Феникс прилетел» (№ 4): в первых четырех строках под Фениксом подразумевается сам поэт, строка «Не приняли посланье в Чжоу-Цинь» описывает мечтания об идеальном и их крушение в столкновении с реальной ситуацией при дворе; строки «Отчаявшись, брожу по свету я, / Бездомный, одинокий человек» говорят о том, что никто не понимает его души; и в такой ситуации — «Мне так нужна Пурпурная ладья… / У Чистой речки сурик бы найти» — только и остается, что заняться изготовлением эликсира бессмертия и отправиться к небожителям. В старых комментариях писалось, что в этом стихотворении Ли Бо «говорит о своих личных желаниях», но если брать все произведение в целом, то по строкам: «Боюсь, с мечтой расстаться надо мне, / Я опоздал принять сей Эликсир… / В Град Чистоты бы вознестись — туда, / Где, как Хань Жун, останусь навсегда» — видно, что это такое непреодолимое «желание», которое возникло после столкновения с власть имущими. Примерно то же самое читается в стихотворении «Не клюнет проса Феникс, голодая» (№ 40). Две строки «Лишь с принцем Цзинь, отмеченным судьбою, / В лазурных тучах подружиться смог», правда, выражают тяготение к святым небожителям, но в целом это «стихотворение о заветном», выражающее собственные желания. В его первых восьми строках под Фениксом подразумевается сам поэт со своими высокими помыслами и дальними устремлениями. Сяо Шиюнь писал: «В этом стихотворении Тайбо говорит о себе. Хотя он и был царского рода, но не такой, как все, и был отчужден от всех, а Хэ Чжичжан представил его ко двору, и он удостоился императорских милостей, потому-то в стихотворении о Хэ Чжичжане сказано: “В лазурных тучах подружиться смог”. Но поэт не успел достойно выразить ему свою благодарность, и перед разлукой он может “лишь вздохнуть!”» А Ху Чжэньхэн считал, что «Принц Цзинь — это сам Ли Бо в Чанъани». В сборнике «Тан Сун ши чунь» сказано, что в этом и в стихотворении «С Посланьем Высшим Феникс прилетел» (№ 4) есть намек на самого Ли Бо. Так что эти произведения не слишком крепко связаны со странствиями к небожителям.
Есть стихотворения, которые, кажется, изображают странствия к небожителям, но в основном в них разворачиваются картины действительных событий. Начальные четыре строки стихотворения «Зеленых кущ Великой Белизны» (№ 5) характеризуют высоту горы Тайбо, в следующих четырех описывается скит «черноволосого старца», в последующих шести строках повествуется, как поэт «расспрашивает о драгоценном рецепте» и старец «рассказывает об эликсире бессмертия», а в завершающих четырех строках поэт раскрывает свои тайные думы о том, как он «примет волшебный Эликсир» и «навсегда покинет этот мир». В стихотворении лишь в строке «Исчез, как огнь небесный, в вышине» есть элемент изображения качеств бессмертного старца, да и то с явной гиперболизацией. С точки зрения содержания стихотворения в целом это, боюсь, скорее изображение реальности, а не странствий с небожителями.
Стихотворение «Я как-то путешествовал туда» (№ 20) в сунском издании «Ли Тайбо вэнь цзи» разбито на три части: первые десять строк составляют одно стихотворение, следующие (начиная со слов: «Горючей друга проводил слезой») восемь строк, из которых четыре рифмуются, — еще одно стихотворение, а последнее начинается со строки: «Нас в этот мир заносит лишь на миг» — финальные двенадцать строк с шестью рифмами. Впервые все три части объединил в одно стихотворение Сяо Шиюнь, снабдив их таким пояснением: «Это стихотворение о странствиях к небожителям, состоящее из трех частей. В первой части говорится о странствиях в небесных высях вслед за небожителем, во второй — горестные вздохи при прощании с другом, в третьей — слезы расставания с миром вдруг сменяются отрезвлением и усмешкой: “К чему рыдать, расставаясь! В миг пребывания в мире лишь напрасно рвемся к славе и богатству! А какая польза от всего этого? Так что надо решиться на дальние странствия, высоко взлететь, а среди людей останется память, но пусть император и пожелает видеть тебя, он не сможет тебя достать, дружеские чувства— вот к чему нужно вернуться!”». Ху Чжэньхэн присоединяет среднюю часть (восемь строк с четырьмя рифмами) к предыдущим строкам, а со строки: «Нас в этот мир заносит лишь на миг» у него — второе стихотворение. В «Тан Сун ши чунь» сказано: «Это стихотворение из двух частей сейчас объединяют, первая часть — воспоминания о былом странствии, вторая — говорит об уходе из жизни, и обе части взаимоподчинены». Видно, что поэт еще не сделал выбор между активной деятельностью в бренном мире и уходом из него. Финальные две строки: «Чтоб мановеньем царственной руки / Властитель Цинь призвать меня не смог» показывают, что поэт еще полон жажды деятельности в бренном мире. И нельзя сопоставлять это стихотворение с откровенными стихами о странствиях к небожителям. Как и № 55 «И циских гуслей-сэ восточный лад», в котором исследователи видят иронию поэта по поводу того, что люди тянутся к разврату, а не к «божественному искусству». Так что и это отнюдь не описание странствий к небожителям.
В некоторых произведениях поэт обращается к элементам странствия к небожителям лишь для сопоставления с действительностью. Таково стихотворение «Как пастушок на той горе Златой» (№ 17), где поэт пишет о том, что ему прискучили «те, кто и пригож, и юн» и «хлопочут» неизвестно зачем, потому-то он и заявляет о своем намерении последовать за пастушком с Золотой горы. «Лишь Зелье из побегов древа Цюн / Вдохнет святую душу навсегда» — вот что нужно поэту. В стихотворении «На западе есть Лотосовый пик» (№ 19), если прочитать только первые десять строк, покажется, что оно о странствиях к небожителям, поскольку здесь описана лишь сфера святых небожителей. Но в следующих четырех строках изображается реальный мир во время смуты Ань Лушаня — кровь народа, чиновные шапки на шакалах и волках. Слова пронизаны гневом и скорбью поэта. Так что странствия к небожителям, описанные в первой половине, лишь оттеняют трагедию действительности.
Стихотворений, изображающих исключительно только странствия к небожителям и их бытие, — лишь два: № 7 и 41. Они в самом деле описывают иллюзорный мир небожителей.
6
В «Духе старины» есть эпические произведения категории «стихотворения о прошлом» (юн ши ши). Свое начало стихи, касающиеся истории, ведут от поэта Бань Гу периода Восточная Хань, но его «стихотворения о прошлом» безыскусны, они просто излагают исторические события без какой бы то ни было скрытой мысли. В восьми «стихотворениях о прошлом» поэт Цзо Сы периода Западная Цзинь через изображение событий истории, восхождения и падения исторических фигур раскрывает собственные идеалы и чувство безнадежности, так что по названию это стихи об истории, а фактически — о заветном. Поэт Тао Юаньмин, творивший на рубеже династий Цзинь и Сун, создал исторические стихи «Об Эр Шу», «О Сань Ляне», «О Цзин Кэ», и вплоть до поэта Чэнь Цзыана, жившего в начале династии Тан, многие писали именно такие стихи, в сущности продолжая традицию Цзо Сы — безыскусно использовать древность для изложения заветных чувств, не прибегая ни к каким новациям. Стихи о прошлом из «Духа старины» Ли Бо в основном продолжают традиции исторических стихотворений Жуань Цзи, Цзо Сы. Например, стихотворение «Лу Лянь был всем известный книгочей» (№ 10), воспевающее Лу Чжунляня, напоминает панегирик Лу Чжунляню в одном из произведений категории «стихотворений о прошлом» других поэтов, правда, у Ли Бо Лу Чжунлянь изображен с большим чувством: «Так перл луны, восстав со дна морей, / На землю изливает свет в ночи». А финальные две строки: «Как он, я суете мирской не рад, / Отброшу прочь чиновничий наряд» склоняются к теме «заветных чувств». Или история яньского князя в № 15, который пригласил мудрецов в княжество, — она продолжена криком души: «А те, чья слава нынче высока, / Меня, как пыль дорожную, откинут. / Потратят на забавы жемчуга, / А мудрецу — довольно и мякины?! / Что ж, Желтым Журавлем, чей путь высок, / Взлечу я в выси неба, одинок». Это похоже на стихотворение Жуань Цзи № 31 из цикла «О заветном».
В исторических стихотворениях Ли Бо, славящих знаменитых даосов, еще рельефнее выявляется их близость к стихам о сокровенных чувствах. Так, в стихотворении «Сосна и кипарис — прямы душой» (№ 12) он славит Янь Цзылина, который с удой ушел «на брега бездонных вод»: «Ветр чистоты по миру пролетел, / Таких высот другим достичь нельзя».
И кроме «долгого вздоха» он выражает свое собственное желание «поселиться в глуши крутых отрогов». В стихотворении «Когда Цзюньпин отринул мира плен» (№ 13) Ли Бо славит ученость Янь Цзюньпина: «Прозрел он ряд Великих Перемен / И сущего всего Первоначало», одобрительно пишет о том, что «Суждений Дао нить сплетал в тиши, / За полог пустоты проникнув чувством», — как о самосовершенствовании в постижении Дао и Дэ, о том, что от Янь Цзюньпина, этого «гадателя», «просвещающего людей», зависит приход священных глашатаев идеального мира: «Ведь всуе Цзоуюй не поспешит, / Глас Юэчжо не раздается чудный», потому что «над Небесной рекой подвешено [его] высокое имя». Поэт заключает стихотворение вздохом: «Ведь гость морской от нас уже далек, / И некому постичь безмолвья бездны!» Мечты поэта устремлены к Янь Цзюньпину. Но, воспевая Янь Цзылина и Янь Цзюньпина, поэт на самом деле излагает собственные сокровенные мысли.
Стихотворения на исторические темы в «Духе старины» можно считать политической сатирой, использующей древность для иронического изображения событий настоящего времени, и в этом заключено новаторство Ли Бо в категории исторических стихотворений. В то же время, однако, следует заметить, что скрытый намек в стихотворениях такого рода у Ли Бо заметен не слишком явно. Например, раньше считали, что в стихотворениях «Правитель Цинь собрал все шесть сторон» (№ 3) и «Мечом чудесным циньский государь» (№ 48) ироническое изображение жажды вечной жизни у Цинь Шихуана — это сатирический намек на танского Сюаньцзуна. На самом деле в этих текстах поэт оценивает только самого Цинь Шихуана. В финальных строках стихотворения № 3 «И в глубь тяжелую земных слоев / Лег саркофаг златой и хладный прах» определенно есть сарказм, но отнюдь не ясно, является ли это намеком на танского Сюаньцзуна. В № 48 строка «Затребовал пэнлайский Эликсир» оттеняет следующую: «И пренебрег весенней бороздой». Смысл состоит в том, что в поисках эликсира бессмертия Цинь Шихуан забыл о нуждах сельскохозяйственного производства. По всему содержанию стихотворения видно, что главным для Цинь Шихуана было навести переправу через море, чтобы настичь солнце, для чего император «Набрал солдат, опустошив весь мир, — / Десятки тысяч не пришли домой». Поэт осуждает причиненный трудовому люду ущерб. Отсюда и финальные строки: «Растратил силы, а успеха нет, / Одна печаль на много тысяч лет…» Исследователи полагают, что «это направлено против избыточных целей, препятствующих проявлять заботу о народе» (Чэнь Хан). Так оно и есть. Неясно, однако, содержится ли тут намек на Сюаньцзуна. Не исключено, что оба эти произведения посвящены только Цинь Шихуану.
В стихотворении «Чжэн Жун, через заставу въехав в Цинь» (№ 31) историю Чжэн Жуна, которому посланец с горы Хуашань передал яшму для «властителя Пруда» — «Как знак, что тот умрет в году грядущем», Ли Бо искусно сплетает с «Персиковым источником» Тао Юаньмина в повествование о спасении от смуты в конце периода Цинь. Сейчас считается, что это стихотворение Ли Бо создал в 12-м году Тяньбао после возвращения с севера из Ючжоу, где поэт почувствовал надвигающийся мятеж Ань Лушаня, и в нем выразил свое желание спастись, отгородившись от мира. Эта датировка вряд ли обоснованна. Однако не вызывает сомнений то, что здесь поэт, используя исторический сюжет, изложил собственные потаенные чувства.
Относительно того, есть ли в стихотворениях исторической тематики Ли Бо саркастические намеки на современные поэту события и на какие именно, существуют разные точки зрения. В стихотворении «Му-вану снились дальние края» (№ 43) излагаются сюжеты о чжоуском Му-ване, который «В Западном море пировал с Сиванму», и о ханьском У-ване, который «Приглашал Шанъюань в Северный дворец»; они «дни проводят средь блудниц», после чего «Где дива были — стал теперь бурьян, / И души страждут в густоте лиан». Сяо Шиюнь считает, что тут присутствует ирония над жаждой бессмертия: «Хотя оба властителя и знались с богинями Сиванму и Шанъюань, но не смогли избежать смерти. А современный поэту Минхуан тоже тянулся к святым и бессмертным, так что в этом стихотворении присутствует сарказм». Чэнь Хан видит в этом стихотворении «сатирический намек на сладострастие Минхуана, запустившего государственные дела», «Сиванму» и «Шанъюань», по его мнению, — намек на наложниц, «Яшмовый пруд» и «Яшмовый кубок» — на пиры да веселья, а «пустая болтовня» и «плач» — намек на заброшенные дела и развал политики двора, и «нельзя не увидеть в этом наложниц У Хуэйфэй и Ян Гуйфэй». С этими утверждениями можно согласиться, а можно и возразить, поскольку намек не столь очевиден. Стихотворение «И снова я под Колдовской горой» (№ 58) Ли Бо написал, проезжая мимо горы Ушань (Колдовская). Некоторые считают финальные строки: «Волшебной девы и в помине нет, / Где чуский князь, никто сейчас не знает, / Давно уж канул блуд в пучину лет… / Лишь пастухи о них тут воздыхают» — сатирой на современные поэту события под завесой древнего сюжета. На самом деле ничто тут не направлено против текущей реальности, Ли Бо пишет о непостоянстве судьбы и ни о чем больше. В стихотворении «Когда друг с другом царства вверглись в бой» (№ 53) строки «Два тигра в Чжао бились меж собой, / И шестеро вельмож дробили Цзинь», а также финальный сюжет об убийстве государя сановником Тянь Чэнцзы тоже считают намеком на события в политической жизни конца периода Тяньбао. Содержание стихотворения не свидетельствует об убедительности такой интерпретации, поскольку до мятежа Ань Лушаня ситуация в таyском обществе не могла быть такой, какая изображена в стихотворении.
Стихотворения исторической тематики Ли Бо еще стояли, можно сказать, в самом начале процесса использования древних персонажей и событий для сатиры на современную политику или критику ее. Лишь в творчестве выдающегося поэта Ли Шанъиня позднего периода династии Тан с его семисловными восьмистишиями и четверостишиями на исторические темы, обличающими современные поэту недостатки, эпические стихи стали частью политической поэзии и избавились от традиции «заветных чувств». Тогда-то и сформировалась в этой сфере совершенно новая ситуация. Но, возможно, эпические стихи, исполненные некоторого сарказма в адрес современной действительности, в «Духе старины» Ли Бо как раз и подтолкнули Ли Шанъиня.
Некоторые стихотворения в «Духе старины» используют древние фигуры и события для того чтобы передать подавленность самого поэта, и это — «стихи о заветном». В стихотворении «Он был, как яшма, чист… Но в Чу-стране…» (№ 36) Ли Бо, прибегая к истории Бянь Хэ, который трижды подносил чуским царям яшму, горько вздыхает: «Не оценили дивный дар вполне», из чего делает для себя вывод о том, что «истинный пример высоких нравов» Лу Чжунляня и Лао-цзы был проявлен в их отшельнической жизни. Это стихотворение явно пронизано чувством горечи от того, что таланту не сопутствует удача. Историями невиновного Цзоу Яня, вызвавшего снег на пятую луну, и несправедливо осужденной вдовы из Ци, вызвавшей гром и молнию, в стихотворении «В ответ на стоны яньского вельможи» (№ 37) Ли Бо описывает собственные чувства несправедливо изгнанного, под «перлом», «свежим ароматом» имеет в виду самого себя, а под «песком» и «бурьяном» — ничтожных людей. Это «стихотворение о заветном», использующее прием иносказаний (би-син), и нельзя его рассматривать в категории стихотворений на исторические темы. Такого же характера и стихотворение «К востоку от Утая в Сун-стране» (№ 50), где сюжет о невежде из страны Сун, который нашел простой «яньский камень» и принял его за сокровище, насмехаясь над подлинной «чжаоской яшмой», с выводом: «Мир полон заблуждений… Но тогда — / Кто ж распознает перл среди камней?» — намекает на то, что мир уходит во мрак и нет возможности распознать, кто мудрец, кто глупец, что красиво, что безобразно. Совершенно очевидно, что тут изображены заветные чувства и печаль от непризнания таланта. Все это — «стихи о заветном», использующие древние фигуры и события, и в этом — одно из средств их выразительности.
Обобщая, можно сказать, что 59 стихотворений цикла «Дух старины», используют ли они прием иносказаний, обращаются ли к категории «странствий к небожителям» или к эпической форме, — все это «стихи о заветном», повествующие об идеалах, намекающие на современные события, передающие боль пережитого. В них сконцентрировано все, что было в пятисловных «стихах о заветном», начиная от династий Хань, Вэй, Цзинь и до династии Тан. Существует мнение, что Ли Бо писал такие «стихи о заветном» потому, что в его эпоху «за сочинения наказывали». Это сомнительно.
В его «Духе старины» основная мысль выражена гораздо четче, чем в «Стихах о заветном» Жуань Цзи, «Стихах о прошлом» Цзо Сы, «Странствиях к бессмертным» Го Пу, «Думах о встречах» Чэнь Цзыана, потому что иносказания, эпическую форму, тему «странствий к небожителям» он использует для того, чтобы обогатить и углубить главную мысль, а не для того, чтобы избежать наказания за сочинения. Дух эпохи позволил Ли Бо с его талантом и чувством в стихотворениях цикла «Дух старины» прозреть многое.