Глава 5
На новом месте
Проще всего было с большой Адлерской развязки сразу уйти за речку и уже с юга поехать к нашей базе, с самого начала событий расположившейся в гостинице «Орхидея». Так я и хотел поступить, однако передумал, решив предварительно осмотреть отель издали, с моста. Неясности в ситуации требуют доразведки.
Связи с нашими всё ещё не было, и мне это кислое обстоятельство очень не нравилось — что за перерывы? То проявятся, то опять пропадут. Яков Гаврус, староста Хостинской общины, тоже был недоволен, но за неимением сил группу в Адлер не посылал. А ещё он рассказал пренеприятнейшую новость, от которой у меня зубы заскрипели: не так давно в сторону Мацесты прошла приличная колонна техники МЧС, явно с Красной Поляны, больше неоткуда. Однако Сашка ничего о марше спасателей не рассказывал, по Дагомысу колонна не проходила. Ошибки быть не может, мужики у Даценко службу знают, проглядеть не могли.
То есть, спасатели куда-то свалили, уж не знаю, по своей ли инициативе или по команде сверху. Могу предположить, что они действительно не пошли через Дагомыс, а погрузились на суда в Сочинском морском порту и уплыли в неизвестном направлении. Почему не погрузились в Имеретинском порту? Чтобы обывателя не злить. Нас, то есть.
Вполне может быть, Гарик, что Администрации больше нет, вот такие твои дела, разгребай теперь.
Я уже свыкся с мыслью, что город практически бросили вояки, которые по приказу своего начальства почти в полном составе ушли в Абхазию, но в предательство МЧС-ников поверить было трудно.
Однако эту информацию подтвердили и кудепстинские хлопцы. У них всё нормально, основную фазу налёта при активизации гугонцев они переждали в укрытиях. Даже приросли. Если раньше по всей Кудепсте числилось всего восемнадцать человек, то теперь староста похвастался передо мной числом тридцать два, рост налицо. Правда, там собрались всё больше старики, бойцов всё ещё очень мало… Ну, так и без стариков никак, это опора, традиция. Кому малолеток воспитывать?
В этом тихом курортном местечке поселковые обошлись без серьёзных инцидентов, а в соседние районы жители мудро лишний раз не суются, особенно в сторону Курортного городка, ситуацию в котором даже я не могу прорисовать с уверенностью.
В зоне развязок абсолютно всё воспринималось немыслимой дикостью — навсегда затихшая широкая белая лента высокотехнологичного бетона, поднятая высоко над землёй, хитро изогнутые дуги виадуков, огромные опоры эстакад, гигантские разноцветные кольца над трассой — законсервированные навеки символы Олимпиады. Никого я не увидел вдоль пустынных полос, никто не высунулся… Старый добрый Адлер, прелестный исторический район, весь в маленьких ярких крышах мини-гостиниц, в зелени декоративных садов и редких рощ на незастроенных участках драгоценной земли, даже после смерти казавшийся живым, оставался внизу или сбоку. На автостраде царило бездушное — холодный бетон и цинк отбойников. И ни одной машины на рукотворной высоте виадуков, никакого движения на магистрали, призванной удобно доставлять людей к месту и спасать их же от бесконечных былых пробок.
Вскоре я оказался на участке, с которого хорошо просматривались взлётно-посадочные полосы Адлерского аэропорта, там и остановился. На этот раз шерстяной друг вышел одновременно со мной, усевшись на асфальте рядом.
Вдали на стоянке грустил одинокий «Боинг-737» грузинской авиакомпании, так и не успевший взлететь в те относительно организованные дни, когда это ещё было можно сделать. Чуть подальше него — три цветастых хвоста в ряд, это уже малая авиация, одна «Аннушка» и две «Цессны». Почти в самом начале основной полосы в поле лежала груда обломков турбовинтового греческого транспортника, неудачно зашедшего в непогоду на вынужденную посадку. Погибли люди.
Военные Ми-24 улетели. Из вертолётов в порту остался всего один борт, транспортный Ми-8МТ, на котором оставшийся техперсонал решил самостоятельно заменить лопасти. Лучше бы они этого не делали, честное слово. Что-то у мастеров пошло не так, и геликоптер остался стоять в поле с голым ротором. Как бы не навечно…
Это одно из немногих мест, где боковое зрение можно не держать в режиме постоянной алертности. Гугонцев в светлое время ловишь именно боковым, по какой-то причине чёрные дневной свет не любят, а если и появляются, то на короткое время, стараясь сразу уйти в тень или спрятаться в помещении. Их всегда замечаешь краешком глаза, будто чёртики мелькают после крепкой попойки. Долгое время мы не могли понять, фантомы это, рождённые массовым психозом, или же реальные физические тела, гугонцев никто толком рассмотреть не мог. Я даже считал, что это мозг подставляет образы, рисует несуществующее, потому что не терпит пустоты вокруг. Мол, человек — настолько общественное, общинное существо, что старается выстроить обитаемый мир даже там, где его быть не может. Страшный был период: сплошная мистика, неосознанный ужас, комплексы, непонятки, домыслы и нелепые предположения… Но чёртики оказались не продуктом воспалённого воображения, а настоящими захватчиками. И, хотя проявленная действительность оказалась паскудней любой фантазии, жить почему-то стало легче. Наверное потому, что исчез мистицизм, потустороннее. Теперь всё ясно: вот он, враг, друзья рядом, мочи гугонца!
Здесь, на открытом пространстве близ аэропорта, гугонцы рядом с тобой не окажутся, не выскочат, как чёрт из табакерки. Не полезут сюда инопланетяне, обзор замечательный даже в плохую погоду, тарелка автоматически превращается в удобную мишень.
Футуристическое здание огромного международного аэропорта выглядело жутковато, Мне кажется, или зелени на стенах стало гораздо больше? Дикая флора захватывает оставленное мыслящей фауной. Я присмотрелся. Признаки жизни в главном здании выискать было затруднительно. Тонированные стёкла вышки УВД не позволяли разглядеть происходящее внутри. На поле не было никого. Сейчас время скупое, горючка и запчасти, особенно для специальной техники, в большой цене, так что спецтранспорт напрасно не бегает, персонал по делам не бродит — чего там делать?
Всё логично, однако неподвижный радар напрягал.
— Флаг, — вспомнил я вслух.
Точно, дело не в радаре. Раньше рядом полоскался под ветром российский флаг. А теперь его не было. Неужели и эти разбежались? В аэропорту и так немного людей оставалось, жили там по инерции, ведь до поры многие наивно считали, что вскоре смогут, наконец-то, улететь в далёкие края, к родным и близким. Потому что на помощь обязательно придёт Государство, наведёт порядок… Вроде бы, человек восемь? Тогда где они?
Я бы давно оттуда ушёл. Аэродром — неудобное место, насквозь продувное, в сильный ливневый паводок часто затапливаемое, а до реки, то есть до источника питьевой воды, от терминалов всё-таки далековато. Нерационально.
Сделав длинный крюк, я вывел «Диско» на улицу Авиационную, быстро проехал мимо бесконечного ряда магазинчиков запчастей, стройматериалов и инструментов — а какие тут раньше пробки были… За торговым центром «Новый век» джип повернул на автомост, перекинутый через Мзымту, и опять остановился. Поднявшаяся после дождей горная река, несущая свои воды с Красной Поляны, ближе к устью затопила несколько песчаных островков, оставив над волнующимся потоком лишь верхушки ивовых кустов. Вода чистая, значит, сели в верховьях не сошли.
Ну вот, смотри…
Можно было и не выходить. Чего выходить, если и так всё как на ладони. И правильно поступил, что не вышел сразу, ноги наверняка подкосились бы от увиденного.
— Твою ж ты мать, всё не слава богу…
На месте гостиницы «Орхидея», то есть, места дислокации родной моей базы, чернело пепелище, погасшее, ни дымка. Свирепый пожар оставил только кирпичные стены с пустыми глазницами окон и нелепо торчащие полки длинных, во весь фасад, закопченных балконов. Вся окружающая отель зелень исчезла в пламени. Покосившиеся массивные стойки выдавали те места, где столики кафешки некогда прятались от зноя под красивыми полотняными шатрами. Очень они мне нравились, эти уютные купола в полосочку, как память о прошлой беззаботной жизни, где было живое пиво, лёгкая музыка и отпускные девчата без лишних иллюзий… Две легковые автомашины, припаркованные на стоянке перед центральным входом, превратились в закопченные уродливые остовы.
Радиовышки не было, сгорела.
Соседние отели почти не пострадали, скорее всего, люди пытались не дать огню поглотить новые строения. Едрить тебя, а огороды? Грядки открытого грунта и парники общины уцелели? Не вижу.
А вот этот объект многое объясняет!
Ближе к пешеходному мостику, привалившись смятым металлом корпуса на бетонные плиты противоположного берега реки, лежала серая полутуша сбитой летающей тарелки. Подрыв системы самоликвидации традиционно уничтожил ту часть корабля, где находился пульт управления. Ага, сбили гада-космонавта! Хоть что-то в нашу пользу.
Причина нападения была понятна: гугонцы постарались решить проблему кардинально: не только вывести из строя радиоузел с ретрансляторами, через которые шла связь по всему району, но и уничтожить здание штаба. Правда, эти сволочи поплатились.
Куда ушли мои люди? Будьте вы прокляты, я только и делаю, что ищу исчезнувших!
— Суки…
Хоп! Мрачное осеннее небо, хмурое, влажное от накопленных, но ещё не пролитых на многогрешную сочинскую землю дождей, медленно уплывающих вместе с тучами к Главному Кавказскому Хребту, рывком опустилось ниже. Хоп! Ещё один рывок, и эта невыносимая свинцовая тяжесть опустилась мне на плечи, вдавливая в покрытие моста, словно космонавта, только что вернувшегося на Землю.
— Вот как оно всё вышло, братва, — тихо сказал я насторожено притихшему коту, наконец-то открывая дверь.
Руки затряслись, падла, как у молодого, надо же… Требуется пауза, сейчас мне лучше не рулить, улечу на обочину. Сейчас хорошо бы пальнуть по кому-нибудь. Хоть в небо шмальнуть с диким криком!
Кое-как нашарил автомат.
Но тут щёлкнула рация, и планы пришлось изменить.
— Пш-ш… Елдырь-келдырь, Игорь Викторович, родной, вернулся, значится, блудный ты наш! — завопила радиостанция не по-старчески звонким голосом знаменитого на всю округу шкипера «Тунгуса». — Не туда ты смотришь, голубчик! Хе-хе! И чего выстроился на мосту, как лишенец, удумавший с тоски счёты с жизнью сводить? Ты погоди с этим, командир, жизнь прекрасна!
Я с шумом выдохнул горячий воздух.
— Василий Семёнович… Ты? Гады, что же вы со мной делаете?
— А чё делаем? — невозмутимо осведомился старый хрен Будко, пару раз щёлкнув каким-то переключателем. Прямо вижу эту невозмутимую хитрую рожу. Ещё и в фуражке, поди, сидит.
— То! Па-ачему на связь не выходили! — заорал я на всю реку.
Две цапли бодро поднялись в воздух и, с неудовольствием поглядывая в мою сторону, полетели над водой вверх по течению.
— Что ж ты так орёшь, будто рации у тебя нет? — хохотнул вредный старик.
— У меня есть. А у вас, сволочей? И что с людьми, где доклад?
— Командир, веришь ли, вторую антенну в порту спилили, ставим! — заволновался шкипер. — Никак толком не приладим, ёлки мелкие…
— С людьми что?! Приём.
— Да что с нами сделается, с людишками российскими, к любой напасти привычными? Викторович, не дурни же, перебазировались вовремя, — неожиданно спокойно произнесли динамики аудиосистемы джипа.
— Мы ить в «Цитрусе» приховались, значится, всё нормальненько. Ты не волнуйся так, доедешь сюда, всё до сведения и доведём, без утайки.
Я зло ударил кулаком в потолок, чуть не угодив костяшками в оружейное крепление.
— Будко, доклад!
— Целы все, целы, не бурли. Кхе! Кхе-кхе! За время вашего отсутствия во вверенном… вверенном нам подразделении окончательного апокалипсиса не случилось! Так, самую малость. Разорался он, гляди-ка… Пацанятки тебя поехали встречать, чай, уже к мосту подбираются, не шмальни там, смотри.
— Линна?
— Присмотрел, — коротко ответил.
— Понял, конец связи, — сообщил я и полез в боковой карман за платком. Лоб, шея, ладони — всё вспотели, покрылось холодными каплями.
Не дожидаться же встречающих на мосту.
Я медленно поехал в сторону переходящего, как его называли, блокпоста на левом берегу Мзымты. Поначалу блок был ментовский, по виду кустарный до невозможности: мешки с песком, ПКМ на сошках и типовой полицейский УАЗ. Позже полицейских сменили мои армяне, Ной с сыновьями, Аразатом и Гарником. В смене было двое, третий менял по графику. Кроме пулемёта, у постовых имелись два АКМ, да три ПМ у мужиков при себе, неплохой комплект, достаточный. Первым делом кавказцы довели уют и оснащённость поста до логического южного совершенства. Пулемёт ПКМ встал на красивую турель, мешков с песком накинули в семь рядов, стереотрубу поставили повыше, стальные плиты покрасили, российский флаг воткнули. К старому знаку «Стоп!» добавился ещё один, с другой стороны моста, перед въездом:
«Внимание! Остановиться, всем выйти из машины! К блокпосту подходить без оружия. Проезд по разрешению, при невыполнении стреляем на поражение!»
По обеим стороны реки, метрах в восьми впереди блока, бойцы повесили по три ксеноновые фары, нацеленные по секторам, разжились рогатками и ежами. Появились на объекте и элементы сладкой жизни: душевая под деревом, диван роскошный, кожаный, вытащенный из какой-то гостиницы и огромный зелёный тент. Однако после моего назначения на поляну, скоротечной централизации управления, перетряски функций и задач блокпост опять вернулся в ведение полиции. Им Юра Степанов, ведал, молодой конопатый старлей.
И вот сюрприз номер два: на блокпосту никого не было, как и не было оборудования КПП. Даже мешки пропали. В груди тяжело колыхнулась волна ядовитой злости — неужели Юрка скурвился и самовольно бросил позицию? Однако разум тут же заставил сбросить пары — этого следовало ожидать. Раньше тарелки пришельцев за людьми и их техникой особенно не гонялись, мало у неприятеля было кораблей. А уж случаи атак на объекты можно было пересчитать на пальцах одной руки.
Теперь, смотрю, окрепли, вражины, новой техникой пополнились… Ещё и какая-то суперзаправка у них появилась! В таких условиях стоять истуканами на уязвимом блокпосту смерти подобно. Тем не менее, пояснения надеюсь услышать.
Не успел я тронуться от блока дальше, как навстречу с гулким рокотом выкатились два синих внедорожных мотоцикла с юной братвой в сёдлах, прямо Всадники Тьмы. Ага, вот и встречающие пожаловали, почётный караул. Мотоциклы я не очень одобряю. По дорогам апокалипсиса лучше перемещаться в закрытой кабине, к чёрту такую романтику. Тяжёлый джип себя оправдывает даже в городе, им и завал можно растащить в случае чего, и поклажи много увезёшь. Разбаловались тут без меня, джигитовать стали.
На головном блестящем красавце с рельефной резиной восседал временно списанный на берег по ремонту боевого корабля военный морячок Данила Манченко, дерзкий растёт пацанчик, далеко и прямо пойдёт в хороших руках с вожжами. Орёл! Этот волчонок к чёрту подмышку залезет и волосики выдернет. Хотя какой уже, к чертям, волчонок… Молодой волк. Вот время летит!
Второго пацана такого же возраста, то есть лет шестнадцати, я не узнал, кто-то из новеньких. А новенькие это всегда хорошо.
— Дядь Игорь, приветствую! — старательно пробасил Данька, разворачивая мотоцикл боком и легко соскакивая с железного коня.
Красавец. АК-74 с оптическим прицелом и модным тактическим фонарём, на боку висит открытая кобура ПМ, к мотоциклу приторочена труба одноразового гранатомёта. Камуфляж Манченко-младший не носит принципиально, да и шкипер не одобряет, говорит, не к лицу флотским пятна на одежде иметь. Парень был одет в тёмно-серый спортивный костюм, весьма практичная вещь, между прочим. В распахнутом вороте виднелась непременная тельняшка. На голове — чёрная кепи с каким-то неярким гербом. Морской спецназер, ни дать ни взять.
— Привет, котик морской.
— Это Санёк Ребрий, его семья недавно в общину пришла. Мотоциклы чинить может, у нас уже четыре штуки на ходу, занимался страйкболом. Оперативного опыта, конечно, у него ещё маловато, так стажирую вот! — с лёгкой небрежностью, по-дембельски объявил напарника Данька.
Я, не посчитав нужным спрашивать о чём-либо немного побледневшего мальчишку с карабином СКС на плече, которому, наверняка, уже понарассказывали обо мне всяких тупых страшилок, осторожно пожал юношескую руку и опять повернулся к молодому групперу.
— Твой котярка в салоне скучает? Зда-аровый! — поинтересовался он, доказывая, что привычка к постоянному наблюдению, особенно когда находишься вне безопасного периметра базы, въелась в подкорку накрепко.
— Можешь познакомиться, он ручной. Сервелатом зовут.
Высунув одну лапу в окно, сервал с интересом смотрел на опасливо приближающегося к нему рейнджера, легко тронул лапой осторожно протянутую человеческую руку, коснулся кожи усами и, громко чихнув, презрительно отвернулся.
— Чего он! — заорал Данька, отскакивая на метр.
— Руки мыть надо. Не научили родители? Блок кто снял?
— Чистые у меня руки, просто чипсы недавно ел с чесночком. Блок отец решил убрать, по согласованию со Степановым. Опасно стало. Тут ведь, Игорь Викторович, тарелки с такой частотой летать начали, что…
— Знаю. Везде начали летать, не удивил. Дед сказал, все целы?
— Гумиров немного пострадал.
— Что, опять?
Уж кто-кто, а Алик Гумиров отхватил у судьбы сполна. Руку потерял после воздействия генки. Опытный оперативник, настоящий мент, честный.
— Да ничего страшного не случилось, командир, простыл он просто, когда мы пожар тушили, вымок весь, а тут стемнело, и ветер с гор налетел. Отлёживается он пока. Иммунная система прослабла после генки, — со знанием дела пояснил юный балбес. — А Егор Санин где застрял, нормально с ним?
— Всё-то ты видишь да знаешь, шкет! Иммунная, прослабла… — прорычал я, садясь в машину. — В Крыму остался Егор, секретное задание. Чего глаза округлил, хлопни ресницами пару раз. Ага. Секретное задание. Не место тут разбазаривать, едем в ставку.
На знакомом перекрёстке конвой свернул на улочку Станиславского и направился мимо пустых доходных домов к новому месту базирования общины. Что ж, «Цитрус», так «Цитрус», сейчас оценим правильность выбора Манченко. Весь спрос с него, за старшего оставался он.
* * *
Как хорошо дома! Даже если твой дом переехал.
Накормив Сервелата до отвала и оставив его отсыпаться в одной из комнат отведенного под личные покои номера на первом этаже, я, собрав всё необходимое, вышел на набережную. Банный час, пошло всё к чёрту.
«Цитрус», как и «Орхидея», стоит прямо на набережной Мзымты в окружении гостиниц-близнецов, до пешеходного моста отсюда всего метров сто пятьдесят. Напротив через реку раскинулся тенистый сквер, левей которого начинается территория торгово-развлекательного комплекса «Мандарин». Небеса на той стороне были чисты, во всяком случае, я ничего летающего не увидел. Выученный наизусть тёмный абрис города был неизменен, и не предъявил мне ни единой подозрительной детали. Можно не пялиться, покой людей общины круглосуточно стерегут часовые-наблюдатели. Службу несут в три смены попарно, на крыше, возле зенитной артустановки, того самого спаренного автомата ЗУ-23-2. Вот этой зениткой они мачту новой антенны и свернули при резком повороте блока стволов, оболтусы… Теперь капитальную антенну мастерят на соседнем здании, чтобы не мешала стрельбе. Наверное, с верхотуры открывается отличный вид, надо будет посмотреть, куда меня в график поставили.
Ждать, пока протопится парная, я не стал, помывшись прямо у реки.
Мужики при эвакуации спасли важную конструкцию — деревянный щитовой настил, закрепленный на бетонном обрамлении русла Мзымты, по которому очень удобно спускаться к воде, без риска поскользнуться на покрытом илом бетоне. Настил лежит прямо напротив лестницы центрального входа в гостиничный комплекс «Цитрус». Внизу между ступеньками по настоянию женщин не так давно был закреплен небольшой столик и скамья. Недолго думая, я разделся догола, поставил рядом большое эмалированное ведро с горячей водой и принялся принимать водные процедуры. Никто, вроде бы, не глазел, люди заняты делом. Или я ошибался?
Рядом, чуть выше по течению, подрагивал пластиковый водяной рукав с набалдашником фильтра-приёмника, — установленная в подземелье мотопомпа исправно снабжает хозяйство пресной водой.
Черпачок холодной, черпачок горячей. Обжигающий контраст! Вот это я и называю единением с природой! Голый, вроде бы беззащитный, а чувствуешь себя в полной безопасности — странное, и в тоже время очень приятное ощущение. Мужчины вообще-то не любят голяком стоять-ходить, даже если не на виду у других, трусы у нас — главная броня. А вот женщины первым делом грудь прикрывают.
Хорошо… Сидишь нарциссом у всей округи на виду, и в то же время кайфуешь, словно спрятался в уютном коконе. Несколько смущала лежащая чуть левей половинка сбитой летающей тарелки. Когда мы оказались возле первой сбитой тарелки, не упавшей в море, то долго менжевались, опасаясь радиации. Дозиметром замерили — фон оказался самую малость выше естественного. Травит ли она воду чем-то ещё? Хрен её знает, химиков нет.
Всё, хватит полоскаться. Где мой любимый тренировочный костюм дворового гопника с тремя белыми полосками? Помывшись и переодевшись наконец-то в чистое, я поднялся наверх, не спеша осмотрелся, походил по открытой террасе, поднятой над землёй и занимающей большую часть двора. Предварительно похвалил выбор. Затем выцелил приглянувшийся столик под тентом, такой, чтобы стоял поближе к набережной, и начал медленно отхлёбывать горячий крепкий кофе, уже принесённый заботливыми девчатами. Совещание где-то через час, после обеда. Время есть.
Меня не донимали, давая очухаться с дороги. К моменту, когда опустела вторая чашечка, появился старина Ной, который сообщил:
— Плов будем кушать!
— Что, опять? — нетактично проговорился я.
— Не понял тебя, — удивился армянин.
— Да… понимаешь, обещали пару раз пловом накормить в дороге, и всё не удачно, — пришлось юлить.
— Уж сейчас всё будет без обмана, я жи тебе говорю! — успокоил друг. — Недавно семья узбеков пришла, да, теперь все на кухне. Восточные люди… Плов готовят, будет а-агромный казан, для великанов и богатырей! Пальцы себе отгрызёшь!
Плов. Казан, Узбек… «Не родственники Алмаза?» — чуть не выскочило с языка.
Слева от здания на свободном месте стоял маленький паровозик, практически точная копия старинной узкоколейной паровой машины. На самом деле это не музейный раритет, а действующий мангал, в тендере которого находится жаровня, из неё уже вырывались огоньки синеватого пламени. Рядом лежала большая поленница узнаваемых розоватых дров, с парка «Южные Культуры» припёрли, там ещё до нашествия старые деревья снесли… Давно пользуемся. Появившийся вскоре узбек в полосатом халате, точно таком же, как у Алмаза, поставил на пламя казан-гигант, не жалея, налил мутного масла из стеклянного бутыля без этикетки, подождал нагрева и бросил внутрь щепотку какого-то зелья — в небо с шипением взметнулась струйка густого сизого дыма. Шаманство началось!
Следом за Ноем вокруг столика начал как бы незаметно кружить любопытный Данила. Вот же гнёт парня вопросами! То просто мимо пройдёт, то стулья по соседству поправит. Точно, не похоже, что от безделья мается, у него явно есть какой-то интерес. Помогать я не спешил, и он наконец решился.
— Дядь Игорь…
— Садись уж. Что ты ходишь привидением, пятки мнёшь? Говори. Нет, подожди-ка. Где Линна? Твой отец сказал, что она по делам уехала, а подробней поговорить не успели.
— Так она ж в «Пальмире»! Вместе с Анюткой-медичкой! Там какой-то бабушке резко поплохело, что-то со спиной, тяжёлое взялась таскать. Вот они и отправились.
Анюта — это Ани Калваренц, коротко стриженая бойкая армянка, прибывшая вместе с международным аферистом Саниным с берегов дальней Греции. Медичка, кроме всего прочего! Ценный человек, даже незаменимый. Я бы её запросто и на боевые взял, серьёзная девушка. С нашими она сошлась на счёт два, хотя они разные — этнические ереванские армяне и армяне Адлера. И наречия у них разнятся. Адлерские армяне вообще слабо соотносят себя с древней родиной, они прибыли сюда в начале прошлого века из Трабзона с началом страшной резни, учинённой турками. С турками у сочинских армян отношения более чем сложные. Вообще-то их просто нет, отношений этих, не соприкасались они в быту и по работе. Но раза три я слышал на улице фразу «тупые турки». Хотя именно турки построили в Сочи самые крутые отели… Эта неприязнь мешала развитию курорта, ведь у южного соседа имеется богатейший опыт организации сверхвыгодного бизнеса.
С Асмик, штатной нашей фельдшерицей, Ани Калваренц подружилась моментально. Хорошо иметь в общине двух медиков, жизнь сразу становится безопасней. Медиков надо беречь, при необходимости воровать, холить и лелеять, вовремя снабжать всем необходимым. Что я всегда старался делать.
— А из мужиков кто прикрывает?
— Зачем? Никого, Линна и прикрывает, она сама справится, или не знаешь?
— Да знаю… Что же это у вас бабки тяжести таскают, а молодые лбы в тельняшках по террасам гуляют?
— Ну ты чего, командир? Я ж на дежурстве, а не в отдыхающей смене. В маневренной группе состою, — обиделся малец.
— Вижу я, в какой ты мангруппе. Ладно, понял, теперь спрашивай.
Он пару раз глубоко вздохнул, настраиваясь должным образом, и выпалил:
— Вот вы с Гошем в Крыму были, так? С людьми там всякими нужными познакомились, обстановку просекли.
— Точно. Просёк.
— Круто! — нелогично восхитился пацан.
— Что ты хочешь узнать? Данька, вообще-то я чутка отдыхаю.
— Я быстро, — заторопился он.
— Ну, раз быстро… — оставив пустую чашечку, я потрогал ладонью полную, стоящую рядышком. Ещё горячая, отлично, — НЛО и там летают, чёрные безобразничают по весь рост, людей, как и у нас, осталось очень мало, зато есть всякая сволота. Системы жизнеобеспечения на полуострове практически не работают, особенно в городах. Ничего для тебя нового или необычного, родной. Да садись же ты, что стоишь колонной!
— Не, я не про то! — присев на самый краешек, он быстро почесал коротко стриженый затылок и решился: — А украинцы как, беспокоят?
Отвечать я не торопился.
Перевернув пустую кофейную чашечку на блюдце, выждал несколько секунд, потом посмотрел на образованный чёрной гущей узор, пошевелил губами, силясь вспомнить, чему меня некогда учила одна цыганка в кафешке железнодорожного вокзала в Казани. Ни хрена не вспомнил.
— Слушай, Даниил, а зачем тебе беспокоящие украинцы? Вот какого болта они тебе упёрлись и куда, что, своих проблем недостаточно?
— Интересно же! — с придыханием возразил он.
В незамутнённых юношеских глазах бушевало алое пламя ещё несовершённых подвигов и романтической мечты о землях Гренады, которые всенепременно нужно забрать у буржуинов и отдать крестьянам.
— Что именно интересно?
— Как они их там ловят или сразу нейтрализуют? Украинские ДРГ, ну диверсионно-разведывательные группы, на крымчан часто наседают? Это, чё я хотел сказать? Ну что вы смеётесь? Полюбасу же должны были остаться фанатики, которые захотят воспользоваться моментом и нанести ущерб!
— По какому любасу? Данила, приземлись.
— Ну, Игорь Викторович… — почти заскулил он.
— Хорошо. Во-первых, уясни себе вот что, мореман, если хочешь по-взрослому учиться воинскому делу: в уставах термина ДРГ вообще не существует, это партизанская отсебятина, жаргон, запомни.
— Жаргон? Вот это облом, ёлки! А как же военные люди их называют?
— Называют грСпН, то есть группа спецназа.
— Ага, понял, дядь Игорь, спецназ это реально круто, чё! Постой-постой… А если операцию не спецназовцы замутили, а простые армейцы. Подумали, взяли и заслали в наши тылы пацанов заряженных с диверсией, то как тогда?
— Просто разведгруппа. У армейцев нет практических задач по диверсионной работе. Зато у них есть войсковая разведка, которая действует, запомни, в интересах своего соединения. То есть разведрота полка действует в интересах полка, и в его полосе, являясь одним из разведорганов полка и добывающим органом начальника разведки полка. Запомнил? Они могут действовать согласно штата: разведотделение, разведвзвод. Разведку могут вести. Раз-вед-ку. А не заниматься диверсиями, это не их профиль.
Из-за стеклянных дверей входа, где некогда располагался стильный, даже пафосный ресепшн этого крутого отеля, высунулся Ной. Сидя к зданию спиной, молодой Манченко его не видел. Армянин внимательно посмотрел на нас обоих, оценил ситуацию, а затем совершил характерное движение кистью, словно ухватывая за шею курёнка и рывком отбрасывая его обратно в хлев с башкой набок. Я незаметно в ответ качнул головой. Негоже именно сейчас обламывать парня, заливая огонь поднимающегося куража обыденными задачами по хозяйству. Лучше я сам притушу, когда потребуется.
— Ну, а простые шныри? Не армейские? Добровольцы всякие, или партизаны, как ты говоришь. Всё-таки, обидки всякие, старые счёты. А тут ништяки, караваны с добром туда-сюда ездят.
— Так ты про грабёж караванов? — расхохотался я. — Успокойся! Даже в Крыму нет караванов, представляешь?
— Обламываете, дядя Игорь, — шмыгнул он носом. — А вообще, случаи бывали?
— Вроде бы, бывали, — на этот раз вполне серьёзно ответил я. — Только их гораздо меньше, поверь, чем тупых проскоков обыкновенного бычья от сохи и домкрата. Сейчас не до соседа, у себя бы жизнь наладить.
— Значит, не удалось вам в стычках с украинцами побывать?
— Нет. И я очень рад этому обстоятельству, хватит нам с соседями рамсы делить, надо с гугонцами резаться, — кивнул я.
— А с бандосами?
— Да ты не уймёшься! Всё, Данька, не морочь мне голову. Гош вернётся, расскажет тебе в ярких красках, он горазд на литературу приключенческую. И потом, ты как собрался партизан от бандосов отличать в поле или в застройке? По нашивкам ярким, что ли? Чужой, с оружием, крадётся — вот и все признаки, мочи наотмашь.
— Так и знал. Значит, Санин в Крыму повоевал… вот же гад, — расстроено прошептал морячок. — Хорошо, тогда последний вопрос, и всё. Игорь Викторович, а ты на срочке в спецназе служил?
— Упаси господи! Я был обыкновенным мотострелком, пехота, мабута.
Он даже растерялся. И расстроился. Вот так и рушатся мифы.
— Как же? Я-то думал! А живаком спецназеров видел?
— Нет, в войсках не довелось, по мирняку общались. У нас в бригаде был один такой… Так! Хватит меня тут допрашивать, босота!
— Эх… Мне бы в спецназ.
Я щёлкнул пальцами, привлекая его внимание, прищурился и строго сказал:
— Спецназовец, малец, начинается не с обвесов к автомату да понтов проколоченных, а с образования. Я вот тебе список обязательного к прочтению написал месяц назад, и как ты, готов отчитаться, а? Думал, забуду? Что сейчас листаешь?
— Этого, как его, леший задери, «Морского Волка», Джека Лондона, во!
— И что скажешь?
— Рано пока говорить, — важно бросил он. — Самую малость осталось.
— Тьфу на тебя, остолоп. Ступай, узнай, что там с пловом.
— Да чо с пловом, костёр дымит, дрова трещат, казан шкворчит, узбек поёт, — тут же огрызнулся молодой, посмотрел в небо и закончил одной из приговорок Будко: — Дождя не будет, погода впереди по всему знамому добрая…
* * *
К отелю «Цитрус» я, вообще-то, приглядывался давно, а ранним летом даже проводил здесь рекогносцировку, изучал хозяйство вместе со старшим Манченко и шкипером. Поднятые над землёй примерно на полтора метра двор и цоколь удачно возвышали территорию, обеспечивая отличный обзор. Получилась этакая зона мини-променада, откуда комфортно обозревать реку, горы, кусочек моря и панораму Адлера. Сидишь, пьёшь кофеёк или чего покрепче, а внизу по набережной гуляют люди, на которых ты посматриваешь свысока, потому что именно это запланировал архитектор.
Двор у относительно недавно построенной гостиницы получился просторным. В дальнем правом углу синеет кафелем прямоугольник большого открытого бассейна, и сейчас не пустого, с трёх сторон его ограждают полупрозрачные ветровые экраны. За зданием спрятались остатки детской площадки и рядок тренажёров. Немного молодых пальм в кадках, декоративные фонари, паровоз-мангал, небольшая сцена. Летнее кафе-ресторан под зонтиками раскинулось вольготно, однако свободного места оставалось много, есть, где разминаться по утрам. В дальнем углу на специальном помосте установлен огромный автоматизированный дизель-генератор, штука мощная, прожорливая и шумная. Избыточная для нынешних условий бытия, такой агрегат не нужен.
Стильная пятиэтажная гостиница изначально была оснащена по последнему слову современной курортной техники: централизованное кондиционирование воздуха, зеркальный лифт OTIS, аудиосистемы по всему строению, через которые круглосуточно доносилась тихая успокаивающая музыка, видеопроектор, транслирующий музыкальные телеканалы на брандмауэр примыкающей сбоку гостиницы, системы сигнализации и пожаротушения. Трудно такое хозяйство держать в порядке, подумал я, познакомившись с «Цитрусом», придётся упрощать, обрезать, отказываться. И генератор надо ставить поменьше, тут сгодится простейший японский дырчик.
Тогда мы решили не суетиться, «Орхидея» всех устраивала.
Однако был у «Цитруса» несомненный плюс, одна очень важная опция, ставшая бесценной после неожиданной активизации боевой активности кораблей гугонцев — обширный подземный этаж, настоящее бомбоубежище. Автотехника гостей отеля въезжала на стоянку со стороны тихого аппендикса, образованного улицей Станиславского, в этом месте выходящей к реке. С учётом сложностей в Адлере со стоянками это являлось несомненным конкурентным преимуществом гостиницы, во многом определяющим выбор места при бронировании. Ресторан «Цитруса» тоже располагался под землей, со стороны набережной имелся ведущий вниз лестничный пролёт отдельного входа в это, весьма неплохое, по отзывам побывавших, заведение. Внутри, конечно, все помещения сообщались между собой.
Подобного ништяка в округе нет ни у одного из соседствующих отелей.
Сразу после экстренного переезда мужики провели необходимую модернизацию. Боковой въезд закрыли дополнительной откатной конструкцией, простейшей сварной решёткой из арматуры, а перед входом в подземный ресторан поставили старый самосвал, закрывающий проём от прицельного попадания ударного энергетического шара. Рядом с ним, прикрывая речной сектор, стоит разбитая в хлам старенькая БРДМ с двигателем, отживающим последние дни, так что её проще таскать грузовиком на буксире, чем гнать куда-то самоходом. Зато вооружение исправно, башенный КПВТ лупит что надо.
В общем, хозяйство перенесли, и, с учётом обстоятельств, удачно. После переезда лифт, естественно, отключили, экзотические для постапокалипсиса системы жизнеобеспечения тоже, огромный генератор никто не гоняет, всё просто и скуповато. Выше третьего этажа пока никто не живёт, особенно из пожилых, ни к чему ноги бить. Но люди постепенно прибавляются, так что незаселённые этажи пригодятся.
Далеко не вся община живёт в «Цитрусе». Двенадцать человек поселились в отеле «Альмира» на той стороне реки, рядом со сквером Бестужева и армянской церковью с большим и удобным подворьем. Забор, разделяющий эти объекты, снесён. Там командует Алик Гумиров.
Остатки личного состава служивых, а это четыре семьи во главе с лейтенантом Валерой Мокшанцевым заняли так называемый «Домик Барби», приметное строение розоватого цвета по соседству с дичающим парком «Южные культуры». Не подвёл меня мужик, молодец, его группа — единственные вояки, не поддавшиеся на призывы к экстренному обретению самостийности и не последовавшие вслед за коллегами в сторону Абхазии, где их и след простыл. Ходили слухи, что армейцы собрались в каком-то новом военном городке на границе с Грузией, организовав там что-то типа коммуны. Как у них складываются отношения с грузинами, не знаю. Да и знать не хочу.
Вот эти три точки расселения и составляют Анклав Устья, самую большую общину в округе и, пожалуй, во всём Сочи. Более сотни человек. Соседи есть, и они подчиняются мне.
С серьёзным вооружением в моей общине плоховато.
Имеются двенадцать штук одноразовых гранатомётов и три гранатомёта РПГ-7, гранат достаточно. Есть три пулемёта ПКМ и один старичок ДПМ, плюс мой «Печенег». Вторую «зушку» я в личное пользование так и не смог добыть… Обещали мне армейцы много, как и спасатели из центра на Красной поляне, но из деклараций о намерениях оборону не выстроишь. Не отломилось нам ничего толкового. Пустышка.
И это при том, что оружия на Кавказе припрятано с избытком. Особенно диковинного.
Чего тут только нет… Заклятые друзья из НАТО чаще всего снабжали наших террористов оружием под патроны российского стандарта. Однако финны, например, ещё во время первой чеченской войны вместе с оружием советских номенклатур умудрились продать, через Прибалтику, братскую Украину и Грузию практически все трофейные марки ВОВ. Особенно ценились финские снайперские трехлинейки, в комплекте с финскими же целевыми патронами. Когда Грузия обратилась к НАТО за военно-технической помощью, естественно, безвозмездной, её оказали моментально. В частности, было поставлено много оружия из Чехии, Румынии, Польши, Венгрии и Болгарии. Эти страны и сами были рады избавится от копий советского оружия времен ВОВ и первого послевоенного периода, как и от залежавшихся боеприпасов ушедшей эпохи, которые по линии помощи Варшавского Договора не успели передать странам Африки или фронтам освобождения, расплодившихся по всему миру. Такое вооружение нужно было уничтожать, переделывать, или же самим искать покупателя, согласовывая сделку с новыми хозяевами. А тут покровители и деньги сателлитам дали, пусть небольшие, и возможность освободить склады от старья. Новое оружие полагалось покупать по настоятельной рекомендации новых же друзей.
Так в южном регионе страны появились снайперские винтовки — копии советской трехлинейки образца 1936 года, изделия на базе автомата Калашникова и СВД, пистолеты и пистолеты-пулеметы, автоматы и пулеметы производства бывших стран народной демократии… По мере развития региональных конфликтов, проведения властями бесчисленных антитеррористических операций диковинное это оружие всплывало и расползалось по схронам и хозяйствам. В частности, наши захватили в Грузии, когда туда зашли, много устаревшей стрелковки, но поскольку она государевым людям и нафиг не нужна была, разве что в качестве сувениров или в подарок нужным людям, то большая её часть осталась в Абхазии и Южной Осетии. Такие стволы мы не раз находили после уничтожения бандгрупп. Чаще всего это было изношенное барахло. За исключением, пожалуй, как-то раз попавшегося мне АКМ производства ГДР. После перестройки эти стволы по линии помощи НАТО были оптом проданы Турции, так мне рассказывали. По дешёвке, тогда и пистолет ПМ стоил всего две дойчмарки…
Эпизодически в районах появлялось и оружие времён Великой Отечественной, примером тому являются «максимы» Даценко и пара ППШ у нас. Целенаправленно я с таким вооружением не связывался, хотя некоторые местные фраера предлагали достать. Тем более, что и такое оружие даром никто тебе не даст, за всё положена своя услуга.
При таком бешеном ассортименте всякого полуживого старья отпала необходимость в кустарщине типа чеченских разработок пистолета-пулемёта «Борз».
События на Донбассе, как и в целом на Украине, заставляли власти крепко волноваться, все ожидали, что в предгорья хлынут партии незаконно переправленного стрелкового, и не только, вооружения. Однако этого не произошло. Бешеные усилия спецслужб по предотвращению подобной контрабанды не прошли даром, большую часть стволов и боеприпасов государевы люди перехватывали. Я, как человек, отчасти представляющий себе, как функционируют подобные схемы, вполне допускал, что сказался и ещё один фактор: пришлые безбашенные торгаши, расслабившиеся и потерявшие чутьё на украинской вольнице, были просто не нужны местным паханам на этом сложном, опасном, но зато богатом потенциальными потребителями рынке. У них свои схемы были.
Так что современную армейскую стрелковку добыть сложно, она в цене. Но можно.
А вот с крупным калибром дело обстоит совсем плохо. Валера Мокшанцев, отказавшийся выполнять преступный приказ своего драпающего командира, в последний момент всё-таки сумел кое-что отжать в нашу пользу. Рядом с Домиком Барби стоят две единицы крутяка: старый добрый БТР-80 и бортовой КАМАЗ с «зушкой» в кузове.
Были мыслишки разжиться крупняком у авиаторов.
Подобного оружия и боеприпасов у военных вертолетчиков было много, избыток им вроде бы не нужен, а мне оно очень пригодилось бы, для оснащения судов — самое то! На вертолёт Ми-8 ставят турели с ПКМ и ДШКМ, «Утёсом» и «Кордом», которые имеют в комплекте сошки или пехотные станки, а это настоящее богатство! Но добровольно летуны расстаться с ними не захотели, а нажать на них посильней я не мог.
Слетел и вариант с четырёхствольным револьверным пулеметом 9-А-622, он слишком прожорлив, боекомплекта не напасёшься. Да и ресурс маловат. С обжорами я вообще связываться не хотел, дурная погоня за скорострельностью до добра не доводит. Летуны хвастливо рассказывали мне про авиационные пушки, калибров 23 и 30 мм, но и здесь встала проблема с избыточной скорострельностью и, следовательно, малым ресурсом системы, да и лафеты надо было изобретать.
Авиационные блоки НУРС С-8 могли пригодиться, если конструировать однозарядную пусковую установку под авиационные реактивные снаряды, в мятежных районах Кавказа такое практиковалось. Орудийные блоки Б-8М устанавливали на грузовые автомобили или на гусеничные транспортёры. Простейшие одноствольные пусковые установки изготавливали даже в мастерских средней степени оснащенности, а перевозили в легковых машинах. В СССР компетентных артиллерийских офицеров подготовили много, они и приспособили прицелы, уж какие нашлись, разработали таблицы стрельб.
То ли я слишком вяло вёл переговоры — особой надобности ввиду малой активности тарелок ещё не было, да и армия выручала, — то ли авиаторы просто водили меня за нос, но тема не выгорела.
Спасатели тоже обещали помочь с артиллерией. Услышав такое предложение, я загорелся, поверил сразу, как фраер… Как же, Центр управления кризисными ситуациями МЧС на Красной Поляне — орган серьёзный, он искренне хочет помочь новому мэру Сочи! В горном кластере региона применялись градобойные и противолавинные зенитные пушки калибров 85, 100 и 130 мм. На мой взгляд, общине подошла бы более легкая арта, например горная пушка калибра 76,2 мм, безоткатные орудия Б-10 и Б-11 либо же станковый противотанковый гранатомёт СПГ-9 «Копье». Да и знаменитый миномет «Поднос» специальные горные службы используют на горных склонах.
Честно говоря, я рассчитывал получить требуемое и от тех, и от других ещё два месяца назад. А вот месяц назад уже ни на что не рассчитывал… И командировка в Крым стала тому подтверждением. Устав ожидать, когда тебя в очередной раз прокинут, решил действовать сам. Согласно мандату.
Куда ни глянь — весьма тоскливо. Эта проклятая тоска сочилась отовсюду. Она шла от пустых глазниц заброшенных и частично разрушенных высотных домов на другом берегу реки, заборов закрытых мини-отелей и воды угрюмой Мзымты. Она сваливалась с неба, где тучи висели, как бескрайняя свинцовая пластина, покоробленная, чуть пузырящаяся. Постоянно казалось, что эти металлические тучи вдавливают тебя в этой безнадёжный осенний туман, наползающий с моря, запечатывают в жидкую и липкую как пластилин среду, не отмоешься от неё… Надо срочно что-то делать. Если уж у меня такое настроение, то что же чувствуют остальные?
Линны всё ещё не было, так мы пока и не встретились, извёлся уже. Ситуация штатная, но я волновался до тех пор, пока не появился шкипер, сообщивший, что девчата скоро приедут. Паровозик перестал дымить, на остывающих углях поспел плов, время настало, все причастные собрались для разговора о делах наших скорбных.
— Уважаемые, прошу всех пройти вниз, в ресторан, в убежище, там вам беседовать будет удобней и спокойней, — произнёс официальный управляющий хозяйством Ной, делая приглашающий жест рукой.
Опущенная вниз левая крепко удерживала тяжеленный глиняный кувшин.
Интересно, что там?
Выступили докладчики, едкие комментаторы вовремя получили по ушам, люди немного поругались между собой, а потом началось уже продуктивное обсуждение. В принципе, мне всё стало понятно уже через пять минут после начала чудильника, как я мысленно называю подобные совещания.
Главная беда, навалившаяся на абсолютно все общины района после внезапного удара пришельцев, называлась просто — растерянность. Всеобщая растерянность, кое-где близкая к откровенной панике. Никто их тех, на кого я надеялся, не смог справиться с ситуацией, ни Манченко-старший, ни шкипер. Сработало знаменитое «Кадры решают всё». Пётр сразу выбрал стратегию улитки, втянув щупальца и спрятавшись понадёжней, без получения ясных указаний активно работать он не смог.
Уж тем более этого не могли сделать его помощники, Гумиров с Мокшанцевым. Тут я не удивлён. Вояки и менты сильны, когда находятся в структуре, в привычной системе отношений, задач и методов. Именно потому из бывших военных почти никогда не получаются толковые администраторы. С народом надо работать вдумчиво, аккуратно, комплексно, где кнутом, но чаще приходится действовать лаской. И уж всегда с отеческой заботой… Это тебе не солдатики, а сугубо гражданские люди, мирные, они не по Уставу живут, присягу не давали. Жалования не получают, выслуги, боевых и пайковых не имеют. Будешь часто быковать, психовать и рубить воздух короткими армейскими приказами — уйдут в горы. Привыкнешь угрожать не по делу — схватишь маслину в бок.
Все известные мне попытки бывших вояк создать свои общины провалились, майоры и полковники быстро оставались в узком окружении привыкших к их чудачествам домочадцев. Легко командовать ротой или батальоном, оперируя суровым приказом… Куда подчинённые в погонах денутся с подводной лодки, кто посмеет ослушаться? Другое дело — смешанный разновозрастной коллектив, сборная солянка, в которой есть инженеры и экономисты, психологи, журналисты, педагоги, гопники и частные предприниматели… Будут ли эти опытные, хитрые, вполне взрослые люди послушно подскакивать с криком «Есть!». Да хрен там, ради чего? Ради Государства? Его нет. Ради идеологии или религии? Ну, это не к воякам нужно идти…
С другой стороны, тот же полковник привык получать распоряжения сверху, действовать, хоть и по планам принятой главнокомандующим стратегии, зачастую ему неизвестной, но исключительно в рамках узкой, поставленной высшим начальником задачи. Древняя система строгого вертикального подчинения, принятая в войсках, практически исключая личную инициативу, исключает и саму возможность воспитания управленцев, способных создавать, возглавлять и сохранять большие смешанные группы. Заполучив гражданский коллектив, такой полковник привычно начинает сыпать через рупор резкими, категоричными приказами, чаще всего он вообще не собирается ни с кем советоваться, требует лишь беспрекословного подчинения и ошеломительной скорости действий. В общем, действует по привычному, хорошо знакомому алгоритму. Взамен получает обидные прозвища, косые взгляды, гримасы, насмешки и пересуды, поначалу молчаливое презрение. И вскоре всё начинает трещать по швам, разваливаясь на глазах. Зато именно из них получаются замечательные замы, способные свернуть горы, пойти с командой духариков туда, куда скажут, и принести то, что добыть, кажется, невозможно.
Я заметил, что лучше других с функциями руководителя общины справляются предприниматели. Причем не крутые бизнесмены, а командиры малого бизнеса.
Ничего этого мы с Гошем позорно не учли. Инструктаж оставленных у руля и ветрил ограничился общими положениями действий в устоявшейся, как мне казалось, обстановке. А она резко изменилась.
С моим появлением мужики с облегчением выдохнули. Излив на меня перечень проблем, они успокоились и дальше разговор пошёл предметней, по фактам и деталям.
— Так что там за община появилась у реки Псоу с претензией на гордую независимость? — вспомнил я, спрашивая Манченко-старшего.
— Так точно. Человек пятнадцать, может, двадцать поселились, среди них много женщин, есть и дети. Они заняли коттеджи вдоль реки. Говорят, что и раньше жили в Совхозе, ближе к горам, — начал пояснять Пётр, вставая. — Мы к ним с Василием Семёновичем ездили, знакомились.
— Подтверждаю, мотались мы с Петром, не преминули, как же ж! — выкрикнул с места шкипер. — Значится, приехали мы, а они чисто бирюки нахохленные, зыркают сторожко, говорят мало, через губу, на вопросы стараются не отвечать, к старшей бабе шлют. Дикие! И вообще у них там матриархат, словно у неандертальцев каких!
— А что, у неандертальцев разве женщины правили? — перебил его Гарник.
— Кто ж ещё, милок? Потому все и вымерли, что бабы сгубили тему, — отрезал Будко и продолжил: — Надо бы их сострунить, Викторович.
— Соструним, — пообещал я деду и всем остальным, гордо глянув на Линну, сидевшую наискосок от меня в самом дальнем углу подземного ресторана. Та в ответ зазывно подмигнула, чуть не сбив меня с мысли. — Так… К-хе. Разберёмся, Василий Семёнович, никаких независимых идиотов на моей территории не будет, они просто плохо представляют расклады. Через пару часов после совещания и отправлюсь. Пацанов возьму, Данилу с напарником, а то что-то застоялись они у тебя, смотрю, так и протрут сёдла на мотоциклах без настоящего дела. Нет, Гарник, ты останешься тут, я у тебя Марика заберу, вот что.
— А как же я, командир? — надулся шкипер.
— Хватит тебе казаковать, на тебе флот.
— Тык мы и морской пехотой могём!
— Лучше морскими ремонтниками.
— Игорь Викторович, флот же в готовности номер один! На «Харизме» хоть сейчас можно улететь в Крым, был бы экипаж! Токмо грузов на ней много не перевезёшь, так что яхта на консервации. «Тунгус» тоже в готовности, почти…
— Вот это «почти» и устраняйте, товарищ Будко!
Разведка — вот чем я займусь после обновления персональных задач, выданных младшему командному составу и запуска нормальный жизни анклава. Завал! Они ведь даже на Красную Поляну не съездили, чтобы понять, осталось ли что-нибудь после спасателей, или же теперь там царит полное безлюдье? Молодые рвались в разведку, в бой, но Манченко, предпочтя сидение в устье, даже патрули отменил, так что экипажи изредка сканировали только ближайшую территорию.
Согнанные с насиженных мест маленькие группы перепуганных людей начали перемещаться на новые места, теперь всех тех, кто появился поблизости, нужно найти, успокоить и забрать под крыло. Предстоит прорва работы.
Да и про Перейру помню. Надо его оттуда выдергивать, мне важен каждый человек, особенно тот, кто не заперся в чулан, а готов биться с врагом.
Совещание закончилось, и я наконец-то прорвался к любимой женщине.
— Соскучилась, долго тебя не было, — тихо произнесла она.
— Мадемуазель, пройдёмте в номера! — мой ответ был так же короток и решителен.
— Да подожди ты, кроманьонец! — женщина попыталась освободить локоть, но как-то неуверенно. — У тебя там, говорят, дикий кот завёлся.
— Во-первых, он не дикий. А во-вторых, он дрыхнет по соседству. Пошли же, мне срочно нужно обсудить с тобой пару вызревших эротических фантазий!
И всё-таки жизнь — штука простая. Вокруг лютуют гугонцы, мир людей никак не может оправиться от катастрофы, а у меня романтическое свидание на фоне сбитого космического корабля пришельцев.
