Глава вторая

Крестьянские обычаи

Повседневная жизнь китайских крестьян была однообразна и трудна, но в установленное время происходили большие праздники, возрождавшие в них радость жизни. Они походили на оргии. Как только появились философы, они их осудили. Конфуций, впрочем, сумел увидеть их благотворную ценность. Он не хотел бы, чтобы государь, «после того как навязал народу сто утомительных дней, не дозволил им и дня радостей», ибо не следует «держать лук всегда натянутым, никогда его не спуская… или же все время спущенным, никогда его не натягивая». Конфуций допускал, что народные гулянья – порождение государевой мудрости. Но на самом деле эти праздники возникли в незапамятные времена, и, для того чтобы понять их зарождение, достаточно общих условий деревенской жизни.

1. Семьи и деревенские общины

Во все времена один принцип определял китайскую организацию жизни – принцип разделения полов. Он понимается очень строго. Им подразумеваются не просто жесткие запреты, изолирующие до брака юношей и девушек. Даже супруги должны жить на расстоянии один от другого, и все их отношения требуют бесконечных предосторожностей. У крестьян размежевание полов основывалось на разделении труда: мужчины и женщины противостояли друг другу, как это бывает между двумя соперничающими объединениями.

Между землепашцами и ткачихами вставал барьер половых и трудовых запретов. Китайский миф, легче других прошедший через века, касается двух звездных божеств, Ткачихи и Волопаса. Несомненно, этот миф – свидетель наидревнейшего прошлого. Между Ткачихой и Волопасом протянулся священный барьер, Млечный Путь, Небесная река. Небесную реку можно пересечь только раз в году: тогда Ткачиха и Волопас и празднуют ночью свою свадьбу. Хотя опасный труд по вспахиванию земли, совершаемый с риском вызвать раздражение таинственных сил почвы, выпадал мужчинам, однако только женщины умели сохранять в семенах жизненное начало, позволяющее тем прорастать, поэтому обрядовая пахота, в ходе которой земля обучалась делу плодоношения, требовала в древности совместных усилий семьи. Сотрудничество полов было тем действеннее, что, будучи запретным в обычное время, приурочивалось к священным мгновениям.

Согласно старой китайской поговорке основанием экзогамии служит принцип размежевания полов. Во все времена в Китае молодые люди могли встречаться лишь в том случае, если принадлежали к разным семействам. Да и брак служил сближению семей даже больше, чем образованию семьи. К этому достижению приходят с помощью дипломатических ритуалов. Нужно использовать глашатая. Как кажется, эмблемой этого сводника, призванного согласовать две линии родства, служил топор. Им обрубались ветки со ствола, и он же позволял подобрать эти сучья в вязанки, соединявшие ветви с разных деревьев. Об этих вязанках часто упоминается в свадебных песнях. А еще пели: «Как выращивать коноплю? – надо, чтобы борозды перекрещивались! – А как поступают, выбирая жену? – надо предупредить родителей! – Как обрубают сучья? – без топора ничего не получится! – Как поступают, беря женщину в жены? – без свата невозможно!» Пересечение борозд и скрещение семей придавали плодородие и семьям, и полям. Для начала полевых работ было необходимо сотрудничество полов. А для того чтобы эффект был полным, хорошо бы, чтобы оно достигалось путем сближения не только противоположных полов, но и различных семейств. Дополняя плоды разделения полов, практика экзогамии наделяет повышенной действенностью жесты, совершаемые сельскими парами вместе.

Правило экзогамии ограничивается домом. Есть у нее и территориальное измерение. Она запрещает браки между родившимися в одном селении молодыми людьми. Вступая в возраст, когда закладывается семья, жених или невеста покидают родной дом и отправляются жить в чужую деревню. «Радуга появилась на востоке – никто не осмеливается на нее показать… Девушка, чтобы выйти замуж, – держись подальше от братьев и родных…» «Источник Цюань расположен налево, – направо – это река Ци… – Девушка, ради замужества – оставь далеко братьев и родных…» Слушая плачи молодых жен, чувствуешь, как должны были быть мучительны внезапный разрыв привычных семейных и домашних уз и переселение, предшествовавшее тяжкому повседневному труду в незнакомой и враждебной среде. «Невесткой у тебя вот уже три года – и безустанно занимаюсь хозяйством, – рано встаю и поздно ложусь, – и ни разу свободного утра…» Если доверять стихам из «Книги песен» («Ши цзин»), то нельзя не прийти к выводу, что всегда переезжала женщина. Может быть, с феодальной эпохи таков был общий обычай. Однако никогда не исчезали мужья-зятья, прикрепленные к семье их жены. Несмотря на административные меры, этот обычай сохранялся. Его живучесть заставляет предположить, что соседние деревни сначала обменивались юношами, а не девушками. Крестьянский дом был и, в сущности, остается предметом женских забот. Мужчина едва туда заходил; обстановка состояла из девичьего приданого. Первоначально и сама деревня принадлежала женщинам: оберегавшая ее богиня называлась «матерью селения». Лишь довольно поздно духи земли обрели мужское обличье. Когда вожди выбирались среди мужчин, они носили титул «отцов» такой-то деревни. Селение носило имя проживавшей там семьи. Территориальные кланы образовывали самое небольшое объединение населения. Таким образом, первенство в деревне принадлежало женщинам, а лишь затем мужчинам, однако же всегда обитатели в соответствии с их полом делились на две группы, из которых одна, состоящая из пришлых супругов, играла подчиненную роль.

Другая группа состояла из коренных жителей. Связанные общностью фамильного имени, они образовывали круг сородичей. Древняя традиция утверждает, что между названием селения и фамильным именем должно существовать своего рода созвучие. Вытекающее из принадлежности к одной местности и обладания единым семейным именем родство по своей природе более глубоко, чем если бы просто основывалось только на кровных узах. Кровь дробится и утрачивается: только родные братья обладают одной и той же кровью. В то же время люди одного клана, отмеченные знаком общего имени, которым все могут обладать в равной мере, и отождествленные с наследственным полем, из которого каждый постоянно извлекает одни и те же общинные принципы, образуют неделимую и по особому однородную территориальную группу. Единственно возраст и различия между поколениями вносят элемент различия. Отличают старейших и старших. Самый старый член старейшего поколения носит титул старшего. Он обладает неким первенством, но лишь в качестве уполномоченного группы осуществляет расплывчатую власть: после кончины его подменяет младший, причем говорить о каком-либо наследовании невозможно. Между сородичами одного поколения тождественность абсолютна. Вместе они образуют коллективную личность. Никто в отдельности не имеет юридического существования. Систему наименования степеней родства не занимали ни личности, ни их природная близость. Она основывалась на классификации: если ей и были нужны имена, то лишь для обозначения категорий родства. Само слово «мать» применялось в отношении широкого круга лиц; если к нему прибегают в его индивидуальном значении, то оно опять же не обозначит давшую вам жизнь женщину, а самую почтенную женщину в поколении матерей. В равной степени и отец не отличается от дядьев по отцу; слово относится к кругу лиц, который много шире, чем братья отца. Сыновья смешаны в неразличимую массу племянников. Сколь бы далекими они ни были, кузены относятся друг к другу как к родным братьям. В основе такой организации лежит полная неделимость. Ею не признаются ни иерархия, ни личные связи. Отношения родства имеют всеохватывающий характер.

Семейная группа тем замкнутее, чем она однороднее. Ей не известен какой-либо способ ассимиляции чужеродного элемента. По своей природе родство не утрачивается, не приобретается и не дается. Оно образовано из повседневных и мирных чувств. Ему запрещены порывы, захваты и обгоны. Пока существовал культ предков, никогда предки не согласились бы попробовать еду из другой кухни, кроме домашней. Когда еще существовала практика усыновлений, никогда никто не принял бы в семью никого, кто раньше не носил бы его фамильного имени. В те времена, когда государство разрешило куплю-продажу земли, покупатель никогда не мог надеяться, что полностью устранит прежнего владельца. Моралью никогда не допускалось, чтобы могли быть на самом деле разорваны связи, соединяющие сородичей между собой и соединяющие их с их землей. Родство состояло из неразрушимых, существующих с незапамятных времен и строго определенных связей. Мощное начало замкнутости наличествовало в самой основе территориальных кланов.

Эта закрытость природы родства прекрасно согласовывалась с той замкнутой жизнью, которую на землях предков изо дня в день вела семейная группа. Но чувство привязанности к дому не было единственной движущей силой деревенского сообщества. Китайские крестьяне были еще втянуты во вторую систему сопричастностей, предполагающую более открытые, более сложные и богатые чувства. Они были солидарны с древними брачными правилами, предписывавшими наряду с клановой экзогамией и некоторую эндогамию. Невозможный между сородичами брак был столь же невозможен между лицами, которые были бы совершенно чужими друг другу. В течение долгих столетий существовало мнение, что брак может быть счастлив только в том случае, если брачный союз заключен между семействами, которые с незапамятных времен постоянно поддерживают между собой последовательные отношения межбрачных связей. Обычай требовал, чтобы сыновья брали жен в семьях их матерей. Требовались мощные поводы для несоблюдения этого обычая. «Мать Шусяна хотела, чтобы он женился на девушке из ее собственной семьи. Шусян ей ответил: «Мои матери (sic! – классификационная система!) многочисленны, а моих братьев насчитывается немного. Я отношусь настороженно к дочерям моих собственных дядьев по материнской линии (иначе говоря, я опасаюсь, что они принесут мне ограниченное потомство)». Во времена, когда говорил Шусян (513 до н. э.), среди знати признавалось исключительно родство по мужской линии. Браки между агнатами были запрещены, и только такие незаконные союзы были бесплодны. Значит, когда с ними отождествлялся союз с дочерью материнского брата, которая никогда не считалась родственницей, то выдвигался ложный довод, подсказанный страстью. В конечном счете Шусян женился по своему желанию, и его брак был несчастлив. Шло ли наследование по отцовской или по материнской линии, дети брата и сестры (кросс-кузены) неизбежно принадлежали к двум различным семейным группам. И их браки не только не были запрещены и на них не только не косились, но совершались они регулярно.

Сначала такой брак был обязателен. Это доказывает система обозначения форм родства. Слово, означающее дядю с материнской стороны, также обозначает и тестя, а слово, означающее тетку с отцовской стороны, обозначает и свекровь. Эта система обозначений предполагает, что начало экзогамии клана дополняется принципом эндогамии; иными словами, две экзогамные семейные группы, управляемые нормой, согласно которой родство, или, точнее, семейное имя, передается только по одной линии, образуют традиционно сплоченную пару, которая регулярно обменивается половиной своих детей, юношей и девушек. Существует вероятность, что эта система восходит к временам, когда обменивались юношами и преобладало наследование по женской линии: и в произношении, и в письме ничтожно различие между термином, которым человек обозначает (дядя с материнской стороны = тестю) сына сестры, а также мужа своей дочери, и термином, обозначающим вместе и семью, и фамильное имя. Однако же брак между кузенами, рожденными братьями и сестрами, оставался возможным и допустимым и после того, как стало доминировать наследование по мужской линии, ибо, раз фамильное имя по-прежнему передавалось по одной линии, никаких помех не возникало. В высшей степени знаменательно, что это обыкновение сохранилось, хотя система родства и изменилась. Это обстоятельство доказывает особую прочность общинной организации, образованной парой связанных брачной традицией семейств. Усложнившись с ходом времени, эта организация оставила достаточно глубокие следы для того, чтобы уцелели основные связанные с ней обычаи. Следовательно, их можно объяснить, только соотносясь с временем, когда общая организация общества подчинялась этому двучастному размежеванию.

В то время как обязанность носить траур и право есть пищу, приготовленную на том же очаге, служат признаками родственных отношений, connubium является чертой второго типа отношений. Они порядком выше. Благодаря им характерная для территориальных групп замкнутость может ослабнуть. В семейных чувствах есть что-то цельное и отторгающее посторонних, но брачный союз вносит в каждую территориальную группу основания для человечности. Вместе с ним появляется дух плодотворного соперничества, соревновательности и доверия. Для принимающей зятя или невестку семьи, какой бы она ни была – единоутробной или агнатической, – они являются как бы постоянно обновляемым залогом издавна заключенного договора. Это заложники. Их присутствие подтверждает многовековую солидарность. В феодальные времена одно и то же слово использовалось для обозначения посольских обрядов и обрядов брачного союза. Договоры почти всегда подкреплялись обменом женами. Брак остался одним из символов политического согласия. С момента возникновения он свидетельствовал о миролюбии. Он служил поддержанию нерасторжимого союза между парой семейств, образовывавших в древности деревенские общины.

Навеки должны были оставаться связанными и супружеские пары. Супружеская неустойчивость и политическая нестабильность словно бы предполагали одна другую. Допускалось, что есть нечто вечное в супружеском договоре: «На смерть, на жизнь, на страдание – я соединяюсь с тобой! – Я беру твои пальцы в мои ладони: – с тобой хочу я стареть!» В этой клятве угадывается что-то героическое. И действительно, солдаты на войне клялись, пожимая друг другу руки, той же клятвой, что и супруги. В словаре нет различия между семейной верностью и воинским товариществом. Ведь в их основе – один и тот же договор о дружбе.

Чувства, на которых зиждется супружеский союз, контрастируют с простыми и ровными чувствами, пронизывающими семейные отношения. Брак совершается между двоюродными братьями и сестрами, носящими, однако, разные имена. Они отнюдь не родные, но рождены братьями и сестрами. Близость между ними столь велика, что граничит с полным сущностным тождеством. Эта особая близость у тех, кто призван образовать не группу, а чету, основывается не на общих качествах, а на качествах, которые дополняют друг друга. В ее основе смешанные чувства, куда входят равными долями дух дружбы и дух соперничества. Слово, означающее супруга, может также обозначать соперника и даже противника. В феодальные времена введенная в агнатическую семью жена быстро превращается из партнера в противницу, которая часто вступает в борьбу с собственным мужем, защищая интересы своей родни. Чета супругов, включенная в неделимую семью, не только служит там заложницей, но и образует партию уполномоченных, представляющих объединение-соперника.

Будучи конкурентами и оставаясь солидарны, обе связанные браками группы жили на земле одной сельской общины. У каждой из них свой надел. Однако же на этом наделе существовали также представители другой половины брачной четы, перебравшиеся сюда после брака. Там опять-таки сталкивались два солидарных и соперничающих объединения. Даже если общая организация больше не основывается на простой двучастности, эта двучастность обнаруживается на территории каждой семейной группы. Ведь на самом деле брак не соединяет только двух супругов, это договор по своей сути коллективный, и он никогда не прекращает затрагивать обе группы. Супруг должен иметь друзей, супруга – подружек. «Сорока создала это гнездо, – в этом гнезде полно вяхирей! – Эта девушка выходит замуж – пусть сто колесниц осыпят ее почестями». Сто есть символ целого. Сто колесниц, на которых восседают друзья и подруги жениха и невесты, символически демонстрируют, что соединяемые брачным союзом группы берут друг перед другом обязательства искренне, полностью. Очень давно обмен юношами и девушками был полным не символически, а реально. Семьи образовывались в результате коллективного союза между всеми представителями одного поколения. Слово «мать» относится не только к матери, но и ко всем ее сестрам. Оно также определяет всех женщин, на которых поженились братья отца. Тетки по матери и жены дядьев смешиваются, ибо ими образуется единая группа жен, единая группа сестер.

Таким образом, на каждой территории сталкиваются две группы, которые в равной мере однородны. Они сталкиваются в силу своего пола, фамилии, сущности, образа жизни. Они увековечивают древнее соперничество семейных пар и половых корпораций. Крестьянская организация, зиждившаяся на выраженном в правилах экзогамии и эндогамии принципе противостояния полов, сохраняет свою изначальную силу и укрепляется в ходе повседневной жизни. Во всей нетронутости и свежести сохраняются чувства, делающие столь трудным и заставляющие выглядеть столь плодотворным сотрудничество противоположных полов.