2. Век императора Уди

История называет первым императором династии Цинь Цинь Ши Хуанди, того, «кто хотел бы, чтобы его называли «первым императором, Ши Хуанди».

Это правда, что первый император сделал столицей империи Цинь. Он, однако, не допустил, чтобы уроженцы Цинь относились к империи как к своей добыче. Ему удалось осадить провинциальный эгоизм своих бывших подданных. В 237 г. он было уступил, подписав указ, постановлявший изгнание всех чужестранцев из Цинь, но сразу же его отменил. В течение всего его царствования его старшим советником оставался Ли Сы, происходивший из Чу. Преемник Ши Хуанди лишил Ли Сы своей милости и приказал казнить. Он позволил солдатам из Цинь «отнестись без почтительности» к своим офицерам и воинам провинциальных ополчений. Вспышка провинциальной гордости объясняет быстрое падение дома Цинь.

Спустя восемь лет после кончины великого императора Цинь его дело унаследовали Хань. Казалось, что они почти что без усилий восстановили единство империи. При их правлении Китай согласился на единство, чтобы противостоять варварам. Пожалуй, никогда национальное чувство не было столь мощным, как во времена этой династии. Но попытки императоров из дома Хань придать империи внутреннюю сплоченность отличались крайней робостью. За четыре века своего господства они так и не сумели создать государство, устройство которого соответствовало бы громадности той империи, какой являлся Китай.

Время дома Хань было эпохой величественного взлета китайской цивилизации. Никогда Китай не имел столько возможностей стать политической реальностью, как тогда. Он совершенно их не использовал. Он остался набором провинций, которых сближало культурное родство. И только осознанная всеми опасность заставляла их время от времени объединяться.

1. Упрочение династии Хань. Самой блистательной эпохой китайской цивилизации в эпоху Хань было царствование императора Уди (140–87).

Основанная в 202 г. удачливым авантюристом первая династия Хань скромно заняла место дома Цинь. Гаоцзу (202–195) обосновался в их бывшем уделе. Прежде всего он рассчитывал закрепиться на территории между проходами. Так называли край Цинь. «Пояс, образуемый Рекой и горами, затруднял туда доступ… Его расположение столь выгодно, что когда он бросает своих воинов против вассалов, то выглядит словно мужчина, выплескивающий кувшин воды сверху высокого дома». Гаоцзу предпочел бы осесть «в своем родном крае». Но благодаря переселению, на которое они с трудом согласились, правители Хань не выглядели словно завоеватели, отдающие своим соотечественникам Китай в качестве добычи.

Они постарались также не выглядеть хищниками. Правда, больше из необходимости, чем по политическим соображениям. Гаоцзу смог захватить империю, лишь пообещав разным наемным военачальникам раздел захваченного. В 202 г. он распределил между ними царства и вроде бы приподнял положение бывших феодальных государств. Цари снова объявились в Ци, Чу, Янь, Чжао, Хань, Лян, как стало называться царство Вэй. В сущности, Гаоцзу был лишь хозяином удела Цинь, наделенным императорским титулом.

Однако же заложенные императором Ши Хуанди основы управления империи уцелели. Военачальники без прошлого, которых Гаоцзу назначил царями, не имели никакой опоры в своих новых царствах. Император этим воспользовался в 201 г. для их перемещений.

Их владения оказались лишь временными наделами. Кроме того, в число облагодетельствованных позаботились включить сородичей императора, которых поставили во главе наиболее значительных из царств, скажем, Чу и Ци. Наиболее могущественный из наделенных землями полководцев, Хань Синь, воспользовавшись поддержкой сюнну (хунну), быстро появившихся в излучине Реки, попытался поднять мятеж. Гаоцзу отправился в Шаньси им навстречу. В области реки Фэнь он был ими окружен. Ему едва удалось избежать катастрофы. Страх, испытываемый китайцами перед варварами, способствовал успеху интриг, посредством которых Гаоцзу постепенно заменил во всех уделах своих бывших товарищей по оружию членами своего семейства. Впрочем, новые феодалы были не менее беспокойны и столь же опасны, как и прежние.

Чистая удача, что они не завоевали чрезмерного могущества. После кончины Гаоцзу его вдова противопоставила собственных сородичей (Лу) сородичам мужа (Лю). Похоже, она не руководствовалась никаким политическим мотивом, даже элементарнейшим принципом «разделяй, чтобы властвовать». Она всего лишь подчинялась старому народному представлению, что в опеке главная роль должна принадлежать родственникам по материнской линии. Династия едва не исчезла в 180 г. в схватках между Лу и Лю. Но оказалось, что в этой борьбе и те и другие ослабили себя.

И все же в царствование императора Вэня (180–157) сначала, в 177 г., произошел мятеж царя Цзибея, а затем, в 176 г., мятеж царя в Хуайнани. Оба плели заговор вместе с варварами. Область Юэ вновь обрела независимость, а набеги сюнну становились все более и более частыми. Они происходили в 177, 166 и 159 гг. Пришло время вернуть империи силу, и для этого надлежало уничтожить крупнейших вассалов. Может быть, император Вэнь в 178 г. рассчитывал сократить площади уделов, множа под благовидными предлогами новые назначения. В 179 г. он прежде всего думал об удалении из столицы крупных интриганов.

В царствование его наследника императора Цзина (156–141) разразился мятеж влиятельных вассалов, которые в 154 г., «образовав идущую с севера на юг лигу, двинулись в сторону запада». Императору с трудом удалось победить бунтовщиков. Они опирались на сюнну. Императору пришлось пожертвовать своим министром Чао Цо, виновным в том, что пытался урезать территории феодалов. Лишь с трудом ему удалось в 144 г. разделить некоторые уделы, владельцы которых очень своевременно скончались именно тогда. Тем временем сюнну продолжали хозяйничать в Шаньси. Их очередной набег состоялся в 142 г.

Император Уди взошел на престол в 140 г. Ему было тогда шестнадцать лет. Ему предстояло править пятьдесят четыре года.

С осторожностью он вернулся к плану Чао Цо. Время работало на него. В 127 г. им было принято решение, что поместья не переходят в наследство к старшему сыну, а делятся по смерти отца между всеми его сыновьями: так он надеялся в конце концов добиться путем дробления наделов исчезновения крупных вассалов. Политический курс был верным, но его недостатком была медлительность в осуществлении. Так, Гаоцзу раздал 143 удела; к концу первых Хань их оставалось; путем дробления удалось лишь удвоить их количество.

При каждом царе или князе император Уди назначал наместника с титулом советника; он являлся и цензором, и шпионом. Роль этих личностей ярко проявилась в 122 г. в деле, которое привело к вынужденному самоубийству царей в Хэншани и Хуайнани. По доносу наместника император направил туда своего легата, которого попытались убить. Первое наказание последовало в 124 г., когда удел Хуай-нань был сокращен на две префектуры, а его царю разрешалось отныне назначать только мелких чиновников. Последовала попытка мятежа. Тогда император прислал наделенного всеми полномочиями чиновника. Князья покончили с собой; их родители вместе с большим числом верных им людей были казнены.

Целью императора Уди было свести феодализм к простой видимости. В округа собственно императорского удела были, как во времена дома Цинь, назначены военный и гражданский губернаторы; третья должность, суперинтенданта, была упразднена, а его обязанности доверены в 106 г. следователям, «бу цыши», своего рода missi dominici; на всю империю их было лишь трое. При княжеских дворах легаты и наместники играли роль, сходную с ролью губернаторов и следователей в императорском уделе.

Император взял за правило назначать на эти должности только выходцев из низов, людей новых. Их переполняло восхищение легистами, бывшими в чести при императорах из дома Цинь. Не без героизма вели они против знати глухую войну Говорят, что Чжуфу Янь, добившийся одобрения принципа передела поместья при каждом новом его наследовании, начинал с ничего. Будучи назначен наместником при царе Ци, он не постеснялся обвинить того в кровосмесительстве. Царь покончил с собой. Император ушел от ответственности, приказав умертвить Чжуфу Яня.

Знать опасалась чиновничества, служителей самодержавия. «Вся империя придерживается мнения, что чиновники не должны назначаться на высшие должности», – говорил один консерватор. Но с помощью легистов император Уди сумел сделать бессильными остатки былой знати. Он поощрял образование новой, набираемой из богатых выскочек знати, которая была бы более сговорчивой. Введенная еще Цинь аристократическая иерархия была не просто сохранена, но в 123 г. удвоена образованием знати в одиннадцать ступеней. Ее называли военной знатью, ибо ее титулы продавались в пользу военного казначейства. Последствия реформ императора Уди были революционными, хотя в своей основе они диктовались краткосрочными политическими или финансовыми соображениями. Император использовал соперничество старой знати и новых людей, чтобы добиться, при невозможности обеспечить внутреннюю стабильность, хотя бы прекращения крупных мятежей. Наряду с оскудением казны именно они помешали возобновить войну против варваров.

2. Войны ради престижа. Величие царствования императора Уди в той борьбе, которую он вел против сюнну (хунну).

Впрочем, в первые годы он ограничился лишь обороной. И все же приказал поправить большую Северную дорогу и организовал наряду с центрами по снабжению и конными заводами крупные кавалерийские корпуса. Прежде всего предстояло разработать план кампании.

В 138 г. император отправил Чжан Цяня договариваться к народу да Юэчжи, о котором сообщалось (следовательно, существовала служба информации) как о сопернике сюнну. Сюнну захватили императорского посланника, и только спустя какое-то время ему удалось бежать. Вообще, странствия Чжан Цяня не лишены налета чудесного. В Фергане он посетил царство Даюань, а затем перебрался в долины Амударьи и Сырдарьи. Там он добрался наконец до Юэчжи. Этот спасающийся от сюнну народ первоначально осел в области Или, но под натиском племен усунь оказался вынужден продолжать свое движение к востоку, вплоть до Согдианы, откуда он вытеснил на юг, за Оксус (Амударью) бактрианские племена дася. В общем Чжан Цянь смог проложить до Афганистана в то время перерезанный сюнну путь на Север. Более того, ему удалось доставить, правда довольно расплывчатые, сведения о Туркестане и его значении. Наконец, благодаря расследованию он пришел к предположению о существовании торгового пути, который не контролировался сюнну и шел от Туркестана, заходя в страну Шэньду (Индию), в Сычуань и Юньнань. После нового пленения сюнну Чжан Цянь в 125 г., как говорят, вернулся в Китай.

Не могло быть речи об использовании да Юэчжи против сюнну. Однако же заменившие их в районе Или усуни могли оказаться полезными в качестве союзников. В 115 г. Чжан Цянь отправился к ним с посольством. Тогда же другие посланцы выехали в Восточный Туркестан и в Фергану (Даюань). В то же время опытный путешественник Танмэн угадал важность торгового пути, идущего от Кантона и, поднимаясь по долине реки Сицзян, достигавшего через Гуйчжоу в царстве Елан горных долин Юньнани и Сычуани. Вместе с информацией, собранной Чжан Цянем, эти сведения позволили осознать важность дорог, ведущих через царство Дянь в Юньнань фу и Куньмин в Дали фу к Верхней Бирме и стране Шэньду (Индии).

После первого периода нащупывания и разбросанных усилий против сюнну в 130 и 127 гг., против жителей Юэ в 138 и 135 гг. и мелких княжеств Юньнани и Сычуани в 130 г. наконец, как говорят, был выработан общий план действий. Его завершили к 126 г.

Прежде всего напали на сюнну. После двух военных кампаний Вэй Цина (в 124 и 123), предназначенных для деблокирования подступов к Реке, был предпринят крупный кавалерийский рейд по стране варваров. В 121 г. командующий корпусом легкой кавалерии Хо Цюйбин бросил десять тысяч всадников на 500 километров вглубь вражеской территории, прямо на запад. Он разгромил сюнну и захватил в плен варварского князя северо-западного Ганьсу (Лянчжоу). На следующий год, несколько месяцев спустя, он повторил свой подвиг, добравшись до предгорий Алтая и Тянь-Шаня. Царьки западного Ганьсу покорились. Год 119-й стал временем решающих усилий. В то время как к северу от Великой стены Вэй Цин сумел ошеломить неожиданным нападением Шэньюя (верховного вождя сюнну) и отбросить его далеко на север, Хо Цюйбин, вырвавшись из северных хребтов Чжили, продвинулся на тысячу километров вглубь степи. Возвращаясь, он вел за собой девяносто вражеских вождей. Эти победы принесли китайцам престиж, который на несколько лет обеспечил их северным границам относительно прочный мир. Они им воспользовались, чтобы полностью завоевать Ганьсу и обосноваться на северных склонах Нанынань (Дуньхуан). Отныне они удерживали важный плацдарм, господствующий над подступами к Алтаю в конце ведущего туда пути.

В 112 г. основное усилие переместилось к югу. После падения дома Цинь завоеванные Ши Хуанди приморские провинции юга вернули независимость. Самые южные из них, Чжэцзян (Юэ Дунхай) и Фуцзянь (Миньюэ), соперничали между собой. Начиная с 138 г. китайцы, выступая в роли защитников, переселили к северу от Синей реки весь народ Юэ Дунхай. В 112 г. они решились вмешаться в На-ньюэ. В 111 г. шесть армий, преодолев несколько перевалов хребта Наньлин в бассейне реки Сицзян, заняли Кантон: стал китайским весь край Наньюэ. Изолированная область Дунъюэ была завоевана в 110 г., а ее обитатели переселены к северу от Синей реки. Китай вновь обладал огромной морской границей.

Одновременно он стал и хозяином дорог бассейна Сицзян. Добившись покорности государств Елан (Гуйчжоу) и Дянь (Юньнань), император Уди, по свидетельству историка Бань Гу, надеялся установить непрерывную цепь территорий до земли племен дася в Бактриане. Но сопротивления горцев области Далифу он сломить не смог.

Вероятно, неудача этого грандиозного проекта по охвату Центральной Азии с юга помогла сфокусировать внимание на Туркестане. В 108 г. началась главная кампания, которой предшествовали многочисленные переговоры. Она привела к разгрому княжеств Лю-лань (Биджан) и Гуши (Турфана и Урумчи). Отныне китайцы контролировали дороги Южного Алтая и оказались в непосредственном контакте с усунями области Или. Они попытались использовать свой успех, продвинувшись дальше к Фергане (Тайюань). Первая кампания 104–103 гг. потерпела неудачу. Император остановил отступающую армию в Дуньхуане и заставил ее уже в следующем году вновь выйти в поход через Туркестан. Наконец была захвачена столица народов даюань. Князья Зеравшана и Ферганы прислали заложников. Они оставались верны дому Хань в течение всего царствования императора Уди. Весь Туркестан подпал под китайское влияние, а над сюнну, все связи которых с этим краем оказались оборваны, нависла угроза с запада.

Восточный поход Хо Цюйбина в 119 г. показал, чего можно было добиться давлением на восток. Осуществленный в 108 г. совместными действиями сухопутной армии и флота захват Чжаосянь между полуостровом Ляодун и северо-западом Кореи позволил образовать четыре новых округа, которые могли стать опорой представляющей значительный интерес кампании в направлении Восточного Гоби.

С 110 г. все выглядело готовым для нанесения решающего удара. Императору еще не исполнилось и пятидесяти лет. Хватало и солдат, и командиров. Как только «варвары Юга были наказаны», император во главе ста восьмидесяти тысяч всадников направился в степь бросить вызов Шэньюю. Этот поход стал просто военным парадом.

В 107 г. сюнну вроде бы пытались добиться союза с китайцами, но вскоре возобновили военные действия. В 104 г. была предпринята попытка воспользоваться противоречиями в их среде и выстроен лагерь для перебежчиков. Однако же в 103 г. слишком слабая китайская колонна была окружена, а на следующий год разрушен лагерь. В 99 г. вышедший из края Наныыань отряд лишь с трудом смог вернуться на свою базу, тогда как другой отряд был полностью уничтожен. В 97 и 90 гг. китайцы испытали новые тяжелые поражения. Первоначальный подъем спадал. Остался незавершенным великий план императора Уди, если на самом деле, как считают китайские историки, он существовал.

Император, впрочем, мог гордиться тем, что все же добился немалого преимущества: наконец заселенное китайцами окраинное Ганьсу представляло собой клин между варварами степей и варварами гор. [Тибетцы на самом деле начинали выглядеть опасными, и в течение более трех лет, со 111 по 108 г., с ними пришлось вести тяжелые бои]. Виной императора тем не менее остается тот факт, что его требовательность и жесткость по отношению к собственным полководцам в случае, когда не побуждала их дезертировать, сковывала их дух инициативы.

3. Расширение центральной власти. Усталость подорвала огромное военное усилие. Оно сопровождалось финансовым напряжением, отличающимся скорее разумностью отдельных начинаний, чем направляющими идеями и последовательным планом.

Наиболее острой была проблема денег. Чтобы не выглядеть стяжателями, императоры дома Хань допустили систему вольной чеканки. Владетельные князья из Чжэцзяна и Сычуани запрудили Китай своими монетами. Их могущество испугало императора. Он запретил выплавлять монеты. Эта мера, даже если и была применена, нисколько не помешала спекулянтам. Они обогащались по мере того, как пустела императорская казна, вынужденная оплачивать военные поставки и предпринимателей, осуществлявших общественные работы. Имперская администрация прежде всего попыталась восстановить в более изощренной форме перемещение ценностей. Она попробовала внедрить систему займов. Она сама же показала пример, предоставляя земельные кредиты в пользу переселенцев и разоренных. Этот шаг ее доконал совершенно, в то время как «богатые негоцианты и крупные торговцы… (приобретали) состояния во многие тьмы фунтов золота: они совершенно не помогали испытывающему трудности правительству, а нищета простого народа удвоилась». «Денег стало больше… товаров меньше, и они подорожали». Тогда император, который многократно менял ценность медных монет, попытался в 120 г. ввести в обращение новые монеты из сплава олова и серебра, использовав религиозные ухищрения, для того чтобы внушить к ним доверие и заставить их принимать. Для наказания фальшивомонетчиков применялись самые суровые меры. Но подделки не прекращались. В 113 г. вышел указ, обесценивавший любые монеты, не вышедшие из императорских мастерских (Шанлинь). В основном установление этой монополии служило для проверки преданности владетельных феодалов.

Это был и повод принять против них жесткие меры. В 115 г. 106 князей-мошенников (из общего их числа не более двухсот пятидесяти) были лишены званий.

Для борьбы против частных монополий император Уди ввел государственные монополии. Специальная служба («шаофу») занималась личными доходами императора, которые главным образом извлекались из гор, морей, прудов и болот. «Горы и море суть склады Неба и Земли», то есть принадлежат лично императору; однако он для поддержания общественных доходов передал это достояние в распоряжение «данун», государственного казначейства. Как только был показан этот пример, в 119 г. ввели монополию сбора пошлины на соль и на железо, с тем чтобы помешать людям без совести «помещать под замок только для собственного использования богатства гор и морей ради приобретения состояния… и закабаления бедных людей». Кузницы и солеварни стали общественными предприятиями. Тогда же продажа железа и соли была доверена государственному управлению. Первоначально было решено подчинить окружной администрации местных чиновников этой новой общественной службы.

Торговля, всегда считавшаяся «последней из профессий», порождала большие личные состояния даже быстрее, чем промышленность. Кроме того, спекулянты, то есть «люди, которые покупают в кредит и предоставляют ссуды, те, кто покупает, чтобы нагромождать в городах, те, кто накапливает любые продукты», стремятся с помощью незаконных объединений стать господами. Создав в 115 г. предприятие общественного транспорта, связанное с управлением, регулирующим цены («цзюныну»), государство защищалось само и защищало народ. «Цзюныну» имело задачей обеспечивать перевозки по империи товаров, с тем чтобы избежать в стране «скачков цен». Оно было также обязано добиваться определенного единообразия на рынках, которые до тех пор чиновники «подстраивали под себя». Работу этой системы, прозванной «пинчжунь», или «торговое равновесие», обеспечивали многочисленные служащие, приписанные к министерству общественного казначейства («данун»). Им также поручалось постоянно объезжать округа, где размещать служащих «цзюныну» и контролеров соли и железа. Они отдавали приказы с целью обеспечить поставки отдаленными областями в форме повинности распространенных там продуктов и тех продуктов, которые перевозились торговцами на перепродажу, когда те вздорожают; они поставляли и переправляли их друг другу. В столице действовали служащие «пинчжунь», обязанные налаживать поставки и транспортировку товаров по всей империи. Государственные рабочие изготовляли повозки и всевозможный транспортный инструмент; они тоже зависели от «данун». Обязанностью казначейства было также накопление и складирование товаров; оно их перепродавало, когда они дорожали, а когда цены падали, снова скупало. В результате богатые торговцы и крупные лавочники больше «не могли получать больших барышей… а цены регулировались по всей империи». Эта система позволяла также избегать голода в отдельных районах. «Перевозки возрастали, достигнув 75 миллионов литров (зерна) ежегодно… а в том, что касается тканей, пяти миллионов кусков шелка», при этом сохранялось «равенство цен» и «не повышалось налогообложение народа». Были заполнены столичное зернохранилище, хранилище в Ганьцюань в Шэньси и все военные амбары в пограничье. [Все эти свидетельства принадлежат Сыма Цяню, наблюдателю неблагожелательному] Но стоило случиться засухе после создания этой системы «пинчжунь», как зазвучали голоса, требовавшие сварить заживо ее изобретателя Сан Хунъяна: «тогда Небо ниспошлет дождь».

Это суждение высказывал Бу Ши, относившийся враждебно к государственным предприятиям и бывший сторонником «естественных методов» – получаемых земельных налогов и налогов на ткани, считавшихся тогда крестьянским изделием. Что за совпадение, но Бу Ши находил низким и качество государственных соли и железа. А пошлины на корабли, призванные поощрять общественные перевозки, якобы приводили к уменьшению численности торговцев и в результате – к повышению цен. Этот сторонник свободной конкуренции и рынка нажил свое богатство благодаря крупному скотоводческому хозяйству. Но он хотя бы обладал определенной налоговой смелостью. Он восхвалял систему даров, которые богачи делали бы государству. Само собой разумеется, эти подношения должны были быть совершенно добровольными, но изображались они как такая же обязанность людей богатых, как тот долг, что исполнялся сражающимися на границах «мудрецами». Император констатировал, что метод добровольных подношений, даже если приглашение делать дары совершалось в сопровождении благочестивой риторики и в театральных формах, давал весьма скудные плоды. («В империи не нашлось никого, кто отдал бы хотя бы часть своих средств для содействия провинциальным чиновникам»; «люди богатые и знать сколь им было угодно укрывали свое достояние».) Император сделал дары более существенными, введя налоговый контроль.

Продвигал установление налогового контроля Чжан Тан. «Он умер в 115 г., и народ о нем не сожалел». Он был управленцем и юристом. Он занялся крупными работами по строительству каналов, чтобы сделать дешевле перевозки зерна. Ему удалось добиться того, что был признан принцип, в силу которого судья выносил приговор не по рекомендациям, а ознакомившись с делом. Он отстаивал введение монеты из белого металла: мы видели, что монетная политика привела к огромному судебному процессу, позволившему расправиться со знатью. В том же духе Чжан Тан и его ученики вмешивались в налоговую политику. Благодаря их влиянию были созданы и доверены самым беспощадным из легистов должности «неподкупных осведомителей» («чжи-чжи»). Ими образовывались странствующие комиссии, которые разъезжали по округам и царствам для вынесения приговоров по делам о нажитых состояниях. «Они отбирали у народа состояния, ценность которых исчислялась сотнями тысяч (монет), тысячи и тьмы рабов, поля, насчитывающие в крупных округах многие сотни «цинов» и сотни «цинов» в небольших округах, и соответствующее количество жилищ. Тогда-то были полностью разорены почти все торговцы, состояние которых было средним или несколько выше среднего. Народ предавался чревоугодию и богато одевался, но никто больше не думал об увеличении и накоплении собственного достояния. Но провинциальные чиновники благодаря соли, железу и отчислениям с состояний обладали обильными средствами». Указ от 119 г. предписывал установление списка, в который все торговцы должны быть внесены. Под страхом конфискации запрещалось помещать свое состояние в недвижимость, с тем чтобы ее владелец не мог выдать себя за крестьянина и мошеннически воспользоваться полагающимися крестьянам налоговыми преимуществами. Все были обязаны объявить свое имущество: отказ от такой декларации или неполная декларация наказывались конфискацией и годом принудительных работ на границе. Взимаемый налог составлял двадцатую долю состояния. Но товары или сырье, находящиеся на складе ремесленников и торговцев, учитывались при скидке с налога. Основа скидки еще более возрастала, если речь шла о сырье, предназначаемом ремесленником для переработки. Тележки и корабли облагались в зависимости от их емкости, принимавшейся за указатель значимости перевозок. Наконец, не были забыты и бездельники: игроки, охотники, любители петушиных боев или конских скачек были поставлены перед выбором принудительного труда либо вступления на путь почестей, вступления, дозволяемого по дорогой цене. Добровольные взносы позволяли получить освобождение от повинностей и доступ к общественной службе. Сокровищница Шанлинь оказалась переполненной благодаря этим отчислениям с состояний. Ею занималась особая служба («шуйхэн»). Конфискованные поля составили государственный удел. Конфискованные рабы стали общественными служителями и в своем большинстве использовались на перевозках зерна. Осужденные (Сыма Цянь оценивает их численность в более миллиона человек) после амнистии или включались в войска, или отправлялись в качестве поселенцев вместе с другими семьюстами тысячами пострадавших от наводнения 120 г. на недавно завоеванные земли в Синьцинь, на самом севере крупной излучины Реки. «После этого (в 112) прекратили доносы о состояниях, которыми воспользовались только для заселения земель в Синьцинь».

Налоговые меры императора Уди во многом объяснялись обеднением государства, разоренного своими победами. Над этой развалиной возвышались частные состояния, и финансовые феодалы добавляли свои злодейства к деяниям других крупных вассалов. К тому же если спекулянты образовывали мощные «незаконные сообщества», то и крупные вассалы были не из последних спекулянтов. Императорская налоговая политика главным образом вдохновлялась политическими соображениями: она стремилась ввести монаршее право, не прекращая разрушать право княжеское. Легисты вели эту работу с помощью финансовых подручных средств, обесценивания монет и неуравновешенности цен, что применялось одновременно для оправдания вводимых монополий. Так была образована общественная казна, причем это было сделано в ущерб частным сбережениям, включая и личную императорскую сокровищницу. С другой стороны, требовалось уравновесить бюджет. Он разрабатывался «с учетом жалованья чиновников и общественных расходов таким образом, чтобы определить размеры подушной подати». А войны, крупные работы, расходы по расселению людей на новых землях, увеличение численности гражданских чиновников и военных привели к разбуханию расходов, причем именно в тот момент, когда приобретает важность движимое имущество. Знаменательный факт: введение налогов на это движимое имущество отстаивалось новыми богатыми классами нации (промышленниками и торговцами), в то время как землевладельцы оставались сторонниками налогообложения крестьян и земли. Действительно, налог все еще не отличался от дани или подношения: он позволял приобрести знатность. Обогатившиеся коммерсанты и промышленники были готовы его уплачивать, соглашаясь даже на ограничение свободы торговли; они принимали и конкуренцию государства, и его законотворческую деятельность по уменьшению их доходов при условии, чтобы торговля перестала рассматриваться как позорящее занятие. Они мечтали о возможности становиться чиновниками. Ради того, чтобы им была открыта дорога к почестям, они вступали в борьбу с крупными землевладельцами и сторонниками наследственности должностей. В последних сохранялся старый дух феодальной знати. Они восставали против почестей, оказываемых в знак признания личных достоинств, кому бы те ни оказывались – профессиональным военным или служилым администраторам. Они решительно не допускали, чтобы заслугам отдавалось предпочтение перед рождением. Благодаря этому столкновению интересов постепенно устанавливался новый порядок. Со старым принципом, что верности государю в любом случае достаточно, сталкивался принцип использования компетентности. И некоторые умы, возвышаясь над мыслью о государе как простом создателе иерархического порядка, приходили к идее государства. В нем они видели не исключительно командное начало, а общерегулирующее учреждение.

В социальном, финансовом, денежном отношении обстановка была революционной. Обладай император Уди сколько-нибудь последовательным умом, он мог бы ею воспользоваться и создать при новом общественном порядке китайское государство. Своеобразное сочетание внутренних и внешних обстоятельств позволило бы китайскому общественному сознанию преодолеть феодальный дух. Но император рассуждал только о самом неотложном. Похоже, что он задумывался лишь о сиюминутном применении различных средств, отбрасываемых после того, как, достаточно послужив, они выглядели затрепанными, и новых людей, которых приносили в жертву сразу же после того, как они, в достаточной мере преуспев, приобретали личный авторитет. Из-за страхов самого деспота и близорукости императорских легистов Китай упустил редчайший случай стать прочным и организованным государством.

4. Цивилизаторская работа. По всей видимости, озабоченность созданием крепкого государства была слабее желания распространить китайскую цивилизацию. Император Уди великолепно поработал в этом направлении. Он предпринял попытку колонизировать земли народа из Ордоса; он начал заселение Ганьсу и Маньчжурии; вместе с бассейном реки Хуай и южным побережьем он окончательно приобрел для Китая весь громадный край Синей реки.

В 120 г. северная область излучины Желтой реки приняла, как мы видели, большое количество китайских переселенцев. Свыше ста тысяч человек были туда отправлены дополнительно: им поручалось соорудить длинную стену и ее охранять. Для орошения края с целью сделать его обитаемым предприняли попытку проложить там канал: он обошелся более чем в миллиард монет, и там трудились многие тьмы рабочих. Попробовали заниматься скотоводством. «Чиновники одалживали кобылиц, которых следовало вернуть через три года с жеребенком на каждые десять предоставленных лошадей». Специальным чиновникам было поручено разделить земли на владения, предоставляемые в кредит; объединившись в группы, они следили за поселенцами. Желание создать укрепление, господствовавшее над Центральной Монголией и затыкающее речную щель, через которую варвары проникали к самому сердцу Китая, было столь велико, что не останавливались перед расходами, достигавшими «невообразимых сумм».

Заселение маньчжурских земель Цанхай в 128–108 гг. велось с таким же упорством и было не менее дорогостоящим. Заинтересованность в этом прорыве на северо-восток была велика. Благодаря ему надеялись расколоть северных варваров. И действительно, вдоль всей восточной части Великой стены расселили врагов сюнну, воеточных хусцев. Рассчитывали, что в результате удастся установить господство над Печилийским заливом, а также над транспортными путями с Кореей. Это освоение северо-востока вызвало волнения в Чжили и Шаньдуне, ибо оно «разоряло страны Янь и Ци», то есть провинции, слабее других связанные с Китаем. Действительно, крупные вассалы востока были наибольшими интриганами. Их поползновения к независимости, по всей видимости, сопровождались политикой на море. Для того чтобы добиться их покорности, императору пришлось обзавестись собственным флотом и их изолировать. Он пытался установить контроль над Желтым морем и заселить южное побережье.

Князь с юга Шаньдуна очень хотел бы, чтобы император отказался от завоевания страны юэсцев. Император ответил не только тем, что осуществил намеченный захват, но еще и заселением бассейна реки Хуай. При этом он осуществил смешение племен. В 138 г. сюда перевезли 40 000 туземцев из Дунъоу (Чжэцзян), а в 110 г. – всех обитателей Дунъюэ. К тому же в 115 г. после наводнения сюда же привезли большую массу китайских поселенцев. Их было так много, что чиновники, отвечавшие за переселение, образовали на дороге своими экипажами «непрерывную цепь». С другой стороны, китайских переселенцев направляли на юг от Синей реки и первоначально кормили зерном, доставляемым из Сычуани. Канал, а именно Нинъ-ань, соединил между собой бассейны Сицзян и Янцзыцзян. Поход на Кантон совершался с помощью многопалубных кораблей с юга. Империя присоединила к себе народ моряков. Императорская власть прочно закрепилась по всему китайскому Востоку.

Весь бассейн Синей реки был организован в округа. Новых округов было образовано семнадцать. «Ими управляли в соответствии с давними обычаями. (С обитателей) не требовали ни налогов, ни повинностей». Расходы по переселению брали на себя старейшие соседние округа. Похоже, что ассимиляция протекала медленно, она требовала неторопливости и осторожности. Часто вспыхивали мятежи. Были проделаны крупные работы: соединивший реки Бао и Е канал установил связь между бассейнами рек Вэй и Хуанхэ с реками Хань и Янцзы. Этот огромный путь был продлен к юго-западу, дополнив созданную Цинь Ши Хуанди дорожную сеть. «Среди людей Цюн и Пе в южной Сычуани щедро раздавались подарки, чтобы получить их поддержку». Затем «самых смелых приглашали отправиться на освоение земель варваров Юга» (деньги предоставлялись старыми округами Сычуани).

Наиболее последовательно осуществлялось заселение окраинных земель Ганьсу, может быть, потому, что до конца царствования это дело казалось наиболее настоятельным. Огромное число сдавшихся после кампании 121 г. Китаю хуньсесцев были приняты на китайских территориях и перевезены на 20 000 повозках. Сначала их хотели расселить в излучине реки, но потом решили разместить на северных склонах Наньшань и в окрестностях Лобнора. В 112 г. император совершил большую инспекционную поездку по северо-востоку страны и убедился в слабости его обороны. В том же году тибетцы цяны (или линьцянцы), объединившиеся в двадцать племен, соединились с сюнну и проникли в центральное Ганьсу. Со 112 по 108 г. против них действовала армия в сто тысяч человек. В то время тьма людей была отправлена на укрепление Линцзю и на удержание области Дидао (дороги варваров), защищавшей верховья долины Вэй и дающей выход в направлении Кукунора. «Там поселили офицеров, отвечавших за поля и сельскохозяйственные культуры, и воинов, наблюдавших за пропускными пунктами и стоявших в тех местах гарнизонами и обрабатывающих земли». Эта система военной колонизации, дополняемая разведывательной службой, агенты которой набирались из числа давно присоединившихся племен, вроде ицю, привела к тому, что к 62–60 гг., в царствование императора Сюаня и по инициативе Чжао Чунго, в крае не оставалось его обитателей варваров. Так, племя сяньли сократилось с 50 тысяч человек до четырех тысяч. Распространение переселений на оба склона Наньшань привело к превращению западного Ганьсу в магистральный путь китайской цивилизации, влияние которой докатывалось одновременно до Туркестана и предгорий Тибета. Уже в царствование императора Уди Дуньхуан превратился из военного форпоста в один из округов империи.

Не менее блистательной была работа по освоению внутренних областей. Пожалуй, именно при императоре Уди работы по обустройству срединного Китая велись с наибольшим усердием. Поездки и проверки работ самим императором привели к тому, что были сооружены и отремонтированы многочисленные дороги, в особенности в 112 г. Главным общественным предприятием оставалась прокладка каналов для перевозок или орошения. Крупный канал был проложен в Шэньси для орошения засоленных земель. На севере округа Тунчжоу он вобрал воды Ло. «Поскольку берега Ло легко осыпались, копались колодцы, самые глубокие из которых достигали четырехсот футов; колодцы выкапывались один за другим, на определенном расстоянии; в глубине они сообщались между собой и давали воду». Таков был первый «канал из колодцев». Другой канал, вобравший воды реки Фэнь, был прокопан в Шаньси для орошения юго-западного угла этой провинции. Там, на берегах Желтой реки, простолюдины пасли свои стада на целинных землях, косили сено. Власти надеялись создать там поля, дающие до 25 миллионов литров зерна. Но изменение течения Реки разрушило начатые работы. Власти тем не менее отнюдь не отказались от планов заселения области. Туда перевезли жителей Юэ, привычных к работе на болотистых почвах. Они были освобождены от всех налогов. Более удачливым предприятием стало сооружение канала, призванного подвести к столице воды реки Вэй. Работы были доверены специалисту-гидрографу из Шаньдуна. Прокладка заняла три года. Канал служил для орошения, но прежде всего для перевозок зерна. Он сокращал маршрут и потребность в рабочей силе. Движение по каналу было чрезвычайно напряженным. Однако наиболее крупные из предпринятых работ стали необходимыми из-за разливов Желтой реки. В 132 г. она вышла из берегов в Хуцзы на юге Чжили, «залив к юго-востоку болота Цзюе и соединившись с течением рек Хуай и Сы» (более или менее следуя к югу от Шаньдуна руслом, которым протекала в средние века). Она опустошила часть Хэнани, Аньхуэй и Цзян-су. Лишь в засушливый 109 г. удалось заделать прорыв. Но материалов не хватало, ибо жители края сожгли кустарник. Император приказал вырубить бамбук парка Ци и сам лично возглавил работы. Его полководцы носили связки, которые укладывались между столбами, установленными для укрепления преграды. Принесенный в жертву конь и прекрасная молитва дополнили проделанную работу, и воды реки удалось направить к северу по двум каналам, так что течение следовало по следам Юя Великого. Император восторжествовал над наводнением. Его пример вызвал по всему Китаю горячее соревнование в том, что касалось строительства каналов. По словам Сыма Цяня, огромные территории были отвоеваны под заселение и вспашку. Император имел право возгласить в одном из своих гимнов: «Сто семейств приумножились!»

* * *

Совершенно так же, как и император Цинь Ши Хуанди, император Уди хотел обрести престиж божественности. Как уже говорилось, он отпраздновал жертвоприношение «фэн» и представил свое царствование началом новой эры. Однако в то время как первый император оберегал свой труд и свое величие с помощью полного уединения, император Уди был окружен пышным двором. Он в меньшей мере добивался создания религиозного почитания императорской особы, а больше желал стать верховным жрецом изобилующего пышными обрядами синкретического культа. Он призвал к себе ученых и волшебников северо-востока, а также колдунов страны Юэ, в его дворце разместили золотого идола, которому поклонялся царь Сючу, а в его конюшню ввели Небесного коня, захваченного у князя Ферганы. Он гадал о судьбе как на куриных костях, по способу варваров юго-востока, так и на панцирях черепах, по китайскому обыкновению. Он совершал жертвоприношения как на плоских курганах, так и на высоких речных террасах. Огромные суммы были им истрачены на алхимию, спиритизм и традиционную литературу. Он приказал сочинять классические по форме и по духу гимны и покровительствовал поэмам, в которых Сыма Сянжу, как говорят, подражал особой поэзии княжества Чу. Император Уди отнюдь не обладал суровым и загадочным духом первого императора. Он стремился проявить свое могущество в ослепительной и многообразной роскоши. «Оглядитесь-ка вокруг; созерцайте этот зал из зеленого нефрита. Собралась толпа прекрасных женщин; как много здесь высшей элегантности! Их лица белы, словно цветок молочайного осота. Миллионы людей толпятся, чтобы их увидеть. Они одеты в разукрашенные платья и окутаны многоцветной, легчайшей, словно туман, вуалью. У них на руках цветы «цзяе», ирисы, душистые орхидеи».

Император Уди был не только великолепен. В не меньшей мере он был жесток и коварен. Его опалы были ужасны, его милости опасны. Боязнь ядов и колдовства привела его к тому, что он обрек на смерть любимого сына. Князь повесился, его дети были казнены. Император избрал нового наследника. Им был ребенок. Его мать была молода. Чтобы избежать опасности женского регентства, император дозволил матери покончить жизнь самоубийством.

В царствование императора Уди китайская цивилизация ярко расцвела. Империя была могущественна. Все совершалось в интересах государства. Но само государство еще предстояло создать. Основным началом управления оставался династический интерес. Чтобы разрушить империю, могло оказаться достаточным кризиса наследования.