Глава 2

К утру дождь наконец иссяк, зато на смену ему пришел густой туман. Словно клоки непряденой шерсти, он медленно спадал со скалистых стен. Залив накрыла холодная тень – солнце еще не перебралось через макушки гор на востоке. Мы дышали в ладони и хлопали себя по плечам; парок от людского дыхания поднимался вверх, примешиваясь к туману.

– Разнюхать бы надо, что к чему. Кто со мной? – обратился Улаф к воинам, черпающим ложками горячую овсяную похлебку.

Водная гладь в бухте была такой спокойной, что мы подвесили котлы над балластом и вскипятили дождевую воду.

Кивнул только Флоки Черный – никому не хотелось карабкаться на незнакомый скалистый берег.

– Да нет тут ничего, Дядя. – Свейн Рыжий громогласно рыгнул, обозревая безжизненные утесы.

Воины ходили на соседние корабли, переговаривались с товарищами.

– Ты что же, думаешь, мы первые, кто укрылся здесь от злобного моря, Рыжий? – сказал Улаф, надевая шлем и завязывая его под подбородком. – Матерь волн будет посварливее Брамовой Боргхильды.

– По мне, так лучше сто раз по Темному морю пройти, чем Боргхильду разгневать, – пробормотал Брам себе в бороду.

– Те, что прятались тут до нас, наверняка не поленились осмотреться. Не то что вы, сучьи дети, – продолжал Улаф, беря копье. – А кое-кто из них мог и остаться. Сиськи Фригг! Да может, там за перевалом деревня, где у баб промеж ног все мхом заросло, так давно они мужиков не видали.

Воины нехотя взялись за шлемы и копья. Флоки возвел глаза к небу.

– Идешь, Сигурд? – спросил Улаф.

Ярл заплел бороду в тугую косу и перевязал ее кожаным шнурком, украшенным серебряной волчьей головой.

– Да, недурно бы размяться, Дядя. – Он усмехнулся. – А то чувствую себя таким же старым, каков ты с виду.

Ответа Улафа я не услышал – сзади послышался громкий всплеск.

– Ньёрд, что это? – пробормотал Брам.

– Чудище морское? – предположил Свейн Рыжий.

Мы подкрались к носу корабля и выглянули – никого. На других драконах последовали нашему примеру. Неожиданно кто-то завопил от боли, и на корабль посыпались стрелы. Они ударяли в палубу, плюхались в воду. Снова громкий всплеск. Тех, кто стоял на «Фьорд-Эльке», окатило водой. Между выцветших красных глаз Йормунганда воткнулась стрела.

– Злобные тут живут бабенки! – прокричал Брам Улафу, хватая шлем.

– Щиты! – скомандовал Сигурд, высматривая врага среди скал.

Еще один громадный валун пролетел в воздухе и оглушительно шлепнулся в воду.

– Корабль в щепки разнесет! – с ужасом воскликнул Пенда.

Не стоит задирать голову, когда сверху на тебя летят стрелы, но мы все равно выглядывали из-под щитов, и наконец я рассмотрел на горном кряже лучников. Много лучников.

– Тут тоже! – прокричали с левого борта.

Стрелы сыпались на все четыре корабля, вопили раненые. Я протолкнулся на корму, ища Кинетрит. Она укрылась под щитом Кальфа. Увидев меня, норвежец кивнул и отступил, а я закрыл ее своим щитом.

– Тебе нужен шлем, Кинетрит, – сказал я, вздрагивая, – стрела воткнулась в палубу рядом с моей ногой.

Кинетрит как-то странно рассмеялась. Я надел на нее свой шлем. Он почти закрыл ей глаза.

– Завяжи.

Снова равнодушный смех. Я стоял едва прикрытый краешком щита и без кольчуги. Если стрела пронзит мне шею, Кинетрит тоже рассмеется?

– Я добуду тебе шлем поменьше, – пообещал я.

– Меня нельзя убить, Ворон, – ответила она безразлично.

Боги, как она была красива, несмотря на холод, появившийся в голосе и в облике…

– Даже боги смертны, – пробормотал я, глядя, как воины перебираются с корабля на корабль и хватают мечи и щиты.

– Выйдут эти сучьи дети на честный бой? – взревел Брам. – Или только и могут, что метать стрелы да камни сверху?

«Лучше б вышли», – подумалось мне.

– Асгот научил меня заклинаниям, – заговорщицки прошептала Кинетрит, словно дитя, открывающее секрет.

Мне стало не по себе. Она нездорова, вот годи и удалось запустить когти к ней в душу. Он убил моего приемного отца Эльстана, а теперь хочет отнять у меня Кинетрит.

– А как ты думал, почему он до сих пор жив? – сказала она, словно не замечая хаоса вокруг.

Уйди я сейчас и унеси щит, Кинетрит так и останется стоять со странной улыбкой на лице.

– Ты же вроде христианка, – упрямо возразил я.

Новая стрела со звоном отскочила от щита и, покрутившись веретеном, упала на палубу.

Кинетрит сплюнула, а глаза ее наполнились такой злобой, что мне захотелось шагнуть под град стрел.

– Ты рожден не думать, Ворон, – сказала она, – а убивать. Так иди и убивай.

Новый валун переломил связку весел на палубе «Фьорд-Элька» и отколол кусок от мачтового гнезда.

– Нет, останусь, раз тебе все равно, – ответил я.

– Поднять якорь! – проревел Сигурд. – Не станем биться с теми, кто лица своего не кажет.

Он шагал по палубе, отдавая приказы, а Флоки Черный и Аслак шли рядом, прикрывая его щитами. Нам везло только в том, что в ущелье клубился туман – он хотя бы немного скрывал корабли от врагов.

– Выходите, сразимся открыто, трусы! – Зычный голос Свейна эхом отозвался от скалистых стен. Он стоял, распростерши руки в стороны, и обращался к вершине утеса. – Да вы не воины, а дерьмо козлиное!

В его плечо, закрытое медвежьей шкурой, ударила стрела. Свейн крякнул, дернул древко и, плюнув на окровавленную стрелу, швырнул ее за борт.

– Да вас и моя сестрица побила бы! – Голос его прогрохотал в ущелье, будто с вершины обрушился камнепад.

– Щит держать можешь? – спросил я Кинетрит.

Гребцы кидались к веслам, а я не решался ее оставить. Она неотрывно смотрела на отца Эгфрита. Тот стоял у мачты, безоружный, в одной шерстяной накидке, и простирал к вершине утеса деревянное распятие, будто один вид креста мог обратить врага в пыль.

– Ох и храбр коротышка, – заметил Пенда, указывая на монаха из-за щита.

– Дурень он, – сплюнул я и снова обратился к Кинетрит: – Подержишь?

На этот раз она растерянно кивнула и, подняв щит над головой, опустилась на корточки. Я схватил весло из связки и ринулся к скамье. Пенда поспешил за мной – Сигурд распорядился, чтобы одна половина воинов гребла, а другая закрывала щитами гребцов и себя. Один только Халльдор не сдвинулся с места. Он стоял у Йормунганда, без шлема и без щита, подняв опухшее лицо к небу и сжав рукоять до белых костяшек. Кузен Флоки надеялся быть сраженным вражеской стрелой или валуном. Тогда он не сгниет заживо от раны, а попадет в Вальхаллу как храбрец, павший в бою. И все же на него было жалко смотреть – не пристало могучему воину стоять и ждать смерти.

Палубы других драконов заполнились людьми и ощетинились веслами – корабли готовились к отплытию. И все это время в нас летели стрелы, валуны и даже галька, а мы проклинали хитрых тролльих сынов, что не хотят сражаться как мужчины.

Следующий валун угодил в голову одному из датчан на «Морской стреле». Тот застыл на месте, из-под шлема потекла струйка крови, и датчанин плашмя рухнул на палубу.

– Да, об этом не споют скальды, – крикнул Бьярни со скамьи. – Напомни мне потом, чтобы я забыл этот день.

Мы спешно отплывали. На палубе вперемешку валялись кое-как смотанные якорные канаты, одежда, оружие, миски с недоеденной похлебкой.

Я оглянулся на Свейна. Тот сидел мрачнее тучи. Флоки уж точно выглядел не веселее. Но что было делать? Если остаться в бухте, враг потопит наши корабли, а по скалам с мечом и щитом не вскарабкаешься. Сигурд понимал: в таком бою славы не добудешь, вот мы и бежали так же, как тогда от франков. Но на этот раз душу холодило недоброе предчувствие – впереди снова ждало открытое море, которое, наверное, до сих пор бушует там, за бухтой.

Какое-то время малодушные враги преследовали нас с вершин утесов, на бегу пуская стрелы, и, что самое оскорбительное, даже осмелились свистеть нам вслед, будто это мы трусы, а не они. Мы гребли изо всех сил, уходя на глубокую воду, дальше от врага и ближе к выходу в море. Оно по-прежнему клокотало.

– Хорошо, что отлив на нашей стороне! – крикнул Бьярни.

Я горько усмехнулся. Судя по тому, как все обернулось, боги играли с нами, словно кот с мышью, а чем это заканчивается, всем известно.

– Торовы яйца, не к добру это, – мрачно произнес Орм Пучеглазый, не разделяя настроение Бьярни.

Он держал щит над Арнвидом, а теперь встал у борта, всматриваясь в даль.

– Из огня да в полымя, – согласился с ним Хальфдан, доставая из-за ворота амулет с молотом Тора, чтобы Громовержец видел, кто просит его защиты.

Мы вели за собой остальных драконов. Улаф и Сигурд приказали гребцам оставить весла и заняться парусом – отлив неумолимо тащил нас в море. Взяли три рифа, и «Змей» стал послушнее, но стоит новому шквалу обрушиться на парус или волне перехлестнуть за борт, как мы окажемся беззащитными перед стихией и брошенными на милость Ньёрда. Я уже слышал, как шумят волны – белокурые дочери Ран. Они кидались на берег, разбиваясь в пенные брызги. Потом нас выплюнуло в водоворот. Нос «Змея» вздыбился и вошел в буруны. Волны сотрясали корабль, перехлестывались через борт, окатывали нас с головы до ног. Глаза саднило, руки коченели. Порой перед нами вырастала стена воды в три человеческих роста. «Змей» стонал – его вновь терзало бушующее море. Обломки стрел, кубки, миски катились под ноги, но мы упрямо налегали на весла, доверившись мастерству кормчего нашего Улафа и рулевого Кнута. Нам оставалось лишь грести что есть мочи и молить богов, чтобы пощадили нас и спасли от бесславной кончины.

Наконец мы вышли на открытую воду. Убедившись в том, что прибрежные скалы далеко, Сигурд отдал приказ сушить весла. Когда мыс остался по правому борту, в парус замолотил ветер, однако Улафу удалось его обуздать, и теперь мы не прорывались сквозь волны, а катились по ним. Играть с морем было опасно, но увлекательно. «Змей» летел по волнам, снасти бренчали, корпус корабля сотрясался.

Браги на «Фьорд-Эльке» и датчане на ладьях тоже следовали указаниям ярла, и все четыре дракона неслись на юг, подгоняемые ветром. Улаф и Сигурд просчитывали, как его поймать, а мы управляли парусом по очереди, то подтягивая, то ослабляя леера. В небе вихрилась серая туча, с пугающей точностью повторяя волнение моря. Мы проходили мимо окутанных туманом зеленых утесов и фьордов и одиноких остроконечных скал. Нас заливало дождем – от него не спасали ни шапки, ни промасленные шкуры. Северный ветер вознамерился разбить нас о скалы, он выл и скулил, но Кнут боролся с ним, налегая на румпель, и «Змей» боком шел по Темному морю, упрямо следуя нужным курсом. Солнца не было видно, лишь на востоке из-за черных туч над туманной землей пробивались розоватые лучи.

– Как славно, Сигурд! – прокричал Халльдор. Он стоял на носу корабля, держась за булинь . Ледяные брызги хлестали его по лицу, мокрые волосы цвета темного золота прилипли ко лбу и щекам. – Разве не об этом все мы мечтаем?!

– Тебя назовут Халльдором, который смеялся над штормом! – прокричал Сигурд в ответ, улыбаясь. – Мы вырежем эти слова на твоем надгробии.

Гримаса еще больше исказила раздутое лицо Халльдора – ему было больно улыбаться. Но от слов ярла у гордого воина потеплело на душе, ибо не каждому воздвигают надгробие. Он посмотрел на Бьярни. Тот кивнул, будто заверяя его, что он уж постарается, выбьет руны на камне. Потом Халльдор снова подставил лицо брызгам и устремил взгляд в свинцово-серое небо, будто бросая ему вызов.

Позже в тот день мы подошли к длинной песчаной косе. Волны ударяли о берег, над которым, словно подхваченные ветром листья, кружили чайки, зато не было скал, с которых на нас могли бы посыпаться валуны и стрелы. Шел отлив, и другого такого места могло не встретиться до ночи, поэтому мы повернули к песчаной полоске суши в надежде, что она продолжается и за бурунами. Драконы мягко прошли по илистому дну, рассекая буро-зеленую пелену водорослей, и причалили к берегу. Перекрикивая свистящий в ушах ветер, мы вогнали колья в песок и привязали к ним причальные канаты. Лагерь разбивать не стали – на пустынном берегу негде было укрыться, может, поэтому на нем и не было никого, кто бы мог на нас напасть или на кого могли бы напасть мы.

«Змей» покачивался на волнах, словно еще шел по морю, воющий в уключинах ветер не давал уснуть. Я лежал среди мехов и шкур, глядя на плывущую меж черных туч бледную луну и думая о Кинетрит, когда из мыслей меня выдернуло какое-то движение на носу корабля. В тусклом лунном свете я разглядел Улафа и Халльдора, пожимающих друг другу руки. Еще там были кузен Халльдора Флоки Черный, Свейн Рыжий и Брам Медведь.

– Пора, – раздался рядом тихий голос, и крепкая ладонь сжала мое плечо.

Лицо Сигурда скрывала тень, только глаза поблескивали в темноте.

– Ступай, Ворон, принеси какую-нибудь блестящую вещицу. Достойную воина. – Его зубы сверкнули на мгновение, но то была не улыбка. – И, раз не спишь, приходи на берег.

– Да, господин, – произнес я ему вслед неожиданно хриплым голосом.

Потом выбрался из своего ложа и, поеживаясь, пошел по палубе мимо спавших мертвым сном воинов. Около трюма опустился на колени и подышал на ладони.

– Достойную воина, – бормотал я, поднимая доски и шкуры, закрывавшие груз.

На дне дубового сундука тускло сверкали драгоценности: броши, серебряные булавки, монеты. Я тихонько разгребал гривны, кольца и серебряные цепи, докапываясь до самого дна, чтоб ничего не пропустить в темноте. Неожиданно среди холодного металла попалось что-то теплое. Я поднес вещицу к слабому свету. Отполированная временем и руками людей костяная фигурка была не похожа на остальные сокровища в сундуке, но источала силу, потому что изображала Тюра – бога воинской доблести. Единственной рукой – другую откусил волк Фенрир – Тюр сжимал рукоять меча. Спереди шлем заканчивался наносником-стрелкой, широко раскрытые глаза сверкали яростью. Фигурка была размером с кулак, а подставкой служили сапоги, которым резчик придал вид меховых.

– Сначала вышвырнул наше серебро за борт, а теперь воруешь то, что осталось? – проворчал Остен.

Единственный его глаз блеснул в полосе света, пробивавшейся сквозь обшивку «Змея».

– Иди досматривай свои сны блудливой овцы, Остен, – огрызнулся я.

Ответом мне была ухмылка.

Сжимая в кулаке фигурку, я осторожно пробрался среди храпящих воинов к носу корабля, перелез через борт и по сходням спустился на посеченный ветром берег. Там, куда долетела бы стрела, но не доставали пенящиеся волны, подрагивал огонь. Я пошел на свет. Поджилки у меня тряслись от предчувствия, что здесь вершится какой-то темный сейд . Я не знал, зачем все эти люди вылезли ночью из-под теплых шкур и собрались на пустынном берегу, но совсем не удивился, что Асгот среди них. А вот при виде Кинетрит у меня похолодело внутри.

Услышав шаги, воины обернулись, некоторые кивнули в знак приветствия. Халльдор покосился на меня краем заплывшего глаза; второго глаза вовсе не было видно. Так, наверное, выглядят злобные тролли из детских ночных кошмаров. Непослушные губы дрогнули в улыбке, и он опять повернулся к Асготу, который что-то тихо ему говорил. Халльдор выглядел так, будто приготовился к битве со Змеем Мидгарда: кольчуга начищена до блеска, на поясе ножны, только шлема не было – наверное, он уже не налезал на раздувшуюся голову. Тут я заметил в тени Халльдора Черного Флоки – в руке меч, лицо нахмурено – и неожиданно понял, что означали слова Сигурда.

– Ворон, подойди, – велел он.

Я сплюнул попавший в рот с ветром песок и протянул ярлу фигурку Тюра. Повертев ее в руках, Сигурд неодобрительно хмыкнул:

– Видал я вещицы, которые блестят ярче, Ворон.

– Получше ничего не нашел? – проворчал Улаф.

Я пожал плечами, жалея, что не принес гривну, кольцо или просто пригоршню серебра.

– Пойдет и это, – сказал Сигурд, кривя бровь, потом кивнул Флоки.

Тот выступил вперед, и меч в его руке слегка колыхнулся, будто учуял запах крови. Горько усмехнувшись, Халльдор дрогнувшим голосом произнес:

– Ну что, кузен, не видать нам смерти от старости.

Свейн с Брамом переглянулись. Ветер трепал их волосы и бороды. Многозначительно кивнув Сигурду, Асгот отошел от Халльдора. «Вот-вот свершится», – подумал я, глядя на Кинетрит. Но она смотрела на Халльдора так, будто тот уже мертв и похоронен, и что-то неслышно шептала.

– Жди меня в Вальхалле, брат, – произнес Флоки Черный. В глазах его читалась мрачная решимость, на скулах ходили желваки. – Скоро свидимся.

Порыв воющего ветра принес холодное дыхание вспененного моря. Мне захотелось покрепче запахнуть плащ.

– Смотри, оставь мне меду, жадный сукин сын, – погрозил пальцем Брам. – Да пусть одна или две молодки с лебединой грудью греют для меня постель. Уж позаботься о том, чтобы старина Брам не стоял под дверью, когда перейдет Биврёст и явится в Вальхаллу.

Халльдор кивнул, по-прежнему глядя на Черного Флоки. Тот жестом призвал его тоже взять в руки меч. Клинок Халльдора скрежетнул, покидая ножны.

– Я дам тебе кое-что в дорогу, Халльдор, сын Олега. – Сигурд выступил вперед и протянул Халльдору фигурку Тюра. – Не серебро, – добавил он почти извиняющимся тоном, – зато сам сможешь судить, похож ли могучий ас на свою копию. Работа искусная. – Сигурд поднял фигурку повыше, чтобы все могли разглядеть ее в пепельном свете луны.

Судя по виду Халльдора, он был не разочарован, а наоборот – тронут. Воин, над которым нависла холодная тень смерти, понимал, что получить из рук ярла фигурку храбрейшего из богов дорогого стоит.

Сигурд подошел к Халльдору. На какое-то мгновение показалось, что они сейчас обнимутся, но неожиданно в воздухе сверкнула сталь, и раздался глухой стон. Сигурд прижал Халльдора к себе с такой силой, что не до конца заплывший глаз несчастного выпучился. Флоки рванулся вперед, однако Улаф остановил его жестом. Сигурд обхватил Халльдора еще сильнее, не давая ему выронить меч. Потом прошептал что-то, отчего по губам умирающего, будто камешек по воде, скользнула улыбка. Халльдор издал протяжный вздох, голова его склонилась на плечо ярла, ноги подкосились, но Сигурд не давал ему упасть, пока жизнь окончательно не покинула тело. Все мы замерли, не в силах пошевелиться, а у меня в горле застрял ком размером с куриное яйцо.

Медленно Сигурд опустил Халльдора на вихрящийся песок. Все повернулись к Флоки, который оттолкнул руку Улафа и метал гневные взгляды на Сигурда.

– Это должен был сделать я, его брат! – проговорил он со злостью. – Я должен был избавить его от страданий! – Флоки так и не опустил меч, и на мгновение мне почудилось, что клинок по-прежнему жаждет крови.

– А я – его ярл, Флоки, – ответил Сигурд с горькой усмешкой, – и побратим. – Он поднял повыше меч, которым пронзил сердце Халльдора.

Костяная рукоять, как и рука ярла, была вся в крови, от клинка поднимался парок, растворяясь в ночном тумане.

– Я поступил по праву. Халльдор слишком долго ждал смерти и держался так стойко, что любой воин позавидует. Незачем ему было стоять тут всю ночь и ждать, что меч вот-вот вопьется в его тело. Все кончено. Все мы свидимся с Халльдором в лучшем чертоге Одина, когда придет время. – Он покосился на лежащее у его ног тело, на опухшее, мертвое лицо одного из своих побратимов и устало повторил: – Все кончено.

Флоки ослабил завязки плаща и неохотно кивнул, зачехляя меч. Потом подошел к бездыханному телу своего двоюродного брата. Свейн предложил помочь, но Флоки мотнул головой. Затем поднял Халльдора к себе на плечо и пошагал готовить погребальный костер.

– Отправляйтесь почивать, дамы, – усмехнулся Улаф и сплюнул харкотину, словно положив конец этой истории. – Завтра поплывем дальше, если Ньёрд соизволит пускать ветры туда, куда надобно.

– Нам так на веслах горбатиться, а у этого сукиного сына Халльдора уже, поди, борода в меду Одина, – пожаловался Брам Свейну.

Тот кивнул в ответ, и они поплелись по берегу вслед за Асготом, Улафом и Кинетрит.

Ко мне подошел Сигурд, его глаза тускло блеснули в полумраке.

– В следующий раз, когда тебя попросят найти что-нибудь блестящее, неси браслет или пригоршню серебра, – сказал он, – а не старую безделушку.

– Да, господин, – ответил я, почесывая бороду, но ярл уже шел к бушующему морю – смывать с себя кровь.